Василий Чибисов
Крангел. Собачье озеро

На днях у Янковского случилось – то ли во сне, то ли наяву – и вовсе странное видение. Перед самым рассветом он пролетал над Ховринской заброшенной больницей. На крыше стоял человек и приветствовал восходящее солнце. Эту фигуру в белом Станислав отчетливо видел на фоне чернеющего остова заброшки, и ее появление поселило в польском сердце смутное предчувствие очищения, столь же глобального, сколь и кровавого. В герметичную кабину проник запах горящей плоти, в наушниках зазвучал австрийский марш времен Меттерниха.

Глупо цепляться за столь беспочвенные и абсурдные миражи. Глупо. Нужно выбросить человека в белом из головы. Нужно проверить. Вертолет совершил полукруг и направился к Ховринской заброшенной больнице.

– Ховринскую заброшенную больницу нужно было снести еще в прошлом году.

– Мы ее и снесли.

– По документам? – на всякий случай уточнил великий градоразрушитель.

– По документам мы ее еще и отреставрировали.

– И во сколько это обошлось бюджету?

Назвали сумму.

– Молодцы. Хорошо работаете. И что вам помешало хотя бы изобразить ремонтные работы?

– Экстремальные условия психогенного характера.

– То есть? – мэр не помнил такого экстравагантного пункта в тендерах, иначе сам бы давно пользовался.

– Массовые галлюцинации. Рабочие наотрез отказывались работать. Жаловались, что за ними бегает картонный человек.

– Так наняли бы бригаду у Ерофеевой. Там строители напиваются до картонных белочек после сдачи объекта в эксплуатацию, а не во время работ.

– Мы и наняли.

– И что? Они тоже жаловались на галлюцинации?

– Нет.

– Ну вот и славно.

– Они вообще ни на что не жаловались. Просто пропали.

– Ни в какие рамки…

– Рамки. Забавно, – пациентка задумалась, открывая миниатюрное портмоне. – Вот вы сказали, что врач дает холст и ставит рамки. Новое место для кровати я нашла именно с помощью рамок. Ходила по квартире с двумя металлическим уголками. Чувствовала себя полной идиоткой. Хотела бросить эту затею. Вдруг рамки просто вырвало у меня из рук, и они отлетели к стене. Там я поставила кровать. Тогда страх и появился.

– Возможно, смена обстановки активировала бессознательные воспоминания.

– Возможно… Ладно, до следующей встречи. Или больше не нужно приходить?

– Только если почувствуете внутреннюю потребность.

Игнатий проводил клиентку к выходу, выждал минуту и заглянул в дублирующую комнату ожидания. По-настоящему интересный клинический случай он оставил на сладкое.

– Здравствуйте, Сара. Вы опять с самокатом?

– Я опять с беспределом! – блондинка с мелированными кудряшками плюхнулась в кресло.

– Что случилось? – Аннушкин привычным жестом сложил ладони домиком, но тут же убрал конструкцию из поля зрения пациентки. Не хотел, чтобы дрожащие кончики пальцев его выдали. Ответ был очевиден.

– Ангел. Крылатая паскуда снова хочет, чтобы я что-то для него нарисовала.

– Что именно?

– Какую-то такую, – Сарочка поколдовала ладошками перед собой. – Хрень.

– Вы видите готовый результат, но словами описать не можете?

– Нет. Там опять эти дизайнерские шрифты и змеюка, которая пытается себе отсосать.

– Каббалистический иврит и уроборос?

– Вот-вот-вот. Мне-то не впадлу, но зачем так прессовать? Каждую ночь одно и то же. Сарра. Я вам говорила, что он рычит, когда меня по имени называет? Только эфир в инсте завожу, и начинается. Сарра, где рисунок? Сарра, не подавляй талант. Прямо как моя матушка! Сарочка, почему ты не найдешь работу? Сарочка, давай я тебя устрою в Росгаз-медиа. Сарочка, не ленись, не позорь семью. И всем подряд меня рекламирует, как будто я профиль на онлифанс! Ой, вы знаете, моя Сарочка отлично рисует!..

– Ира, вы знаете, моя Сарочка отлично рисует!

– Ваша Сарочка отлично бухает! – съязвила Ира, закрывая микрофон ладонью. – Я говорю, Циля Абрамовна, что прекрасно осведомлена о талантах вашей дочери. Это у нее наследственное! – снова закрытый микрофон, – как и алкоголизм. Я говорю, не бывает обыкновенных детей у такой матери. К такой-то матери вас вместе с вашими детьми. Алло! Да, связь что-то плохая. Я говорю, талант нужно развивать. Лишь бы заказчики нашлись.

– Дорогая моя, вы мысли читаете! Именно об этом я хотела поговорить. Я знала, что вы только и мечтали о том, чтобы взять мою Сарочку на работу.

– Я мечтала? О божечки…

– Правильно, это просто божий дар вашей компании! Рада, что мы так быстро пришли к единому мнению. Завтра она будет у вас.

– Но… Циля Абрамовна! Алло! Да за что мне это?

Храброва взвешивала все за и против-против-против.

С одной стороны, они с Сарой искренне и доверительно дружили. Дружбе не мешала ни разница в возрасте – Ира в два раза старше, ни в социальном статусе – член совета директоров солидного медиа-холдинга против наследницы двух каббалистических династий. Крайне неочевидное неравенство. Любители статуса и опыта отдадут победу Ирине, ценители молодости и тайных знаний – Саре. Видимо, существование двух взаимоисключающих решений неравенства и стало залогом странной женской дружбы, больше похожей на тихую мужскую: без взаимных подлостей, распускания сплетен, дележки крупнорогатых любовников. Каждая жила своей жизнью, в своей реальности, вертелась в своем обществе. Им попросту нечего и некого было делить.

И вот хрупкий баланс грозит рухнуть из-за пересечения профессиональных сфер. Впрочем, Сару можно устроить на непыльную креативную должность. Пусть творит. Все равно инертная махина госкорпорации не шевельнет ни одной шестеренкой, чтобы воплотить чьи-то творческие, пусть и перспективные, замыслы.

С другой стороны, тяга к алкоголю, взбалмошный нрав, обилие искрящихся идеями кудряшек, регулярное вляпывание в различные приключения – всё это делало Сару потенциально опасной для тихого корпоративного болота. Она там попросту всё разнесет: сделает из трясины коктейль, переловит лягушек, поднимет со дна ил вперемешку с чьим-нибудь трупом! Или ляпнет чего-нибудь на людях. Заставить Сару удалиться из соцсетей, как того требует корпоративная этика, – в принципе невозможно.

Храброва несколько раз собиралась придумать убедительную отмазку или сбагрить Сару в проштрафившуюся дочернюю компанию. Но что-то помешало. Ира смирилась. Смирившись, долго сидела в горячей пенной ванне. На губах ее блуждала странная улыбка.

Тот роковой момент колебаний, когда здравый смысл уступил чувствам, вполне дружеским, но едва уловимо переступающими порог дружбы, Ирина помнила смутно.

Сара Соколова смутно помнила тот роковой момент, когда переступила порог кабинета своего первого и последнего врача. Она не разбиралась в пестрой мозаике психологической помощи. Кто нуждается в специалисте по имени психо-че-то-там? Только псих.

Психиатры, психотерапевты, психоаналитики, психологи-консультанты – все в глазах Сары были заочно награждены серебряной медалью «За мозгоправство». Медаль золотая нашла счастливого обладателя в лице Сариной матушки.

Соколова-Диттман была единственной наследницей сразу двух знатных семейств, живущих на разных континентах и пятнадцать лет назад объявивших друг другу бойкот. Сарочка негласно подрабатывала кем-то вроде бессменного семейного радиста. Впрочем, пользы от нее на этом поприще было немного: ни памятью, ни интеллектом, ни тактом, ни надежностью она не отличалась.

В один прекрасный день Сарина матушка решила, что дорогую фефочку пора приводить в чувство. Саре резко урезали финансирование и мягко выпроводили за порог. Но Сарочка не привыкла смаковать жизненные неудачи. Тем более не привыкла она делать выводы. Вечный праздник продолжался, с удвоенной силой и существенным нововведением. В амурном меню на редкость смазливой, фертильной, сексапильной и безбашенной Сары появилось новое блюдо – спонсоры.

Но не надо думать, что это были какие-то старые импотенты! Как можно?! Соколова с детства, сама того не осознавая, усвоила главный урок Каббалы – творец создал мир, чтобы насладить свое творение. То есть ее.

Поэтому на почетное место невымирающего мамонта могли претендовать только достойные самцы. А что? Тычешь всем под нос свои мускулы, из кожи лезешь, чтобы казаться альфачом? Сарочка поможет избавиться от комплекса неполноценности. Заодно прикинет, сколько денег ты, дорогой невымирающий вид, тратишь на спортзалы, бассейны, солярии, тачки и прочее баловство. Значит, в теории, сможешь столько же потратить на ее скромное девичье счастье.

Так бы это все и продолжалось, но в очередной прекрасный день вторая половина семейства тоже озаботилась Сариной судьбой. Отец Сары, уважаемый и влиятельный каббалист-сефард, заботу проявил в необычной форме – умер.

В завещании старого оккультиста было ровно три пункта. Первый. Всё имущество переходило сефардской общине каббалистов. Второй. Сара становилась единоличной главой общины и распоряжалась всем имуществом, всем личным составом, всей базой знаний. Третий. Для вступления в права наследования Соколова должна была освоить науку Каббалу. Прилетев в Аргентину, девица получила на руки ключи от библиотеки и…

– И всё! Прикиньте! Они мне даже список литературы не дали. Молча вручили ключики, завели в душный подвал. Типа читай. А чё читать-то? Книги ваще тупо на одном листе распечатаны и в трубочку свернуты. Трухлявые, желтые. Кринж, да и только.

– Хорошо. И в чем ваш запрос? – Игнатий мог только догадываться, какой ценностью обладают древние свитки из тайного хранилища. – Чтобы я помог вам в изучении Каббалы? Боюсь, я специалист из другой области.

– Да забейте, мне уже помогли. Так помогли, шо капец!

Наивность нередко помогала Сарочке справляться с серьезными проблемами. Всё слишком сложное превращалось в шутку. Овладение тайными знаниями стало для девушки дизайнерским кейсом. Прибавьте глобальную безответственность и врожденное чувство прекрасного. Да-да, начинающая оккультистка находила древние книги по-своему красивыми. Под красотой она понимала хороший дизайн, стильную обложку и навороченные шрифты. Хотя ни единого слова на иврите не знала.

Казалось бы, какие у нее шансы? Но диалектика властвует над природой с завидным метафизическим постоянством. Абсолютное незнание постепенно наполнилось своей противоположностью. Или интернет помог. Сара по крупицам нагребла маленькую песочницу знаний под загорелым плоским животиком.

– Короче, я упоролась до того, что со мной стал разговаривать красный ангел. И уже две недели покоя не дает. Крылатый мозготрах. Прикиньте, лекции мне читает! Я уснуть пытаюсь, а он оккультные формулы фигачит.

Соколова заткнулась и прислушалась. Она боялась, что ангел не одобрит ее визитов к психиатру. Хотя с чего бы стокрылому туману бояться каких-то там докторишек?

– То есть вы слышите голоса? Как бы банально это ни звучало.

Сарочка вздрогнула. Сейчас она слышала только один голос, и он шел откуда-то издалека. Вспомнив, где и зачем она находится, девушка перестала паниковать. Выудив из сумочки смартфон, пролайкав подружек, она успокоилась окончательно

– Ну, наверное, шо-то такое слышу.

– Вы не уверены?

– Мало ли. Может, это белочка. Я бухаю по-дикому, чтобы этого стокрылос педрилос не слышать.

– Я видел многих пациентов в состоянии алкогольного делирия. У вас никаких признаков белой горячки не наблюдается. К тому же, делирий приходит к хроническому алкоголику только через несколько дней внезапной трезвости.

– А… ну тогда всё. Кукушка уехала.

– И снова вынужден вас обрадовать. Никаких признаков психоза я не вижу.

– Но ангел теперь требует от меня платы!

– Прошу прощения?

– За что? – Сара слыла не самым лучшим участником интеллектуальных бесед.

– Я имею в виду: какой платы он требует? Вы сказали только, что он пытается читать вам лекции по магии.

– Не по магии, а по Каббале! – глубокомысленно заметила пациентка, вряд ли понимая разницу между двумя направлениями сверхчеловеческой мысли.

– По Каббале, – эхом согласился Игнатий. – Лекции.

– Лекции!!! – прорвало Сару. – Эта огненная зараза мне мозги вправляет конкретно! По несколько часов в день. Ближе к рассвету начинает. Затыкается, когда солнце полностью белеет.

– Вы смотрели на солнце? – Аннушкин вспомнил о Шребере.

– Нет! Я шо, больная?

– Вы сами пришли за диагнозом. Теперь обижаетесь на намек, которого не было. Это прогресс. Значит, терять душевное равновесие вы не хотите.

– Ясен распрекрасен.

– Тогда давайте снова уточним. Зачем вы пришли?

– Убедиться, что красных ангелов не бывает.

– Я ни одного не встречал.

– Тогда за шо мне такие траблы?

– Есть люди, которые получают от безумия вторичную выгоду.

– Гешефт?

– Гешефт… Их ум сам хочет, чтобы с него сошли и не топтались. Лечение таких пациентов невозможно.

– Они просто терпилы, – махнула ручкой Сарочка. – Ангел читал мне свои пахать как интересные лекции. В итоге я за неделю прошла такой, блин, курс переподготовки, что хоть сейчас в магические войска.

– В каббалистические? – Игнатий счел нужным отзеркалить прошлое замечание пациентки.

– Ага, именно в такие! Я даже не знала, что в Каббале столько всего понапихано. Прикиньте, все их дизайнерские шрифты – это просто еврейская азбука! И множество миров – так, чисто кастрация.

– Абстракция?

– Ну да.

– Да… – фильтровать мощные потоки эмоциональной Сарочкиной речи Игнатию было нелегко. Пора вмешиваться в исповедь пациентки. – Но в конечном итоге ангел вас многому научил.

– Есть такое, – нехотя согласилась Сара.

– Может, это результат вашего длительного обучения? – почувствовав невысказанный протест, Игнатий пояснил. – Вы поглотили много информации. Большую часть забыли или не поняли. Сознание не справилось с нагрузкой, к работе подключилось бессознательное, которое и расставило всё по полочкам.

– Выходит, я теперь ученая Сара Хатульмадановна и мне можно получить наследство?

– Не совсем. Бессознательное не пользуется логикой. Только абстракциями, странными ассоциациями. В общем, там законы немного специфические…

– Наркоманские! – Сара не стала ждать, пока терапевт подберет понятные ей слова. – Знаете, я уже догадалась.

– Допустим. По наркоманским законам ваше бессознательное и работает с новыми знаниями, соединяет их в систему. Красный ангел не более, чем побочный продукт. Вы его сами создали, чтобы во всем разобраться. Еще бессознательное крайне активно в часы сна. Вот вы во сне и изучаете Каббалу, строите свою таблицу Менделеева.

– Про Менделеева ангел мне не рассказывал. И это не сны! Я стала конкретно тусить по ночам. Какой кайф от тусовок, если ты обязан ходить туда, как на работу? А я ходила, чтобы отвлечься от ангельского бреда. Только буй там плавал. Он говорит и говорит. И никакой клубный музон его не глушит.

– Остается только поблагодарить мозг за экстренную помощь.

– Прошу прощения?! – Сара вернула Игнатию его собственный вопрос, который сама минуту назад забраковала как непонятный. В игру вступала какая-то диковинная форма переноса: не то хронотического, не то нарциссического.

– Если бы вы не отдали новую информацию на растерзание бессознательному, точно могли сойти с ума. Вы же теперь Каббалу хорошо понимаете?

– Ни полшишки, – Сара тряхнула кудряшками. – Так, чисто по приколу могу всякие фокусы делать. Не спрашивайте какие, а то я окончательно двинусь. Ну короче, допустим, ангела создала я, чтобы он мне помог. Тогда какого бритого хрена он требует вернуть должок?

– Самоубийство, убийство, оргии?

– Доктор, вы шо, больной?

– Настоящие безумцы жалуются именно на такие требования своих демонов.

– У меня ангел! – сердито поправила Сара. – И он хочет, чтобы я нарисовала для него типа… типа… топо… топовую графику.

– Топографию?

Топографию Тимирязевского лесопарка Елена выучила досконально. К тому же, женщину сейчас интересует не вся территория, а одно большое дерево. Высоко, среди укрытой снегом густой хвои, спрятано устройство: хитрое, компактное, незаметное. Единственная функция гаджета – приманивать редких покемонов. Виртуальная кормушка. А там, где редкие покемоны, там и дичь поменьше.

– Привет. Заблудился?

Школьник отлипает от смартфона и настороженно смотрит на приветливо улыбающуюся ухоженную женщину, одетую явно не по зимней погоде.

– Дай угадаю, – не дает она ответить. – Ищешь двуглавую птицу, забравшуюся слишком высоко?

Подросток кивает.

– Я тоже, – Лена демонстрирует экран. – Похоже, это глюк такой. Здесь все покемоны неправильно отображаются. Идем, покажу, где эта хитропопая курица живет.

С одной стороны, школьник был еще слишком молод, чтобы научиться не доверять людям как таковым, а не только типичным маньякам из дешевых слешеров: неопрятным, угрюмым, рослым, уродливым, вооруженным топором. С другой стороны, он был уже достаточно половозрелым, чтобы последовать за сношабельной милфой, загипнотизировано созерцая ее покачивающиеся бедра и смачные контуры трущихся друг о друга булок, до тугого треска обтянутых джинсовой тканью.

Следствие смачно трещало по швам, как джинсовая ткань. Новые тугие тома уголовных дел выпекались, как булки. Дети и подростки пропадали пачками в Тимирязевском лесопарке. Разные семьи, разные возрастные группы, разные увлечения, разное место жительства, разные свидетельские показания. Никакой целостной картины не наблюдалось. Засаду под каждым кустом не поставишь. Сказывался дефицит сотрудников. Последняя реформа окончательно превратила московскую полицию в клуб анонимных графоманов. Отчеты, кошмаринг бизнеса, разгоны митингов, отчеты, разгоны митингов, кошмаринг бизнеса, отчеты о разгонах, отчеты о митингах, отчеты об отчетах, кошмаринг за неправильные отчеты. Силовиков закошмарили настолько, что скоро самим митинговать придется.

– Вот чего они прут в этот гребаный парк со всех уголков Москвы? Медом значит намазано? – прорычал Белкин в усы. – Группы смерти проверяли?

– Всех синих китов перебили, товарищ майор! – с дебильным энтузиазмом новичка отрапортовал Козлов.

– Тогда что они там забыли? Усами чую, дело в компьютерных играх. Все беды от этих ваших интернетов.

– Может, покемонов ловят? – безучастно глядя в окно, предположил Воронец, офицер Росгвардии, отдыхающий в некогда родном следственном управлении после очередной успокаивающей беседы с обеспокоенными гражданами.

– Покемоны? Те твари нарисованные? Я думал, об этой заразе все забыли. Им же ж Роснадзор сервера позаблокировал.

– Не смеши мои погоны. У нас тут не Китай. Всех не заблокируешь. Впэнь даже у меня на навигаторе настроен. А покемоны живучими оказались, падлы. Мутировали. Для игры выпустили какое-то глобальное обновление, и вся малышня снова от игры фанатеет. А я своей запрещал играть. Эх…

Белкин опустил усы в знак сочувствия и понимания.

– Говорят, кто-то из наших богатеев выкупил права на игруху у пиндосов. Ну и в пиар вложился. Запрет, стало быть, сняли, – продолжил осиротевший отец. – Нет бы школы, больницы и заводы строить. Куда там? Лишь бы бабла срубить. Потом удивляются, откуда столько людей на улицы выбегает. Ничего мы с этой эпидемией не сделаем.

– Ты про протесты или про покемонов?

– Про обои.

Следовательский стол ломился от донесений, отчетов и материалов дела. Картонные папки вызывали смутный ужас. С фотографий на майора смотрели дети, которые сами никогда бы не назвали свое невинное увлечение эпидемией. Они просто жили и радовались жизни. Как умели. Владимир Серафимович не мог осуждать их за праздность. Сначала надо найти, спасти тех, кого можно спасти, а уж потом можно и поосуждать.

– Вот! – подытожил следователь ход своих мыслей. – Покемоны значит. Посмотрим, кто кого поймает. И привлечем к работе опытных психологов, драть их через колено. Напомните правила игры.

– Товарищ майор, разрешите доложить? – молодой Козлов аж подпрыгнул от возможности быть полезным. Майор только махнул рукой. – Согласно уставу игры, игрок обязуется бегать по местам дислокации вероятного покемона и обезвреживать его с помощью мобильного приспособления.

– Проще можешь доложить?

– Есть проще доложить! Игрок бегает,

– … по городу, как дурак. Смотрит на экран телефона, в надежде поймать желтого зайчика, – пациентка, как могла, разжевала нюансы игры для обскурантной Светланы.

– Сами не пробовали играть?

– Я? Да зачем?! Собирать виртуальных существ? Нет уж, мне хочется чего-нибудь более ощутимого. Покемонов на вкус не попробуешь.

– А одежду?

– Нет. Ее хотя бы можно примерить. Или ножницами изрезать на мелкие лоскуты.

– Можно. Но я вынуждена вернуться к теме вкуса. Как у вас с питанием?

– Нормально у меня всё с питанием! Ем немного, предпочитаю диетическое мясо, вырезку. Сердечки тоже хорошо идут, – дама сыто зажмурилась, вспоминая свои последние рецепты. – Да, я люблю иногда приготовить что-нибудь интересное. Но я редко доедаю порцию. Пару кусочков, не больше, ради вкуса, потом блюдо надоедает.

– Коллекционируете блюда вместо покемонов?

– Да нет же! Что вы пристали? Всё у меня нормально с питанием!

– Просто предположила. Возможно, дело и не в игре вовсе. Но когда вокруг все начинают заниматься бессмысленной погоней за виртуальными попугаями, тут любой занервничает. К тому же, вы хорошо осведомлены об игре, если я правильно поняла.

– Правильно. Потому что люблю читать криминальную хронику. В Москве уже двадцать четыре школьника пропало. Все перед исчезновением говорили, что идут ловить редкого покемона.

– Веская причина, чтобы вытеснить желание самой поохотиться за этими виртуальными монголами. А где вытеснение, там и замещение.

– Покемонами, Светлана Александровна. Хотя татаро-покемонское иго тоже хорошо звучит.

– Так что же?

– Нет! – уверенно и звонко отчеканила пациентка. – Виртуальность меня не интересует. Она слишком пресная. Или приторно сладкая.

– А какая на вкус жизнь?

– Как плохо приправленный стейк с кровью.

– И…

– …и всё у меня с питанием нормально! Норррмально!

Нормально. Что есть норма? Этим вопросом Света проела все мозги Лере. Из всей психологической премудрости от стажерки требовалось хорошенько усвоить лишь одно простое правило. Нет никакого психического здоровья. Есть тонкая, хрупкая, извращенная и непостижимая гармония между неврозом и психозом. Чтобы не пугать народ, этого диалектического уробороса называют нормой.

Единственный противовес психозу – невроз. Когда говорят, что у здорового человека все дома, то имеют в виду наличие под крышей каждой твари по паре. Каждому неврозу по психозу и наоборот. Психоз создает для невроза рабочие места и занимается топ-менеджментом. Невроз, тихо ворча, извлекает психотические фантазии из нарциссического вакуума и придает сферическим коням более реалистичные формы. И стоит только нарушить баланс…

Светлана Озерская заслуженно считалась лучшим врачом-психотерапевтом России и многое знала о сложных, почти супружеских отношениях между неврозом и психозом. Она ничуть не удивилась, когда на пороге кабинета нарисовалась очередная вип-клиентка с ажитативной депрессией и компульсивной страстью к покупкам.

Света просто обожала всякие навязчивые состояния, особенно переедание и шопинг. Она сама первую половину жизни справлялась с внутренними демонами с помощью еды. Соответственно, вторую половину – затянувшуюся и безрадостную – решила пройти под знаменем бездумных покупок.

Как и подобает талантливому мозгоправу, Светлана Александровна носила под полушарной коркой таких чудищ, что хватило бы на пару сотен архитектурных шедевров и политических триумфов. Ну, или на пожизненное заключение в тюрьме для особо опасных преступников в Балтиморе или Ховринке, если ее когда-нибудь достроят.

Если Ховринку когда-нибудь достроят, Янковский обязательно выкупит крышу под вертолетную площадку. Он будет регулярно прилетать туда и находить успокоение в прогулках по крепостной стене. Единственный способ убедиться, что в темной комнате нет черной собаки – войти в комнату и больше не совершать ошибок. Никогда. В принципе, можно попытать счастье и посадить вертолет на крышу лежащей в руинах больницы. Сесть, обойти крышу по периметру, улететь, убедившись в отсутствии человека в белом костюме. Так просто.

Еще проще. Посадка не потребовалась. На фоне грязно-серых снеговых туч белела фигура. Станислав подлетел ближе. Галлюцинация не растворилась. Пилот отчетливо видел человека в белом. Даже двух? Янковский заметил, что в проеме выхода на крышу застыл еще один белый силуэт: гротескный, угловатый, плоский, словно сделанный из картона.

Мужчина зажмурился. Вертолет опасно снизился. Глаза открыты. Крыша пуста.

Набрав высоту и вернувшись к изначальному маршруту, Янковский не мог избавиться от навязчивых вопросов. Что появилось раньше? Белая фигура или сновидение о ней? Прилетал ли он сюда прошлой ночью или это был сон? Сколько ночных полетов к больнице успело поиметь место? Провалы в памяти или ложные воспоминания? Что влекло его к Ховринке? Ответов не было.

На дополнительном мониторе, синхронизированном с телефоном, высветилось новое сообщение. Австриец.

> Ищете ответы, пан Янковский? У меня их нет. Запишитесь на прием к озерной ведьме. И хватит летать над Krankenburg. Шум вашей Wunderwaffe беспокоит пациентов.

Беспокоить пациентов во время погружения в транс не рекомендовалось никому. Даже гипнотерапевту. Специалисту полагалось послушно следовать за фантазиями и воспоминаниями подопечного. Всевозможные императивы считались дурным тоном. Но случай Сары отбросил всю психологическую псевдонауку в лице Игнатия на полтора столетия назад, к истокам, к Месмеро и Шарко. Пациентка грезила наяву, и после выхода из транса грезы не покидали ее. Еще они были слишком сложны и изощренны для недалекой инстаграмщицы. Она попросту не обладала достаточными знаниями, чтобы сконструировать столь мощный и запутанный поток оккультных архетипов. Кто-то хорошенько промыл мозги девчушке, загрузив туда сжатый архив, вмещающий весь спектр тайных библиотек: от хранилища Ватикана до фиванских свитков, от Гермеса трижды великого до Войнича. Не стоило сбрасывать со счетов и другую версию: будучи склонной к истерии, Сара вовсе не так глупа, а попросту демонстрирует педоморфное поведение, искусно изображая ветер в голове.

Ветер в голове. В буквальном смысле. Она не притворялась. В ее мире был только ветер. Впервые погрузившись в транс, Сара не поняла, куда вообще попала. Ни звезд, ни неба, ни тверди. Лишь обжигающе теплый ветер носился над водой. Воды, впрочем, тоже не было. Паника быстро уступила место девичьему любопытству. Это ее мир. Она может сотворить все, что угодно. Не так. Она может сотворить мир. Мир в мире. Мир во всем мире. Все миры в мире. Разве не этому ее пытался научить красный ангел, приносящий восходящее солнце на стальных крыльях? Она Сарра.

И сотворила Сарра бескрайнюю пустыню. И нарекла эту пустыню Сарратогом. Алый песок шелестел, гонимый предвечным ветром, покалывал ладони, босые ступни и обнаженную спину. И тело Сарры переполнилось ощущениями. И почувствовала Сарра, что это хорошо. Приятно…

– Можете просыпаться.

– Ой.

Игнатий всегда сидел спиной к загипнотизированным пациентом. Боковым зрением он увидел, как девушка поспешно и смущенно отдергивает руку от паховой области. Сама по себе попытка мастурбации, даже столь эмоционально насыщенной, не была чем-то из ряда вон выходящим. Аннушкина испугало другое. Он заметил, как на самой границе зрительного поля от стены отслаивается не то бумажный, не то картонный человеческий силуэт и, планируя, скрывается под кушеткой.

Психика гипнотерапевта дала упреждающий артиллерийский залп, отгоняя далекое воспоминание. Повинуясь смутному порыву, мышцы Игнатия приготовились пасть ниц перед гипнотическим ложем, но тут же были сведены судорогой. Другой, гораздо более древний и могущественный инстинкт быстро просчитал последствия: смерть, мгновенная, но мучительная. Можно случайно заметить, но нельзя специально видеть. Ты неправильно смотришь. Ты не научился. Не смей туда смотреть. Не смей проверять, не лежит ли под кушеткой кто-то или что-то.

Маленький Дима лежал под кроватью, пока бабушка перестанет кричать на маму, вспомнит о нем. И кто-то или что-то спустится к нему.

– Дима, ты опять все вещи разбросал?

– Мама, это не я.

– Опять? С меня хватит. Мы идем к врачу.

– Ну маааам! Я уже выздоровел.

– Никаких мам. Если ты выздоровел, то зачем опять спрятался под кроватью? Ну что ты молчишь? Не вздумай плакать! – Лена встала на колени у кровати. – Ты уже взрослый мальчик, поэтому должен понимать. Наша бабушка старенькая, она немного не в себе. Ты обязан помочь своей маме в непростой жизненной ситуации, а не отсиживаться под кроватью. Согласен?

– Да…

– Ты же настоящий мужчина. Ты будешь защищать маму?

– Наверное.

– Спасибо, Дима. А теперь ответь, зачем ты снова туда залез?

Зачем, вот зачем человек лезет в бессознательное? Написано же: не влезай – сойдешь с ума! Где написано? В любой истории болезни. Истории болезни не только пациента, но и врача. Плох тот пациент, который не мечтает втянуть терапевта в психоз. Объединив усилия, эти медвежатники эпохи романтизма могут часами самозабвенно вскрывать психический сейф с помощью топора и шпильки. Масса удовольствия, но имеются и риски.

– Лера! Почему нельзя рассматривать психику пациента как сейф?

Очень кстати под руку попалась стажерка, прикованная к ресепшену и копающаяся в смартфоне.

– Потому что пациент может спроецировать на вас свою личность. Придет с топором на прием и попытается вскрыть черепной сейф: но не свой, а врача.

Нет, ну это уже наглость. Правильно отвечать на вопрос, почти слово в слово цитируя вчерашнюю лекцию, не отрываясь при этом от телефона.

– Какой еще опасный вид клиентов ты знаешь?

– Кроме агрессивных медвежатников есть еще археологи. Проблемы или явного запроса не имеют. Приходят с целью превратить психическую помойку в археологическое капище. Получают удовольствие от процесса копания в руинах своей памяти.

– Перспективы?

– Практически нулевые. Если повезет, на пятом году терапии отроют чей-нибудь аппетитный череп, – тык-тык-тык по экрану. – Будут страстно делиться с врачом своими ощущениями по поводу находки.

И снова правильно. Ах, бедный Йорик, бедный я, бедное Сверх-Я, бедные родственники… Ну хорошо. Вопрос с подвохом.

– А о бедном специалисте кто подумает?

Лера зависла. К столь сложным этическим дилеммам жизнь ее не готовила.

– То-то. Никто обо мне не подумает, – пожаловалась Света бобровому воротнику и покинула здание центра.

Озерская выбрала свою любимую тропинку, которая петляла по всему парку, огибая замерзшее озеро. Да, именно благодаря водоему психологический центр получил такое название. Не в честь же себя нелюбимой его называть, право слово.

Света тихо ненавидела столицу. Зная ее потребность в социальной изоляции, настойчивые и благодарные клиенты немного скинулись на строительства небольшого барского имения в самом сердце лесопарковой зоны. Помимо нескольких зданий, в собственности «Озера» находился кусок земли, откушенный от Тимирязевского леса. Охраняемый рай, отгороженный от внешнего мира бетонной стеной. Отсюда не слышно шума машин, не видно огней города. Вековые сосны и бесконечное белое безмолвие. Снег, великий небесный уравнитель земных дорог.