Василий Меркушов
Командир счастливого «Окуня». Русский подплав Первой мировой
© ООО «Издательство Родина», 2024
1914 год. Война
Июль. Финляндские шхеры. РейдВекшер (между Поркаллаудом и Лапвиком)
12/25 июля 1914 года
Бригада подводных лодок Балтийского моря в составе 1-го дивизиона: «Акула», «Минога», «Макрель», «Окунь» (тип Бубнова); 2-го дивизиона: «Аллигатор», «Дракон», «Кайман», «Крокодил» (тип Лэк); транспортов-баз «Хабаровск» и «Европа», старого миноносца «Перископ» (служившего катером для ловли мин при учебной стрельбе) стояла в Балтийском Порту[1], готовясь в час ночи выйти на двухдневные маневры с надводным флотом.
Оба наших миноносца отсутствовали: «Послушный» стоял в Гельсингфорсе в доке, а «Молодецкий» ушел в Кронштадт за различными материалами для бригады.
Сегодня в семь часов утра начальник бригады контр-адмирал П. П. Левицкий и начальник 1-го дивизиона капитан 2 ранга С. Н. Власьев[2] ушли на «Перископе» в Ревель на заседание для ознакомления с программой предстоящих маневров.
Днем на подводных лодках происходили обычные работы, а вечером у нас должны были собраться кое-кто из офицеров. Около девяти часов вечера, когда многие из гостей уже прибыли, прибежал матрос с докладом, что меня срочно просят на «Хабаровск», так как произошли какие-то перемены относительно предстоящих маневров.
Простившись с гостями, которые тоже, впрочем, заторопились на свои суда, отправился на транспорт и от вахтенного начальника подводной лодки «Акула» мичмана Терлецкого[3] узнал, что в восемь часов он был вызван начальником дивизиона к телефону и получил приказание передать командирам, чтобы лодки, насколько возможно, пополнили судовые запасы и приготовились к походу в финляндские шхеры на неопределенное время.
На вопрос, что случилось, капитан 2 ранга Власьев сообщил, что Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, требования которого совершенно неприемлемы. Сербия просит нашего заступничества, потому вместо обсуждения деталей маневров собравшимся на совещание на крейсере «Рюрик» приходится обсуждать мероприятия для подготовки к войне, так как командующий флотом Балтийского моря адмирал Эссен не разделяет мнения Петербурга о возможности мирного разрешения конфликта.
Таким образом, убийство 15/28 июня 1914 года в Сараеве наследника престола может привести нас к войне с Австро-Венгрией и, вероятно, Германией как ее союзницей.
Получив такие сведения, поехал на «Окунь», снялся с якоря и, подойдя к борту «Хабаровска», пополнил с него запас пресной воды и принял кое-какую мелочь, после чего съехал на берег проститься с женой.
Вернувшись на транспорт, нашел начальника дивизиона, сообщившего, что вчера, 11/24 июля, австро-венгерский посол вручил министру иностранных дел Сазонову копию ультиматума, накануне предъявленного Сербии. Ультиматум требовал прекращения великосербской пропаганды, принятия под контролем Австро-Венгрии мер для раскрытия заговора, приведшего к убийству Франца-Фердинанда и его жены, и наказания участвовавших в заговоре сербских подданных.
На ответ дается сорок восемь часов – до шести часов вечера 12/25 июля, то есть сегодня.
Вчера же от Александра Сербского пришла телеграмма на имя государя с мольбой принять участие в судьбах Сербии. Послу в Вене было приказано предложить посредничество России и просить австрийское правительство продлить срок ультиматума, чтобы до его истечения успеть что-либо сделать для улаживания возникших осложнений. Кроме того, Россия просила все другие державы поддержать ее просьбу. Англия и Франция охотно откликнулись, ответ Австрии пока неизвестен.
Во всяком случае, на мирный исход надеяться трудно, потому приказано: минным заградителям перейти в Поркаллауд и быть в готовности к постановке минного заграждения поперек Финского залива; бригаде подводных лодок отправиться на рейд Векшер, остальному флоту собраться в Гельсингфорсе. Ожидая нападения германского флота еще до официального объявления войны, адмирал Эссен приказал перевести весь русский флот в труднодоступные финляндские шхеры, где он мог спокойно мобилизоваться, чтобы встретить врага во всеоружии.
Влияние войны ясно почувствовалось всеми, но не вызвало на бригаде каких-либо признаков паники или малодушия. Между тем, бригада состояла из устаревших, с изношенными механизмами, медленно погружавшихся (3–5 минут) подводных лодок проектов 1903–1906 годов, то есть насчитывавших от восьми до десяти лет службы, что для быстрого прогресса техники было слишком много.
Ни в одном из флотов мира такие подводные лодки не состояли в списках не только боевых, но даже учебных судов; только в России из-за семилетнего перерыва в подводном судостроении (1906–1912 годы) бригада ветеранов числилась в составе боевых судов Балтийского флота, ибо других подводных лодок не существовало.
Лучшая наша лодка «Акула» (проекта 1906 года, вступила в строй в 1911 году), 360 тонн водоизмещением, со скоростью на поверхности 12,5 узла системы Бубнова, постройки Балтийского завода находилась в полной исправности. Ее командиром был капитан 2 ранга Власьев, он же – начальник 1-го дивизиона подводных лодок.
«Минога» (проект 1906 года, вступила в строй в 1909 году), 117/144 тонны (тип Бубнова, Балтийского завода), незадолго перед этим получила серьезное повреждение в машине и вместо 12 узлов могла давать лишь 9,5-10 узлов на поверхности. Ее командиром был лейтенант Ильинский[4].
«Макрель» (проект 1903 года, вступила в строй в 1909 году), 140/177 тонн (тип Бубнова, Балтийского завода), ходила с лопнувшим фундаментом дизель-мотора и имела один из рамовых подшипников крепленым на железных планках. Ход оставался прежний – 8 узлов. Командир – лейтенант Карабурджи[5].
«Окунь» (проект 1903 года, вступил в строй в 1909 году), 140/177 тонн (тип Бубнова, Балтийского завода), имел трещину в одном из поршней (тронков) четвертого цилиндра дизель-мотора: лодка уже месяц ходила с ней, так как заказанные зимой 1913/14 года запасные поршни (тронки) все еще не были доставлены заводом Нобеля из Петербурга. Ход – 8 узлов, командир – лейтенант Меркушов.
Из лодок 2-го дивизиона (проект 1904 года, вступили в строй в 1911 году), 410/432 тонны (тип Лэк, сборка завода Крейтон в Петербурге), «Крокодил» находился в плачевном состоянии, так как из четырех бензиномоторов только два на одном борту были в порядке. Лодка делала переходы, работая бензиномоторами исправного борта и электромоторами на неисправном; ход около 6–6,5 узла.
Произошло это потому, что в зиму 1913/14 года предполагалась замена бензиномоторов заказанными в Германии дизелями, которые рассчитывали получить в январе 1914 года, из-за чего ремонт старых двигателей совершенно не производился. В январе же дизель-моторы не пришли, немцы всячески тянули их доставку, и, прождав напрасно всю зиму, в мае пришлось все же кое-как, на скорую руку, чинить старые бензиномоторы, а потом всю кампанию мучиться с ними. Командиром «Крокодила» был лейтенант Подгорный.
Остальные лодки того же типа Лэк: «Аллигатор» (капитан 2 ранга Вальронд[6]), «Дракон» (старший лейтенант Гудим[7]), «Кайман» (старший лейтенант В. Дудкин[8]) были в полном порядке и могли давать до 8 узлов.
Эти четыре американских «больших деревянных сундука», как мы их называли, имели над прочным корпусом деревянную надстройку (в виде футляра), дававшую шестнадцать тонн плавучести, без которых лодки не могли бы плавать.
При погружении в эту надстройку помпами накачивалось пятьдесят тонн воды, что в свежую погоду представляло серьезную опасность, особенно при всплытии; когда первым делом освобождались от нижнего, внутреннего балласта, лодка теряла остойчивость и, если становилась поперек волны, могла быть опрокинута ее ударом.
Деревянная надстройка на солнце высыхала, коробилась и при надводном плавании начинала пропускать воду; то же случалось, если после многократных погружений доски разбухали и выпирали одна другую. И то, и другое причиняло массу хлопот личному составу, так как лодка получала переливающийся груз на самый верх, что в свежую погоду при недостаточной бдительности могло привести к опрокидыванию вверх килем.
«Окунь»
13/26 июля
В 3 ч. 30 м. утра бригада подводных лодок с вспомогательными судами снялась с якоря в Балтийском Порту и пошла в финляндские шхеры.
На высоте маяка Пакерорт мы были приятно удивлены, увидев идущую из Ревеля бригаду крейсеров: «Громобой», «Баян», «Паллада» и «Адмирал Макаров», высланную для охраны входа в Финский залив.
Пропустив их, пошли дальше и в 8 ч. 50 м. утра пришли на рейд Векшер (между Поркаллаудом и Лапвиком), где и стали на якорь.
Подготовлявшаяся во время перехода на обоих транспортах – «Хабаровск» и «Европа» – проверка мин теперь пошла полным ходом, и подача их на лодки продолжалась весь день; в три часа ночи 14/27 июля последняя мина была заложена в аппарат.
Одновременно с подачей мин пополнялись запасы топлива, смазочного масла и т. п. Работа кипела, и вечером команда работала с тем же неослабевавшим увлечением, что и днем.
Наконец, тихая теплая июльская ночь спустилась над недвижным рейдом; при ее неверном освещении окружающие острова выросли, сдвинулись и тесно обступили стоявшие суда.
Шум голосов, треск моторов и плеск весел на шлюпках да грохот работающих лебедок одни нарушали тишину, далеко разносясь по сонной воде.
Между судами шныряли моторные и гребные шлюпки; паровые катера с баркасами на буксире медленно передвигались от транспортов к подводным лодкам и обратно, доставляя готовые боевые мины и снимая с них учебные.
Здесь, на этом неизвестном дотоле рейде, бригада лихорадочно готовилась к бою, чтобы утром встретить врага во всеоружии…
Команды лодок, уже закончившие все работы, усталые и довольные, крепко спали в своих койках, не обращая внимания на шум голосов и грохот лебедок.
С каждым часом становилось все тише и тише, меньше оживления на рейде – работа закончилась…
Наступила полночь.
На «Окунь», стоявший у борта «Хабаровска», подавали последние мины. Сгустившаяся тьма заволокла море и небо, не стало видно ни судов, ни окружающих островов, и только неумолчная вода тихо плескалась у борта, напевая свою неизменную песню…
Загрохотала лебедка, спуская на лодку последнюю мину, и все стихло.
На палубе блеснул слабый свет ручного электрического фонарика, выхватив из тьмы небольшую группу работавших у минного аппарата людей. Конечно, разговор вертелся вокруг неожиданно свалившейся на голову войны, и минно-машинный старшина вдруг тихо протянул: «Кажись, орденишки заработаем…» – на что все остальные в тон ему так же тихо ответили: «Вероятно…»
А ночь по-прежнему была такой же тихой; все замерло, ни малейшего шума, ни малейшего шороха не доносилось с покрытых лесом островов. Все говорило о мире и тишине и как-то не верилось, что, быть может, завтра загрохочут пушки и смерть начнет собирать обильную жатву…
14/27 июля
Подводные лодки заряжали батареи электрических аккумуляторов, и команде дали отдых, свезя ее на один из островов, где люди купались и стирали белье.
Транспорт «Хабаровск» с утра ушел в Ревель за вторым комплектом боевых мин, машинным маслом, топливом и прочим.
Около восьми часов вечера на эскадренном миноносце «Пограничник» пришел командующий флотом адмирал фон Эссен, поблагодарил за быстрое приведение подводных лодок в боевую готовность и сказал, что везде, где он только ни был, находил части флота вполне готовыми к бою.
Н.О. фон Эссен
От сопровождающих адмирала лиц узнали, что 13 июля все решительно корабли ушли на северный берег Финского залива, где под защитой лабиринта островов приготовились к бою вне опасности внезапного нападения. Заградители с прикрывающим их 4-м дивизионом миноносцев стоят в Поркаллауде. Бригада крейсеров несет охрану входа в Финский залив на линии Оденсхольм-банка Аякс и ночует в Ганге. Главные силы стоят в Гельсингфорсе.
Они же рассказали, что 12 июля наш посол в Белграде телеграфировал, что Сербия просит защиты России, так как ни одно сербское правительство не может согласиться с требованиями Австрии. Вечером 13 июля в Петербурге был получен ответ премьер-министра Пашича, соглашавшегося на выполнение многих пунктов австрийского ультиматума. Несмотря на это, ответ Сербии был признан неудовлетворительным, и австрийский посланник покинул Белград.
На наше предложение посредничества Австрия ответила отказом. Пользуясь тем, что телеграфная линия проходит по их территории, австрийцы задержали эти телеграммы на целые сутки…
Пока мы обсуждали все это, на рейд вошла канонерская лодка «Храбрый», присланная для охраны стоянки бригады и прикрытия подводных лодок при возвращении с моря в шхеры.
Переговорив с начальником бригады, адмирал Эссен вернулся на миноносец, который сейчас же снялся с якоря и, провожаемый криками «ура», направился к выходу. С «Пограничника» отвечали тем же, адмирал, стоя на мостике, махал фуражкой.
15/28 июля
«Хабаровск» вернулся, и лодки 1-го дивизиона по очереди подходили к его борту для пополнения запасов по всем частям судового хозяйства. Кроме того, каждая получила по одному якорю от старой мины заграждения, чтобы, не расходуя ни топлива, ни электрической энергии, лодки точно занимали свои места по диспозиции и не были связаны с довольно продолжительной процедурой съемки с якоря, а, просто бросив минреп с буйком за борт, могли бы идти в атаку на противника.
Транспорт привез массу газет, ибо каждый совал деньги, чтобы купить две, три газеты, и эта обязанность возлагалась на все суда, уходившие в Гельсингфорс или Ревель.
13 июля в Австрии состоялась частичная мобилизация, а вчера в 12 часов дня она объявила Сербии войну. Государь ответил королевичу Александру, что Россия ни в коем случае не останется равнодушной к участи Сербии… Значит, будем воевать…
Транспорт 2-го дивизиона «Европа» ушел в Ревель за боевыми минами, топливом и прочими расходными материалами для своих подводных лодок.
16/29 июля
Минный склад транспорта «Хабаровск» весь день перевооружал новыми минами (образца 1910 года) подводную лодку «Акула», снимая с нее ранее погруженные (образца 1908 года).
Для усиления охраны места стоянки бригады и обеспечения подводным лодкам безопасного возвращения в шхеры из Гельсингфорса прибыла канонерская лодка «Хивинец», офицеры которой сообщили, что начавшаяся 8 июля и все расширяющаяся забастовка рабочих петербургских фабрик, охватившая, в конце концов, 140 тысяч человек, сопровождавшаяся столкновениями с полицией, войсками и устройством баррикад, прекратилась сама собой с момента объявления Австрией войны Сербии.
17/30 июля
Подводные лодки «Макрель», «Окунь» и «Минога» тоже меняли мины на более быстроходные (образца 1908 года). Погрузка и приготовление этих мин сильно задерживались из-за небрежности завода, выпускавшего мины, так как боевые зарядные отделения не лезли на свои мины и приходилось счищать часть свинца, напаянного на донышко резервуара сжатого воздуха, на что уходило много времени.
В два часа тридцать минут ночи принята условная радиотелеграмма о начале мобилизации. С этого момента Балтийский флот лишался самостоятельности, будучи подчинен командующему VI армией (Петербург), который по сему важному случаю именовался Главнокомандующим VI армией и Балтийским флотом[9].
Делать по ней было нечего, так как в ожидании нападения германского флота до официального объявления войны не только наша бригада, но и весь Балтийский флот уже три дня – 14, 15 и 16 июля – стоял в полной боевой готовности, имея наблюдение за входом в Финский залив.
На всякий случай все же оделся и вышел в кают-компанию, где вскоре собрались все офицеры 1-го дивизиона подводных лодок.
Мобилизация объявлена официально… Ну, что же! У нас все давно готово! Началась мобилизация – значит, будет война. Дыма без огня не бывает! Пора идти спать, утро вечера мудренее…
Офицеры разошлись по каютам. Команду так и не будили…
18/31 июля
Около 4 ч. 25 м. утра «Хабаровск» принял радио «Молния», что означало – ставить минное заграждение Поркаллауд-Нарген. В 5 ч. 40 м. новое радио: «Огонь», то есть «Морским силам и портам приступить к оперативным действиям по подготовке театра». Тогда же получили радио от командующего флотом: выходить на позицию, готовиться к бою, ставить главное заграждение.
Немедленно все пришло в движение… Команды спешно перевозились с транспортов-баз на подводные лодки, стоявшие на якорях поблизости от своих маток, тащили провизию и всякую мелочь…
Теплые солнечные лучи заливали море и землю. С островов несся целительный, бодрящий запах соснового леса и каких-то трав.
Рейд, как зеркало, вставленное в зеленую оправу островов, не дрогнет, не шелохнется, отражая на поверхности спокойно стоящие суда.
Но вот на флагманском корабле «Европа» взвился сигнал «Приготовиться к бою! Идти на позицию!». Движение на рейде усилилось. Паровые катера, моторные и гребные шлюпки направились к подводным лодкам, перевозя оставшихся еще на транспортах матросов и офицеров. Задымили пущенные на зарядку моторы, приводились в боевую готовность мины и проверялись минные аппараты.
Начальник бригады контр-адмирал Левицкий на катере начал объезд судов, поздравляя офицеров и команду с началом военных действий и желая всем боевых успехов.
«Ура! Ура! Ура!» волнами перекатывалось по рейду…
По мере готовности подводные лодки снимались с якоря и, разворачиваясь к выходу, направлялись в открытое море.
На «Хабаровске» музыка заиграла гимн. На остававшихся судах команда с криками «ура» бросилась по вантам; с проходивших подводных лодок неслось ответное «ура».
В общем шуме сливались приветственные крики, звуки народного гимна, ответное «ура» и стук работавших дизельмоторов, создавая неподдающееся описанию настроение, которое вместе с предчувствием пока еще не испытанных опасностей не только взвинчивало нервы, но у некоторых из моей команды, а на других лодках даже у офицеров, превращалось в какой-то столбняк, полнейшую растерянность и беспомощность.
Многие из моей команды долго стояли с фуражками в руках, изредка автоматически помахивая ими в воздухе, не имея сил оторвать глаз от покидаемых судов, как бы прощаясь с ними, и только после нескольких энергических окриков с мостика пришли в себя. Но вот все понемногу наладилось; лишние люки задраены, мачты срублены (то есть откинуты на палубу и прикреплены к ней), лодки окончательно приготовились к бою и, пройдя ряд живописных островов, вышли в открытое море…
Колеблемая слабым ветерком водная равнина Финского залива покрылась легкой рябью, и солнце, отражаясь в ней, рассыпало алмазные искры, ослепляя ими глаза…
Пользуясь своим преимуществом в скорости оба миноносца: «Послушный» и «Молодецкий», обогнав подводные лодки, пошли на разведку; «Хабаровск» под флагом начальника бригады повел ее на позицию поперек Финского залива, в две линии и в шахматном порядке.
Подводные лодки шли в двух кильватерных колоннах и по сигналу с «Хабаровска» ворочали вправо или влево на восемь румбов (девяносто градусов) и, придя на место, становились на якорь от старой мины заграждения.
Этот торжественный выход на позицию больше напоминал траурное шествие, так как всем пришлось равняться по самому тихоходному «Крокодилу»; линия растягивалась, причем то та, то другая лодка на требование прибавить ход отвечала: «Имею повреждение в машине, скоро исправлю». Наконец, худо ли, хорошо ли, но все стали по своим местам и осмотрелись.
Далеко на востоке (то есть в глубине Финского залива) виднелся дым вышедших на работу минных заградителей, ставивших мины между островами Нарген и Макилотто; ближе маячили кончики мачт, а иногда труб охранявших их линейных кораблей, крейсировавших на меридиане маяка Пакерорт.
Кроме того, каждая подводная лодка в расстоянии шести миль вправо и шести миль влево от себя видела по одной лодке своей второй линии, а в шести милях спереди или сзади – две второй линии. Впереди держались оба миноносца, неся разведочную службу.
Канонерские лодки «Храбрый» и «Хивинец» вышли на опушку шхер, где и стали на якорь для защиты входного фарватера.
В 19 ч. 15 м. вечера бригада снята с позиции. Вернувшись на «Хабаровск», узнал, что около 13 ч. начальник бригады крейсеров, находившихся в дозоре, запрашивал: «Кто противник?» Командующий флотом ответил, что точных сведений у него нет, потому при встрече со шведами поступать с ними, как с немцами. Вот такая история! Собираемся воевать и не знаем, с кем именно! Впрочем, вполне возможно, что германофильская Швеция ввяжется в войну в надежде отобрать Финляндию…
В 20 ч. командующий предупредил по радио, что ночью в Финском заливе возможно появление неприятельских миноносцев.
Вернулись на рейд Богшер и нашли здесь транспорт «Европа», привезший из Ревеля различные запасы для 2-го дивизиона.
