Варвара Еналь
#Карта Иоко
Первые несколько лет я росла у бабушки. Она не отдавала меня в детский сад, потому что отказалась от прививок. Кто-то сказал ей, что такие пятна, как у меня, могут привести к раку, и она решила перестраховаться и не прививать меня. Без прививок не пускают в детский сад, поэтому первые шесть лет я провела во дворе бабушкиного дома в компании двух кошек, одной собаки и целой оравы кроликов, которых бабушка разводила ради меня, «чтобы у ребенка было домашнее диетическое мясо».
Бабушка меня на самом деле любила.
Вся прелесть золотого детства закончилась первого сентября, когда меня отвели в школу. Фотография, сделанная в этот день, валяется у меня в ящике стола, и я на ней просто сияю – с этими большими белыми бантами и огромным букетом белых роз из бабушкиного палисадника. Мои медно-русые локоны лежат на плечах милыми тугими кольцами, прихваченные в хвосты по бокам головы. Над глазами золотистая челочка, на щеках – детские ямочки.
И жуткое пятно. Какое-то время я даже недоумевала – неужели фотограф не догадался отфотошопить этот ужас? Почему ему не пришла в голову такая простая мысль?
Бабушка завела меня в класс, усадила за парту и ушла. Мальчик, который оказался рядом, какое-то время жался на краю стула и отодвигал от меня плечо. А после вдруг расплакался, тихо и безутешно. Учительница тут же взялась спрашивать его: в чем дело?
Оказалось, что он боится меня. Так и сказал, что не хочет сидеть «с этой девочкой, потому что она страшная». Дети засмеялись, стали показывать на меня руками, кто-то обозвал уродкой. И весь остаток праздничного дня первого сентября я просидела одна за последней партой, потому что со мной боялись сидеть. Меня боялись.
Учительница, конечно, сказала, что нельзя смеяться над одноклассницей и всем нам надо подружиться, но к ее словам никто не отнесся серьезно. Во всяком случае, уродкой меня называли еще долго, пока не придумали новую кличку. И пока я не заслужила некоего подобия уважения из-за хорошей учебы. У меня стали списывать – поэтому перестали дразнить.
Мне так и не удалось стать такой, как все, и шагая за Иоко, я подумала, что, возможно, это судьба. Да, такая у меня судьба: я родилась под несчастливой звездой. Наташе из моего подъезда удалось задать вопросы, получить дельные ответы, и ее не уволокло в странный мир Безвременья. А я сплоховала с первого же раза, причем так глупо, так бестолково, что и слов нет.
И теперь приходилось следовать за колдуном к какому-то загадочному Хозяину, и что со мной будет – неизвестно. Оказалось, что, несмотря на пятно на лице, умирать в чужом мире мне вовсе не хотелось. Я бы еще пожила, рисовала бы свои картины, слушала музыку, ела чипсы, и мне было бы хорошо в моей комнате.
Мне страшно хотелось вернуться обратно, но я продолжала шагать по каменной дороге, придерживая рюкзак, а впереди молча двигался неутомимый Иоко. Невеселое это оказалось путешествие.
Наконец дорога пошла в гору – начался пологий подъем. А две луны, между тем, стали опускаться, и мы еще не добрались до верха холма, как большая голубая луна коснулась горизонта выпуклым краем. Маленькая белая луна, что держалась все время рядом, висела над травами так, словно готова была нырнуть в них и утонуть.
На большой луне я рассмотрела темные пятна – словно загадочные материки. Видимо, в здешнем мире у спутника планеты имелся свой спутник и маленькая луна на самом деле была луной для большой. Я только собралась спросить об этом у Иоко, как тот обернулся.
– Мы не успеваем. Совсем скоро взойдет солнце, а мы еще не дошли до Мышиной лестницы. Это потому, что ты слишком долго копалась со своими желаниями.
– Но ты же все равно не знал, успеем мы или нет. Ты сам сказал, что ночь тут длится сколько желает, так же как и день. Может, нынешняя ночь пожелала закончиться пораньше?
– Может, и так. Но она пожелала это только потому, что ты слишком копаешься. Я бы на ее месте точно пожелал. Если не успеем пройти Мышиную лестницу до восхода, нас сожрут лусы.
– Что за Мышиная лестница?
– Обыкновенная Мышиная лестница.
– На ней что, живут мыши? – съехидничала я.
– Почему живут? Они спускаются по ней, когда заходят в наш мир. У них там портал из их мира, и они любят приходить на восходе и лопать хасов. Хасы для них – любимое лакомство.
– Отлично. Надеюсь, что люди для них не любимое лакомство, – зло парировала я.
– Они не едят людей. Бояться надо не мышей, а лусов.
– Я уже поняла.
Мы прибавили шагу, а вернее, просто побежали. Иоко несся вперед с такой скоростью, что я тут же отстала и он принялся ругать меня, стращая жуткими лусами. Я выбивалась из сил, пытаясь поспеть за ним, злилась и потела, а дурацкие луны все ползли и ползли за горизонт, и когда мы оказались на вершине холма, половина голубой луны уже успела закатиться.
– Вот она, Мышиная лестница, – сказал Иоко.
Мог бы и не говорить, я и сама поняла.
Вы видели когда-нибудь каменных мышей? Нет? Вот и я не видела до той злосчастной ночи. Передо мной убегали вниз узенькие маленькие ступеньки, количеством никак не меньше двух сотен, а по ним, переваливаясь, тяжело поднимая лапы и тихо пофыркивая, ползли каменные мыши. Размером они слегка превосходили наших мышей, но не это удивляло. У каждой на спинке торчал горбатый панцирь, цветом очень сильно напоминающий булыжник. Серые гладкие панцири с ножками, хвостиками и ушастыми головками передвигались по лесенке, а сами ступеньки размером как раз подходили для этих созданий.
К шумному стрекоту хасов добавилось мышиное пыхтение.
– Вперед, – скомандовал Иоко, и мы помчались вниз по Мышиной лестнице.
На самом деле она была жутко неудобной, потому что на узкой ступеньке невозможно было поставить всю ногу, только носочек, и если наступать на каждую ступеньку, то получалось долго и муторно. Поэтому Иоко ловко перепрыгивал сразу через четыре-пять ступеней и несся вперед, точно огромный во́рон. Я же качалась, спотыкалась и то и дело тормозила, отыскивая подходящее место, куда наступить.
А лестница была такая длиннющая, что и конца не видно. Только темно-синяя рубашка Иоко мелькала в светлеющем воздухе. Становилось теплее, и за моим левым плечом горизонт разгорался розовыми и желтыми красками, такими яркими и насыщенными, будто их только что нанесли маслом.
– Как только закончатся мыши, появятся лусы, – не оборачиваясь, крикнул Иоко, и я снова прибавила шагу, чуть не упав при этом. – Портал находится внизу, в начале лестницы, – снова крикнул мой сопровождающий.
Я оглянулась. Мыши все еще поднимались вверх, медленно и тяжело. Но едва мы достигли подножия холма и многочисленные ступеньки, наконец, закончились, выводя все к той же синей дороге, пространство утонуло в белесом тумане.
– Портал открылся, – произнес Иоко, загородил меня собой и развернулся лицом к вершине холма. Я тоже подняла голову, пытаясь хоть что-то рассмотреть в наползающей дымке, но ничего подозрительного не заметила. Мыши пропали, растворились в синей траве, и пустые ступеньки белели, просвечивая сквозь туман.
– Отойди к скале! – зло крикнул Иоко.
Я попятилась, и в тот же момент раздался утробный рокочущий звук, который несся как будто из-под земли. Травы вздрогнули, тревожно зашелестели.
Иоко чуть-чуть отступил от лестницы, еще раз крикнул мне, чтобы я убиралась к скале, и вдруг словно раздался в плечах, стал еще выше ростом, и синяя рубашка натянулась, обхватывая крепкие мышцы спины. Его фигура налилась гневным напряжением, ноги уперлись в синий камень, а загадочный деревянный посох в руках заискрил, выбрасывая в воздух еле заметные белые вспышки.
Посох стал меняться на глазах, и боюсь, я наблюдала за всем этим с открытым ртом. Древесина почернела, а на концах выдвинулись синие блестящие лезвия, которые сияли и тихо потрескивали. Два узких боевых лезвия-ножа на обоих концах Посоха. Непростая палка оказалась у Иоко!
Да и сам он был не так прост, каким казался поначалу.
А туман на вершине лестницы все клубился, наполняя окружающее пространство жутким рычанием. У меня от страха тряслись колени и потели ладони. Я прижалась к гладкой сине-серой скале, которая неровными зубцами тянулась рядом с дорогой, и подумала, что после того, как лусы нападут, от меня останутся лишь обглоданные кеды и краски…
Наконец появился лус. Возникшая из тумана быстро летящая горячая темно-зеленая туша сразу обрушилась на Иоко, и длинный хвост с такой силой ударил о каменные ступеньки, что они жалобно затрещали. Вот, значит, отчего появились те трещины, что попадались мне при спуске! Я долго не могла рассмотреть луса как следует.
Он был огромным, как слон. Темно-зеленая кожа его была гладкой и плотной, когтистые лапы длинными, а голова с маленькими ушками и вытянутой челюстью – подвижной и опасной. Челюсти его щелкнули буквально перед лицом Иоко, но мой спутник успел сунуть в пасть твари свой посох, с силой повернул его и оттолкнул чудовище.
Лус отлетел назад, но ловко извернулся и приземлился на лапы. Он тут же подскочил и снова кинулся на Иоко, но теперь уже его встретил светящийся клинок посоха и пронзил его гибкое тело насквозь. Тонкое светящееся острие вышло из спины хищника между лопаток.
Лус взревел, мотнул головой, но Иоко крепко держал его на вытянутом посохе. Прижав зверя к ступеням, он с силой выдернул посох, еще раз взмахнул им и отсек лусову голову, которая с глухим стуком скатилась к подножию лестницы.
– Готово! – выдохнул Иоко и оглянулся.
В его глазах все еще плескалась бешеная ярость, руки продолжали сжимать посох, и я попятилась, подумав, что моего провожатого, пожалуй, тоже надо опасаться. Он силен и опасен.
– Ты убил луса… – пробормотала я.
– И не в первый раз. Пошли, пока не появились следующие. Они обычно передвигаются по одному, в стаи не сбиваются. Но лучше не ждать следующей атаки. Мы добрались до Убежища.
Иоко приблизился к скале, к которой я прижималась, и с силой стукнул в нее светящимся лезвием посоха. Скала вздрогнула, и небольшая ее часть – промежуток межу двумя каменными зубцами – поползла в сторону. Передо мной появился темный проход. Иоко сунул в него свой посох, который тут же осветил удобную сухую дорогу, посыпанную песком, и велел:
– Проходи, живее!
#Глава 5
1
Наступил день, и жаркое солнце разгоралось над горизонтом, заливая все ярким светом и преображая мир, – вот что я увидела, пройдя долгим пещерным коридором и выйдя через узкое отверстие наружу. Передо мной плескалось зелено-желтое озеро с диковинными голубовато-белыми цветами и резными толстыми листьями, плавающими на поверхности.
С одной стороны озеро огибали высокие скалы, с другой к самой воде подступал густой лес, где темная кора деревьев отливала синим, а узкие листья сворачивались в крутые завитки.
– Здесь безопасно. Здесь нет порталов, – проговорил Иоко, пропустив меня вперед и следуя за мной.
– Поэтому нет ни хасов, ни лусов, – добавила я.
– Разумеется. Это первое Убежище, и тебе повезло, что мы успели добраться сюда. Теперь можно и отдохнуть. Поедим, выспимся и дождемся следующей ночи. Здесь есть небольшое озеро, можешь искупаться там. После поедим и ляжем спать.
– А что будем есть? У меня есть крупа, можно сварить кашу, – предложила я.
– Оставь на трудные дни. Еще придет время для твоих запасов. Пока что обойдемся рыбным пирогом.
Иоко вошел в небольшую пещеру, что находилась тут же, у самого берега, и заглянув туда, я обнаружила небольшую железную печку с длинной трубой, сложенный из плоских камней стол с круглой деревянной столешницей и сделанную из дерева лежанку, на которой горкой лежала сухая трава. Так вот оно, значит, какое – загадочное Убежище колдуна.
– Неплохо тут у тебя все устроено, – проговорила я, рассматривая диковинные узоры на печной дверце.
– Это одно из лучших Убежищ. Не все такие удобные, – пояснил Иоко и принялся собирать сухие сучья, которых вокруг было сколько угодно.
Я достала мыло и зубную пасту и прошлепала к озеру. Оно скрывалось за скалой, на песчаном берегу лежали огромные камни, куда можно было пристроить одежду. Вода оказалась теплой и ласковой, я наскоро ополоснулась, а вернувшись, увидела, что Иоко чистит только что пойманную рыбу. А мука и масло хранились у него на полочке, в деревянных пузатых бочонках.
Иоко взял огромную глиняную миску, высыпал в нее муку, налил масла, добавил воды из ручья, что впадал в озерцо, потом поднял посох – который, кстати, снова стал обычной палкой, – направил его нижний конец на миску и слегка тряхнул им. Посох вытянулся, сделался тонким и серебристым. Иоко какое-то время потряс им над миской, и тесто стало замешиваться само собой прямо у меня на глазах.
Видимо, челюсть у меня в этот момент совсем отвисла, потому что колдун, взглянув на меня, весело усмехнулся. Он еще раз тряхнул посохом, потом достал и слегка присыпал мукой круглую толстенную деревянную доску, после чего перевернул миску и плюхнул готовое тесто на доску.
Еще взмах – и тесто само собой раскаталось в плоский круглый блин, на который Иоко выложил какие-то травы и корнеплоды, затем куски рыбы и сверху еще что-то.
Получилась как бы рыбная пицца, которую Иоко сунул на решетку в печь. Угли в ней прогорели, и из нее тянуло сильнейшим жаром.
– Сейчас будет готово. – Иоко поставил посох за своей спиной, прислонив к каменной стене, сел на корточки у печной дверцы и посмотрел на меня.
– А ты молодец, приняла верное решение и пошла за мной. Я думал, останешься в башне. Представляю, как бы лусы обгладывали твои косточки.
– А что бы сказал на это твой Хозяин? Разве ты не должен доставить меня в целости и сохранности? Ведь это твое задание, правильно? – ехидно спросила я.
На самом деле меня слегка удивлял его цинизм. Он относился ко мне так, словно я была его забавой, игрушкой или развлечением, а смерть в зубах лусов – лишь смешной эпизод. И это при том, что совсем недавно он храбро защитил меня, сражаясь с хищником.
– Все не так просто, – ни капли не удивившись, ответил Иоко, – Хозяину нужны только особенные. Избранные. Те, что смогут преодолеть все опасности и пройти все шесть Перекрестков. – Слово «перекрестки» он произнес с некоторой торжественностью и слегка понизив голос. – На самом деле препятствия помогают найти особенных, избранных. Подготовленных. Только тот, кто дойдет до Дерева в центре Безвременья, и встретится с Хозяином.
– А зачем?
– Что зачем?
– Зачем Хозяину избранные?
– Этого я не знаю. Да и какая мне разница? Лучше давай посмотрим, как там наш пирог. Чувствуешь, как пахнет? Наверняка уже готов. Можно было, конечно, испечь его с помощью Посоха, но выходит не так вкусно и корочка не такая хрустящая получается. Рыбный пирог – это лучшее, что есть в здешнем озере. Таким вкусным его делают вода из ручья и растущие тут травы. Лучше пирога я не едал нигде, даже у Агамы, хозяйки четвертого Убежища.
– В четвертом Убежище есть хозяйка?
– Это постоялый двор, собственно. И там есть хозяйка.
– Здесь же пустой мир, откуда тут постоялый двор?
– Он тоже пустой. Кроме нас, Проводников, там никто не бывает.
– Проводников? Тебя надо называть Проводником?
– Да, верно. Меня называют так. Всего нас двенадцать Проводников, по трое на каждую сторону карты.
– И все приводят к Хозяину людей из моего мира?
– Да.
– И каждый обладает своей картой?
– Да. Ты все правильно поняла. Пирог готов, доставай с полки тарелки.
Иоко плюхнул на столешницу горяченную доску с круглым пирогом, и я смогла насладиться видом поджаристой лепешки, запеченных овощей и кореньев и вдохнуть незабываемо вкусный аромат. Свою долю пирога я проглотила очень быстро и запила минералкой, которую Иоко обозвал соленой. Солнце сияло вовсю, вода в озере сверкала солнечными бликами, но я поняла, что сейчас самое время лечь спать.
– Устраивайся на топчане. Траву накрой моим плащом, – предложил Иоко.
– У меня есть одеяло, – пояснила я.
Стянув кеды, я улеглась, но в голове моей теснилось столько вопросов, что, преодолев сонливость, я снова принялась за расспросы.
– У тебя волшебный посох, да?
– Дело не в Посохе. – Иоко, который успел вымыть большую миску из-под теста и теперь пристраивал ее на полке, посмотрел на меня удивленно. – Дело во мне. В моих руках любая палка станет Посохом. Я управляю Энергией Жизни, отсюда мои способности.
– И этой энергией ты распоряжаешься по собственному усмотрению или Хозяин говорит, что тебе делать?
– Хозяин мне ничего не говорит, я его не вижу. Я сам решаю, что мне делать. Но в этом мире делать нечего, остается только приводить души к Хозяину.
– А когда не приводишь никого, когда тебя никто не вызывает через карту, что делаешь? – не унималась я.
– Путешествую. Я много хожу по миру. Я вроде бы должен что-то отыскать, но не знаю точно – что.
– Разве так бывает?
– Всякое бывает. Спи уже, надоели твои расспросы. Никто не задавал мне столько вопросов, сколько задаешь ты, – голос Иоко стал ворчливым и усталым. – Я тоже лягу спать. Принесу побольше травы и устроюсь у печки. Как только солнце сядет, двинемся в путь. А оно может сесть очень быстро.
Я совершенно не стеснялась Иоко. Не отворачивала лица, не старалась спрятать пятно. Мне было все равно, что он обо мне думает. Не знаю почему, но мне Иоко казался нереальным и слишком красивым, как сказочный герой. Он и был сказочным героем, только ненастоящим.
Все в мире Безвременья казалось мне ненастоящим, как будто все это происходило не со мной, а с кем-то другим, а я лишь наблюдаю со стороны.
Я не думала, что Иоко злой и по злому умыслу украл меня. Он был не злым, а равнодушным, как будто на самом деле ему все равно, что будет со мной, скучаю ли я по своим родителям, желаю ли вернуться. Это не трогало его и не интересовало.
Растянувшись на охапке сухой травы, он пристроил рядом Посох, заложил руки за голову и довольно быстро засопел.
На самом деле я ни по кому не скучала. Мне не спалось, перед глазами то мелькала жуткая морда луса с оскаленными клыками, а то вдруг возникали черные во́роны, изображенные на шкафу. Они кланялись и косили блестящими черными глазами, и от этого у меня по коже бежали мурашки.
Но родных я не вспоминала.
Я поняла, что мне скучать не по кому. Я не думала о брате, об отце и мачехе – мне было совершенно все равно, ищут они меня или нет. Пусть поволнуются, хотя и вряд ли станут сильно переживать. Ольга – та в глубине души наверняка рада, что я пропала. Для нее одной проблемой меньше, да и комната освободилась.
Но там остались мои краски и рисунки, и вот их мне было немного жаль. Правда, сейчас в моем рюкзаке лежала самая лучшая акварель, какую только можно себе представить. И самые лучшие маркеры, и самые лучшие мелки. У меня с собой было все для рисования, и я собиралась обязательно что-нибудь нарисовать.
2
Мне приснился старый и хорошо знакомый сон. Я бреду по разрушенному городу, в котором стены и дома из синего камня возвышаются над синей травой. За мной кто-то гонится, и я тороплюсь, спешу, сжимая в руке лямку рюкзака. И помню одно – мне надо дойти до площади, где нет трав, а только синий камень.
После сон поменялся и я увидела башню Иоко. Хмурые стены, закрытые створки Шкафа Желаний. И большой круглый стол посередине. Тот самый стол, на кромке которого серебрилась надпись: «В башне есть выбор». Выпуклые буквы казались такими красивыми, что я приблизилась, провела по ним пальцами и произнесла вслух:
– В башне есть выбор.
От этих своих слов я и проснулась.
Иоко уже успел встать и искупаться, а теперь сидел на корточках перед печкой и с его волос капала вода. Он был без рубашки, которую умудрился выстирать и пристроить на веревке. Все еще припекающее солнце стояло высоко, будто мы и не спали несколько часов подряд.
Хотя о каких часах я говорю? В мире Безвременья не было времени, поэтому никто не мог сказать наверняка, когда же наступит вечер. Возможно, Иоко снова затеял печь пироги, раз подкладывал в печку дрова, и это хорошо. Я бы не отказалась от приличного куска его рыбной пиццы.
Я села, обнаружив, что укрыта черным плащом, который изнутри оказался подбит байковой клетчатой материей в темно-синюю клетку с тонкими серыми полосками. Взявшись за шнурки кедов, я посмотрела на Иоко.
Он сидел ко мне спиной, и я могла хорошо рассмотреть длинный безобразный шрам у него на спине, как будто кто-то располосовал его от правого плеча до самой поясницы. Шрам – белый рваный широкий рубец – давно зажил, но все равно выглядел ужасно. Можно было себе представить, как на самом деле выглядела эта рана!
– Кто тебя ранил? Лусы? – спросила я.
Не оборачиваясь, Иоко дернул плечом и низким хриплым голосом ответил, что не знает и не помнит.
– Этот шрам был у меня всегда. Не помню, откуда он.
– Как можно забыть о такой ужасной ране? Тебя фактически чуть не убили. С такими ранами люди, вообще-то, умирают.
– Я не умер. Значит, это не так страшно, как кажется.
– Но, выходит, тебя можно ранить и ты не бессмертный волшебник, – уточнила я.
– Конечно. Я не бессмертный, но время тут замерло и поэтому сам по себе никто не старится и не умирает.
– Остается в таком виде, в каком сюда попал? – снова спросила я.
– Да какая тебе разница? Почему ты все время что-то спрашиваешь? Первый раз мне достался такой человек, у которого рот не закрывается, – в его голосе снова зазвучали ворчливые нотки.
– Значит, ты первый раз ведешь девочку?
– Вообще-то да. – Иоко наконец повернулся ко мне и в растерянности почесал макушку. – Раньше мне доводилось водить двух мужчин, и с ними было интересно. Они храбро сражались. Правда, один таки погиб в море, в сражении с пиратами. А второго я довел до Дерева. И еще двух женщин я водил, они дошли обе, потому что не лезли на рожон.
– Значит, всего к Хозяину ты отвел троих, да?
– Получается, что так. Двух женщин и одного мужчину. Не могу вспомнить, как их зовут. И какое-то количество людей просто погибло. Несколько полегло от хасов прямо на синей дороге у башни. Пытались бежать от меня через траву. Поэтому я теперь всегда предупреждаю, чтобы не сходили с дороги.
– Не густо. И ты вечно все забываешь, как будто у тебя дырявая голова.
– Ну и что? – Иоко пожал плечами и полез за миской и мукой.
Я обрадовалась пирогу и принялась наблюдать за волшебством колдуна. Тесто послушно замешивалось в миске – смешно мялось горбами, смешно досыпалась туда мука из бочонка, тоже сама по себе. Иоко лишь вертел в руках серебрившийся Посох и весело улыбался, будто его самого страшно забавляло волшебство.
– Люблю готовить, – пояснил он, – это интересно.
– А что еще ты можешь делать своим посохом? Можешь что-нибудь пожелать – и чтобы это появилось? Например, чтобы появился меч или кинжал. Или плащ. Загадать вещь и получить ее с помощью посоха можешь? – поинтересовалась я, не отрывая глаз от миски, в которой тесто уже становилось гладким и маслянистым.
– Ну, нет. Такого не могу. Я же не Шкаф Желаний. Желания выполняют те во́роны, что заключены в нем. Они такое могут. Я немного другой чародей. Я же сказал, что мне подчиняется Энергия Жизни. Я могу сражаться, могу убивать. Могу вот тесто замесить. Могу заставить вспыхнуть огонь или погасить его.
– Тогда почему сам разводил огонь в печке? – не унималась я.
– Кое-что мне нравится делать руками, а не с помощью Посоха. Огонь разводить интересно. Я люблю смотреть, как он разгорается, как маленькие язычки бегут по веткам, как вспыхивают дрова и как летят искры.
Иоко снова походил на мальчика. Он будто стал тоньше, даже пальцы на руках напоминали мальчишеские – в цыпках, с грязными каемками под ногтями. В такие минуты он вовсе не пугал, а будто становился моим ровесником, который не прочь позабавиться и совсем не задумывается над серьезными и важными вещами.
Я перестала его расспрашивать, уселась на топчан, достала альбом и краски и принялась рисовать. Я чувствовала, что должна запечатлеть башню Иоко, хотя она уже была на моих рисунках, висящих над столом в моей комнате. Ибо то, что снилось мне когда-то, на самом деле было именно башней Иоко.
Это озадачивало меня, я пыталась найти ответ и не могла. Тогда не могла. Я лишь вновь и вновь прокручивала в голове увиденные накануне сны – мои первые сны в мире Безвременья – и все больше убеждалась, что просто обязана их нарисовать.
Поэтому я тут же взялась за работу.
Сначала сделала набросок карандашом, после нанесла светлые и осторожные акварельные мазки. Я покрыла большую часть рисунка слабой голубовато-серой краской, как можно сильнее разведя ее водой. Здешняя вода делала краски более яркими, насыщенными и… более живыми, что ли.
Не могу подобрать нужных слов, чтобы охарактеризовать цвета, но поверьте мне – рисунок просто оживал под моей кистью. И когда я закончила, передо мной лежали руины заброшенного города. Синие камни, синие травы, черные силуэты воронов надо всем этим. И огромная голубая луна, заливающая все серебристым призрачным светом.
Иоко, заинтересовавшись, присел рядом, но не мешал и не спрашивал, пока я не закончила рисовать. Тогда он, осторожно дотронувшись до края рисунка с таким видом, словно это было невесть какое волшебство, уточнил:
– Это город Ноом. Где ты его видела?
– Во сне.
– Странно. Это все очень странно. Как ты могла видеть во сне город Ноом, если ни разу не была там, Со?
Он смотрел на меня с интересом и даже некоторым восхищением. Я поняла, что сильно озадачила его, но ничего разъяснить не могла. Я и сама не понимала, почему мне снятся такие сны. Откуда они приходят ко мне?
Я тогда ничего не знала, а Иоко ничего не помнил. Поэтому его вопросы остались без ответа.
– Рисуй еще. Это как волшебство, Со, – сказал мой провожатый, – ты тоже обладаешь волшебством.
– Это не волшебство. Это просто рисунки.
– Не говори так. Ты создаешь, а значит, творишь волшебство. Я не умею делать такие вещи.
– Даже с помощью посоха?
– Даже с помощью Посоха. Я же тебе говорил, что дело не в нем, а во мне. Это я владею магией, но рисовать то, чего не видел, да еще так верно, точно и красиво, не могу. Посмотри, ты изобразила первую круглую башню города Ноома, за которой начинается улица Призраков, да так точно, что видны даже камни, вывороченные из оконных проемов. Эти камни так и торчат, их выворотило магическим взрывом во время войны, когда Хозяин захватывал здешний мир. Очень давно, еще в те времена, когда было Время. Смешно звучит, правда? Времена, когда тут было Время!
Иоко улыбнулся, но тут же перестал говорить о моих рисунках и занялся разделкой и поеданием пирога. Мне тоже хотелось есть, но я решила запечатлеть и второй сон, пока помнила.
Быстрыми штрихами я изобразила круглый каменный стол, мрачные стены вокруг него, стрельчатые окна и круглую луну. После взялась за краски. Пришлось повозиться, чтобы сохранить незабываемую атмосферу башни, когда все предметы словно сияют призрачным голубоватым светом, а луна заливает местность грустным серебром.
Надпись я прорисовала особенно тщательно – выпуклые буквы так ясно читались на кромке стола, что я еще раз произнесла про себя: «В башне Иоко есть выбор».
Рисунок получился настолько достоверным, что Иоко, взглянув на него, заверил меня, что я самая настоящая волшебница и мне нечего прибедняться.
– Только я не умею убивать лусов, – хмуро заметила я, пристраивая рисунки на топчане, чтобы они высохли.
– Тебе и не надо. Для этого есть я, – весело ответил Иоко и протянул мне деревянную тарелку с кусками дымящегося пирога.
Пока мы ели, подул резкий прохладный ветер, отчего вода в озере пошла быстрой рябью, а травы распрямили свои завитки и тихо зашелестели. Солнце внезапно и быстро скатилось вниз. Я бы сказала, что оно село за считанные минуты, будь в Безвременье эти самые минуты.
– Нам пора двигаться, – бодро сказал Иоко, – я вымою посуду, а ты собери вещи. Этой ночью нам надо добраться до второго Убежища, а перед этим миновать первый Перекресток.
– Что это за первый Перекресток? – поинтересовалась я.
– Увидишь, – последовал короткий ответ.
