Это первая поэма В. А. Жуковского. Произведение относится к романтическому жанру. Поэт в качестве основы данной поэмы использует произведение немецкого поэта XVIII века Бюргера «Ленора». Уже в самом начале поэмы читатель ясно ощущает мрачное настроение. Мы узнаем о девушке, в жизни которой случилась страшная трагедия — погиб ее любимый. Жуковский использует разнообразные вербальные средства, чтобы донести до читателя трагичность ситуации.
Жил в осьмнадцотом веке такой немецкий поэт – Готфрид Бюргер, это тот, который переработал текст знаменитых «Приключений барона Мюнгхаузена» Распе. А еще он писал мрачные, населенные мертвецами и привидениями, баллады, этакие готически-мистические порождения раннего немецкого романтизма. Самой известной его балладой является «Ленора».Вот «Ленору» и решил ославянить Василий Андреевич Жуковский. Видимо, в какой-то момент он испытывал дефицит сюжетов, но в его творческой биографии был период, когда он активно переносил на русскую почву сюжеты, принадлежащие европейским писателям – от сказок Шарля Перро до баллад немецких романтиков.У Жуковского немецкая Ленора превратилась в славянскую девушку Людмилу – людям милую. Начало XIX века – время возрождения интереса к русским древностям, недавно предъявлено публике «Слово о полку Игореве», обостряется интерес к новгородскому и киевскому периодам отечественной истории. Жуковский, которому всегда были близки идеи будущего славянофильства, становится одним из самых активных участников славянского возрождения. Сюжет баллады незамысловат: девушка ждет жениха с войны, но напрасно, он погиб. И тогда Людмила, которая любила своего милого больше жизни, начинает роптать на бога и призывать смерть на свою молодую голову. Её мучения не бесконечны, то ли на самом деле, то ли в галлюцинациях, перед ней является погибший суженый и увлекает её с собой – на место своей гибели – в Литву. Дальше всё предсказуемо:
Что ж Людмила?.. Каменеет,
Меркнут очи, кровь хладеет,
Пала мертвая на прах.Вслед за автором оригинала – Бюргером, Жуковский под видом романтической баллады осуждает такой грех, как богохульство, и предупреждает, что нельзя гневить Господа, призывая смерть, ибо он же может и услышать. Вот какую концовку исполняют мертвецы с того самого кладбища, где покоился жених Людмилы и упокоилась вместе с ним она:
«Смертных ропот безрассуден;
Царь всевышний правосуден;
Твой услышал стон творец;
Час твой бил, настал конец».Автор был просто бесподобен, он убивал сразу двух зайцев: являл публике мистически насыщенную балладу в модном романтическом вкусе и отстаивал христианские ценности, слывя поборником праведности и нравственности. Поэтические опусы Жуковского в славянском духе будут почти полтора десятка лет оставаться непревзойденными, пока за тему не возьмется Пушкин. И что интересно, ему тоже понравится имя Людмила, он её сделает главной героиней своей самой славянской поэмы. Что ж, ничего удивительного, имя это очень-очень славянское, а кроме того, в разных падежных вариациях замечательно рифмуется.
Вызов импресарио.
Русский сентиментализм. Прочитать произведение писателя, относящегося к этому направлению, отзыв от лица робота. Я робот. Меня зовут Вася. Я изучаю русскую литературу. Я пока только учусь, но когда выучусь, меня определят в школу учить литературе детей. Сейчас я изучаю баллады Жуковского. Это русский поэт 19-го века, писал сентиментальные баллады. Сегодня я прочитал балладу «Людмила».Людмила – это женское имя. Она спрашивает «Где милый?». Милый – это прилагательное. Существительного нет. Но я догадался. Милый – это жених. Людмила приуныла, может, он остался в Офире, в прекрасной стране с чужими красавицами. Вот Людмила и вздыхает на распутье. Распутье – это от слова путы. Людмилу спутали. Связали, значит. Или запутали. Проходит ополченье. Ополченье – это ополовиненный чень. Что такое чень – не спрашивайте, это что-то китайское. Этот чень ушёл, а друга Людмилы нет.Она идёт в терем. Терем – это территория такая. Там мать со страху возопила. Возопила – это спилила целый воз. Дров, наверное. И говорит дочери, чтобы она была послушна небесам. Небеса – это те, кто не бесы. Людмила говорит, что жизнь её затмилась. Затмилась – это то же самое, что задымилась. Людмила жизнь кляла и вызвала на суд творца. Творец – это то же, что дворец.Наступила ночь. «Вот и месяц величавый встал над тихою дубравой». Это значит, что прошёл месяц. Дубрава – это дюже бравый молодец. Слышно, как ржёт конь. Ржёт – значит, рожь сеет. Как конь может что-то сеять, я задумался. Но, если это не просто конь, а антропоморфный конь, из фурри-арта, тогда может.Слышны шаги на крыльцо. Крыльцо – это маленькое крыло. Значит, конь был с крыльями. Знакомый голос зовёт Людмилу ехать за 100 вёрст. 100 вёрст – это до небёс. Обещает, значит, что не к бесам. Мчатся всадник и Людмила. Лес свистит, ворон встрепенулся. Ворон – это почти то же, что ворона, но только ворон. Вдали огонёк. Всадник спрашивает Людмилу, страшно ли ей. Но ей всё равно, слуховая и визуальная модальность у неё выключена. Вот примчались, конь – во двор и несётся по гробам. Там, значит, всюду кресты и гробы. Гроб – это то, что кладут в могилу. Мертвец из гроба манит Людмилу к себе, она и падает к нему замертво.Вот мы и разобрали балладу Жуковского. С вами был робот Вася.
Итак,речь пойдет об адаптациях, о кои в нашей окололитературной среде копий ломается очень даже немало.
Вот и здесь, коллега в одной из рецензий написал, что Жуковский решил так сказать «ославянить» немецкую Ленору и превратил ее в Людмилу. В том-то и есть вся суть этого талантливого сына турецкоподданной и русского барина, что соединил он не только в своей поэзии, но и в сознании Восток и Запад.
Что являет собой баллада «Людмила»? Давайте разбираться детально Безусловно, что здесь присутствуют элементы средневековых немецких баллад: Мальброк. или кто угодно, в поход собрался, а принцесса, стоя на башне, машет ему вслед платком. Но! Жуковский безусловно отталкивается и опирается не только на западные образцы, но в первую очередь на древнерусские. Ибо начинает балладу с традиционного плача, чем сразу возвращает нас к знаменитому Плачу Ярославны из «Слова о полку Игореве»:
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слёзы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!****
«Расступись, моя могила;
Гроб, откройся; полно жить;
Дважды сердцу не любить».И вот этот традиционный славянский плач совершенно безболезненно переходит у Жуковского в мистическое Западноевропейское пространство, где существуют мрачные кладбища, гробы повапленны, и почти что совершается зомби апокаллипсис.
К свежей конь примчась могиле,
Бух в нее и с седоком.
Вдруг – глухой подземный гром;
Страшно доски затрещали;
Кости в кости застучали;
Пыль взвилася; обруч хлоп;
Тихо, тихо вскрылся гроб…
Что же, что в очах Людмилы?..
Ах, невеста, где твой милый?
Где венчальный твой венец?
Дом твой – гроб; жених – мертвец.Ах, какой изящный мостик перебросил Василий Андреевич Жуковский ко всей будущей русской литературе! И не только к Пушкину, хотя к нему в первую очередь, ко всем изумительным пушкинским сказкам, к «Руслану и Людмиле», но и к Гоголю со всеми его Виями, Панночками и красными свитками, к лермонтовскому Демону, и совсем уж далеко, в самое начало ХХ века, к балладам Блока. Ну, и в наше время тоже слегка заглянул, почти что нарисовав графику какой-нибудь игровой серии.
Вот такая получилась адаптация. Ибо "переводчик в прозе – раб, переводчик в стихах – соперник.“ – сказал сам Василий Андреевич однажды. И лукаво засмеялся.
Что до Готфрида Бюргера, совершенно у нас забытого, и чье стихотворение стало основой балалады «Людмила», то его мотивы очень отчетливо звучат в балладах Гетте и Шиллера. Переведенных, кстати, все тем же Василием Жуковским.
Вообще, русскую поэзию стоит читать и читать. Ибо там столько «открытий чудных» можно сделать, что дух захватывает.