Человек – он как сосуд. Погодя – тускнеет. А уронен – в хлам снесут, и никто не склеит. Не берутся клеить бой мастера сосудов. Дорожите же собой — целые покуда.
2008
ПОЭТ
Он жил в селеньи горном в Карпатской стороне. Писал о горе чёрном, о лете, о весне. Текли стихи о боге, о счастье, о земле. Легли тома – в итоге — в поэтовом столе. Писал он дни и ночки — талантлив на беду. Но не «кормили» строчки: батрачил за еду… Просил он средств на книги: прекрасны ведь стихи. В ответ крутили фиги чиновные верхи. (Страна моя такая. На паперти – и я. Смирился. Привыкаю, обиды затая…) Невзгоды подточили здоровье паренька. Нет денег – не лечили: до жути явь дика. …Он умер на излёте, как свет звезды, угас, томами в переплёте не осчастливив нас. Селом похоронили, воздвигнув бугорок. На память сохранили немало ярких строк. А мать… осиротела: одна, как перст, в избе. Такого ли хотела и сыну, и себе… Берёт стихи ночами — читает (боль смотреть) ослепшими очами. Мечтает… умереть.
2004
ДОМОВОЙ
Вновь по крышам ночь порхает, и луна взлетела. Под бессонницу, вздыхает домовой без тела. В даль окошко слуховое открывает виды. Стонет призрак, волком воя, от глухой обиды… Окон дом прикрыл ресницы: грёзы облепили. Стынь могильная струится меж чердачной пыли. Сквозняка позволил шалость ветер из-за леса. Безысходности усталость одолела беса. Тяжки думы домового: никому не нужен… Корка хлеба дармового — весь вчерашний ужин. Дом большой – деревьев выше. В нём – жильцы-улитки: под своею каждый крышей терпят жизни пытки. На чердак рукой махнули: безобиден бука, пусть живёт себе дедуля, против – нету звука. …Забытья мелькнуло время. Домовой очнулся — над душой рассвета бремя — разом в явь вернулся. Той не вечно ночи длиться, небеса бледнее. Свет впустила черепица: старика виднее… Стрекотня извне сорочья — суть схватили мудро: Домовой он – ночью, ночью, старый бомж – наутро.
2004
ЖИВАЯ БОЛЬ
Инвалидные коляски покатили за окном… Омрачились яви краски. Душат мысли об одном: кто те юноша безногий и старик с ногой одной… И за что озлились боги вдруг на судьбы их… Виной страшной небо прогневили, или просто рок – страдать… Прочь коляски укатили. Вслед им впору мне рыдать…
2004
КАК УМИРАЛА ДИСКОТЕКА
Дождь. И грязь. Промокшее до корки, в ночь село упрятало задворки. Лишь у клуба светится кроваво. Молодых в нём шумная орава. Дискотека. Громыхает. Стонет. Зал в дыму и перегаре тонет. Уж чего, а выпить, если честно, у села до чёрта повсеместно. Не одна осушена баклага. Этот хмель и музыка – все блага. А какие танцы да без драки… Горе чуя, воют в ночь собаки. Поздно. Шум и не умолк нисколько. Юн ди-джей – из школы только-только. Он – искусства истинный ценитель и культуры на селе вершитель. Приговор судьбы ему за это. Никого в дыму – от сельсовета. И от взрослых нет опеки рьяной. Участковый? Спит он дома – пьяный… Клуб – что ад. И кто за них в ответе — на погибель брошенные дети. …Вот один, от браги соловея, оком зло косит на диск-жокея. Дискотеке смерть он уготовил: это ж нож не зря весь день готовил. «Муси-пуси… милый, джага, джага…» Краток миг до рокового шага. К пареньку подкравшись в суматохе, ткнул ножом – «герой»: «Дрожите, лохи!» Нож – под сердце, не моргнувши глазом. Онемела дискотека разом… Кто-то там звонить помчал куда-то, зная – зря, всё ближе час утраты: врач в село и днём не проникает. С кровью жизнь по капле утекает.
Утро. Дождь. И грязь. И нет проезда. Мальчик умер. А душе – нет места: над селом рыдает колокольно. Это ей за здесь живущих… больно.
2006
ХУДОЖНИЦА
Она жила убого, крутилась как могла. За труд брала немного. Картины-«зеркала» она писала маслом. Игра цветов, теней… Но жизнь её угасла в один из горьких дней. А дом… разворовали, до нитки, до холста. Деляги не зевали. На людях нет креста. Талантлива, без спору: тащили кто что мог… Недаром ведь так скоро призвал её сам бог. Скажу вам по секрету — я тоже «согрешил»: овал автопортрета спасти тайком решил… Храню на видном месте, излишне говорить. Творцы достойны чести, чтоб их боготворить… Никто уже не помнит художницу давно. От праздности трезвонит теперь её окно… Топчу к её могилке тропу лишь я один. Хожу молиться пылко, доживший до седин.
2004
ХУДОЖНИК
Он рисовал свободу углём на кирпичах. Он грел на солнце воду: был плох его очаг. Он так берёг бумагу — для лучших из картин… Ценя весьма отвагу — он жил в лесу один. Жил с миром по соседству, достоинство храня. Оно – спасенья средство, учил старик меня. Художник и мыслитель, романтик и эстет, теперь он – небожитель: его на свете нет… Со мной его подружка собака Николя. Пуста в лесу избушка, не топтана земля. А я храню полотна руки того бомжа, и говорит свободно со мной его душа.
2004
БЫВАЕТ
Когда надежда чуть жива, а радость далека, — вдвойне печальна голова юнца и старика. В унынья приступе с собой им совладать невмочь. Готов без удержу любой из них проплакать ночь.
2008
С СУДЬБОЮ НЕ ПОСПОРИШЬ
День примчится и умчится, всё старо и вечно, зло, добро, любовь случится, сгинув быстротечно… В суете мирской освойся. Сторонясь порока — не надейся и не бойся: всё – по воле рока. Для себя ища благого — сам себя не мучай: сомневаться будешь много — а решит всё… случай.
2009
ОДНА НАДЕЖДА – НА БОГА
На Карпатском взгорье притулилась хатка. Горевали горе там отец и матка: их дитя хворает вот уже недели. Может умирает? Дышит еле-еле. В бедной хатке тихо оттого, что ясно: ждать, когда в ней лихо, помощи напрасно. Далека и гадка нынче медицина! И отец и матка молятся за сына… Вот – мой бог! – однажды ангел шевельнулся. Утолили жажду — слабо улыбнулся. Глазки засветились, ясные как зори. Двое оживились — отступило горе. Тихо плачет матка, а отец смеётся. Счастье: их дитятко с ними остаётся!..
2005
ПРАВДА ОДНОГО ГОРЯ
Пресыщен благами иной, кому-то нет простого блага. Знакомо… Год назад женой сумел обзавестись бедняга. Но от судьбы не улизнёт никто. Молчи, ори истошно, заройся в землю, словно крот, — с ней разминуться невозможно. На джипе пьяный господин век оборвал её на свете… …Несчастный год уж как один, и мир от горя беспросветен. Кощунствуя в тиши ночей, слезой кровавой он кропится, и бог в бреду его речей — не бог, не бог – а кровопийца.
2008
БЕСПРИЗОРНИК
Бит и голоден. Бывал в разных передрягах. Приютил его подвал, где таких – ватага… Попрошайничать и красть наловчился, то-то: шанс единый – не пропасть, школа и работа. В общем – доли нету злей долюшки сиротской. Пристрастился нюхать клей он – от жизни скотской. А вчера один говнюк искусил на «дозе». Провалился в первый глюк: лето на морозе… Участь малого теперь представляет каждый: не открыв спасенья дверь — он умрёт однажды. С горя хочется кричать, есть для слёз причины: будет колокол… молчать в день его кончины!..
2006
ЧТО ВИДЕЛ БОГ
Это сколько в мире зла — ей теперь понятно. В школу девочкою шла, женщиной – обратно… По дороге в лимузин затащили силой — не чечен и не грузин… — местные дебилы. Ад утехи групповой памятен девчонке. Надругавшись, чуть живой бросили. Подонки. Впору руки наложить на себя. Вот горе… Но окстилась: надо жить, в пику волчьей своре. Пощадила даже мать: не того здоровья, сердце – что тут понимать — обольётся кровью… Зная – следствия возня фарс ничтожный в лицах, ходит, тайну сохраня, в прежний класс. Учиться.
2006
ШЁЛ МУЖЧИНА
Шёл мужчина. Крепок телом. Даром – мужественный вид: то ли выл он, то ли пел он, то ли плакал он навзрыд…
День какой такой утраты у мужчины? – не понять. Осенило – день зарплаты: обманули — что тут знать… Ноют руки. Ноют плечи. В теле – слабости озноб. О законе – нет и речи. Не рабочий он – холоп. Шиш за целый месяц муки получив, – в который раз, — шёл глава семьи. Он руки отвести не смел от глаз: чтобы люди не видали слёз его скупых мужских. Он спешил: ведь дома ждали — голод – денег хоть каких…
Шёл мужчина. Крепок телом. К чёрту – мужественный вид: то ли выл он, то ли пел он, то ли плакал он навзрыд.
2006
КОСАРЬ
На горе косарь с косою. Захирел, ослаб. Траву режет строчкою косою — измождённый наяву. Заприметив селянина — сердцем вздрогнул и душой: истерзалась полонина нынче кривдою большой. И в селе недоеданье. Речи нету о деньгах. Селянин обложен данью, в потрясениях, в долгах… …Кое-как трава ложится. Косаря нет прежних сил. Но на отдых не решится — словно кто б его просил. Так и есть. Вот – хвост виляет, два рога в пятнистом лбу. Взгляд коровы умоляет бедняка вести косьбу. Тот работать перестанет — вовсе в дом войдёт беда: молока едва не станет — напрочь кончится еда. С человеческими схожи — хоть коровьи – те зрачки. И корове ясно тоже — как страдают бедняки…
2008 Закарпатье
ПРО ДЕВОЧКУ ТАНЮ И ЕЁ МЯЧИК
На работу лишь родители ушли — Таня с Петей поиграть к реке пришли. Видно – Таня мяч кидала высоко: он возьми – да и в реку… Где глубоко. Что же делать-то, бежать – за кем, куда?.. Плачет Таня, куксит Петя. Вот беда!.. Их завидя, тороплюсь я мяч спасти: может запросто водою унести… И останутся ребята без мяча. Накричит суровый папа сгоряча. Это ж новый скоро точно не купить: новый мячик – ползарплаты «утопить»… А зарплата у отца-то – с гулькин нос. Получить её – какой ещё вопрос!.. Малых чисел разнесчастные ноли — та подачка. Как отец её дели?.. Рвётся болью сердце папы на куски. Нужно Петеньке костюм, ещё – носки. Тапки – маме (ходит в доме босиком). Вот, и сам – в туфлях с щербатым каблуком. Овощей и хлеба нужно на семью. Да запить бы нищету чайком свою. За квартиру заплатить – нужда. За свет. И за газ… Глядишь – зарплаты-то и нет… Разуваюсь, и штанины подверну. Беглеца – на что надеялся? – верну. Догоняю по реке уплывший мяч. Вот он, вот… – Ты только, Танечка, не плачь! — …Это раньше было… горе – не беда. А теперь – река наделала б вреда, не нарочно, заигравшись тем мячом. РАЗВЕ ВЕДОМО РЕКЕ — МЯЧИ ПОЧЁМ…
2003
НА СМЕРТЬ ЗЕМЛЯКА
Из Италии, сияя, он спешил, издалека, — год батрачил там, — не зная, сколь судьба его горька…
Дни и ночи на чужбине он считал и торопил, и привёз, бедняга, ныне всё что в Риме накопил. Верил: дому станет легче, оживёт его семья. В предвкушеньи скорой встречи — нёсся голову сломя.
…Он успел открыть калитку, на порог ступить едва, и упал – от чувств избытка. Голосит над ним вдова, не таясь рыдают дети от разлуки без конца: нет теперь на этом свете Бога, Мужа и Отца. Он в Италии батрачил — чтоб от смерти их спасти: в ихнем крае – жизнь собачья, вовсе люди – не в чести. Эти земли – горя ставка, и навек добра не жди: неподкупная удавка захлестнулась на груди… От беды – спасенья нету. Побивается народ. Сколько их ещё по свету — горемык таких – умрёт…
2006
НОЧНОЙ ВЫЗОВ
Бордюром проехалась шина — в наскок одолев тротуар. Носилки глотнула машина — едва их втолкнул санитар… И «скорая помощь» рванула по темени синей звездой. Никак темнота не уснула, чужою кручинясь бедой. Пил кто-то волнения слёзы, о ближнем молился иной… Накапав снотворного дозы — всех дождь убаюкал ночной.
2009
ПАЛАТА РЕАНИМАЦИИ
Ночь. Палата. Бледный свет. Здесь для тех жилище — для кого надежды нет: завтра – на кладбище… Ночь. Бинты. Стенанья. Кровь. Пульса затуханье. Впрыск инъекций вновь и вновь придаёт дыханье. Время близится к утру. Чья судьба жестока — до зари таки помрут, не моргнувши оком. Наконец и он – рассвет — озарил крылечко. Справа, слева больше нет пары человечков… Остальными день прожит в муках леденящих. Перед ночью вновь дрожит всяк из здесь лежащих: учиняя выбор свой как всегда прилежно — ходит старая с косой в темноте кромешной…
