Валерий Владимирович Гаевский
Фарцовщик. Часть первая
– Ну, подумай насчет моего предложения пару дней, но не больше. Можешь взять несколько журналов и посмотреть их на обличение с точки зрения христианской морали.
– Андрей, это предложение, конечно, интересное, но я не специалист по христианской морали, я специалист по югу Африки.
– Вы в своём замшелом институте потеряли понятие о том, что такое научная работа и кто такой научный работник. Научный работник – это высокоинтеллектуальный специалист широкого профиля. А ты, Дима, специалист узкого профиля. Скажи, кому нужна твоя южная Африка в СССР? Вот поэтому ты и сидишь без денег. А подходил бы гибко ко всем проблемам, был бы в страшном бабле. Тут тебе предлагают интересную работу, и тебе за неё надо хвататься, а ты начинаешь бубнить, что ты не специалист, что ты будешь лучше заниматься своими негритосами, чем проводить сравнительную характеристику порнографических журналов, выпускаемых в западной Европе. Конечно, зачем тебе это? Тебе же деньги не нужны…
– Андрей, но каждый специалист должен заниматься тем, что знает, что умеет… – робко возразил Дмитрий своему приятелю.
– Дима! Мы в преддверии огромных перемен, и я это чувствую. Скоро, очень скоро наступит эра, когда надо будет заниматься всем. И те люди, которые не поймут этого, останутся за бортом истории. А те, которые ухватят ветер перемен, станут очень богатыми… Представляешь, мне тут на днях снится сон, что будто ты уже никакой не Дима, а министр культуры и по телевидению ведёшь передачу о русской православной церкви, а я у тебя в секретарях хожу. Поэтому, давай, полистай журналы. Может, увидишь, чего я не вижу, а потом мне расскажешь. Денег заплачу в два раза больше, чем платил. А сейчас я погнал, времени уже нет… Да, вот возьми пятнадцать рублей за работу.
Дима взял пятнадцать рублей, снял одинокий носок на левой ноге, и снова лёг спать.
Дня через два, рано утром, Андрей внезапно приехал на Кантемировскую (в институте Африки это был неприсутственный день, и Дима, находясь в постели, медленно просматривал порнографические журналы).
– Старик, давай, быстро одевайся! Поможешь мне дотащить мешок со срамной литературой до машины. Епархия распорядилась весь материал сжечь, потому что это мерзопакостная и опасная печать, подрывающая основы христианской морали в обществе.
Дима быстро оделся и начал помогать Андрею выносить мешок из квартиры. Он подхватил мешок снизу, а Андрей взял сверху. Но, не сделав и двух шагов, Андрей неожиданно приставил мешок к стенке, и полез в него:
– Старик, я отберу несколько журналов, чтобы они у нас остались в квартире. Я иногда здесь с Галей провожу время, а ты с Лялей… Кстати, как она? Давно её не видел… А журналы очень интересные и привлекательные. Нашим девчонкам они понравятся… А что касается епархии, то она обойдётся оставшимися. Не один ли хрен, сжечь сто журналов или двести? И кто их считать-то будет?
На это Дима ничего не ответил. До сегодняшнего дня он никогда не слышал от Андрея подобной «крамолы».
На улице было ветрено и морозно. Дима оделся легко, потому что спешил помочь Андрею. Его ветровка, надетая прямо на голое тело, совершенно не держала тепла, а шлёпанцы на ногах были всем, чем угодно, но только не зимней обувью. Запихивая мешок на заднее сиденье, Андрей очень внимательно посмотрел, как одет Дима, и медленно сказал:
– Старик, я тут, глядя на тебя, подумал, и решил купить Галине Ивановне дублёнку. Как ты считаешь, она не откажется от такого подарка? Смотри, какая зима в этом году суровая, а девушка ходит хрен знает в чём, да и ты тоже носишь какие-то осенние курточки. Тебя тоже нужно одеть в дублёнку. У нас, старик, зимняя страна, а вы в своём институте все совершенно чокнутые, одеваетесь так, как будто находитесь в тропической Африке. Всё, решено! Буду одевать вас в дублёнки.
И он опять рванул свою машину с места так, как будто был Джеймсом Бондом, выезжающим на очередное задание по приказу секретной службы Её Величества.
