Василий Панфилов
Чужой среди своих
Но не все…
… стоит, подперев плечом чахлое деревце, Севка, ломая пальцами сорванную веточку и глядя на меня с тем безжалостным любопытством, какое бывает у детей, обрывающих крылышки у пойманных насекомых. Это не очень-то красиво, но в общем-то уместно у малышей, исследующих мир, а для парня его возраста подобная тяга к садистским проявлениям, явление нездоровое.
Леван, фыркнув и скрестив руки на груди, отошёл в сторону. С Колькой, как я понимаю, он по-прежнему в контрах, а мне он не простил ни выговора в тот день, ни, тем более, эпилептического припадка. Подростки в таком возрасте обычно максималисты, и обида, наложившаяся на первобытные инстинкты, требующие давить слабейшего, дала свои ядовитые ростки.
« – Как назло, – мрачно констатирую я, – ни Ваньки, ни Лёхи… Будь они здесь, могли бы миром разойтись, а сейчас не уверен…»
Курю, не глядя на Кольку и стараясь не вслушиваться в ядовитые слова, вылетающие из поганого рта.
– Всё те же на манеже… – зевнув, произношу я, поймав паузу в монологе Второва, и, потушив папиросу о стену сарая, отлепляюсь от неё, – Ладно, парни, бывайте… а я пошёл.
– Правда глаза колет?! – перекосился Колька и захохотал – наверное, в его понимании, обидно и демонически.
– Вроде того, – киваю я, – Отрепетируешь новый номер, я, может быть, и захочу послушать. А так… бывай.
В кругу нейтралов заусмехались, отпустив несколько реплик, слышимых только своим.
«– Удачно отбрил» – с ноткой самодовольства констатирую я, с ленцой делая несколько шагов.
– Ссыкун! – летит мне в спину, – Ссыкло.
– Точно, – соглашаюсь с ним усмешливо, и, судя по ответным усмешкам нейтралов, сарказм они оценили. Хочу добавить ещё несколько хлёстких фраз… но отчаянным усилием воли зажимаю горло фонтану своего красноречия!
Нет, не потому, что я сторонник минимализма, и не потому, что мне (ха!) стало стыдно вдруг бодаться с малолеткой. Всё проще… и немного обидней.
Все мои хлёсткие фразочки и афоризмы, отточенные в форумных баталиях, не всегда хорошо вписываются в местные реалии. Не говоря уж о том, что я не то чтобы мастер стендапа…
– Да ты… – выплёвывает Колька, и, не подобрав достаточных аргументов, бросается на меня, пытаясь схватить за грудки.
« – Если драка неизбежна, – мелькает в моей голове чужой голос, – бить надо первым!»
– Стоять! – сбивая его руки, я отскакиваю в сторону, демонстрируя подобие боксёрского передвижения, – Руки!
Несколько раз сбиваю его руки, тянущиеся не то к отвороту моей куртки, не то к горлу.
Я тоже рос на улице…
… но чёрт подери, я на ней не остался!
– Стоять, я сказал! – выставив перед собой руку, давлю голосом и сбиваю атаки. Колька подставляется… и ах, как подставляется…
Отмечаю машинально открытую челюсть, печень, снова челюсть…
… но вместо того, чтобы ударить, я отхожу, сбиваю его руки и отталкиваю пятернёй раскрасневшееся лицо. Раз, другой… снова сбиваю руки…
– Х-ха, – отчётливо произносит Севка, щелчком пальцев отправляя окурок по высокой дуге, – Действительно, цирк!
Колька окончательно звереет, накидываясь на меня с кулаками, но… пусть я не в форме, но и он отнюдь не мастер! Все эти размашистые удары и нелепые передвижения я вижу заранее и легко сбиваю руки, ухожу в сторону и отталкиваю его…
… недолго.
Несколько секунд, и на его руках повисли нейтралы.
– Парни… – благодарно киваю им, поправляя потрёпанную одежду, – спасибо. С дураками связываться… сами понимаете.
Подмигивание…
… и я ушёл, понимая, что всё сделал – правильно!
Глава 11. Биохакинг мозга. Банный день
Закончив круговые махи ногами, и хорошо прочувствовав соответствующие суставы и связки, я снова ссутулился, приняв подобие боксёрской стойки, и принялся медленно (очень медленно!) отрабатывать технику, поглядывая время от времени на часы. Через пару минут, когда дыхание окончательно восстановилось, а ноющие ощущения в теле прошли, я, сверившись мельком с записями в открытой тетради, начал новый раунд растяжки.
– Статика… – выдыхаю жалобно, усаживаясь на половичок и начиная медленно тянуться к кончикам ступней, стараясь держать ноги прямыми. Увы… они предательски разъезжаются по сторонам, сгибаются в коленях и живут, кажется, своей собственной жизнью!
Несколько томительно-медленных секунд… выдыхаю сквозь зубы, выпрямляясь и переводя дух. Снова…
Потянувшись с минуту, встаю и приступаю к отработке боксёрской техники, ожидая, пока связки перестанут ныть. Медленно… а душа требует выбрасывать «двоечки», делать нырки и уклоны, и танцевать, избивая невидимого, но, несомненно, грозного противника!
Увы… я хорошо знаю, что для этого надо делать, но вот исполнение… Несколько дней назад я начал выполнять то, что можно, пусть даже с некоторой натяжкой, назвать настоящим гимнастическим комплексом. Ну и выдал… те самые двоечки-троечки, нырки и уклоны.
Мало того, что вышло нечто невообразимо корявое, так я в несколько движений «выщелкнул» локоть, а поясницу ощущаю до сих пор! Не сказать, что мне досталось вовсе уж нетренированное тело, но очевидно, таскание вёдер с водой или пилка дров, это всё ж таки несколько не то…
Кое-какой мышечный каркас у меня имеется – так, я, осторожно тестируя организм, достаточно легко отжался тридцать раз и присел под сотню. Это притом, что больница, да и сам факт попаданства, весьма негативно сказались на моём физическом состоянии.
А вот координация, мелкая моторика, вестибулярный аппарат и растяжка… всё очень, очень плохо! Да и с выносливостью заметные проблемы, вон как пульс частит…
– Полминуты на отдых… – озвучиваю без нужды, вновь подходя к тетрадке, смахнув предварительно пот со лба. Да, с памятью у меня тоже проблемы! Прекрасно помню, что было в прошлой жизни, но могу забыть, что мне сказала мама буквально пять минут назад, и меня это совсем не радует.
Отдохнув, начинаю делать боковую растяжку, придерживаясь за топчан и кряхтя. Мать, забежав на минутку со двора, только покачала на это головой, но смолчала, сдержавшись.
Спасибо ей за это… В прошлой жизни (как бы странно это не звучало даже для меня самого!), непременно были бы поджатые губы, выразительная мимика и замечание, что, вместо того, чтобы заниматься всякой ерундой и гробить здоровье, я бы лучше сделал лишний раз уборку или сходил за картошкой в подвал.
Отец, напротив, к моим занятиям относился вполне одобрительно, и, встав в дверях, норовил осчастливить (в сотый раз) лекцией о том, как он в молодости делал двадцать раз подряд выход силой, перемежая это вопросами, на которые нужно ответить вот прямо сейчас.
Да, именно в том момент, когда я вишу на турнике или качаю пресс! В противном случае он обижался… и делал это мастерски – так, что настроение портилось у всех окружающих.
Снова бокс… медленно, очень медленно! Акцентируясь на чистоте выполнения, стою перед зеркалом, внимательно глядя на прыщавое отражение. Здесь я только по пояс, но это лучше, чем ничего.
Растянувшись и хорошо разогревшись, подавил желание отдохнуть, навеянное уставшим организмом, и принялся заниматься всерьёз. Десять бёрпи в среднем темпе, короткий отдых, десять кувырков с выходом на присед с одной ноги, поочерёдно.
Выходит, разумеется, криво… Но по крайней мере, я теперь хотя бы кувыркаюсь в нужную сторону!
Снова перерыв… Но на этот раз я отрабатываю не технику бокса, а боксёрские перемещения, ступая по доскам пола, где, синим по красному, нарисованы квадраты соответствующих размеров.
Дождавшись, когда дыхание восстановилось, и сверившись с тетрадью, продолжаю выполнять комплекс. Акцент у меня не на наращивании «мяса» вообще, а на координации, вестибулярном аппарате и прочем оздоровительном.
Я постановил для себя, что, по факту, реабилитируюсь после тяжёлой болезни, отсюда и настрой такой… с медицинским уклоном. Ну… по крайней мере, стараюсь его придерживаться.
В эту же строку и бокс! Не особо интересовался именно этой тематикой, но помню, что его использовали для реабилитации пациентов с травмами опорно-двигательного аппарата.
А в США есть… то есть будет, действующая методика адаптивного бокса, позволяющая восстанавливаться пациентам после инсульта. Что особенно ценно для меня, по этой методике пациенты восстанавливали не только физическую, но и интеллектуальную активность. Полагаю, адаптивная методика заметно отличается от моих тренировок, но тут уж что есть…
Не менее важно для меня то, что бокс, как ни одно другое известное мне единоборство, позволяет развивать умение наносить удары, не получая их. Кто бы что ни говорил о боксе, но на юниорском уровне, если тренер хоть сколько-нибудь вменяемый, серьёзные травмы бывают не часто.
Да, разбитый нос или рассечённая бровь, это не очень приятно… Но именно что сотрясения и травмы головы бывают весьма редко, и, как правило, не на соревнованиях, которые выигрываются обычно «по очкам», а на тренировках, когда тренер отвлёкся или отошёл, а у мальчишек взыграло ретивое.
Зато насколько реже прилетает юным боксёрам по голове в школьных драках…
Два молодых самца, вступающие в половозрелый возраст, и затеявшие разборки по поводу своего места в условной школьной или дворовой «стае», за одну только рядовую драку на школьном могут получить по бестолковке больше, чем боксёр-любитель за всю карьеру! Это я, если что, по личному опыту…
Почувствовав, что мышцы начинают напоминать о себе слишком уж заметно, прервал упражнения, подавив желание упасть навзничь на ежедневно вытряхиваемый половичок.
– Хреново… – бормочу, сверяясь с тетрадкой, и, хмурясь, пишу результаты. Несмотря на то, что к медицине я, в общем-то, имею непосредственное отношение, от лечебной физкультуры я всегда был далёк.
А спорт… Здоровья у меня было много, хоть делись! Постоянно занимался чем-то, часто в двух-трёх секциях разом, а позже, в студенческие годы, ухитрялся ещё и совмещать всё это с подработками и гулянками. На всё меня хватало!
В итоге, привык «вывозить» всё это бездумно, не прислушиваясь к позывам организма и не выстраивая графики, позволяющие найти баланс между прогрессом в спорте и обыденной жизнью. Незачем было…
Сейчас вот, когда понадобилось, ох как тяжело всё это организовывать! Самое обыденное… да тот же план тренировок выстроить, количество подходов записывать, прогресс или регресс, самочувствие и всё такое.
Мелочь, казалось бы… Пусть сам раньше не занимался так, но в принципе, как любой спортсмен, представление имею. Составил!
А дальше… а дальше те самые детали, в которых кроется дьявол! Никак не могу поймать баланс, прочувствовать организм, когда прогресс потихонечку идёт в нужном направлении, но на следующий день мышцы и суставы и не ломит.
Я ж не пауэрлифтингом занимаюсь! Мне важнее не мышечный каркас и рост мышечной массы, а оздоровительный эффект в целом, но пока – всё сложно…
В качестве заминки упражнения с теннисным мячиком, известные всем, кто когда-нибудь занимался единоборствами. Получается так себе…
Вообще-то это энергичное упражнение, выполняющееся в качестве разогрева. Но мне редко удаётся попасть по мячу больше нескольких раз подряд, и это если не частить. Потом поднимаю, и заново…
… и как это всё раздражает!
Закончив, перекидываю мячи из одной руки в другую… и роняю, роняю, роняю… Два мячика всего, так-то. Хм, может с одним попробовать?
– Хватит, пожалуй, – устало решаю я несколько минут спустя, и, перекинув полотенце через плечо, иду во двор умываться.
– Миша, это ты те решётки сделал? – останавливает меня тётя Зина, вышедшая во двор в летнем сарафане на голую грудь.
– Ну… да, – пожимаю плечами, внезапно (чёртов возраст!) застеснявшись всего разом.
– Какой ты молодец! – с чувством говорит она и делает шаг навстречу, явно желая обнять. Я на рефлексах делаю шаг назад, и женщина, очевидно, поняв это как-то по-своему, засмеялась негромко, и, колыхнув обильной грудью, пошла прочь, подвиливая кормой.
Сплюнув мысленно, и чувствуя некоторое стеснение в штанах, я умылся, натаскал с колонки воды в полупустой умывальник, и вернулся в комнату. Там открыл было Диккенса, решив перечитать, но мысли всё время возвращались к проблемам со здоровьем. Я, в общем-то, переживу, если не буду таким же спортивным, как раньше. Но когнитивные навыки для меня ох как важны…
Отложив книгу, я по-турецки уселся на топчане, вертя в пальцах карандаш.
– Вот крутится в голове… – раздражённо проговорил я, – Чёрт! Очевидное ведь что-то…
– Восстановление после травмы… – забубнил я, – восстановление после инсульта…
– Так! – усаживаюсь прямо, ощущая, что что-то этакое я нащупал… Восстановление когнитивных навыков! Развитие… Шахматы, языки…
– Точно, – выдыхаю облегчённо, падая на кровать и ощущая, как с плеч упала огромная, тяжеленная гора, – Биохакинг25 мозга!
Засмеявшись, я встал и закружился по комнате, напевая что-то дурацкое… кажется, из какого-то мюзикла. А, неважно…
Я никогда не занимался биохакингом целенаправленно, хотя и находил его безусловно полезным. Смотрел иногда на ЮТубе ролики, был подписан на нескольких авторов и… в общем-то, в теме!
Но раньше всё некогда, да потом… Биохакинг же, хотя и даёт отдачу, но всё ж таки не сразу, а времени, как это обычно бывает, попросту не находилось. Даже с пониманием, насколько это полезно…
– Даже таблицы помню, – задумчиво констатирую я, – не все и не всё, но в целом… и суть уж точно помню! И упражнения… Х-ха!
Сомнений в том, что я буду этим заниматься, не испытываю ни малейших!
Во-первых, мне нужно проходить реабилитацию, а биохакинг мозга настроен как раз на развитие и восстановление когнитивных навыков!
Во-вторых… а чем мне, собственно, ещё заниматься?! Ну?! Есть варианты?!
*****
В баню мы засобирались с самого утра. Мать, довольная и раскрасневшаяся, предвкушающая удовольствие, присутствует, кажется, решительно везде. Она из тех женщин, для которых вся эта сопутствующая шелуха ничуть не менее важна, чем результат. Да собственно, других я и не знаю…
– Миша-а! – несётся со двора, – Сходи к Сапрыкиным, тётя Лена грозилась какой-то особенный крем для пяток передать! Миша-а… ты заснул, что ли?!
– Да иду я, иду! – кричу, подскочив к распахнутому окошку, и, вернувшись к топчану, нашариваю босой ногой слетевший было тапочек.
– Да, пора новые покупать… – отмечаю озабоченно, глядя на напрочь вытертую подошву и дырку спереди, куда ещё чуть, и начнёт проскакивать ступня. Я уже говорил об этом матери, и это вызвало её искренне удивление.
Ну да… здесь привыкли штопать, латать и донашивать… Понятно, откуда эта привычка, и… нет, не осуждаю! Констатирую.
Но одно дело – латка на колене рабочих штанов или зашитый рукав куртки, и совсем другое – сатиновые семейные трусы, заношенные до мелких дырочек и вытертые так, что ещё чуть, и будет кружево. Батя не стесняется ни меня, ни тем более супругу, и щеголяет по утрам, демонстрируя… хм, богатую наследственность.
А носки?! Штопка на штопке… так, что получается какое-то узелковое письмо! Бог с ним, с внешним видом… но это ж всё натирает! Нужен же какой-то баланс между экономией и… даже не здравым смыслом, а собственным комфортом и я бы сказал – здоровьем!
Но здесь я столкнулся сперва с непониманием, а потом с каким-то сопротивлением… и наконец, было глубинное, сакральное…
… а что люди скажут!?
Чёрт… Нет, я понимаю, откуда эта привычка быть не лучше других! Ещё не так давно опасно было хоть как-то выделяться из серой массы. Человеческая зависть штука опасная, а уж если живёшь в бараке или коммуналке, то и подавно.
Народ здесь не то чтобы сплошь серый, но дед Зуда, с его незамутнённой простотой нравов, не самый интересный персонаж в местной Кунсткамере. Людей такого рода всё, что хоть как-то отлично от их быта и привычек, заставляет напрягаться и нервничать. На раздражение они, как правило, реагируют агрессивно и незатейливо.
– Не то чтобы я не понимаю… – вздыхаю ещё раз, вспоминая отцову справку об освобождении и обуваясь.
– Ма-ам! – кричу, выскочив из барака, – Ещё что надо?!
– Нет! – отозвалась она откуда-то из-за сараев, – Тётя Лена Сапрыкина, крем для пяток! Запомнил?!
– Да! – тут же вылетаю со двора, пока она не вспомнила ещё чего-нибудь.
Погода последние дни стоит сухая и жаркая, так что я, впервые за всё время, не в сапогах, а ботинках. Ноги так и летят, и кажется, что я не иду, а танцую! С трудом удерживаюсь от того, чтобы не перепрыгивать островки грязи, лужицы и кучи мусора, в произвольном порядке украшающие дорогу.
Кавалькада мопедов с пацанами моих лет, с рёвом пролетевшая мимо, несколько испортила мне настроение, но так… не слишком. Проводив их взглядом, напоминаю себе, что скоро (совсем скоро!) мы переедем в город. С мамой я всё-таки поговорил, и она клятвенно пообещала, что из посёлка мы точно уедем!
Куда, пока ещё толком не ясно, но она решительно настроена на образование ребёнка, то бишь меня, а это значит – на музыкальные и художественные школы, кружки, сильных педагогов и прочее, что поможет проложить мне дорогу в индивидуальное светлое будущее.
Понятно, что жить мы, наверное, по-прежнему будем в бараке или коммуналке, и притом далеко не в центре, но чёрт подери, это всё-таки будет город! Это кружки, секции, музыкальные и художественные школы… и люди! Много людей, среди которых, наверное, я смогу найти достаточно интересных…
Почёсывая на ходу за ухом увязавшегося за мной барбоса, в несколько минут дошёл до Сыпрыкиных. Живут они в таком же бараке, и всё отличие от нашего в том, что у них вместо песочницы во дворе качели. Да пожалуй, чуть иначе рассажены под окнами чахлые, какие-то погрызенные и пожеванные, цветы тех неприхотливых советских пород, которые, как мне кажется, способны выжить даже в эпицентре ядерного взрыва.
– А, Миша… – рассеянно поприветствовала меня рыхлая, затрапезно одетая тётя Лена, закопавшая в каких-то мелких склянках, россыпью лежащих в большой коробке на столе, – Мазь, да?
– Здрасте… – киваю, прислоняясь к дверному косяку и стараясь дышать через раз, – ага!
Она увлекается составлением мазей, кремов и прочего советского дефицита, считаясь в посёлке достаточно влиятельной фигурой.
– Сейчас, сейчас… да где же она?! – женщина, близоруко щурясь, начала перебирать баночки и флаконы, некоторые из которых открывала и нюхала, – А, вот… держи!
Проговорив инструкцию по использованию мази, очень путаную и многословную, она отпустила меня, и я с облегчением вырвался из комнаты, в которой ароматы, смешавшись воедино, дали невообразимый эффект использованного кошачьего лотка, залитого освежителем воздуха.
Благополучно доставив мазь по назначению, я взял из комнаты свёрток с чистой одеждой, веники, и, обменявшись с дядей Витей понимающими взглядами, уселся ждать. Сосед курит, время от времени поглядывая на вход в барак и неторопливо рассказывая о своём детстве в Москве тридцатых годов.
Пуская колечками дым, хмыкая, замолкая иногда, он говорит об атмосфере страха, в котором он жил. Страха, зачастую неосознаваемого, привычного, довлеющего над всем.
Жизнь, в которой пишут доносы на соседей, чтобы переехать в комнату, окно которой выходит на юг. Обыски и аресты, после которых люди не возвращаются назад, и о них стараются не упоминать, пугливо замолкая, если разговор каким-то образом их коснётся.
Пионерия, политграмота в классе, публичное отречение от неправильных родственников…
… и непреходящее счастье, сочащееся из газетных передовиц, рупоров радиоточек, политинформации в школах, ФЗУ, на заводах, в техникумах и университетах. Как же хорошо, что мы живём с самой лучше стране на свете! Да здравствует…
– Верили, Миша, верили… – повторил он, с силой туша папиросу в консервной банке, – Кто меньше, кто больше… но верили. Даже в лагерях – верили!
– Религия, – негромко прокомментировал я. С недавних пор мы с дядей Витей разговариваем не то чтобы полностью откровенно, но по-взрослому. У него, как я понимаю, та же проблема, что и у меня: дефицит человеческого общения.
– Да, – кивнул он, – а кто верует недостаточно истово или неправильно – суть еретики.
– А сейчас… – он скривил рот в злой усмешке, – Реформация!
– Так… – явно жалея, что наговорил лишнего, глянул на часы сосед, и потарабанил пальцами по столу, – пойду-ка я, потороплю их!
Встав нетерпеливо, он чуть крутанул корпусом, разминая поясницу.
– Заждались? – весело поинтересовалась мама, вышедшая как раз в этот момент из дверей барака, – Знаю, знаю… Ну что, пошли?
По давно сложившейся традиции (о которой я, естественно, ни сном, ни духом!), в баню мы ходим вместе, хотя женское и мужское отделение раздельны.
Растянувшись по дороге, идём, вливаясь в тощий, прерывистый людской ручеёк, и вбирая в себя новых людей. Идём медленно, подстраиваясь под бабу Дуню, еле передвигающую ноги и недовольно бубнящую что-то маме и тёте Зине, поддерживающим её под руки.
Попахивает от бабки крепенько… этакая смесь кошачьей мочи, нафталина, пыли, нечистот и бог весть, чего ещё, но откровенно тошнотного. Не сказать, чтобы вовсе уж резко, но метров с трёх-четырёх, да если встать под ветер, вполне ощутимо.
Каково маме и тёте Зине… нет, даже представлять не хочу! А ведь нужно не просто довести бабку до бани, но и помочь ей мыться, намыливая венозные, шишковатые старческие ноги и всякие там… потаённые местечки. Нет, даже думать об этом…
Это у них что-то вроде общественной нагрузки от посёлка, бесплатной, но обязательной. Не уверен, что от этой чести можно отказаться хотя бы теоретически… Советское законодательство, подкреплённое партийными органами, та ещё казуистика.
С мамой на эту тему я не говорил, но кажется, она спокойно относится к такой нагрузке, воспринимая её, как должное. Я, в общем-то, тоже не чужд был волонтёрству, но раздражает сама идея обязаловки.
Нас многие обгоняют, энергично здороваясь на ходу и разговаривая несколько громче, чем в обычные дни. Настроения предвкушающие… праздничные, я бы сказал.
Баня, это не только и даже не столько про телесную чистоту! Это ритуал, а вернее – целый комплекс ритуалов, разделенных на мужские и женские.
Для одних – парная, веничек… и пиво, а то и водочка в промежутках. А уж после – сам Бог велел! Красные пойдут по домам, после парной и алкоголя, на весёлых ногах. А там пообедают, да непременно с рюмочкой, и пойдут догоняться. Ну а к вечеру, кто как… некоторые и в канавах ночуют.
Для других – мазь для потрескавшихся пяток, женские разговоры, промывание длинных волос и…
… вот здесь я пас!
– … такой пар, я тебе скажу! – слышу обрывок разговора проходящих мимо мужиков с вениками, небрежно зажатыми подмышками, – До костей пробирает, но дышится, я тебе скажу…
– … и по писярику, а? – упитанный мужик, забежав вперёд перед товарищами, некоторое время идёт задом, высоко поднимая ноги и хитро подмигивая всем лицом, – Штоб поры открылись!
– А, чёрт языкатый… пошли! – компания решительно сворачивает куда-то в сторону. Лица у них предвкушающие и какие-то суровые, будто в атаку поднимаются. На пулемёты там или куда… но к вечеру, готов спорить, они грудью закроют какую-нибудь канаву! Героически.
– Я ему – н-на! С копыт! Следующий! – нас обгоняет компания парней дембельского возраста, разговаривающих излишне, напоказ громко и агрессивно. Рассказывая, он отчаянно косит глазами по сторонам – все ли слышат о его молодчестве?!
– Как копытом! – хлопнув по плечу, поддержал его один из приятелей, – Зубы – веером по танцплощадке, чисто кино!
– … не уговаривай, Ваня, – проходят мимо мужики в возрасте, по виду конторские снабженцы, – я в тот раз и без того выговор…
– Мишка!
Оглядываюсь и вижу сияющего Ваньку, спешащего к нам. Наспех поздоровавшись со взрослыми, он пожал мне руку, и, не отпуская, зашептал на ухо:
– Вся школа вчера гудела, как ты Кольку ловко! А?! Как кутёнка носом по луже повозил!
Отпустив наконец руку, он пошёл рядом со мной, плечом к плечу, толкаясь иногда от избытка чувств.
– Про цирк – бомба! – тихонечко восторгается друг, играя лицом так, что куда там мимам!
– Всё те же на манеже…. – он захихикал, давясь словами, и, замолчав, замотал головой и смахнул выступившие слёзы. Дядя Витя, покосившись на нас, хмыкнул понимающе и пошёл чуть вперёд, чтобы не мешать.
– Сашка… ну, у которого брат… Да, да… тот самый! – закивал Ванька в ответ на мой вопрос, – Он в лицах всё показал, мы чуть животики не надорвали! Жаль, без меня…
– Да! – забежав вперёд, он резко встал – так, что я чуть не врезался, – Почему про медведя не рассказал?
– А когда бы успел!? – возмущаюсь я, шуточно пихая его в грудь.
– А… да, действительно,– смущённо хмыкает он, отступив на шаг и простецки почесав в затылке, – Слушай… а правду говорят, что ты тогда этак…
Вспоминая, он наморщил лоб, подстраиваясь под мой шаг.
– Как там… ну! – он толкнул меня плечом в плечо, – Про медведя!
– А, это… – хмыкаю неопределённо, – Я в кустиках пописать решил, а медведь покакать.
– Да?! – восхитился он, снова забегая вперёд, – Правда, значит?
– Что есть, – скромно пожимаю плечами, примеряя невидимый, но ощутимый лавровый венок Героя Сегодняшнего Дня.
– Да, мам! – внезапно заорал Ванька, повернувшись в сторону, – Тут я, тут! С Савеловыми! С Мишкой!
Тут же переключившись на меня, он принялся выплясывать вокруг, выспрашивая подробности, и, перебивая, рассказывая о том, что мой рейтинг в глазах поселковых пацанов сильно вырос. Не потому, что медведь, хотя это тоже – да…
– Все увидели… – наклонившись, шептал он, – враль этот Колька, как и его папаша! Увидели, кто псих!
– Подставился, – рассеянно киваю я, прикидывая вчерне, что рейтинг мой хоть и вырос, но не то чтобы ах, а скорее – по сравнению с тем дном, на котором он лежал раньше.
– А? – вытаращился на меня друг, – А, понял… Да, подставился! Не первый раз уже, но вчера ух как…
Странно… но хотя я и уезжаю из посёлка (о чём пока никто, кроме меня и родителей, не знает), и скорее всего, навсегда, мне не всё равно, что будут думать обо мне сверстники, да и не только они… Хотя казалось бы!
Дошли… и уперлись в очередь, весело гомонящую, галдящую, предвкушающе переговаривающуюся, вкусно пахнущую вениками и солёной рыбой. Народ выходит, заходит, обсуждает всякое…
Я ж говорил – баня у нас не только и даже не столько про чистоту, сколько про ритуалы!
В посёлке две большие бани, от Карьера и Леспромохоза, а мы, соответственно, «Карьеристы». Есть баня поменьше, от порта, но она сейчас на ремонте, и считается дружественной нашей, карьерной.
Этакие клубы, или можно сказать – центры силы, со своими интересами и политикой.
Есть ещё пяток бань поменьше и несколько частных, у старожилов, и там, как я понимаю, тоже свои клубы, свои интересы и возможность как-то влиять на большую политику маленького посёлка. Звучит… нет, не странно, а несколько убого, как по мне.
Ничего не имею против бань и частных клубов, но эта ситуация, как по мне, обнажает тотальный дефицит советской системы и её убогость. Очаги культуры, так сказать…
Да в общем, с очагами у нас небогато. Очень, я бы сказал!
Есть собственно Дом Культуры, где имеется еле тлеющая самодеятельность, кино по вечерам и танцплощадка, она же – открытый ринг.
Фильмы в основном чёрно-белые, старые, постоянно рвущиеся во время сеанса. А если привозят новые, то почему-то преимущественно о сельских передовиках производства и стахановцах, которых у нас именуют всё больше «стакановцами». Такой вот незатейливый пролетарский юмор, туды его в качель!
Хороший фильм – событие, и очень… очень нечастое! Индийское кино – праздник, по накалу чувств и страстей немногим уступающий Первомаю или Великой Октябрьской Революции.
Магазин, центр светской жизни Посёлка… и этим всё сказано. Тоже, можно сказать, клуб, но с гендерным оттенком. Мужчина, отирающийся там слишком часто, рискует подвергнуться критике и остракизму от ассоциированных членов.
Ну и бани, где вершится политика, заключаются сделки и ведутся острые разговоры из серии «Ты меня уважаешь?», дискуссии о футболе, и, после очередного «писярика», когда стороны дойдут до нужного политического градуса – о международном положении.
Мать, убедившись, что мы под надёжным присмотром дяди Вити, взъерошила мне волосы и упорхнула направо, аж распираемая предвкушением бани, интересных разговоров и всего прочего, ведомого только ей.
Ну а мы, соответственно, налево, к дяде Вите и Ванькиному отцу. Сказав «Здрасть» мужикам, устроились рядышком, но чуть наособицу.
Место это не лишённое определённого шарма… если кому-то нравятся рыбьи кости, окурки и шелуха от семечек под ногами. Впрочем, чего это я…
Есть два длинных стола с лавками, навес над ними, с десяток «стоячих» столиков, и в целом, виднеется какая-то забота о народе. Ну а шелуху, рыбьи кости и окурки, по-видимому, по здешней неустроенности и замусоренности местные просто «не видят».
Оглядевшись, заметил позади бани, метрах в пятидесяти, бетонный туалет, разделённый на «М» и «Ж».
– Отойду, – сообщаю Ваньке, подталкиваемый чувством, знакомым каждому туристу, который уже понимает всю сомнительность местной достопримечательности, но нужно ж поставить «галочку» в графе «был»!
– Ты ж вроде из дома? – не понял он.
– А… контрольный попис, – отмахиваюсь я.
– Как-как? – переспросил он, начиная смеяться, – Контрольный попис? Надо запомнить!
– Не как, а пук, – внёс я в местную жизнь нотку попаданческого туалетного юмора.
Сопровождать меня Ванька не захотел, а я… Честно говоря, вдохнув всей грудью неповторимый запах хлорки поверх наслоений мочевого камня и неделями не соскрябываемых остатков фекалий, быстро пожалел о своём любопытстве. Но найдя-таки свободную кабинку, оказавшуюся, как назло, по соседству с тужащимся мужиком, выдавил из себя несколько капель. А застегнув ширинку и увидев не вполне презентабельное состояние рукомойника и непонятной субстанции (очевидно, расползшегося мыла), я решил, что раз на руки я не ссал, то они у меня достаточно чистые! Покидал я эту обитель культуры так спешно, как только мог…
… правда, здороваясь с подошедшими ребятами, я чувствовал некоторую неловкость… Впрочем, увидев, как один из них непринуждённо ковыряется в носу, а после, небрежно обтерев палец о штанину, с озабоченным видом начал выковыривать из зубов остатки завтрака или ужина, я несколько успокоился.
К вещам такого рода я не то чтобы привык… скорее привык не замечать. Почти привык!
Не сказать, что народ здесь вовсе уж невоспитанный, но в общем и в целом… да! В таких вещах многое зависит от родителей и от окружения, а если оно, окружение, соответствует родителям, то…
… это ещё не самое неприятное.
А мириться с такими вещами приходится. Ровесников, плюс-минус год, в посёлке мало. Карапузов детсадовского возраста хватает, но детей чуть постарше увозят к бабушкам, дедушкам, тётушкам… если есть куда и к кому.
