Четвертый день второй десятины второго травника
…Черноволосая хохотушка по имени то ли Шейра, то ли Шейла, купленная в «Рваном бредне» вместе с двухведерным бурдюком скарского[1], не закрывала рот ни на мгновение: воспоминания о ее похождениях сменялись историями из жизни ее многочисленных подружек, и практически каждая заставляла Бельварда либо улыбаться, либо ржать во весь голос. Видимо, поэтому, увидев, что Слизень сворачивает в чем-то знакомый переулок, он не сразу сообразил, что они уже добрались, и некоторое время оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где именно оказался. Впрочем, услышав надсадный кашель соседа и увидев его сгорбленную спину, мелькнувшую в щели покосившегося плетня, он радостно ухмыльнулся и решительно вошел в предупредительно распахнутую Серым калитку.
Подниматься по неосвещенной лестнице, держась за Шейру и пытаясь ущипнуть ее за задницу, было весело – под руки попадало то бедро, то икры, то талия. Поэтому первое, что он сделал, вломившись в гостиную, – это притиснул девку к стене и запустил руку ей под юбки.
Роза[2] захихикала, услужливо развела колени и хрипло поинтересовалась, не нальет ли он ей сначала глоток-другой вина.
Идея показалась здравой – Бельвард, ненадолго оставив в покое женские прелести, повернулся к покачивающемуся вправо-влево столу, нашел глазами свой кубок и рявкнул на всю Ремесленную слободу:
– Н-наливай!!!
Слизень, непонятно как возникший из ниоткуда прямо в центре комнаты, снял с плеча бурдюк, повозился с завязками, а через мгновение вдруг оказался стоящим перед Бельвардом с двумя полными кубками в руках.
Такая услужливость требовала вознаграждения, поэтому юноша, как раз вцепившийся в плечо Шейлы, чтобы не упасть, сорвал с пояса кошель, нащупал в нем первую попавшуюся монету и кинул ее Серому:
– Де… держи, зас-служил!
Слизень расплылся в алчной улыбке, очень пылко поблагодарил и, кажется, помог повесить кошель на место, так как в следующий момент левая рука Бельварда оказалась на талии розы, а правая – в вырезе ее платья.
Шейра не протестовала. Наоборот, почувствовав, что шнуровка режет ему запястье, она свела плечики и изящным движением трепетных пальчиков опустила платье почти до пояса!
– И ты зас-служила… – облизнув враз пересохшие губы, выдохнул Бельвард и потянулся к дерзко торчащим соскам.
Девушка хихикнула, рванула за какую-то ленточку – и платье, зашуршав, вдруг упало к ее ногам:
– А так?!
– О-о-о… – восхищенно протянул юноша, оглядывая точеную фигурку розы. – О-о-о!!!
– Ваш-мл-сть, вы брали ее, чтобы она вас веселила! – зачем-то напомнил Слизень. – То есть смешила и отвлекала от грустных мыслей…
– А я че делаю, дурень? – удивилась Шейла и, чтобы придать своим словам больший вес, повела плечами, от чего ее груди забавно заколыхались.
Бельвард хихикнул, поймал одну из них и деловито кивнул:
– О-отвлекает… П-причем ни-иплохо!
Хохотушка показала Серому язык, танцующей походкой прошла к столу, сдвинула в сторону все, что на нем стояло, уселась на столешницу и бесстыже развела колени:
– Вот она я, ваш-мл-сть!
То, что она – «вот», Бельвард не столько увидел, сколько ощутил. Через миг, когда оказался стоящим вплотную к розе, а его правая рука, скользнув по молочно-белому бедру, ткнулась в теплый и мягкий живот.
– Какой вы сильный!!! – восхищенно выдохнула Шейра. – И высоченный!!!
– Ваша милость, там ва… – донеслось откуда-то издалека. – …мается!!!
Панические нотки, прозвучавшие в голосе Слизня, внезапно вывели юношу из себя:
– Выйди вон… Ты мне ме-мешаешь…
– Правильно! – хихикнула роза и, обвив руками шею Бельварда, прогнулась в пояснице.
Намек был понятен, но ноги почему-то не держали, и Бельвард, кое-как подтянув к себе табурет, сел и уткнулся носом в ее грудь.
– Ваша милость!!! – очередной раз взвыл Серый. – Вы что, не поняли? Там ва…
– Заткнись!!! – раздраженно рявкнул юноша, с наслаждением вдохнул терпкий запах пота сидящей перед ним женщины и застонал от предвкушения.
– Это… это что за коряга, Слизень?! А?!!!
– Ваша светлость, это… это… Его милость нанял ее, чтобы она его смешила!
Униженный лепет Серого, отвлекающий от ощупывания ягодиц, заставил Бельварда разозлиться – он недовольно нахмурил брови и, не поворачиваясь к двери, повелительно махнул рукой:
– Все – вон! Живо!! А то запорю!!!
В комнате тут же стало тихо. А через мгновение эту тишину разорвал хлесткий, как удар бича, рык:
– Бер?!
В то же мгновение что-то передавило горло, мешая дышать; угодливо прогибающееся в пояснице женское тело провалилось куда-то вниз, и Бельвард с изумлением понял, что висит в воздухе, не касаясь ногами пола!
Захрипел. Попытался вцепиться в ворот камзола и, оцарапав ногтями собственную шею, мысленно взвыл от ужаса – просунуть пальцы между воротником и собственным горлом оказалось невозможно! Рванулся, чтобы оттолкнуться ногами от стола, – безуспешно! Сообразил, что можно вцепиться в руку того, кто его держит, и подтянуться, но не смог: стоило его пальцам дотронуться до твердого, как камень, предплечья, как захват на шее ослаб, и Бельвард полетел вниз…
…Падение продолжалось целую вечность. Потом пол больно ударил в стопы, закачался, как палуба корабля в шторм, и замер. Кажется, одновременно с болезненным толчком в спину. Или сразу после него.
Обрадованный своим спасением, Бельвард облегченно перевел дух и икнул. То ли от радости, то ли из-за пережитого страха.
– Ты пьян!!! – возмущенно воскликнул женский голос. Кажется, принадлежащий не розе.
Отрицать очевидное было глупо, поэтому юноша утвердительно кивнул:
– Угу… Не-немного…
– Слизень?!
– Да, ваша светлость?
– Ведро воды! Живо!!!
– Уже бегу…
…Бегал Серый быстро. Даже очень – Бельвард не успел сообразить, зачем ему вода, если есть вино, как на голову обрушился ледяной водопад.
Первые пару мгновений после этого юноша не мог ни дышать, ни говорить – горло перехватило словно удавкой, а заколотившееся сердце чуть было не выломало грудную клетку, но потом очухался и заорал на весь дом:
– Сгною!!!
– Бер?!
Чудовищный удар, пришедшийся в затылок, бросил Бельварда на пол, в безобразную лужу, растекающуюся по грязным половицам. И вернул ему способность соображать:
– Маменька?!
– Встань! – вместо ответа рявкнула леди Марзия. – Ну!!!
…Как ни странно, по поводу того, что он напился как свинья, маменька не сказала почти ничего – понюхала полупустой кубок, едва заметно поморщилась и посоветовала не жалеть деньги и покупать что-нибудь подороже. Приблизительно так же она среагировала и на царящий в комнате беспорядок – презрительно фыркнула и поинтересовалась, морили ли они тут хоть раз насекомых. А вот состояние одежды Бельварда и то ли Шейру, то ли Шейлу проигнорировать не захотела.
Первый разнос – из-за одежды – длился всего минуты две. Но за это время маменька успела ткнуть его носом в каждое грязное пятно, потертость или дырку на одежде и обуви, прошлась по неровным строчкам и мятым кружевам, заставила оценить состояние воротника камзола и обшлагов рукавов. Ну, и в завершение всего, распустив шнуровку, вытащила на свет краешек несвежей нижней рубашки, принюхалась и понимающе кивнула в сторону розы:
– Теперь я понимаю, почему ты выбрал именно ее: все остальные тобой побрезговали…
Красный от стыда, Бельвард кинул взгляд на Шейру и онемел – женщина, успевшая сползти со стола, выглядела, как оживший скелет!!!
Увидев ужас в его глазах, маменька не успокоилась – подошла к розе почти вплотную, брезгливо ткнула рукой, затянутой в белоснежную перчатку, до одного из все еще торчащих сосков и желчно поинтересовалась:
– С каких это пор тебе нравятся старые и больные клячи?
Юноша непонимающе нахмурился. Зря: маменька, почему-то решив, что сдвинутые брови – это признак недовольства, вышла из себя и, не стесняясь в выражениях, крайне подробно объяснила, почему стоящее перед ней создание нельзя считать женщиной.
В принципе, теперь, на трезвую голову, Бельвард и сам мог назвать причин пять-шесть – не самый юный возраст, нездоровый цвет лица, болезненная худоба, искривленный позвоночник, безобразные ноги и оспины. Но оказалось, что маменька видит не «пять-шесть причин», а чуть ли не сотню! Большинство из которых касалось не столько красоты, сколько здоровья.
Например, бесцветные, «редкие, как у плешивой собаки» и слишком ломкие волосы на пару со слоящимися ногтями указывали на то, что их хозяйка, скорее всего, страдает от болезней почек, выпуклые, блестящие, чуть желтоватые глаза говорили о проблемах с печенью и атрамом[3], а прыщи на лице – о проблемах с желудком и запорах. Кстати, описывая «прелести» трясущейся как осиновый лист розы, маменька расчетливо вызывала в Бельварде чувство омерзения. Причем не только к Шейре, но и к самому себе. Именно поэтому она заставила его внимательно рассмотреть ее маленькую, но до ужаса дряблую и обвисшую грудь, ткнула пальцем чуть ли не в каждую бородавку, в каждое грязно-коричневое пятно на животе и ногах. Потом показала расчесанные до крови укусы на ее голове, спросила, не искал ли он там какую-нибудь живность, и рассказала о причинах, из-за которых у продажных женщин начинает «вот так» шелушиться кожа. Ну, и в самом конце осмотра попросила Бера открыть Шейре рот.
Один взгляд на обломанные черные пеньки, окруженные воспаленными деснами, – и Бельварда, живо представившего себе поцелуй в губы, вывернуло наизнанку. Слава Вседержителю… и Беру, вовремя развернувшему и подтолкнувшему его к окну, не на платье маменьки, а на улицу.
Видимо, леди Марзия дожидалась именно этой реакции, так как после того, как Бельвард привел себя в порядок и виновато посмотрел на нее, она демонстративно приподняла юбки и насмешливо поинтересовалась:
– Так что, оставить вас наедине?
– Н-нет! Я был пьян и ничего не соображал!!!
– Что ж, надеюсь, это станет тебе хорошим уроком…
– Станет, маменька! Спасибо!
– Одним «спасибом» не отделаешься… – ухмыльнулась леди Марзия, потом посерьезнела, не оглядываясь на Мельена, шевельнула пальцами, дождалась, пока тот выставит из комнаты и Слизня, и слегка испуганную розу, а потом поинтересовалась, достаточно ли Бельвард протрезвел, чтобы начать соображать.
Туман, путавший мысли и чувства, стал намного реже. Кроме того, начала побаливать голова. Но признаваться в этом было равносильно самоубийству, поэтому Бельвард утвердительно кивнул. И удостоился снисходительной улыбки:
– Что ж, тогда можешь радоваться – твое ожидание закончилось: баронесса Мэйнария и ее Бездушный находятся в Шаргайле!
– Вы уверены? – чуть не завопив от счастья, спросил юноша.
– Более чем! Могу сказать больше – они в сарти[4] рода Аттарк. И будут там еще некоторое время…
– Я выезжаю! Прямо сейчас!!! – воскликнул Бельвард и, заметив, что его кошель почему-то лежит на столешнице, торопливо повесил его на пояс.
– Спешить смысла нет… – хмуро бросила леди Марзия. – Бездушный тяжело ранен и вставать не в состоянии, значит, в ближайшее время из дому не выйдет. А сарти, стоящий в центре города, штурмом не возьмешь…
«И не в центре – тоже… – мрачно подумал юноша. – При первом же ударе тревожного колокола к атакуемому дому соберется все население Шаргайла. А это не сто-двести человек[5], а несколько тысяч!»
Увы, маменька этого не понимала, так как поморщилась и принялась раздраженно вертеть на пальце родовое кольцо:
– Что самое отвратительное, после недавнего похищения жены Ваги Крыла Бури въезд не-хейсаров в Шаргайл строго-настрого запрещен! Кстати, я отказываюсь понимать, как можно запретить въезд в город, лежащий в горах. Ведь там десятки троп, как обычных, так и звериных, ущелья, перевалы, пещеры…
Собравшись с духом, Бельвард робко попробовал объяснить, чем отличаются горы от леса, и, как ни странно, преуспел – выслушав его объяснения, маменька благосклонно кивнула и даже потрепала его по волосам:
– А если заплатить Серым? Неужели они не провезут человека-другого в какой-нибудь повозке с двойным дном?
– Простите, маменька, но в Шаргайле Серых не было и нет… – всеми силами демонстрируя почтение, еле слышно выдохнул Бельвард.
– Как это?
– Его милость прав… – подал голос Бер. – Их там давят, как крыс. Вот они и не заводятся…
Видимо, слышать о городе, в котором нет Пепельного братства, леди Марзии еще не приходилось – она недоверчиво прищурилась и посмотрела на дверь, за которой скрылся Слизень. Но звать не стала – махнула рукой и принялась задумчиво наматывать локоны на указательный палец.
Чем чреваты попытки помешать маменьке думать, Бельвард знал, как никто другой, поэтому застыл в неподвижности. И стоял так минуты две, пока на ее губах не заиграла кривая улыбка:
– Получается, что брать их надо за пределами Шаргайла. Так?
– Да, маменька!
– В Шарвар[6] они не пойдут – во-первых, слишком далеко от Тиррена, а во-вторых, там нет и не может быть никаких гарантий личной их безопасности. Значит, имеет смысл расставить людей на дорогах и тропах, ведущих в Вейнар и Скар. И, естественно, предупредить Серых, дабы они искали не по всему Горготу, а на подступах к Шаргайлу…
Бельвард кивнул – все, что говорила маменька, было понятно и так.
– Тебе понадобятся деньги… – леди Марзия шевельнула пальцами, и Бер, до этого подпиравший стену рядом с входной дверью, скользнул к столу и положил на него совсем небольшой кошель. – Тут драгоценные камни. На тысячу желтков. Думаю, этого тебе хватит…
– Должно…
– Только не вздумай экономить! Нанимай лучших – тех, кто знает, с какой стороны браться за меч и умеет держать язык за зубами…
– …и от кого ты сможешь избавиться… – в унисон ей добавил Мельен.
– Именно! – злобно оскалилась маменька. – Найми пару пятерок[7] для особого дела и проследи, чтобы после того, как ты возьмешь кровь за кровь и отправишь эту тварь д’Атерн ко мне, они разобрались с теми, кто слишком много знает…
– Хорошо. Сделаю так, как вы сказали… – склонил голову Бельвард.
– И еще: если к тебе вдруг обратится некий Орман по прозвищу Кот, то сделай все, что он попросит…
Пятый день второй десятины второго травника
…На лбу и крыльях носа брата Рона, скользнувшего в кабинет, поблескивали капельки пота, волосы слиплись и приклеились ко лбу, а сутана выглядела так, как будто на нее вылили ведро воды.
«Бежал. Наверное, с голубятни…» – мысленно отметил Ансельм и подобрался – чтобы бегать в такую жару, надо было иметь очень серьезные основания.
Так оно, собственно, и оказалось – переведя дух и поздоровавшись, Рон подошел к столу и с поклоном положил на него скомканный кусочек пергамента:
– Письмо из Каравата[8], ваше преподобие!
Вчитываться в слишком мелкий и на редкость неразборчивый почерк лазутчика не было ни времени, ни сил, ни желания, поэтому глава Ордена Вседержителя поморщился и неопределенно повел рукой.
Объяснять смысл этого жеста не пришлось – иерарх вытянулся в струнку, еле заметно вздохнул и несколькими рублеными фразами пересказал содержание письма:
– Жене Ваги Крыла Бури отравить Латирдана не удалось – она погибла еще до «побега». Скорее всего, во время захвата хейсарами «Королевской Охоты». Юлай Подсвечник и Негзар Мышь схвачены, допрошены и посажены на кол. Брат Годрим успел принять яд и умереть…
– И почему это я не удивлен? – с сарказмом поинтересовался Ансельм, потом осторожно встал из-за стола, подошел к окну и уставился на площадку перед исповедальней, на которой толклись ожидающие своей очереди монахи.
«Как хорошо быть простым братом-клинком… – мелькнуло в голове. – Ни покушений, ни интриг, ни ответственности – только служба, тренировки да сон. Вот о чем они сейчас думают? О скором ужине? О всенощном бдении? О жаре?»
Ответ пришел сам собой. И почему-то совсем не порадовал: большая часть братьев наверняка думала не о будущей исповеди, а о том, как подсидеть товарища, стать десятником или получить возможность пробиться в ряды тех, кто пойдет учиться на надзирателя. А меньшая, самая изворотливая, размышляла о том, как обратить на себя внимание кого-нибудь из иерархов и сделать первый шаг к вершинам власти.
«Нет чтобы жить в тишине и спокойствии?» – хмуро подумал он, усилием воли отогнал мысли о том, что когда-то думал о том же самом, и повернулся к Рону:
– Ты уверен в том, что брат Годрим погиб?
– Нет, ваше преподобие, не уверен… – угрюмо буркнул иерарх. – Лазутчик из Каравата пересказывает слухи…
– То есть Годрима могли взять и расколоть?
– Могли… – кивнул брат Рон. – Но, честно говоря, я в это не верю: чтобы задавать правильные вопросы, надо представлять, о чем спрашивать, а о способностях братьев-надзирающих Неддар не знает и знать не может!
– Пожалуй, ты прав… – с трудом сдерживая желание почесать раззудевшуюся рану на ягодице, буркнул Ансельм. – Чем дольше они не будут знать, о чем спрашивать, тем лучше!
– Сделаю все, что смогу… – приняв пожелание как руководство к действию, воскликнул иерарх. И вернулся к обсуждаемой теме: – Одно плохо: после допроса Юлая Подсвечника в Шаргайле не осталось ни одного брата во Свете. И не только братьев – хейсары нашли и вырезали всех, кто имел хоть какое-то отношение к Ордену…
– Значит, в ближайшее время мы будем вынуждены верить слухам… – поморщился Ансельм и ткнул пальцем в лежащее на столе письмо: – Как видишь, уже начали…
– Ну, слухи всегда можно проверить! Скажем, я уверен, что Латирдан жив и здоров – по сообщениям из Аверона, во дворце уже начали готовиться к его возвращению…
– М-да…
– Кстати, ваше преподобие, вам не кажется, что Неддару ворожат Боги? – негромко спросил брат Рон. – Схрон в «Охоте», который обнаружили его люди, делали белогорцы. И до сего дня я был уверен, что найти его невозможно!
– Чушь! – раздраженно воскликнул Ансельм. – Найти можно все, что угодно, – было бы желание и возможности! А что касается Латирдана – если бы ему ворожили Боги, то нам бы не удалось убрать его отца и устранить его первого министра…
– Ну да, пожалуй, вы правы, ваше преподобие…
– Не «пожалуй», а прав! Кстати, я бы на твоем месте вспомнил слова Игенора Мудрого: «Путь к Власти – это игра, в которой бывают и победы, и поражения. Тому, кто страшится последних, этот Путь не по зубам…»
Брат Рон задумчиво свел брови к переносице и зашевелил губами, проговаривая цитату про себя.
– Ты что, не читал трактат «О Власти и обо всем, что ждет на пути к ней»? – удивленно спросил Ансельм.
– Н-нет…
«Может, поэтому-то ты мне и верен…» – хмуро подумал глава Ордена Вседержителя и, сильно пожалев, что озвучил название труда, способного навести Рона на ненужные мысли, криво усмехнулся: – Ладно, Двуликий с ним, с Шаргайлом! Давай решим, что нам делать дальше…
…В возможность устранения Неддара Латирдана руками его собственного повара Ансельм верил слабо – да, тому удалось отравить графа Грасса и не привлечь к себе внимания. Но это еще ни о чем не говорило – тех, кто кормил первого министра, не контролировал никто, а над головой поваров, готовящих для короля, неотлучно стояли люди Арзая Белой Смерти; то, что ставилось на стол Грассу, ел только он сам, а еду Неддара обязательно пробовали специально обученные слуги; первое отравление Черным Льдом могли принять за удар, а второе – уже нет. Поэтому, дав Рону кое-какие указания по поводу того, что и как должен сделать повар, глава Ордена Вседержителя сосредоточился на задумке, которую обдумывал уже целую десятину:
– Значит, так: завтра утром ты отправишься в Парамскую Обитель…
– Проверять готовность метателей и их обслуги? – понимающе кивнул иерарх, наткнулся на гневный взгляд Ансельма и побледнел: – Простите, что перебил, ваше преподобие!!!
– Два десятка повторений «Смирения» и три – «Покаяния»! После того, как мы закончим, и… в присутствии брата Бенора!
– Как прикажете, ваше преподобие… – смиренно склонив голову, выдохнул брат Рон и затих.
– О чем я говорил? – жалея, что не может видеть глаза иерарха, рыкнул Ансельм, вернулся к столу и осторожно сел.
– О том, что завтра я отправлюсь в Парамскую Обитель…
– Да! Так вот, твоя задача – как можно быстрее отобрать шесть самых подготовленных десятков[9] и проконтролировать, чтобы они были в состоянии собирать и разбирать свои метатели на скорость и с завязанными глазами, а также назначить человека, ответственного за их уничтожение!
– Э-э-э… простите, не понял?
– Мне надо, чтобы в случае малейшей опасности захвата метатели могли сгореть, причем быстро и, по возможности, бесследно. Если не назначить ответственного, то в бою каждый из обслуги будет заниматься тем, что считает более важным, и тем самым подставит под удар наши планы, а в дальнейшем еще и лишит нас небольшого технического преимущества…
– Логично…
– Да ты что?! – язвительно усмехнулся Ансельм, потом заставил себя успокоиться и продолжил: – После того как ты назначишь этих самых поджигателей, проведи несколько тренировок и убедись, что они знают, куда прикреплять сосуд с «Огнем Веры», и в состоянии вовремя им воспользоваться…
– Хорошо…
– Когда ты решишь, что обслуга готова, отправь их с хорошей охраной в Бочаги и Туманный Овраг…
– По три в каждую деревню?
– Да…
– В разобранном виде?
– Естественно!!!
Иерарх кивнул, задумчиво поскреб подбородок и неуверенно поинтересовался:
– Может, имеет смысл везти их с купеческими обозами? Если раскидать отдельные части по разным повозкам, то ни один, даже самый дотошный солдат не поймет, что именно мы везем! Опять же, перевозка по большим трактам позволит нам выиграть время…
Его предложение было не лишено смысла, поэтому Ансельм утвердительно кивнул:
– Отправляй с обозами. Только имей в виду, что на месте они должны быть не позже чем к середине второй десятины третьего травника…
– Будут, ваше преподобие! Даже раньше!
– И последнее – пока метатели будут в дороге, займись подчисткой вейнарских следов…
– Простите?
– Мне надо, чтобы Арзай Белая Смерть случайно узнал о том, что граф Ильмар потратил пять тысяч золотых неизвестно на что!
– А зачем, ваше преподобие?
– Узнаешь. Когда придет время…