Василий Гурковский
Сладкая жизнь Солёной Балки
Автор сердечно благодарит: – Каструбину Валентину Антоновну, Соболеву Нину Степановну и Кравцову Зою Ивановну, за содействие в подборе материалов для создания этой книги.
Моей жене, Гурковской Нине Ивановне (Калашниковой),-
Посвящается эта книга.
Делу без людей – плохо. Людям без дела, – во много раз хуже.
Если нет будущего, – не надо жалеть о прошлом.
Делай – настоящее.
Почувствовал: Это – Необходимость, Неизбежность, Обреченность.
Называйте, как хотите. Но если эту КНИГУ не напишу – я,
Её больше никто не напишет. Никогда. Потому, что – Потом-
Просто будет поздно.
Василий Гурковский
Глава первая
СОЛЕНАЯ БАЛКА
Сколько таких природных «балок» (долин, ложбин) по миру! Сухих, соленых, красных, черных, крутых и пологих, широких и глубоких, разных и многообразных других. И по всем континентам Земли. Не все, конечно, но многие из них, постепенно получили свои знаковые определения от проживавших в той округе людей. И каждая балка-долина, как правило, соответствует своему названию, по сути. Их названия-понятия перетекают в сознании людей из года в год, из века в век, из поколения – в поколение, входят в привычку. Никто уже и не пытается выяснять, почему именно так, а не иначе, назвали это место те, кто жил здесь до нас, да и разве в этом дело?
Так было и в нашем случае, хотя эта долина, наша «балка», вполне соответствовала своему названию с самого начала и по сегодняшний день. Называли это место – «Ащелисай (по – казахски Ащылысай), то есть «соленая балка». Соль действительно была здесь в избытке: и в земле, и в воде, и в воздухе. Солевой налет на земле, особенно в сухие периоды, покрывал землю в этой долине, таким легким белесым инеем. Соленой была вода практически во всех ручьях и колодцах, но она все-таки была и её пили проживающие здесь люди. Этой же водой поили животных. Да, она была соленой, но пить её было можно, хотя никто в те времена никаких анализов качества воды не проводил. Пробовали – пьется, – значит пить можно.
Скрашивало ситуацию то, что в нашей долине было довольно много и в разных местах, природных родников, с удивительно вкусной, чистой и холодной водой. При желании, можно было пользоваться родниковой водой, затратив определенное время и силы, на её доставку.
Ащелисай расположена между южными отрогами Уральских гор, в сорока километрах, от протекающей в этих местах, как раз поперек этих самых гор, реки Урал. И эта долина, и множество других подобных долин (саев), со всеми их ответвлениями, различными водными источниками, включая талую и дождевую воду, входят в обширный водный бассейн реки Урал, которая собирает воду из нескольких регионов России и Казахстана, и доставляет её в межгосударственное Каспийское море.
Поэтому, во время весеннего половодья, а оно в этих местах скоротечное, бурное и довольно объемное, кое-что из рыбных богатств Каспия и Урала, включая некоторые виды осетровых рыб, за короткий срок, поднимаясь вверх по течению, иногда достигали даже самых дальних точек водного бассейна, включая ащелисайскую зону. Но все это сопутствующие мелочи, просто так, для характеристики места.
Главное же богатство ащелисайской долины – земля. Черноземы, да, небогатые, но при правильном, грамотном, ведении хозяйства, соответствующей культуре земледелия и довольно обширных площадях обработки, – это место, в свое время, серьезно означило себя, как продуктивное, высокоэффективное и комфортное, в социально-культурном плане. Туда, да и вообще казахстанским степям, да побольше бы дать влаги, – завалили бы всю бывшую большую страну, да и всю Европу, не только хлебом, но и молоком, и мясом. То есть, в этом месте, можно было жить и хорошо жить, людям.
Я не историк и не ставлю перед собой цели составить какую-то хронологию (цепь) происходивших в этом, конкретном регионе, событий или действий. Я сам уже история, и моя задача поведать читателю правду от первого лица, Правду о том, как в этой самой «соленой» балке, постепенно превращающейся ныне в заброшенное беспросветное степное захолустье, вдали от нынешней бурлящей, сверкающей рекламами, городской жизни, совсем недавно, тоже кипела жизнь. И кипела так привлекательно, что приобрести жилье в том же Ащелисае, в прежние времена, было серьезной проблемой.
Здесь и далее по тексту, я буду называть это место Ащелисаем, так, как называли его все не только жившие здесь люди, но и окружающие его близкие и дальние соседи. Причем и на бытовом, и на официальном уровне. Дело в том, что по Ащелисайской балке, начиная с переселенцев из Украины, появившихся здесь в результате массовых переселений людей в процессе осуществления так называемых российских «столыпинских» реформ, в 1909–1910 годах, были образованы три сельских поселения: с Юга – на Север, – Бурановка, Преображенка и Григорьевка.
Село Бурановка, стояло на довольно престижном месте. Именно там истекали несколько мощных родников с замечательной природной водой. А где вода, тем более такая вода, – туда в степи тянется и жизнь. Богатая земля, богатые пастбища, поля и огороды, вода рядом, – это в начальные годы заселения людей, играло свою положительную роль. В результате, именно в этом селе, люди жили в лучших условиях, чем в двух других селах, ниже по балке. Бурановские хозяева считались, и были на самом деле, более зажиточными и гордились своим особым положением. Но это преимущество оказалось непостоянным. Дело в том, что линия поселений по ащелисайской балке, шла под острым углом к проходящей параллельно невдалеке, дороге (шляху) Актюбинск-Орск. В то время это был главный и единственный путь сообщения между этими городами, тем более, что других крупных поселений в округе, тогда не было. Да и каким было это «сообщение»! Лошади, волы, реже верблюды и ишаки, с телегами, арбами, различными колясками, – вот и все, что передвигалось по этой дороге. Но – главное, что эта дорога жила и развивалась, параллельно и одновременно с развитием этого края. И из трех селений по балке, ближе всех к этой «дороге жизни», находилось село Григорьевка. Подняться от первой сельской улицы этого села 500–600 метров в сторону заката солнца, – и выходишь на главную дорогу.
Это местоположение и определило дальнейшую судьбу Григорьевки, как главного поселения Ащелисайской балки. Название балки, как и многих других окрестных мест, долин, балок и урочищ, естественным путем были позаимствованы у местных старожилов, казахов-кочевников, которые по понятным причинам, не очень восторженно принимали новых поселенцев, иногда делали какие-то мелкие пакости, но чем- чем, а извечными и привычными названиями отдельных мест, делились охотно. Переселенцы принимали их и использовали в текущей жизни. В этом интересы приезжих и коренных жителей, совпадали.
Теперь уже неважно, как складывались названия сел, появившихся более сотни лет назад в этой долине. Но, видимо не зря первое село назвали Бурановка. Если обычно села строили где-то под прикрытием гор или холмов, в ложбинах и ущельях, то ащелисайская жилая линия, вытянулась на несколько километров, с юга на север, практически по линии господствующих ветров. Зимой – с северо-востока по своеобразной аэродинамической трубе от Ледовитого океана, через Западно-Сибирскую низменность, огибая Уральские горы, сюда долетали холодные ветры со снегами и морозами, отсюда и частые сильнейшие бураны; а летом – частыми гостями были уже – юго-западные ветры из среднеазиатских пустынь, с засухами и пыльными бурями.
Сегодня трудно даже представить, с какими трудностями пришлось сталкиваться первым поселенцам по ащелисайской балке. И на каждом шагу, будь-то обустройство жилья или вспашка ковыльной целины примитивным плугом, на воловьей или конной тяге, заготовка топлива на зиму, элементарное медицинское обслуживание или обеспечение товарами первой необходимости. Вокруг на десятки километров – никого, а если и были, то такие же новые поселенцы. Мы раньше много говорили о том, как было трудно первым целинникам, в том же Казахстане, в пятидесятые годы. Я сам участвовал в строительстве двух новых совхозов в соседнем с нами районе. Да, им было трудно. Но если убрать из их обихода – трактора, комбайны, автомобили, дороги, телефоны и радиостанции, машины скорой медицинской и технической помощи, специалистов-руководителей, материально-техническое обеспечение стройматериалами, запасными частями, автолавки с довольно приличным набором промышленных и продовольственных товаров, да еще- семена, удобрения, средства защиты растений, передвижные аптеки и амбулатории, а также всевозможную другую помощь, – то тогда только ситуацию с освоением новых земель нами, целинниками пятидесятых, можно было бы как-то сравнивать с той, в которой находились те, первые, приехавшие своим ходом, на лошадях и волах, семьи из не такой уж холодной южной Украины.
А они, назло всему, выжили, зацепились, в буквальном смысле «врылись» в землю и пережили первую самую трудную зиму. Стоили землянки, наполовину вкапывая их в землю, затем по периметру, выплетали ветками стены и обвальковывали (забивали) их глиняно-травяной смесью. Таким же способом перекрывали потолок. Часто вдоль будущей землянки, укладывали посредине прочное бревно или крепкую ветку, потом выкладывали на обе стороны поперечные жерди, тоже переплетали их мелкими ветвями и забивали глиняными вальками, смешанными с травой. Позже для этих целей использовалась солома. Сверху на потолок насыпался значительный слой глины для утепления, и производилась сплошная обмазка всей наружной площади потолка-крыши глиняным раствором, чтобы не задерживались – вода при дожде, и снег зимой, при буранах.
Пережив первую зиму, распахав и частично засеяв определенную часть выделенной земли, люди воспрянули духом. А на следующий год, к двенадцати первым семьям, в это место прибыло еще около 250 семей, из той же Украины. Повеселее, стало в ащелисайской балке. Начали обустраиваться все три будущих села. Часть прибывших семей постепенно расселилась в новых соседних, выделенных для переселенцев участках, поэтому родственные и добрососедские связи, между селами ащелисайской долины и поселениями вокруг неё, появились еще с самого начала освоения края.
И вот здесь сыграл свою роль территориальный принцип, принцип более удобного места. Представителям царской власти, в местах освоения новых земель, занимающимся вопросами землеустройства и организации новых поселений, была поставлена конкретная государственная задача: – определить территории пустующих земель, подлежащих окультуриванию и покрыть их разумной сетью сел и хуторов, с выделением земельных угодий не просто на текущее обустройство вновь прибывших людей, а с перспективой расширения и развития новых поселений, на многие десятки лет вперед. И они её выполняли добросовестно, именно с учетом государственных интересов. Распределение прибывающих переселенцев, шло по принципу – «туда, где надо, а не туда, куда хочешь», поэтому новые поселения не лепились один к одному в более привлекательных местах, а образовывались по всей намеченной к освоению территории, определенными «ячейками», в пределах 15–20 километров, между их центрами. Структурно, это выглядело примерно так: определялась официальная территория новой административной, единицы, подбиралось место для центрального (головного) поселения, желательно (но не обязательно) в центре территории, то есть, там, где людям было бы удобнее жить, затем официальные, ответственные люди, занимающиеся землеустройством, производили необходимые замеры и нанесения на карты, как общей территории земель, включая пригодные к сельхоз обработке участки, леса, озера, неудобья, так и приусадебные, и полевые участки, по конкретным пользователям. Селу разрешалось использовать всю прикрепленную за ним площадь, включая государственный резерв, для возможных новых поселенцев и подрастающих своих будущих землепользователей (детей, внуков и т. д.).
Здесь уместно напомнить, что в те времена, при царской власти, новым поселенцам, читай – новым сельхозпроизводителям, не надо было никаких дополнительных разрешений от кого-либо, тем более – не надо было никому и ничего платить за это.
Им землемер показал – где их границы, распределил участки, выдал соответствующие документы – и все, за работу уважаемые переселенцы, теперь все от вас зависит – и окопаться, и закрепиться, и целину поднять, посеять, убрать, сделать соответствующие запасы и самим думать, как жить дальше. Государство берет на себя вашу защиту и поддержку, при чьих-то посягательствах со стороны, а все внутренние текущие вопросы, каждое поселение решает общинным путем, то есть самостоятельно. Вот и все. Эти условия были одинаковыми для всех новых поселений, появившихся в те годы на казахстанской земле, естественно и для поселившихся по ащелисайской балке, людей, тоже.
Постепенно начали вырисовываться контуры территориального административного устройства нового района. С учетом того, что село Григорьевка, как уже сказано, было расположено ближе всех к трассе Орск-Актюбинск, а от самой Григорьевки, своеобразным «веером», расходились полевые дороги в такие же новые переселенческие села – как – Анастасьевка, Бородиновка, Джусалы, Рождественка, Айтпайка, Лушниковка, да и в два своих «родных» – соседских – Преображенку и Бурановку, то, – именно Григорьевка, превратилась в своеобразный центр притяжения все окрестных поселений.
Съезжая с междугородной трассы, жители других окрестных сел, вынужденно, вначале попадали в Григорьевку, а затем уже разъезжались по своим дорогам. Авторитет Григорьевки быстро вырастал в глазах, как окружающих соседей, так и своих собственных жителей. Именно в этом селе, появилась и первая в округе церковь, и первая школа. Пусть эти важные во все времена объекты, были внешне примитивны, располагались в таких же землянках-мазанках, в каких жили люди, но уже в первые три – пять лет, люди молились и учились, в своем селе, в специально отведенных для этого местах. Оживленность местонахождения села, вызвало развитие разнообразных торговых точек и различных видов бытовых услуг. В Григорьевку потянулись на поселение люди из той же Оренбургской губернии и других мест России.
Когда пришло время совершенствования территориально-административного устройства региона, именно Григорьевка была определена центром новой волости. И это не вызвало каких-либо недовольств со стороны жителей других 9-ти сел, вошедших в эту волость. Григорьевка столь почетное признание получила по праву.
Если подвести какой-то определенный промежуточный итог всем этим переселенческим и организационным событиям в нашем краю, в тот, дореволюционный период, то можно с уверенностью сказать, что жизнь во всех вновь образованных селах новой волости, с центром в селе Григорьевка, протекала, в принципе, везде одинаково, по одной схеме и с использованием одних и тех же рычагов воздействия. Понятно – где-то лучше, где-то – похуже, в зависимости от желаний и возможностей проживающих там людей. Но, повторяю, – в общем плане – одинаково.
Одинаково для всех, пришла новая, советская власть. Не сразу, с победой революции в 1917 году, а уже во время войны Гражданской, где-то году в 1920-м. Одинаково для всех сел, уже при советской власти, было участие наших мужчин в Гражданской войне, как правило, на стороне советской власти. Можно сказать, что одинаково продолжалась жизнь сел Ащелисайской волости и после установления советской власти. Новая экономическая политика (НЭП), образование первых сельских комитетов взаимопомощи, ТОЗов (товариществ по совместной обработке земли), раскулачивание зажиточных крестьян, которых в этой зоне было не так уж и много, а – позже – коллективизация на селе, образование колхозов и совхозов, все это одинаково прокатилось по здешним местам, и было пережито абсолютно всеми нашими селами и нет необходимости какого-то частного выделения кого-то или чего-то, из общего потока событий.
Настоящим поворотным моментом, изменившим очень многое в жизни Ащелисайской волости, стала вторая половина тридцатых годов XX века.
Здесь сделаем небольшое пояснение. Почему вдруг я, появившийся в Ащелисае, в середине уже пятидесятых годов, так уверенно рассуждаю о предыдущей жизни нашего региона? Причем рассказываю и делаю какие-то выводы, не как историк, а чуть ли не как участник тех событий?! Откуда и кто дал мне такое право?!. А здесь – все просто: Просто повезло. Я очень удачно попал, как говорят, – «именно в то место и в то время«…И вот почему:
Появившись в Ащелисае в зиму с 1954 на 1955 год, я начал работать в МТС (Машинно-тракторной станции). Перед этим, после окончания семи классов, мечтал поступить в Одесское мореходное училище, на отделение – «штурман дальнего плавания». В то время в училище было два отделения – штурманов и электриков. Мой одноклассник поступал на электрика, но провалил экзамены. Я сдал оба экзамена на отлично и проблем с зачислением в этом направлении не было. Еще со школы, я был записан- 1938 года рождения. Подтверждающих возраст, документов у меня не было, а для зачисления в училище, именно в это и на эту специальность, необходимо было иметь возраст в 15 лет. Для того, чтобы проучившись три года, выпускник мог получить заграничный паспорт (паспорт моряка) и иметь право на те «дальние плавания». Паспортов в то время на селе не было, архивные документы по нашему району исчезли во время войны. Но все это было поправимо, отдел кадров училища взял бы любую справку с места моего жительства, подтверждающую, что мне таки – есть те 15 лет. Тем более, что моя мама, работала в то время в райисполкоме и могла сделать любую необходимую справку по моему рождению, при официально объявленном отсутствии каких либо архивных документов, касающихся моего появления на свет. Но именно она (мама) и стала непреодолимой проблемой. Когда я, еще весной, перед окончанием школы, заикнулся о том, что пойду поступать в мореходку, она категорически высказалась против, одной фразой: «Шоб ты втопывся?! Такого нэ будэ. Николы!». Поэтому, когда я нелегально, на попутных машинах с сельхозпродукцией, ездил в Одессу, сдавал документы, а потом – экзамены, то все обходилось, но когда я заявил маме, что сдал экзамены и прошу её сделать мне какую-нибудь справку для отдела кадров, чтобы меня зачислили в училище, она даже не пожелала об этом говорить со мной, заявив, что у меня один путь – в восьмой класс, хоть он тогда был и платный.
Но тогда уже я заявил, что не пойду в школу, а пойду работать, как многие мои сверстники. Пошел в местную МТС, учеником токаря. Начал учиться элементам токарного дела. Но 1954 год был очень непростым годом для сельской местности. На государственном уровне было принято грандиозное решение о начале освоения целинных и залежных земель. Об этом постоянно говорили по радио, писали в газетах. Тысячи людей, из разных густонаселенных районов страны, снимались с обжитых мест и ехали на Алтай, в Сибирь и другие места «на целину». Отец мой в то время работал на комбайне, в этой же МТС. В самый разгар уборки урожая -54, пришел откуда-то «сверху» приказ отправить большую группу зерновых комбайнов из Молдавии – в Башкирию. Понятно, чтобы помочь убирать урожай, уже во исполнение принятых правительственных директив. От нашей МТС, с большими проблемами, было отправлено 8 комбайнов, из других мест – тоже, в разном количестве. На станции Тирасполь, собрали целый эшелон техники и отправили в Башкирию. Эшелон, из-за разных организационных проблем, прибыл на место назначения через 32 дня. К тому моменту, уже и в Башкирии уборка закончилась. Когда отца, буквально насильно снимали с уборки, дома, и отправляли с комбайном в командировку, его помощник, молодой парень, просто сбежал, поэтому отец взял в помощники меня, не было времени на поиски других, да и желающих – тоже. Так я стал механизатором и больше месяца, в числе 16 человек наших комбайнеров и их помощников, вместе с комбайнами, на открытых железнодорожных платформах, мы добирались до той Башкирии. Без денег, без еды, без всего вообще. Нам обещали, что дорога займет не более пяти дней, а вышло – больше месяца. Это отдельная тема и я привожу этот факт только для того, чтобы показать мой переход от романтики моря, к романтике степных просторов. Не зря зерновой комбайн, иногда называют «кораблем степи».
Как бы ни было, в тот год, я все-таки научился работать на комбайне. По месту прибытия нам предложили докашивать отдельные неудобные зерновые участки, по склонам гор, которые местные комбайнеры оставили напоследок, чтобы сохранить свои машины. Пришлось нам «зачищать» остатки полей, но все, что было положено – было сделано, как надо. Комбайны мы все оставили в Башкирии. Наши комбайнеры, конечно, были недовольны, что потеряли главный свой годовой заработок и надеялись на какие-то компенсации по приезду домой. Зря надеялись.
В связи с обострившимся вниманием к сельскому хозяйству вообще и к его механизации, в частности, по всей большой стране, шла усиленная и ускоренная подготовка механизаторских кадров. При Слободзейской МТС, куда я вернулся после Башкирии, тоже открыли ускоренные курсы трактористов и комбайнеров. Я записался в обе группы и, после работы – учился. Опыт практической работы на комбайне, да еще рядом с таким мастером, как мой отец, очень пригодился. К концу года, я закончил оба курса, в плане изучения материальной части, оставалось только пройти производственную практику с началом полевых работ и получить соответствующие документы.
После провальной командировки в Башкирию, у отца были постоянные натянутые отношения с руководством МТС, по любому вопросу, поэтому, как только после Нового года, было принято решение об отправке большой группы молдавских механизаторов в Актюбинскую область Казахстана, и появились вербовщики из Кишинева, отец сразу согласился на переезд. Обиженный на маму, за мореходку, с ним, по комсомольской путевке, поехал и я.
Специальный пассажирский поезд, морозной буранной ночью, привез в оставшийся из-за бурана без света, обледеневший Актюбинск, сразу 650 механизаторов из разных районов Молдавии. Почти два соседних по вагону купе, 10 человек абсолютно разных людей, познакомившихся за время переезда в поезде, через пару дней попали через Кандагач – в Ащелисайскую МТС. В моей комсомольской путевке, служившей тогда вместо паспорта, был указан год моего рождения -1938. Через много лет, бабушка нашла мое свидетельство о рождении, и по нему, уже в Тирасполе, я получал первый паспорт. Там год рождения был указан -1940… Ну это было уже позже, а в МТС я пришел на два года старше. Понятно – это же не мореходка, здесь никто не требовал никаких подтверждений возраста, здесь главное было иметь право работать на технике, да чтобы с профсоюзом проблем не было.
На основании справок о том, что я прошел курсы трактористов и комбайнеров и о том, что отработал сезон помощником комбайнера (мне зачли это как практику), уже в Ащелисае, я получил две серенькие книжечки, в одной было сказано, что мне присвоена специальность тракторист, в другой – комбайнер. И уже с ними, я позже был направлен на работу в одну из тракторных бригад, как говорилось в приказе – на должность тракториста.
Чтобы завершить прелюдию моего попадания в ащелисайскую балку, просто добавлю: Сегодня, имея несколько дипломов о высшем образовании, а также – кандидата наук, Профессора и Академика, я наравне с ними, храню удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля 1-го класса, которое много лет назад получил, вместо тех двух сереньких удостоверений, которые дали мне путь в люди…
Теперь вернемся к моей несколько ранее сказанной фразе, что попал «именно в то место и в то время». Это действительно Удача, подарок Судьбы, если хотите.
После того, как я получил права на управление тракторами и комбайнами, меня направили в распоряжение механика МТС по сельскохозяйственным машинам. Был тогда такой замечательный, немолодой уже человек, Синица Порфирий Кондратьевич. Невысокого роста, добродушного вида и веселого нрава. Все, что находилось на обширном хозяйственном дворе МТС, – входило в его епархию.
Хочу предупредить уважаемого читателя, что в этой, первой главе, нашей ностальгической повести, мы будем вести разговор об Ащелисае, Ащелисайской балке и обо всем прочем «Общеащелисайском». В других главах, разговор будет уже идти о конкретных ЛЮДЯХ, сотворивших это Ащелисайское чудо, за все эти прошедшие сто лет, со дня начала заселения и освоения этих мест. Конечно же, не все одинаково, но каждый из них, что-то внес свое в общее развитие нашего села.
Поработав с Синицей П.К. недолгое время, я все же успел узнать, что он один из первых ащелисайских поселенцев, приехал сюда уже подростком. Узнал от работавших рядом ребят, о его уникальных способностях, как механика, и что он воевал с басмачами во время Гражданской войны. Это было мое первое прямое соприкосновение с историей, живой историей, к которой мы еще вернемся в других главах книги. А потом, история начала обступать меня со всех сторон.
В марте 1955 года, я был направлен, как тракторист, в одну из бригад села Джусалы, где базировался тогда колхоз им. Буденного. Бригадир полевой бригады, тоже из первопоселенцев – украинцев, нашел мне квартиру, в одном из домов, недалеко от ремонтной мастерской. Там я жил до начала полевых работ и выезда в поле. Хозяева – из депортированных в 1941 году немцев. На работе, а мы занимались ремонтом и подготовкой техники к началу посевной кампании, меня окружали ребята-ремонтники, как местные, украинцы, потомки первых поселенцев, так и те же немцы, и так же депортированные с Кавказа в 1944 году, чеченцы. Общаясь с ними всеми в процессе работы и вне её, я получал массу различной бытовой информации, как в общем плане, так и по отдельным направлениям и людям. Ни у кого ничего не выпрашивал, просто впитывал то, что видел и слышал. С того времени и по настоящее время, подобной информации у меня накопилось достаточно много, причем – достоверной, из первых рук, поэтому и пришла пора поделиться ею в этой книге.
Заселение ащелисайской долины шло определенными волнами. После двух волн первых поселенцев, украинцев, основателей практически всех населенных пунктов волости, была волна поступления людей немецкой национальности в начале сороковых годов и позже, тех же чеченцев. Где больше, где меньше, но представители этих народов, были в те годы расселены практически по всем селам района. В том же селе Джусалы, где я начинал работать, как бы отдельно от села, за речкой, была целая чеченская улица.
Считается, что наиболее мощная волна переселенцев в Казахстан, пришлась на пятидесятые годы прошлого века, когда началось освоение целинных земель. За весь Казахстан, и за отдельные его особые регионы – я согласен, но за нашу, ащелисайскую зону, я бы так не сказал. Были определенные временные приливы-отливы, но, чтобы они уж очень сильно повлияли на количество и особенно, качество, народонаселения зоны – я бы не сказал. Например, в бригаде номер два, колхоза им. Буденного, где я начинал работать, из приезжих в том году, было всего двое – бригадир тракторной бригады, Иван Рубцов и я… Немцев и чеченцев, я не считаю, они шли для меня, как «местные».
Здесь уместно сделать небольшую сноску. Я, в 1955 году, действительно, был в бригаде один, из приезжих механизаторов. Конечно же, мне, подростку, которому на самом деле, только в августе будет пятнадцать, было скучно и не очень комфортно жить одному в полевом вагончике, посреди степи. Особенно, в ночное время, когда все работники бригады, механизаторы и обслуживающий персонал, уезжали домой, в село. Но судьба и здесь проявила свою благосклонность – в бригаде появился ночной сторож, дед Иван и вся жизнь моя, повернулась лицом к лучшему. Дед Иван был немного своеобразным, но в принципе добрым и общительным. Очень любил поговорить, рассказать о чем-то, в первую очередь о своей жизни. А рассказать ему было что. Он приехал в Джусалу вместе с родителями, в числе самых первых переселенцев-украинцев, уже почти взрослым парнем. Через пять лет началась первая мировая война, его призвали в армию. Кавалерист, германский фронт, прибалтийское направление. Потом ранение, запасной кавалерийский полк уже на Волге. Потом – переход – из царской, – в Красную армию, война в Сибири против Колчака. Три года участвовал и во второй мировой войне. Для меня в то время, – это был прекрасный источник исторических познаний от первого лица, без всяких передергиваний и какой-либо фальсификации. Дед несколько первых дней относился ко мне настороженно, практически не общался. Но, когда я узнал, что его фамилия Синица, и спросил – не знает ли он Синицу Порфирия, из Ащелисая, механика, у которого я некоторое время работал, дед Иван расплылся в улыбке, даже обнял меня и радостно проговорил: «Та цэ ж мий двоюридный брат, сын мойого ридного дядька! Як вин там? Я його уже года два нэ бачив!». Я рассказал, что знал про того брата на сегодняшний день. С того дня, и до тех пор, пока меня МТС не перевел на новое место работы, мы с дедом Иваном жили, как дед с родным внуком. Вечерами, я читал ему свежие газеты и журналы, а их тогда в бригады привозили десятками, комментировал отдельные сообщения, играл ему на гармошке украинские и русские песни, что ему очень нравилось, а потом – мы долго вели беседы за жизнь, пока я не засыпал (утром – на работу!). Деду спать было не положено – сторож все-таки, он и сидел рядом со мной в вагончике, не знаю, может, иногда тоже спал, но, когда я утром просыпался, – он всегда был на посту, обходил бригадное хозяйство и готовил нам на двоих чай. Дед Иван действительно относился ко мне, как к родному. Ему очень импонировало, что разговаривали мы с ним на родном украинском языке. В бригаде, кроме бригадира колхозной полевой бригады-украинца, – все говорили на русском, включая чеченцев и немцев (правда немцы разговаривали на украинско-русском наречии, по той простой причине, что были высланы из Украины, там выросли, и по – украински, им было говорить проще, чем чисто по-русски). Мы еще вернемся в дальнейшем нашем повествовании, и к деду Ивану, и к другим персонажам. В этой же сноске, я просто подчеркнул роль деда Ивана, как моего первого натурального «просветителя» по истории Ащелисайской зоны.
Да, одно время, года четыре подряд (1954–1957 г.г.), люди прибывали в Ащелисайскую МТС, и группами, и по одиночке, из разных мест; причем поступления бывали разные, – от толковых и надежных, до условно-досрочно освобожденных, под ситуацию. Большинство из них, – через год-два, как правило, – уезжали, домой или в более теплые или выгодные места. Добросовестные работники, независимо, откуда бы они ни прибывали, – оставались, из них, отдельные, живут, в селах нашей зоны, по сей день. Что было, то было, но такого резкого увеличения численности населения в годы начала освоения целины, в Ащелисае – не было. Зато, с ростом благосостояния местных жителей, начался очень заметный его (населения) прирост, за счет собственных ресурсов и возможностей…
