Неподалёку от ступенек морга, под прикрытием мусорных баков, хронически небритый капитан Кирко обменивался со своим судмедэкспертом оперативной информацией. Капитан, в том же потёртом пиджаке и в джинсах, раздражённо курил, а пожилой эксперт с лицом мученика отмахивался от табачного дыма.
– Отчёт не готов, но между нами девочками, – произнёс он, – в крови ни алкоголя, ни какой-то иной дряни. И смерть наступила не в результате удара головой, а от прекращения дыхания, обусловленное… Короче, вода у него в лёгких. Давай отойдём, Серёжа: здесь голуби срут.
Капитан Кирко словно выплюнул шматок дыма.
– Так всё-таки, – уточнил он, – ушибся головой, упал и захлебнулся? Или врезали по башке и утопили?
– А вот это решать тебе. – Судмедэксперт закашлялся. – Кури в сторону, жопа.
Капитан послушно отвернулся.
– Только что звонил Могилевич. Спрашивал, как там с прутьями от ограды.
– Серёжа, ты не имеешь права разглашать.
– Да ну? Спасибо, что напомнили, Ефим Зиновьевич. Но проверить эти долбаные прутья – его идея. И мне самому интересно: вдруг там ненароком…
– Не вдруг, – перебил судмедэксперт. – Один из прутьев исчез как по волшебству. Вывод напрашивается, и не делай такое личико. Ты не девочка в первую брачную ночь.
Капитан Кирко смачно выругался.
– Но кто и как?! Суслик этот прокурорский елозит по всему периметру. Андрюха Дерябин рыло с утра воротит… Вы вполне уверены, Ефим Зиновьевич?
Судмедэксперт вновь отмахнулся от дыма.
– Было четыре прута, осталось три, – констатировал он. – Вычитать единицу я не разучился. У тебя еврейские глаза, Серёжа.
– Недавно, Ефим Зиновьевич, вы говорили, что у меня уши еврейские.
– Процесс, Серёжа, ускорился.
Оба рассмеялись.
– Семагин прессовать меня начал, – объявил капитан. – Висяки мои припомнил, рекомендовал на этом деле не зацикливаться… Вещдоки пропадали и прежде, в обморок не падаю. Но в данном эпизоде, какой смысл?
Ефим Зиновьевич пожал худыми плечами.
– Бабло, вероятно. Кругом бабло и конфликт интересов. С понедельника, Серёжа, я на пенсию сваливаю. Айда за мной.
Капитан чуть не поперхнулся сигаретным дымом.
– Как это, сваливаете?.. У нас же с вами, Ефим Зиновьевич, дел вагон.
– Знаю, друг мой, на пенсию тебе рано. Тогда отстрели себе ногу, подхвати сифилис, оформи инвалидность – и линяй. Пойми, ты здесь – как щепка в заднице. – Развернувшись, судмедэксперт пошёл к ступенькам морга. Майский ветерок теребил его распахнутый лабораторный халат.
Капитан Кирко притушил сигарету, нацелился бросить её в мусорный бак, но помедлил. Перед броском он плюнул на окурок. Для подстраховки.
В кабинете редактора боком к столу сидел священник. В рясе и с крестом на шее, как водится. Тощ, сутул и невзрачен, растительность на голове и лице он имел обильную. С бритым наголо Фоловым священник являл, что называется, разительный контраст, который усиливался от их откровенной взаимной неприязни.
– Почему не опубликуете? – густым басом допытывался священник. – Вы против религии вообще или против православия, конкретно?
Редактор потёр оттопыренное ухо.
– Ни то ни другое. Статья ваша сумбурна с сложна для понимания наших читателей.
– Цитатами из Евангелия, что ли? – сверкнул очами слуга божий. – Я мог бы сократить, не проблема.
– Кроме того, текст ваш пестрит историческими неточностями.
– Ну так поправьте! У вас же есть для этого корректоры, пусть займутся! Главное, сохранить смысл!
Фролов вздохнул.
– В том-то и загвоздка. Если поправить – смысл, боюсь, улетучится. И это б ещё полбеды, пережили бы. Но куда денется неповторимый ваш стиль?
Опешив от подобного иезуитства, священник жёг редактора взором. И тут в кабинет вошёл Могилевич. Без стука, разумеется.
– Привет, Толян! – махнул он портфельчиком. – Не помешал?
Редактор вздохнул на сей раз с облегчением.
– Нет, мы уже закончили. Знакомься – отец Ефрем, дьякон. Станет нашим автором, надеюсь. А это, отец Ефрем, – журналист Игорь Могилевич, наш путеводитель по коррупционным коридорам.
– Читал Могилевича вашего. – Отец Ефрем поднялся. – Слог неплохой, но сколько злобы и желчи.
– Навалом, – согласился Игорь.
Приоткрыв дверь, дьякон обернулся.
– В Бога, молодой человек, похоже, вы не верите?
Игорь чуть склонил голову набок.
– А вы?
Отец Ефрем кивнул с таким видом, будто подтвердились худшие его опасения. Затем вышел.
– Ярко и поучительно, – прокомментировал Могилевич.
Фролов прищурился.
– А то! Вдалеке от наших редакционных неурядиц ты паришь в сферах высокого криминала…
– Толик, не начинай.
– Я в том смысле, что тебе там тяжко, а нам тут жутко весело.
– Кто б сомневался. – Игорь придвинул стул к редакторскому креслу. – Сейчас ты от веселья отдохнёшь.
– Кто б сомневался, – передразнил Фролов. – Вижу, ты загорел в Самаре.
Игорь сел, выложил на стол диктофон и придвинул к редактору флешку.
– Храни это в сейфе, как алмаз Кохинор. Это полная копия того, что мы с тобой сейчас прослушаем вкратце. Готов?
Редактор сунул флешку в нагрудный карман рубахи.
– Сперва объясни что к чему.
Игорь кивнул.
– Разумеется. – Он откинулся на спинку стула. – За день до Самары вышли на меня двое из Горводоканала – главспец инженерно-технического центра и жена его, заведующая химлабораторией. Правда, как нынче выяснилось, жена у него другая, так что, – Игорь взглянул на часы, – сегодня ещё успею надрать самозванке задницу. Короче, эти двое порассказали мне про Горводоканал увлекательные истории, которые, конечно же, я записал. Главспец Вася Травкин… Толян, не смейся: по характеру и по внешности он типичный русский святой. Из тех, для кого в стране этой уготована участь незавидная. Он просил у меня совета и журналистской помощи. Я пообещал, хорошо понимая, что дело стрёмное. И, само собой, их предупредил, чтобы не высовывались, пока, блин, я не возвращусь с долбаного конгресса. Теперь Травкин убит, и я почти уверен, что заказчика знаю в лицо. И сволочь эту я достану, как бы её ни охраняла вся наша замечательная правовая система… Конец преамбуле, Толян. Давай слушать.
Фролов хмуро нажал на кнопку диктофона, и голос Могилевича произнёс: «Подтвердите оба своё согласие на запись.» – «Зачем? – добродушно уточнил голос Травкина. – Чтобы мы не вздумали потом отпираться?»
Редактор и Могилевич слушали без обмена репликами, без комментариев. Когда в кабинет заглядывали сотрудники, Фролов жестом просил их подождать. Перед стажёркой Володиной, однако, редакторские жесты оказались бессильны. Метнув из глаз пучок молний, девушка устремилась к столу.
– Ух ты! Какие тут люди!
Проворно выключив диктофон, Фролов поинтересовался:
– Бейджик получили?
– Угу, спасибо! Анатолий Викторович, благодаря ему, – Рита указала на Могилевича, – я выгляжу городской сумасшедшей, а газета наша смахивает на дурдом! Вы собираетесь на это как-то реагировать?! Или, Анатолий Викторович, вы слишком заняты текучкой?!
Губы Могилевича дрогнули в усмешке.
Редактор потёр диктофоном ухо.
– Уже отреагировал, – сообщил он. – Звонил мне тут бизнесмен Шумилин, приглашал кого-то из наших на шашлыки для прессы. Сделка ве́ка то ли состоялась у него, то ли намечается. На это мероприятие, само собой, я рекомендовал вас. Уверен, вы обладаете всему необходимыми качествами, чтобы воспеть шумилинские шашлыки. Считайте это боевым заданием нашего дурдома.
Могилевич кусал губу.
Рита покраснела до веснушек возле носа.
– Спасибо, Анатолий Викторович! Задание выполню с честью!
– Завтра к трём часам, – уточнил Фролов. – Адрес шумилинской дачи возьмите у Даниловой. И осторожно там, не объедайтесь. Не рискуйте здоровьем ради карьеры.
Рита выровняла дыхание.
– О’кей, Анатолий Викторович. Можете не принимать меня всерьёз, можете уволить, но, – она хлопнула рукой по столу, – своё расследование этому перцу с портфельчиком я не отдам. Не дождётесь.
Она вышла так же стремительно, как вошла.
Редактор и Могилевич обменялись взглядами.
– Чёрт меня дери, – усмехнулся Игорь.
– На работу ходить надо, – вздохнул Фролов. – Старина Беликов привёл её по протекции Шумилина, и ладим мы с ней кое-как. Она, похоже, талантлива, даже с изюминкой. Но внешностью своей пользуется мастерски и вскочит на загривок любому, кто чуть зазевается. Признаться, вашу с ней коллизию я предпочёл бы разрулить в темпе.
Игорь задумчиво смотрел в пол.
– Опять Шумилин. Наваждение прямо.
– Ты о чём? – насторожился редактор.
Помедлив, Игорь предложил:
– Может, вечером? Доложу подробно.
– Давай, – кивнул Фролов. – После семи у меня?
– Да. И Димона выдерни.
– Намечается вариант «Б»?
Могилевич вздохнул.
– Дразнить быка я уже начал. А тут ещё стажёрка мелькает, и разрулить это ох как необходимо… Тебе что-нибудь о ней известно? Кроме того чья она протеже.
– Обижаешь. – Фролов пробежал пальцами по клавишам компьютера. – Когда кого-то мне навязывают, я не стесняюсь напрягать Димона. Вот её досье, на двух страницах уместилось. Ничего особенного: амбициозная провинциалка, желающая покорить столицу.
Могилевич подвинул стул к монитору.
– Дай-ка прочту. Времени у меня как раз на две странички.
– Валяй, – одобрил Фролов. – А я интервью твоё дослушаю. – Он включил диктофон.
В кабинете прозвучал смех покойного Васи Травкина.
Гендиректор Ракитин пружинисто шагал по коридору Центрального офиса Горводоканала. По обеим сторонам коридора, широкого и длинного, располагались кабинеты начальства пониже, комнаты сотрудников и служебные помещения. Даже солнечным майским днём освещался коридор электричеством, которое надлежало экономить. Поэтому лампочки перед шагающим гендиректором эффектно вспыхивали и гасли за спиной секретарши, семенящей следом. Ракитин, разговаривая по мобильнику, демократично здоровался со всеми встречными – кому-то кивал, кому-то пожимал руку.
– Илья Михайлович, не гони пургу, – бормотал он в трубку. – Вовсе я от тебя не бегаю.
Секретарша закудахтала:
– Плащ наденьте, Олег Тимофеевич. Там ветер.
Отмахнувшись, Ракитин проговорил в трубку:
– Окстись, Илья. Звонки твои я сбрасывал только потому, что у меня народ толпился. Не мог же я обсуждать…
– Наденьте плащ: простудитесь, – настаивала секретарша.
– Отвали! – не сдержался гендиректор. – Не тебе, разумеется, – произнёс он в телефон. – Достают меня, понимаешь… Ага, типа того. Рад, что юмор тебе не изменяет… В данный момент выезжаю в мэрию. Если, конечно, ты меня примешь… Расслабься, шутка!..
Гендиректор шагнул было в подъехавший лифт, но оттуда вышел Артём Карпов, взмокший, как тушёный помидор, и со сбившимся набок галстуком. Мгновение-другое гендиректор и начальник Управления технологического развития взирали друг на друга. Двери лифта закрылись.
– Буду через полчасика, – проговорил Ракитин в мобильник. – Если в пробке не застряну… Что поделаешь, Илья Михайлович? За наши пробки отвечаю не я, уже легче. – Сунув телефон в карман пиджака, он буркнул Карпову: – Зачем примчался?
– Как это, зачем? – опешил Артём. – У нас же через пять минут НТС.
Ракитин хлопнул себя по лбу.
– Чёрт, старею катастрофически! Проведи НТС без меня, дружок. И спасибо, что предупредил о визите газетчика.
– Не за что. – Начальник управления поправил на себе галстук. – Нам скрывать, в общем-то, нечего. Так ведь?
Гендиректор взглянул на него в упор.
– Если б я хорошо не знал тебя, то подумал бы, что ты провокатор.
Артём опустил взор.
– Олег Тимофеевич, я же не в том смысле…
– А в каком? Я могу и тебя спросить: нам нечего скрывать? Но, веришь ли, у меня хватает мозгов на то, чтобы… – Ракитин выхватил у секретарши плащ. – Твоя взяла: надену. Ступай, отксерь мне копии бланков.
Обиженно засопев, секретарша удалилась. Пышные бёдра её вызывающе покачивались.
Ракитин смотрел ей вслед чуть дольше, чем позволяли приличия.
– Распустил я вас, ребята. – Он обернулся к начальнику управления. – Не хотелось бы мне поссориться с тобой, Артём. Но если ты так настроен…
– Как я настроен? – перебил Карпов, глядя в пол. – Танцевать мне, что ли? Научите, как отвечать на вопросы.
Гендиректор положил руку ему на плечо.
– Отвечай честно о том, что знаешь. За исключением… понимаешь сам, объект у нас режимный. И без истерик, дружок. – Ракитин вызвал лифт. – Журналиста Могилевича держи на расстоянии: тёмный тип. Сотрудничай с барышней из той же газеты. Она, хоть и нагловата, но при такой внешности… – Гендиректор подмигнул, шагнув в лифт. – Дерзай, Артём. Не будь шлангом. – Лифт закрылся и заскользил вниз.
На первом этаже Ракитин пересёк вестибюль, вышел на крыльцо и вдохнул майский воздух. Даже здесь, невдалеке от центра Москвы, точно в лесу, оголтело щебетали птицы. Ракитин направился к своей служебной коричневой «шкоде». Неподалёку от автомобиля его перехвалили два охранника с Артюхинской станции, пожилой короткостриженный и чернобровый молодец.
– Вызывали, Олег Тимофеевич? – уточнил пожилой. – Мне передали час назад, ну и мы сразу…
– Не здесь, – поморщился гендиректор. – В кабинет надо было… Как у вас там?
– Всё ништяк, ни одна мышь… – затараторил молодой, но под взором пожилого осёкся.
Пожилой посмотрел в глаза гендиректору.
– Полиция чуто́к помелькала. Журналист шнырял. Въедливый. Какие будут указания?
Ракитин посмотрел в глаза охраннику.
– Последи, чтоб ограду починили и покрасили. Прокуратура обещала завтра вернуть прутья, все четыре. Знаю, что обязанность не твоя, Борис Иванович, но проследи, будь другом. – Гендиректор перекинул плащ с руки на руку. – Насчёт журналиста – спокойно и вежливо: стоп, дорогой, сюда не положено, а туда нельзя. Без футбольных приёмов, пока не дам отмашку. – Ракитин приоткрыл дверцу «шкоды» рядом с шофёром. – Нужны тишина и спокойствие, Борис Иванович. Думаю, ты меня понимаешь.
– Без проблем, Олег Тимофеевич, – кивнул охранник. – За починкой ограды прослежу.
Гендиректор сел в машину и укатил.
Молодой охранник высказал обиду:
– Дядь Борь, чё ты рот мне затыкаешь? Типа я чмо позорное.
Взгляд пожилого блеснул, как лезвие бритвы.
– Слушай сюда, Шурик. Эту лоханку дрючить завязывай. Она теперь вдова и у ментов под присмотром. Усёк?
Молодой хохотнул:
– И ночью присматривать будут?
В ответ дядя Боря локтём заехал Шурику в живот и подождал терпеливо, пока тот продышится.
Готовая к схватке Рита караулила Могилевича у кабинета редактора, но «звезда журналистики» выходить не торопился. Стоило, однако, Рите покинуть пост, чтобы выпить кофе с булочкой (ничего другого до зарплаты она позволить себе не могла), как «перец с портфельчиком» нарисовался и едва не слинял. Спасибо Лёве Бокову, тормознувшему «звезду» с целью вымогания денег.
– Старик, – ответил Могилевич, – я кредитую тебя только за час до конца света. Не прозевай.
Лёва принял боевую стойку.
– О’кей, давай драться. – Рубаха навыпуск обтягивала его животик. Задрав ногу по-киношному, он продемонстрировал потёртый сандалет. – Кийа! Защищайся, трус!
Наблюдая эту сцену. Рита едва сдержала смех.
Могилевич сморщил нос.
– Душ бы, что ли, принял от скуки. А, Лёвик? Сперва будет неуютно, потом, глядишь, понравится. – Он плавно обогнул Бокова в направлении коридора.
– Хрен с тобой, – нимало не смутился Лёва. – Давай обсудим радужные перспективы нашей экономики.
– Обсудим. – Могилевич пятился к нему лицом. – Но хотя бы рубашку смени.
Пятясь, «гроза коррупционеров» натолкнулся на Риту, сказал «извините» и, похоже, думал этим отделаться. Ха! Рита ухватила его за локоток.
– Можем поговорить? Чисто по-пацански.
Могилевич качнул портфельчиком.
– Не сегодня. К разговору с вами следует готовиться. Я ещё не в той лиге.
Боков распахнул глаза и уши.
Рита жгла Могилевича взором.
– Засунь свои сарказмы себе в анус. Мы поговорим немедленно.
«Флагман редакции» покосился на руку, сжимающую его локоть.
– Хватка у вас изрядная. Но боюсь, в данный момент вам придётся выступать соло.
– О’кей. – Рита притопнула каблучком. – Боков, отвянь! Когда я солирую, свидетели страдают!
Лёва поднял вверх руки и, удаляясь, пробормотал:
– В случае эскалации конфликта наденьте бронежилеты.
Когда он исчез, Рита сквозь зубы процедила:
– Ты не пуп земли. Ты эгоистичный жлоб.
– А ты, – Могилевич выдернул локоть из её пальцев, – скромная девочка из Твери. Характер ангельский, комплексов никаких, а в глазах мечта о фанфарах. Что же дальше, девочка, приятная во всех отношениях?
– Дальше ты уйдёшь с моей дороги, звёздный мальчик. Или я, как в сказке, сильно испорчу твою внешность.
– Нет у тебя дороги, девочка из Твери. Лишь кривлянье да суета. Лучший для тебя сценарий – отдохнуть на обочине, пока эгоистичный жлоб делает свою работу.
Рита обомлела от ярости, потому отреагировала с опозданьем:
– Знаешь что… место на обочине я обеспечу тебе!
– Тем и прославишься, – обронил Могилевич, уходя.
Рита энергично прогулялась по коридору, чтобы израсходовать адреналин. По счастью, коридор оказался пустым. Зато в её комнате, кроме Лизы Богарт, кучковались Витя Даль и (конечно же, конечно!) вездесущий Лёва. Они оживлённо беседовали, но при появлении Риты смолкли и воззрились на неё.
– Сплетничаете, коллеги? – кое-как улыбнулась Рита. – Как не стыдно.
– Душа моя, – отозвался Лёва, – само собой, я проинформировал френдов о твоём броске на амбразуру. Это было нечто.
Спортмастер Витя Даль (с бархатистой небритостью щёк и с глазами ясными до опупения) обнял Риту за плечи.
– Знаешь, в чём ты похожа на Игоря? Вы оба посещаете нас не часто, мы по вам скучаем.
Рита выскользнула из-под его руки.
– То есть, – уточнила она, – здесь нет мужиков, способных за меня набить Могилевичу морду?
Лида Богарт (в блузочке и брючках – стройная, как статуэтка) присвистнула. Лёва, глянув на Виктора, с возгласом «кийа!» дёрнул ногой, долбанулся о стул и дурашливо захныкал.
Рита в досаде проговорила:
– О’кей, проехали. Можно, я за свой стол сяду? Нет возражений?
Троица обменялась взглядами.
– Кафе «Пингвин» знаешь? – обратился к Рите ухмыляющийся Лёва. – Мы тут планируем вечером, около семи, вкусить мороженого. Так сказать, открыть сезон. Присоединяйся. Перетрём твою проблему под кодом «Могилевич». О деньгах не беспокойся: спортянка платит.
– На мороженое разорюсь, – подтвердил Виктор.
– Соглашайся, Ритка, – стала уговаривать Лида. – Посидим, расслабимся… Часик, не больше. А то ведь… от стресса до психушки всего шаг.
– Психушка – это про меня, – дипломатично ввернул Лёва. – Анализировать нашу экономику, душа моя, лучше всего в бедламе, крышу которого снесло напрочь. Зато про Могилевича могу поведать тебе кое-что полезное для твоей партизанской войны. Соглашайся.
Рита вздохнула.
– Мне ещё тачку из починки забрать надо… – У неё в сумке затренькал сотовый. Рита извлекла его и взглянула на дисплей. Звонил зампрокурора. – Пардон, ребята, дела. – Она вышла в коридор и прикрыла дверь. – Николай Захарович, вы стали неуловимы, – с укором проговорила она в трубку.
Зампрокурора ответил по-военному:
– Что делать, служба. У меня есть кое-что, надо встретиться.
– Запросто, Николай Захарович. Где?
– Какой ресторан предпочитаете?
– О нет! – простонала Рита – Я ещё от грузинской кухни не оправилась. Сделаем перерыв.
– Ладно, оправляйтесь, – с неожиданной лёгкостью согласился слуга Фемиды. – Может, на Пушкинской площади?
– Отлично. У памятника.
– Спереди или сзади?
– Я спереди. А вы, Николай Захарович, прикрывайте тыл.
Зампрокурора хохотнул.
– Ваш юмор всегда бодрит. Кстати, Маргарита, с коллегой Могилевичем проблем не предвидится?
Рита едва не выругалась.
– Вопрос улажен, – соврала она отчаянно. – В общем, я выезжаю.
Отсоединившись, она прихватила в комнате свою сумку. Затем игриво пихнула Виктора:
– Два кило шоколадного пломбира. С орехами. На мою долю. – У двери она обернулась. – Нет, пожалуй, три кило. Мухлевать не пытайтесь: после кафе я взвешусь.
По коридору зацокали её каблучки.
Кабинет заместителя мэра по жилищно-коммунальному хозяйству выглядел непритязательно. Взор посетителя не выделял здесь ни единого пустячка, ни излишества, которые осели бы в памяти. Стиль кабинета Ильи Каретникова будто внушал визитёру: говори по делу и проваливай. Сам Илья Михайлович внешностью своей и манерами желания мило потрепаться также не вызывал. Монолитное его тулово, практически лишённое шеи, служило неколебимой опорой шарообразной голове с жиденькими волосами, зачёсанными вокруг лысины. Блёклые глаза его, слегка навыкате, выражали нетерпение и настороженность, несколько оживляя физиономию снеговика, на которого в целом походил заместитель мэра. Походил, невзирая на бежевый костюм, жёлтую сорочку и галстук, почему-то синий с переливом. Олег Ракитин, гендиректор Горводоканала, седеющий, подтянутый и утончённый, рядом со «снеговиком» выглядел, как принц Уэльский в деревенской пивнушке.
Они пили зелёный чай с круассанами, обмениваясь репликами, многие из которых для постороннего уха звучали бы загадочно. Гендиректор Ракитин, деликатно глотнув из чашки, завершил мысль:
– Посуди сам, до того ли мне было. Не склочничай.
– Но обязательства свои ты выполнил? – вперил в него взор заммэра. – Хотелось бы ясности. Без заморочек.
– Хоть раз я подводил тебя, Илья? Чёрт возьми, на яйцах у меня утопленник повис, идёт следствие…
– В подробностях не нуждаюсь. Уверен, ты оперативно с этим разберешься.
Олег Тимофеевич осторожно отодвинул чашку.
– Известно ли тебе, кем был покойник и чем занимался? Тут, знаешь ли, такое совпадение…
Илья Михайлович протестующе вскинул руку.
– Неинтересно. Своих забот вагон.
– Парень занимался у нас мониторингом…
– Хватит, Олег! Ближе к делу!
Вздёрнув бровь, гендиректор с опаской воззрился в потолок. Заммэра взгляд его расшифровал и хмыкнул.
– Насчёт прослушки не парься, я не о том. – Илья Михайлович цапнул с блюда последний круассан и заглотил без видимых затруднений. – Как поживают мои зелёные птички? Шумилина привёл ты, так что сам понимаешь. И не пой мне про утопленника: спать не буду. Что-нибудь приятное скажешь?
Ракитин криво усмехнулся.
– Твои оригами уже у меня. Расслабься.
Монолитный корпус Каретникова вздыбился в кресле.
– Не понял. Объясни.
– Оригами, Илья Михайлович, – это бумажные журавлики с портретами президентов. На зимовку, обычно, улетают в кейсах.
– Насчёт оригами, Олег, я в курсе. Вопрос: почему они до сих пор не у меня?
Ракитин вздохнул, демонстрируя ангельское терпение.
– Повторяю: два дня мою контору трясут менты, прокуратура, журналисты…
– А я повторяю: не вешай мне на уши это дерьмо. Ответь на вопрос.
Гендиректор шарахнул кулаком по столу.
– Хочешь, чтобы я с чемоданом сюда заявился?! Нет проблем, сейчас сгоняю!
Заммэра разгладил волосы, обрамляющие лысину, и вдруг хохотнул:
– Зачёт. Ты в форме. – И распорядился: – Сделаем, как в прошлый раз. Вызываю Холина, ты даёшь ему телефон своего курьера, и мы с тобой не паримся. Лады?
Гендиректор жестом выразил согласие.
И точно по команде в кабинет вступила секретарша – пожилая дама в строгом костюме, с пучком седых волос на затылке и взором школьной директрисы.
– Ещё круассанов? – предложила она.
Монолитный Каретников заелозил в своём кресле.
– Спасибо, Эмма Арнольдовна. Олег Тимофеевич уже уходит.
Секретарша устремила на него суровый взгляд.
– Быть может, Олег Тимофеевич ответит сам? Всё-таки он гость.
Заммэра возразить не осмелился. Возникла пауза, которую гендиректор мстительно подержал. Затем улыбнулся секретарше:
– Спешу, Эмма Арнольдовна. Дела.
И заммэра спешно проговорил:
– Пожалуйста, Эмма Арнольдовна, пригласите ко мне Дениса Алексеевича.
Секретарша взяла со стола две пустые чашки с блюдцами и, лишь выходя, произнесла:
– Если он на месте.
Сдержав смешок, Ракитин полюбопытствовал:
– Кем он у тебя числится, Холин твой?
– Советник по оптимизации бюджета. А что?
– Умница, Илья. Снимаю шляпу.
– Стараемся, – хохотнул Илья Михайлович. Настроение его заметно поднялось. – Журналисты, говоришь, напирают? Олег, ушам не верю. Тебя ли учить?
Гендиректор пожал плечами.
– Могилевич. Слыхал про такого?
– Слыхал, и что с того? Плюнь да разотри.
– Он и к тебе, Илья сунуться может. Заинтересуется, к примеру, новой линией сортировки ТБО.
– Как сунется, так и высунется, – отмахнулся заммэра. – Я его не приму. А начнёт пыль поднимать…
Угроза не прозвучала, поскольку явился тот, кого ждали, – «советник по оптимизации бюджета». Ухоженный субъект лет по сорок, в костюме и при галстуке, которые смотрелись на нём как армейская форма. Лицо его притом было неглупым и даже привлекательным. Однако при беглом взгляде на «советника» становилось очевидно, что мужчину этого нужно обходить стороной. Бог весть почему – возможно, первобытный инстинкт срабатывал.
Вежливо кивнув Ракитину, вошедший обратился к непосредственному начальству:
– Звали, Илья Михайлович?
– Если б не звал, ты бы не явился, – проворчал заммэра. – Проводи Олега Тимофеевича. Запиши телефон, который он продиктует, и позвони по нему… – заммэра скосил глаза на гендиректора, – думаю, завтра. Пороть горячку не будем. Короче, Денис, как обычно. Могу я не волноваться?
– Было б о чём, – ответил Денис, выжидательно глядя на Ракитина.
Олег Тимофеевич поднялся, заммэра привстал, и они зафиксировали рукопожатие.
– Созвонимся, – обронил гендиректор у двери.
– С Могилевичем не парься, – бросил вслед ему Каретников. – Отфутболь сучару ко мне.
– А ты его не примешь, – закончил мысль Олег Тимофеевич, шагнув за дверь.
Оба хохотнули. На сей раз согласованно.
«Советник по оптимизации бюджета», конвоирующий Ракитина к парковке, сохранял буддийскую невозмутимость.