bannerbannerbanner
Ликвидация последствий отстрела негодяев

Василий Головачёв
Ликвидация последствий отстрела негодяев

Полная версия

– Извини, командир, показалось, что этот жучара не сильно проникся серьёзностью нашего визита, вот и сочинил про наблюдение.

– Молодец, ты его озадачил. Может быть, он и послушается совета. Ну что, теперь к полицаям?

– Давай, до пятницы я совершенно свободен, – рассмеялся Николай, вспомнивший знаменитый мультфильм. – Только спать хочется.

– Мне тоже, но теперь придётся доделывать дело. Едем в парк.

– Понял.

Парк Соловьиный занимал в Зябликове место рядом с главной площадью города, автовокзалом и церковью Святой Троицы. За последние годы его облагородили, очистили от мусора, засохших и упавших деревьев, посадили новые, разбили цветники, установили аттракционы и площадки для отдыха детей, и в хорошую погоду здесь было много гуляющих горожан, в том числе – молодёжных компаний. Но компании бывают разные, в Зябликове хватало и мажоров, и просто отморозков, время от времени устраивающих свои игрища, поэтому полицейским патрулям приходилось дежурить на территории Соловьиного чуть ли не круглосуточно.

Связку сержантов Барсов и Алексеев обнаружили в кафешке «Посолонь» на берегу небольшого прудика. Один был здоровым бугаём под два метра ростом, с могучими плечами, белобрысым, с широким лицом деревенского увальня. Барсов определил его как Дяченко и не ошибся. Второй был намного ниже, худой и болезненный, судя по цвету его рябоватого лица и тоскливому выражению глаз. Оба сидели за столиком на открытой веранде и лениво потягивали из бутылок чай «Липтон».

Было жарко, и оба сняли белые форменные фуражки.

– Майор Барсов, – представился Барсов, показывая удостоверение, сел напротив; Алексеев остался стоять. – Управление собственной безопасности УВД. Представьтесь.

Сержанты переглянулись.

Худосочный нервно надел фуражку:

– Сержант Пёхов.

Барсов перевёл взгляд на здоровяка. Тот, помявшись, нехотя пробурчал:

– Сержант Дяченко, одиннадцатое РОВД.

– Встать! – негромко, но металлическим голосом сказал Барсов.

Худой вскочил.

В глазах бугая протаяла озабоченность, но он всё-таки поднялся, натянул головной убор.

Барсов выдержал паузу, глядя на него снизу вверх.

– Можете сесть. Мы не задержим вас надолго.

Худой сел, держа спину прямо.

Его напарник помедлил, обладая, видимо, реакцией коалы, опустился на стул, жалобно скрипнувший под его весом.

– Вас вызывали в школу номер тридцать семь в конце мая, – начал Барсов, – чтобы вы разобрались с депутатом-хулиганом Комаевым, напавшим на учительницу.

– Ну? – угрюмо выговорил Дяченко.

Алексеев фыркнул, продолжая стоять – руки в карманах джинсов.

– Почему вы отпустили негодяя?

Полицейские снова переглянулись.

– Он же депутат… – неуверенно сказал худой.

– Он ударил женщину! – не выдержал Алексеев. – Вытащил её за волосы из класса при детях! Это не повод для задержания?

– Он депутат, – тупо повторил Дяченко.

– Понятно, – сказал Барсов. – Для вас не существует закона справедливости, так как вы всегда можете спрятаться за формальной статьёй чиновничьего закона круговой поруки. Я не прав?

– Мы ничего… противозаконного… не делали.

– Так вы вообще ничего не делали, – сказал Алексеев. – Женщине чуть голову не проломили, волосы вырвали, а вы поговорили с подонком и отпустили!

– Действовали… по инструкции… доложили начальству.

Алексеев посмотрел на Барсова:

– Я бы уволил обоих к чёртовой матери, товарищ майор! Формализм у них в крови! Интересно, как бы они действовали, если бы депутат на их жён или сестёр напал? Тоже согласно инструкции?

– Мы… по закону… не имеем права… задерживать депутата…

Барсов встал.

Полицейские поднялись следом.

– Давно служите?

Озадаченные вопросом сержанты неуверенно поглядели друг на друга.

– Восемь лет, – буркнул верзила.

– Девять… – пискнул напарник.

– И за такой срок вы всё ещё сержанты?

– Служили… как все…

– Ну-ну, служите дальше. Адрес депутата Комаева знаете?

– Симонова, двадцать, – с готовностью сказал худой.

– Квартира?

– У него собственный дом в конце улицы, в лесу.

– Продолжайте дежурство, парни, и не дай вам бог попасть в ситуацию, схожую с защитой негодяя!

Спецназовцы покинули кафе, вернулись к машине.

– Ещё раз убеждаюсь, – сказал Алексеев горестно, – что пока младший сержантский состав полиции, так сказать, опора закона, будет состоять из таких вот служак, порядка в стране не будет.

– Смотри глубже, – хмыкнул Барсов. – Рыба гниёт с головы. Пока у власти у нас либералы, во всех государственных структурах будут работать коррупционеры, в том числе и в полиции. Кого они возьмут на работу? Таких сержантов, как этот громила Дяченко и дистрофик Пёхов.

– Да уж, наверно. – Алексеев завёл машину. – Куда теперь?

– А давай-ка наведаемся домой к депутату.

– Он же, наверно, на работе. Если, конечно, протирание штанов в Заксобрании можно назвать работой.

– Если на работе, поедем в Управу.

Бывший футболист, странным образом избранный в заксобрание Зябликова, жил, как оказалось, на широкую ногу.

У него имелся двухэтажный коттедж, стилизованный под крытый стадион, земельные владения площадью в один гектар, обнесённые четырёхметровой высоты стеной, напоминающей стену Московского Кремля, и крутая машина – «Мазератти S560» цвета серебра. Поскольку «Мазератти» стоял сразу за воротами усадьбы, можно было надеяться, что хозяин дома, хотя четверг двадцать четвёртого июня был рабочим днём, и все депутаты должны были заниматься трудовой деятельностью. С другой стороны, гарантий, что Комаев соблюдает распорядок дня, не было никаких.

Так и оказалось: хозяин роскошного особняка находился на территории своих владений.

– Не понимаю, на кой ему надо было идти в депутаты? – проворчал Алексеев, когда они подошли к калитке в «крепостной» стене.

– Захотелось вкусить власти, – усмехнулся Барсов. – К тому же депутатство – отличная кормушка. Ты не представляешь, какие блага даёт этот чиновничий курятник! Поэтому за место в таких структурах и идёт драка – до двадцати человек на место!

– Чтоб я так жил! – восхитился капитан.

На калитке из крашеного дуба виднелся дверной глазок, а над калиткой торчал глазок видеокамеры.

Барсов тронул кнопку домофона.

– Слушаю, – раздался басовитый голос.

– Полиция к Комаеву, майор Барсов.

– Он уезжает.

– А, тем лучше. Это его «Мазератти» за воротами?

– Да, его.

Гости поспешили к начавшим раздвигаться створкам ворот. Дождались, когда машина тронется с места, и Алексеев перегородил ей дорогу. Барсов подошёл с левой стороны, показал удостоверение.

Водитель, чернявый смуглолицый парень, опустил стекло дверцы.

– Вам чего?

Дверца машины со стороны переднего пассажирского сиденья приоткрылась. Там сидел мощный мужик в белой тенниске и чёрных очках – телохранитель депутата. Сам Комаев занимал место на заднем сиденье. Он раздражённо наклонился вперёд, просунув голову между плечами водителя и телохранителя.

Барсов никогда не играл в футбол и фанатом игры не являлся, поэтому в лицо игроков российских команд не знал. Зато знал Алексеев, болевший за столичный ЦСКА.

– Я его помню, – проворчал капитан, стоя сзади в своей обычной позе – руки в карманах. – Года три назад он подрался с каким-то журналистом, сломал ему челюсть. Дали год условно. А ещё у него недавно украли часы за двадцать три лимона, вся Сеть гудела.

– Майор Барсов, – повторил Вениамин, – Управление собственной безопасности УВД. У нас к вам разговор.

– Мне некогда.

– Мы вас не задержим.

– Подъезжайте в Управу завтра.

Барсов посмотрел на капитана, и Алексеев сорвался с места, мгновенно открывая дверцу и вытаскивая успевшего только пискнуть водителя. Толчком отправил его к воротам, занял водительское место.

Телохранитель депутата ошеломлённо глянул на него, потянулся к кобуре под мышкой, но Барсов, рванув дверцу переднего пассажирского сиденья, умело выдернул здоровяка из кабины, отработанным приёмом выхватил у него пистолет и направил ствол в лицо. Парень с типичным лицом зэка (у него когда-то был сломан нос) замер.

– Не мешай, – мягко посоветовал Барсов. – Отойди в сторонку и подожди, пока мы побеседуем с твоим боссом. Ничего с ним не сделается.

– Вы что творите?! – обрёл голос Комаев. – Это же нападение на неприкосновенное лицо…

Барсов закрыл переднюю дверцу, открыл заднюю, сел, потеснив обалдевшего депутата.

– Помолчи, неприкосновенное лицо. В конце мая ты напал на учительницу тридцать седьмой школы, ударил её бутылкой, матерился, помнишь?

Ошеломление стало покидать располневшее лицо Комаева, украшенное мешками под глазами. По-видимому, депутат давно перестал заниматься спортом, выпивал, и это отразилось на его облике.

– Кто вы такие?! – Он потянул из кармана безрукавки лопатник айфона.

Барсов отобрал телефон, подумав, что стоит такой аппарат недёшево.

– Управление собственной безопасности, – повторил майор свою легенду. – Полицейские, отпустившие тебя, будут наказаны. Их начальник – тоже. Очередь за тобой. Мы не будем выяснять, чем ты руководствовался, избивая женщину, как не будем и читать мораль. Не надейся на свои связи, сейчас сажают и губернаторов, и генералов, и чекистов. Никто не рискнёт тебя защищать. А начнёшь качать права, коих у тебя нет, неожиданно попадёшь в ДТП. Я доходчиво объясняю ситуацию?

Комаев, у которого уже выросло брюшко, хотя было ему от силы тридцать пять лет, взмок.

– Я… вас…

– Закатаю в асфальт! – закончил Алексеев, фыркнув.

Барсов стиснул плечо депутата с такой силой, что того перекосило.

– Ай! Отпусти!..

– Понял, спрашиваю?

– Чего вы хотите?!

– Справедливости, – усмехнулся Алексеев, посматривающий на телохранителя, что-то бубнившего в пластину айфона.

 

– Первое: ты сегодня же извинишься перед учительницей! Второе: больше никогда не сунешь нос в школу! Мы не станем настаивать, чтобы ты добровольно ушёл в отставку с поста депутата, но заерепенишься – скинем весь компромат на тебя в Сеть. Грешков у тебя немало. А когда на Управу обрушится гнев пользователей Интернета, власти быстренько избавятся от тебя, желая сохранить свои кресла. Как тебе перспектива?

– Вы… не имеете права…

– Ох, только давай без соплей. Мы следим за каждым твоим шагом и шутить не намерены. Не последуешь совету добровольно, по-хорошему, организуем исцеление по-плохому. Будет больно. Хочешь проверить?

Комаев начал приходить в себя.

– Вы… гоните… безопасность УВД не занимается гражданскими…

– Не занимается, – согласился Барсов, – если её не попросят вмешаться. И у простых учителей могут быть могучие защитники. Наш полковник имеет свои резоны и связи в сфере образования, так что, если будет необходимо, он подключит структуры другого уровня. К тебе придут мальчики покруче. Ну, как, договорились?

Комаев сглотнул, растирая плечо, криво улыбнулся:

– Договорились.

Барсов вынул из пистолета телохранителя (это был новенький «Макаров М-2») обойму, кинул оружие не переднее сиденье и вылез. За ним вылез Алексеев.

Телохранитель кинулся к машине, гнусавя:

– Босс, я вызвал полицию…

– Дурак, – послышалось из кабины, – они тоже из полиции, садись.

Отойдя в сторонку, спецназовцы понаблюдали за суетой у ворот (выглянули ещё два парня), дождались, пока «Мазератти» уедет, сели в свой «БМВ».

– Не уверен, что он исполнит наши требования, – сказал Алексеев. – Заметил, какая у него хитрая испитая физиономия? Может, поговоришь с шефом, организуем показательную слежку, чтобы убедился, что мы не блефуем?

– После всех контактов с президентом? Гаранину будет не до того. Остаётся надеяться, что наш разговор с футболистом не останется без последствий.

– Ага, особенно если он начнёт махать кулаками.

– Это будет означать, что нынешние «слуги народа» ничего не боятся, имея «крыши» в верхах, где сидят отморозки крупнее в размерах. Тогда придётся заниматься этим делом всерьёз, поднимать группу.

Алексеев тронул машину с места:

– Куда теперь?

– Подвези домой, залягу спать.

Через полчаса Барсов был дома.

* * *

Проспал он до самого вечера, отключив мобильный и рацию, посчитав, что в этот день имеет право на долгое горизонтальное положение. Разбудил его в половине седьмого звонок в дверь. Гадая, кто это мог быть, Барсов заглянул в глазок и увидел соседку, история которой подвигла его направиться в поисках справедливости вне сферы служебной деятельности. Открыл дверь.

– Маша?

Учительница зарделась под его взглядом, но глаз не опустила.

– Мне звонил Борис Аркадьевич… директор школы…

– Да? – ненатурально удивился Вениамин.

– Меня восстанавливают в должности.

– Очень хорошо, – обрадовался Барсов. – Я знал, что правда восторжествует. Что вы ответили директору?

Мария Ильинична пристально посмотрела на майора:

– Это ваших рук дело? Вы были у директора?

– Ну, заехал по пути, мы хорошо побеседовали о том о сём. Надеюсь, и ваш обидчик ещё принесёт свои извинения.

– Не нужны мне его извинения. Почему вы решили… вмешаться в это дело?

Барсов спохватился:

– Что же мы стоим на пороге, заходите, чайку-кофейку попьём.

– Неудобно…

– Что ж тут неудобного? – улыбнулся он, вдруг заметив, что учительница хороша собой. Ей очень шёл летний сарафан в синий горошек, губы она не красила, они у Марии Ильиничны и так были яркие, полные, а серые, с зеленоватым оттенком глаза смотрели открыто и прямо.

– Мы с вами живём рядом давно, а по сути, незнакомы.

– Спасибо…

– Не за что. – Он посторонился, пропуская женщину, от которой пахнуло не духами, а свежескошенной травой.

На мгновение в памяти шевельнулся образ другой женщины – Евы, дочери соседа по даче, полковника в отставке Болотова, но тут же растаял.

Барсов усадил гостью на диван в зале, приготовил кофе, насыпал в вазочки любимое овсяное печенье, орехи, глянул на себя в зеркало, чтобы оценить, как выглядит (надо было побриться утром, мелькнула мысль), и присоединился к учительнице, с любопытством разглядывающей интерьер комнаты. Налил кофе себе и ей.

– Пейте, кенийский, ручной обжарки. Или сначала пропустим по глоточку винца? У меня есть автохтонный «Киндзмараули», Саша снабжает, у него в Грузии родственники живут.

– Кто это?

– Саша Виткер, боец моей группы. Я ведь майор Росгвардии.

– Тогда понятно.

– Что понятно?

– Почему мне Борис Аркадьевич позвонил.

Барсов рассмеялся:

– Значит, проникся уважением.

– Всё равно не надо было связываться.

– Знаете, если честно, за Россию стало обидно. Сколько же она кормит упырей и ублюдков, как этот футболист Комаев, прорвавшийся в депутаты.

– Обиды и негодования похожи на яд, который вы пьёте в надежде на то, что отравятся другие. Счастье начинается с прощения.

– Это кого вы процитировали?

– Кэсси Комбдена.

– Кто это?

– Псевдоним неизвестного автора, афоризмы которого часто публикуются в Сети.

– Разве такое бывает?

Мария Ильинична улыбнулась:

– Встречается.

– Что ж, возможно, этот афорист прав, но если мы каждый раз будем отступать и прощать подонков, жизнь лучше не станет. Таких, как Комаев, надо учить жёстко, они понимают только силу.

– Хотите ещё афоризм?

– Этого… как его… Кэссиди Комбдуна?

– Нет, Франка Шуберта.

– Валяйте.

– Хочешь порадоваться мгновение – отомсти, хочешь радоваться всю жизнь – прости.

Барсов покачал головой:

– Очень умно… я не слышал. Может быть, я и переменю своё мнение. Так что насчёт вина?

– Нет, благодарю, в другой раз. А злобу лучше всего наказывать пренебрежением, это моё правило.

– Хорошее правило. – Барсов поднял чашку. – Вы меня почти уговорили. Будем!

Мария Ильинична засмеялась, поднимая свою чашку.

– Вы умеете отступать, товарищ майор. А чем вы занимаетесь в свободное время?

– Времени свободного у меня почти не бывает. Но если вам интересно…

Разговор перешёл в другую плоскость.

Барсов рассказал гостье, что любит встречаться с друзьями, отдыхает на даче, путешествует, с удовольствием читает классику, беря книги у деда, известного библиофила. Признался, что в соцсетях не сидит часами, как другие, считая это увлечение колоссальной проблемой молодого поколения. Закончил:

– По сути торчок в Инете – болезнь, причём прогрессирующая, и сможет ли переболеть им человечество, не деградируя, большой вопрос.

– Вы правы, – погрустнела Мария Ильинична, – нам всё труднее заставить учеников включать собственный мозг. Не помогают ни правила, ни принимаемые законы, ни примеры. Учить детей мыслить самостоятельно стало невозможно.

– Надо чаще использовать традиционные методы воспитания, – убеждённо сказал Барсов.

– Какие?

– Ремень! И в угол коленками на крупу!

Маша засмеялась, отчего лицо молодой женщины удивительно расцвело и похорошело.

– Бить и наказывать углом нельзя.

– Раньше именно так учили непослушных, дед рассказывал, и ничего, никто не жаловался в Совет Европы или в ООН, и хорошие люди вырастали.

Перешли на шутливый тон, затронули множество тем, волнующих, как оказалось, обоих, от культуры и атак на русский язык до медицины, потом гостья спохватилась, что к ней должна подойти подруга, и убежала, оставив после себя восхитительный букет запахов.

«Надо же! – подумал Барсов, прислушиваясь к самому себе. – Ты не обалдел, майор? Она же не в твоём вкусе…»

«Помолчи! – оборвал он голос второго «я», – много ты понимаешь…»

Размышляя о поворотах судьбы, Вениамин убрал посуду и позвонил Калёнову, вспомнив, что полковник ГРУ в отставке уехал домой из усадьбы Лавецкого сильно помятым.

Максим Олегович отозвался не сразу, словно долго добирался до телефона:

– Да!

Это железное «да» вызвало у Барсова улыбку. У полковника в отставке был глубокий звучный баритон, от которого завибрировало ухо. Вспомнился термин, которым награждали в спецслужбах таких оперативников – рекрут, то есть реально крутой боец. Пришла мысль, что он, майор Барсов, счастливый человек, потому что Калёнов стал ему другом. Правда, к этому чувству примешивалась щемящая нотка сожаления, порождённая тем обстоятельством, что понравившаяся ему женщина выбрала не его, а Калёнова, несмотря на возраст полковника в отставке.

Впрочем, признался сам себе Барсов, Максим Олегович был достоин такой женщины, как Ева. Тем более что знакомы эти двое были давно.

– Максим Олегович, приветствую. Как дела?

– Норм. А у тебя?

Барсов только собрался ответить, как раздался металлический щелчок – включилась рация, настроенная на экстренную связь.

Он извинился перед Калёновым, прервал разговор и поднёс к уху аппарат, закамуфлированный под браслет часов.

– Слушаю.

– Майор, – раздался из циферблата глуховатый голос полковника Гаранина, – срочно в штаб! Одна нога там, другая здесь!

Ёкнуло сердце:

– Что случилось, Владимир Силович?

– Будем сдавать дела, нас отправили в отставку.

Барсов не поверил ушам:

– Что?! Как это – нас отправили…

– Назначен новый директор гвардии, он, в свою очередь, ставит на главные посты своих людей.

– Но как же… мы же – ГОН…

– ГОН расформировывается. Короче, дуй сюда быстрей, надо кое-что успеть сделать, пока не перекрыли доступ к компьютерам.

Рация замолчала.

Барсов аккуратно нацепил браслет на руку – в голове пустота! – попытался поймать родившуюся, но ускользающую мысль. С трудом поймал. Мысль была: кто-то затеял хитрую игру, решая свои проблемы. Но кто? Президент? Новый командующий Росгвардией? Или кто-то ещё? Кто может быть заинтересован в расформировывании группы особого назначения, готовой дать отпор как внешней силе, так и внутренним предателям?..

Ладно, очнулся он, узнаем в конце концов. Как там говорил острец: на каждую хитрую задницу всегда найдётся свой пенис с винтом.

Барсов ухмыльнулся, чувствуя вспыхнувший азарт, и начал собираться.

Центр специального назначения сил оперативного управления и авиации Росгвардии располагался на улице Красноказарменной, 9А, и Барсов добрался до него к девяти часам вечера, когда уже смеркалось.

Поставил машину на служебную стоянку возле главного корпуса, нашёл флигель, в котором располагался штаб СОБРа «Рысь», позвонил Гаранину:

– Я прибыл, товарищ полковник.

– Зайди ко мне, – коротко сказал Гаранин.

Барсов миновал холл здания, в котором наблюдалась необычная для этого времени суета, свернул в левое крыло и вошёл в кабинет начальника ССО.

Гаранин сидел перед экраном компьютера, поглядывая на него и одновременно сортируя на столе какие-то папки, бумаги и диски.

– Что происходит, Владимир Силович? – спросил озадаченный Барсов.

– У тебя в компе нет компромата? – осведомился полковник, не поднимая головы.

– Какого? – ещё больше озадачился Вениамин.

– По операциям, на каких-либо больших людей, на криминал.

– В пределах служебных операций. Ничего ценного я в машине не храню, всё здесь. – Барсов постучал пальцем по лбу.

– Проверь на всякий случай.

– Что за революция обрушилась на нас?

Гаранин оторвал взгляд от бумаг, поднял на подчинённого посветлевшие глаза.

– Все дела ГОН передаются службе безопасности президента. Что-нибудь слышал о «Прикрытии»?

Барсов покопался в памяти.

– Секретное подразделение президента… подчиняется только ему…

– Теперь делом Лавецкого и Бильдербергского клуба будет заниматься «Прикрытие».

– Нас-то за что в отставку?

– Мы становимся лишними, неудобными свидетелями, так что не становись в позу обиженного и не начинай качать права.

– Я и не собирался.

– Быстро к себе, проверь комп и обратно ко мне, пойдём к Соломонову.

Барсов непонимающе глянул на Гаранина:

– К Соломонову? Начальнику штаба?

– Теперь он командующий. Не тяни время, жду через четверть часа.

Барсов поспешил в свой кабинет, располагавшийся в этом же крыле здания, и обнаружил там Алексеева.

– Коля? Ты что здесь делаешь?

– Вот, велено принять у тебя дела, – смущённо признался капитан.

– Час от часу не легче! Меня увольняют, а тебя сажают на моё место?

– Я здесь ни при чём, командир. – Алексеев вспыхнул, но глаз не отвёл. – Сам узнал о назначении минут сорок назад.

Барсов покачал головой:

– Интересные дела творятся в нашей епархии, товарищи гвардейцы. У меня возникают смутные сомнения…

 

– У меня тоже.

– А у тебя какие?

– Заговор мы раскрыли, но кто-то позавидовал успеху и включил систему демпфирования. Дело раскрутят другие или же, наоборот, спустят на тормозах. Боюсь, как бы мы не стали крайними.

– Но если тебя оставили, есть надежда, что по крайней мере обвинять нас в участии в заговоре не станут.

– Командир, – выпрямился Алексеев; он был почти такого же роста, что и Барсов, только вдвое у́же в плечах. – Можешь на меня положиться! Что узнаю я, будешь знать ты. Мы за тебя все горой, не сомневайся.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Барсов, протягивая руку.

Николай горячо потряс её.

К Гаранину Барсов вернулся полный уверенности, что за свои тылы он может быть спокоен. Ни Алексеев, ни бойцы группы «Рысь» не могли его предать. Он знал каждого в течение многих лет и доверял всем.

– Идём, – сказал начальник ССО, когда майор переступил порог кабинета. – Проверил записи?

– Передал дела Алексееву, всё нормально.

– Ничего нормального не вижу, но что имеем, тем и владеем.

В кабинете командующего Росгвардией, который совсем недавно занимал Лавецкий, было шумно. Место адъютанта занимал незнакомый молодой капитан с внимательными карими глазами и пышной шевелюрой – ёжиком. Кроме него в предбаннике кабинета беседовали мужчины, двое – в генеральской форме, два полковника и двое в штатском. Барсов знал только полковников, занимавших важные посты в иерархической структуре Росгвардии – в информационной сфере и в снабжении.

На вошедших обратил внимание только адъютант.

– Проходите, товарищ полковник, – вышел он к Гаранину с озабоченным видом, – главный уже спрашивал про вас.

Дверь, на которой недавно висела табличка «Лавецкий В. С.» (в рамочке теперь не было фамилии, наверно, не успели сменить), открылась, приглашённые вошли.

Новый главком Росгвардии, ещё довольно молодой (ему исполнилось пятьдесят лет), худой, с бледноватым костистым лицом вегана и большим лбом, был не один. За Т-образным столом сидели ещё двое мужчин в гражданских костюмах, и у Барсова сжались мышцы живота: один из гостей Соломонова руководил службой внутренней безопасности Росгвардии. Невольно вспомнился депутат Комаев, которому Барсов и Алексеев представились как сотрудники внутренней безопасности УВД. Странное пересечение ситуаций показалось опасным.

Сидевшие за столом повернули головы к двери.

Соломонов мельком глянул на Барсова и стал смотреть на Гаранина:

– Товарищ полковник, решением главнокомандующего России вы отстраняетесь от командования бригадой ССО и помещаетесь под домашний арест на время следствия по делу Лавецкого.

Барсов онемел, с изумлением повернув голову к Гаранину, перевёл взгляд на командующего.

– Товарищ генерал!

– Молчи! – глухо сказал Гаранин. – В чём меня обвиняют, Григорий Дмитриевич?

– Пока ни в чём, – без улыбки ответил Соломонов. – Следствие покажет. Возможно, вы допустили утечку секретной информации, что привело к потере контроля над ситуацией в подземном бункере Лавецкого, и мы потеряли доступ к вещественным доказательствам преступления командующего. Прошу сдать дела.

– Кому?

– Мне, – сказал второй гость Соломонова, которого Барсов не знал.

Мужчина выглядел добродушным участником ток-шоу, каких нынче много на телевидении, но глаза его вдруг на миг стали колючими и оценивающими, словно у эксперта-психолога в том же ток-шоу типа «На самом деле» на Первом канале.

– Генерал Перекопов, – представил его Соломонов. – Вы свободны, товарищи.

– Я тоже? – на всякий случай спросил Барсов.

По губам Перекопова скользнула тонкая улыбка.

– Сдавайте дела преемнику, – добавил Соломонов. – Из города просьба никуда не выезжать до окончания расследования. Обоим необходимо заполнить протокол о хранении гостайны. Всего хорошего.

Барсов и Гаранин повернулись и вышли, унося на спинах кирпичи взглядов присутствующих.

В коридоре полковник повернул голову к Вениамину и сказал бесстрастно:

– Узнал второго?

– Н-нет, – сказал Барсов. – По-моему, ни разу с ним не встречался.

– Перекопов – бывший начальник службы охраны президента, он и руководит «Прикрытием».

– Вы его знаете?

– Знал… когда-то.

– У него взгляд как у рентгеновского аппарата. Нам надо его бояться?

– Посмотрим.

К идущим по коридору мужчинам подошли двое парней одинаковой комплекции и в одинаковых серых костюмах.

– Товарищ полковник, – сказал один из них с виноватым видом, – нам приказано сопроводить вас домой.

Барсов перехватил взгляд Гаранина и понял, что с этого момента и у него, и у командира начинается веселая адреналиновая жизнь.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru