Ванда Михайловна Петрова
Три повести
На русском языке «Три повести», первая книга цикла «Опалённые войной»
на русском языке,
на белорусском языке,
в транслитерации с оригинального русского текста для иностранных читателей;
частично:
эсперанто,
французский,
английский
немецкий,
Предисловие
Россия
В полночь тревожную
Рядышком можно я
Тихо с тобой посижу,
Всё, о чём думаю,
Боль и тоску мою
Сердцем тебе расскажу …
От автора
Эта книга о той войне,
Опалившей сердца в беде,
И оставившей тяжкий след,
Хоть прошло с неё много лет …
Опалённые войной (повесть)
ПРОЛОГ
В июне травы, цветы и росы,
Чубы мальчишек, девчонок косы,
Преддверье свадеб, преддверье жизни…
Но в сорок первом во имя жизни,
В цветы и травы родной Отчизны,
Невесты падали в пилотках,
Сколько имен их в военных сводках,
А где-то парень, в траве, остылый,
Чей-то жених он и чей-то милый.
Давно минула беда лихая,
Стоит Россия – Страна Родная,
Честь отдавая всем обелискам,
Где нет конца всем печальным спискам
Девчонок смелых, парней отважных,
Друг с другом – робких, в бою бесстрашных,
И неизвестным бойцам, их праху,
Что, перед боем, идя в атаку,
На сохраненье Стране Родной
Отдали имя и облик свой.
Стоит Россия – Страна Родная,
Своих детей всех погибших зная,
Всех поимённо благословляя
И вечной памятью венчая.
……………….
Поезд, мерно покачиваясь и постукивая на стыках рельс, нёс Антона Васильевича Крюкова домой, где, по существу, у него не осталось ни кого из родных. Начинал он войну фельдшером, но потом упросил взять его в разведку, так прошёл солдат весь военный путь. Вместе с ним возвращалась его однополчанка, Дарья Фролова, которую тоже никто из её родных не ждал, так же, как и у Антона Васильевича, кто погиб в боях, кто в тылу. Антон Васильевич звал свою однополчанку просто Дашенькой, как привык называть её ещё в батальоне в начале войны, тогда русоволосую, стройную, задорную, молодую. Теперь Даша была седой с безвременно увядшим лицом, но всё такая же не унывающая и жизнерадостная. Ещё в Берлине они договорились не терять друг друга из виду, так как были из одного рабочего городка.
Антон Васильевич вышел в тамбур покурить. Мимо него пробежал молоденький проводник, затем вернулся и с придыханием спросил – не врач ли он? «Что, на лбу написано?» – усмехнулся Антон Васильевич. «Да нет, я всех спрашиваю. Там молоденькая женщина родить собралась… То есть, уже рожает…». «Так пошли быстрее, иди вперёд», – скомандовал Антон Васильевич.
В одном из купе рожала молоденькая женщина, совсем девочка. «М – да…» – протянул Антон Васильевич, осмотрев роженицу. Он отдал распоряжение, чтоб сообщили на ближайшую станцию, где есть роддом и выслали «неотложку» для роженицы. «Так скоро ничего такого не будет, полустанки одни!» – растерянно ответил проводник, что подтвердил и второй его сослуживец, подошедший позже в купе.
Роды пришлось принимать Антону Васильевичу, фельдшеру ещё начала войны, после чего он переквалифицировался в разведчики и давно отошёл то фельдшерских дел. Родился мальчик. Довольно крепкий и сразу же громко закричал. «Ого, какой горластый! Это хорошо!» – одобрительно отметил Антон Васильевич.
Но, совсем другое дело было с матерью горластого малыша. Ася, так звали молоденькую маму, была женой военного. Сама Ася, вывезенная во время войны в Германию вместе с матерью, осталась впоследствии одна в вагоне с другими детьми и попала к «фрау». Не понравившись «фрау» за что-то, Ася была выдворена в коровник. Там и работала в коровнике под надзором злой надсмотрщицы от «фрау», в коровнике и спала, пока её не нашли, спрятавшуюся в сене, разведчики.
Ася оказалась смышленой девочкой, быстро научилась помогать в госпитале, родного русского языка она не забыла, слова выговаривала правильно. Оставшись у «фрау» одна, разговаривала с коровами, телятами, птичками, когда никто не мог её подслушать, чтоб не забыть родную речь в одиночестве на чужбине.
Ася стала работать в госпитале и стала женой одного из подрывников, который прошёл пол войны живой, но в последние дни войны погиб, ведя роту, оставшуюся без ротного командира, на штурм. Привезли в госпиталь его ещё живого. И как только он пришёл в себя, сразу же сказал плачущей юной жене, чтоб она ехала в Россию к его старой тёте, единственно родному человеку, оставшемуся в живых после войны.
А теперь умирала и Ася. И она это чувствовала, всё больше и больше слабея от потери крови. В какой-то момент ей стало получше. Антон Васильевич знал, что это конец. Не надеялась на выздоровление и Ася. И, не теряя времени, подозвала к себе Антона Васильевича, попросила его взять малютку на руки и слабеющим голосом сказала, глядя солдату в глаза: «На Вас оставляю сына, Антон Васильевич, – глаза её потемнели, и она добавила, – больше не на кого. Тёти Петра, мужа моего, я не знаю, да и, по его словам, старая она, может, уже и умерла…».
Сама Ася родом была из одного городка, что и Антон Васильевич с Дарьей.
Вот так и остался солдат – разведчик с малюткой на руках около умершей Аси.
Вначале Антон Васильевич определил младенца в своём городе в дом младенца, назвав его именем погибшего отца, Петром. Потом разыскал старую тётю мужа Аси. Но она была сама такая старая и немощная, что и за ней самой нужен был уход, в чём не отказала помочь Дарья, забрав старушку к себе, смотрела за ней, а схоронив, стала опять жить одна.
Антон Васильевич нашёл себе работу на заводе и, как будто бы всё более-менее устроилось. Жильё довоенное сохранилось за ним, работа есть.
Но беспокойство за малютку, которого поручила ему умирающая женщина, не давало покоя Антону Васильевичу. И он каждый день после работы уже был там, чтоб справиться о здоровье Петра!
И когда малышу исполнилось девять месяцев, заведующая полушутя, полусерьёзно сказала Антону Васильевичу: «Вы не сможете забыть Петеньку, не лучше ли будет и для Вас, и для него, чтоб Вы усыновили его?» Антон Васильевич растерялся, был он не молод, одинок. А тут девятимесячный сын?! Но дома он стал обдумывать предложение заведующей и решил, что так и сделает.
И в первый же выходной день отправился к Дарье, с которой давно уже не виделся. И попросил её быть для его сына няней, положив ей и небольшой оклад из своего заработка. Однополчанка была рада предложению, искалеченная на войне, одинокая, она, схоронив свою подопечную, сиротливо жила на инвалидную пенсию, подрабатывая вязанием носков по спросу из ниток заказчиков.
Вот так и стал малыш Петром Антоновичем Крюковым с родным домом, стареющим отцом и ласковой заботливой нянюшкой, к которой Антон Петрович относил сына на время, пока сам был на работе. Затем Антону Васильевичу дали место для Петра в детском садике, а там и время в школу подоспело. И они с Дарьей, Дарья – на правах нянюшки, повели Петеньку в первый класс.
После окончания школы Антон Васильевич настоял, чтоб сын поступил в высшее учебное заведение. Юноша уже знал свою историю, Антон Васильевич рассказал подросшему сынишке всё как было, съездил с ним на могилу его матери и там, у могилы Аси сказал сыну: «Ну, вот, сынок, теперь ты знаешь, куда я ездил каждый год, присмотреть за могилкой. Придёт время, мы с тобой съездим в Германию на могилу твоего отца». Мальчик был благодарен за всё, сказал, что будет помнить своих родителей, давших ему жизнь, но считает отцом его и так будет всегда.
По окончании школы, жалея своего уже не молодого отца, юноша хотел идти работать. Но Антон Васильевич впервые за всё время тогда взял в руки ремень и пригрозил: «Я тебя, сынок, сейчас выпорю, чтоб ты понял, что я твой отец! А отца надо слушать». Юноша не горел желанием – быть выпоротым, сказал, что он и так послушается отца, поступил в институт и закончил его с отличием. А затем стал директором небольшого заводика.
Дела на заводе при новом директоре пошли лучше и лучше, богател завод и всё, что на нём и при нём…
Эпилог.
У трапа самолёта туристов из России встретили приветливые гиды. Осенний день был солнечный и тёплый. Худощавый, почтенного возраста, турист повернулся к своему спутнику, молодому мужчине и с волнением в голосе, сказал: «Ну вот, Петя, мы и прибыли в Германию. Как-то оно там будет…». Молодой мужчина бережно взял за локоть своего собеседника и тоже с волнением в голосе ответил: «Увидим, отец…». В руках и у того, и у другого были букеты полевых цветов, срезы цветов были заботливо обвёрнуты многослойной бумагой.
Сельское кладбище встретило путешественников тишиной. Навстречу им вышел сторож, внимательно посмотрел на приезжих, поздоровался и на понятном для гостей русском языке спросил: «Вы из России, вам помочь?». Старший путник отрицательно покачал головой, а молодой мужчина ответил: «Спасибо, но мы сами…». Было очевидно, что оба путника очень волнуются.
Шагая по тропинке между могил, путешественники с волнением вчитывались в надписи.
– Вот здесь, Петя…
Окликнул почтенный путник молодого мужчину.
Склонив головы, они молча стояли у ухоженной могилы со скромным обелиском, на котором чьей-то рукой чётко русскими буквами были написаны имя, фамилия и дата гибели солдата. И два букета живых цветов с российских просторов. За эти родные просторы сражался и отдал свою жизнь молодой русский солдат Пётр, родной отец молодого мужчины и тоже в память отца названного Петром, которого принял младенцем в свои руки от умирающей юной роженицы с её наказом – быть сироте отцом, возвращавшийся с войны простой русский солдат.
Семеро по лавкам (повесть)
ПРОЛОГ
Звенит ручеёк,
цветёт василёк,
ромашек вокруг лужок,
стёжка в пыли,
счастье вдали,
вдвоём
дойдём,
не грусти …
……………….
Доярки сгрудились около тёплой плиты. Разговор шёл общий и в небольшой комнатке стоял разноголосый галдёж. Дверь распахнулась, и вместе с клубами морозного воздуха через порог шагнул мужчина в овчинном тулупе до пола, с поднятым высоким воротником. «Закрывай, закрывай, быстрее!» – весело загалдели все, обрадованные причине покричать. За исключением телятницы тёти Паши, все доярки были молоды, громкоголосы, находчивы и остры на язык. Мужчина быстро захлопнул дверь и отогнул высокий ворот тулупа. «Вот, так-так, да он же малец! И кто же ты будешь?!» – вопросила, на правах старшей, тетя Паша, оглядывая высокую фигуру. Парень сконфуженно ответил: «Скотник, Илья».
Так на ферме появился молодой скотник, переехавший вместе с родителями с полустанка. Отец Ильи, суровый на вид и малоразговорчивый, определился в сельскую кузню, мать, Нина Степановна, стала работать в местном почтовом отделении.
Была ещё в семье сестрёнка Ильи, бойкая и озорная девочка, с первых же дней поколотившая в детском саду, куда стали водить её родители, злого и сильного Сашку, сына зав. МТФ, до этого ни от кого не получавшего сдачи. Отец Сашки был известен своим злым нравом. Но бесстрашная Маня громогласно заявила, что «мой папа всё равно злее!». Поцарапанный и покусанный Сашка ходил по двору садика, мстительно поглядывал на обидчицу и ждал своего отца. Маня же, как и положено девочке, занялась своим видом и попросила нянечку переплести ей косички, растрепавшиеся в смелом сражении. К огорчению драчливого Сашки, за ним в этот день пришла старшая сестра, а не грозный отец на коне. Сашкина сестра – Зина, совсем не зло посмотрела на Маню и молча увела Сашку домой. Но сам Сашка после этого случая больше не дрался ни с одной девочкой села. То ли ему стало стыдно, то ли он боялся вновь потерпеть поражение «от девчонки», Сашка об этот никому не говорил, но девочки теперь без страха проходили мимо, не опасаясь за свои косички и бантики.
Так вошла в жизнь села новая семья. А летом грянула беда – война. Илья ушёл на фронт добровольцем в первые же дни войны вместе с отцом. Осталась Нина Степановна с Маней. В августе Нина Степановна получила похоронку на мужа, слегла в постель с сердечным приступом. Первую беду вскоре догнала и вторая – похоронка на сына и через две недели Маня осталась одна. Нина Степановна умерла.
За скудным поминальным столом Маня сидела молча, не плакала, словно все слёзы выплакала у гроба матери. Несчастная маленькая девочка. Затем Маня прошла в другую комнату, забралась на кровать и зарылась с головой в подушки и одеяло. Девочка старалась уснуть пока в избе люди, страшась остаться одной. А так, рассуждала сама с собой Маня, она уснёт и проспит до утра, до света. И не будет видеть тёмной ночи в опустевшей избе, наводящей на маленькую девочку тоску и ужас. И Маня уснула.
Проснулась девочка от какого-то звука. И сразу же детское сердце сжалось от не детской боли, не по-детски осознав невозвратную и невосполнимую потерю – смерть мамы. Маня громко, горько зарыдала в голос, одинокая и несчастная. И тут девочка почувствовала, что кто-то наклонился над ней, обнял вместе с одеялом и ласковый голос прошептал: «Не плач, маленькая, я тут, с тобой». Маня быстро сбросила с лица край одеяла и увидала склонённое к ней лицо Матрёны, дочери тёти Паши.
Матрёна всю ночь оставалась в осиротевшем доме, а под утро, приласкав проснувшуюся Маню и не заходя домой, пришла сразу на коровник и молча остановилась перед матерью. Тётя Паша так же молча покивала головой, передала подойник Матрёне и пошла в сельсовет, где уже стоял вопрос о передаче осиротевшего ребёнка в детский дом. На что Тётя Паша ответила, что Маня, не сирота, а с сегодняшнего дня её дочь. Там было воспротивились, напомнили тёте Паше, что у неё самой «семеро по лавкам»! Что муж в пропавших без вести, неизвестно, что с ним, вернётся ли. «Как бы то ни было, Маню в детский дом не отдам», – сказала, как отрубила, тётя Паша и оформила все необходимые документы на себя.
Так Маня вошла в новую семью и стала её равноправной и любимой составляющей на всю жизнь.
