Валерий Столыпин
Мелодия дождя

Мелодия дождя Глава 3

 Когда в комнату постучали родители, поцелуйная проба входила в продолжительную стадию. Оба были красные, как раки, но счастливые. Кажется, Миле эксперимент понравился.

– Ну-ну, – сказал Сергей Степанович, – не увлекайтесь. Надо же, разошлись. Рановато мне ещё внуками обзаводиться. И вообще… я против ранних браков.

– Па, ну чего ты, мы только попробовали.

– Вот именно. С этого всё и начинается. Тоже мне, герои-любовники. Попридержите коней. Мамка, ты, во сколько лет первый раз целовалась?

– В четырнадцать, а что?

– Кхм-м, Милке-то уже пятнадцать. Ты мне этого не рассказывала. Хочешь сказать, что ей уже пора, уже можно? Ну и дела. Тогда извиняйте, господа. Только это, ну, под моим контролем. Без меня – ни-ни. Усекли! Когда они вырасти-то успели?

До конца октября не пролилось и капли дождя. Лишь бесноватый ветер портил погодную идиллию, забираясь в кроны деревьев, срывая пурпурные и оранжевые листья с зелёными прожилками.

Ребята бродили, по драгоценным россыпям золотого листопада, крепко держась за руки, пинали и подбрасывали резные банкноты, которыми деревья расплачивались с осенью, думали о приключениях, о любви, и о вечности, которая представлялась им удивительной и яркой.

О чём же ещё думать в пятнадцать мальчишеских лет, как не о бесконечности, которая в этом возрасте предпочитает не торопить события, щедро раздавая заманчивые обещания?

В почти избавившихся от остатков листвы кустах чирикали, обсуждая свои птичьи проблемы, стайки нахохлившихся воробьёв, время от времени затевая драки из-за лакомой находки, хотя кругом было полное изобилие семян и ягод.

Синички, ни с кем не ссорясь, отрывали алые ягодки рябины, улетали, и вскоре возвращались обратно за новой порцией.

Приятно пахло прелыми листьями, тучной почвой, холодным воздухом, и конечно девочкой Милой, благоухающей молодой свежестью от свалившегося на неё вдруг безразмерной величины счастья.

Теперь она понимала, что совсем не обязательно знать, что такое любовь, если это чувство уже с тобой, точнее в тебе.

Неужели действительно один единственный поцелуй способен зажечь неугасимое пламя самого настоящего, накрывающего с головой, растворяющего в мареве чувственности личного счастья, – рассуждала девочка, старательно создавая сценарий сказочного продолжения, наделяя между тем Лёньку бесконечным списком неоспоримых, поистине волшебных достоинств.

Потом началась зима со снегами и метелями, когда они развешивали в лесу кормушки для белок, катались на санках и лыжах, читали дома, в тепле, книжки с приключенческими сюжетами вслух.

Незаметно с обилием интересных событий пролетела весенняя колесница, разбрасывая вокруг букеты и клумбы, а следом плоды и ягоды.

Начались летние каникулы, когда Милочку увезли, сначала на берег моря, позже к бабушке в деревню. Потом Лёньке пришлось тащиться в отпуск со своими родителями, хотя душа рвалась к любимой.

Он не просто скучал, страдал, усердно вычёркивая дни на календаре до момента встречи.

Свидание было настолько радостным и бурным, что началось со слёз.

Потом что-то пошло не так. То ли земную ось перекосило, то ли там, наверху, Создатель что-то в сценарии их судеб перепутал.

Снова пришла осень. Только теперь Лёнька шуршал и хрустел листьями совсем один.

Перемены в их отношениях наступили в середине сентября, когда Мила  неожиданно и резко стала избегать встреч, ничего толком не объясняя.

Впрочем, о причинах нечего было гадать. Она вдруг пересела за Витькину парту. С ним же ушла домой.

Назвать такую метаморфозу изменой или предательством было невозможно. Мила ничего ему не обещала. В любви тоже никогда не признавалась.

Это Лёнька постоянно твердил о своём чувстве. Может только из-за этого девочка приняла детскую влюблённость за настоящее чувство?

На шестнадцатый день рождение его не пригласили.

Юноша весь вечер, пока гости не разошлись, пока не погас в окнах свет, стоял во дворе, надеясь на чудо, которого так и не произошло.

Осень наступила не только как сезон года.

Листья, окрашенные в пурпур обливающейся кровью души, облетали с его первой любви.

На следующий день Лёнька решился на серьёзный, откровенный разговор с Милой.

Девочка колебалась, прежде чем впустила его в квартиру, усадила в кресло и будничным голосом сказала, что пора понять, она любит другого, и это не обсуждается.

– Прости, Лёнечка, я же не виновата, что влюбилась.

– Значит, меня ты не любила?

– Я же честно говорила, что не знаю. Мне с тобой было хорошо. Но настоящие чувства оказались совсем другими.

– Ты уверена, что они настоящие?

– Наверно я его и раньше любила, только не до конца понимала это.

– Как же ты об этом узнала? Мы целый год вместе, что-то я никаких особенных чувств между вами не замечал.

– Лёня, я не хочу выяснять отношения. Поверь, мне тоже непросто. Мама сказала, что первая любовь обычно быстро кончается, что её нужно пережить, как ненастный сезон года, а потом о ней помнить, как о самом светлом в жизни чувстве. Я никогда не забуду, как ты меня спас, как учились целоваться, как мечтали о счастье. Даже если мы любили друг друга, наверно выросли из этого незрелого чувства. У нас же с тобой ничего не было, мы только целовались, и всё.

– Ты шутишь, Мила, как это ничего?

– Я имела в виду, ничего серьёзного, взрослого.

– Разве может быть что-то, весомее самой любви? Ты же совсем не знаешь Витьку. Уверена, что он действительно любит тебя?

– Прости. Мне очень жаль, что так вышло, но обсуждать наши с ним отношения с тобой я не хочу. Давай останемся друзьями. Ты очень хороший. Наверно даже лучший. Но оказалось, что не это главное. В том, что люблю Витю, я ни секунды не сомневалась.

– Видно, недостаточно хорош. Скажи, Мила, чего ты в нём нашла такого, чего нет у меня?

– Я не знаю ответа. С Витей у нас не так, как с тобой. Когда мне исполнится восемнадцать, мы поженимся.

– Значит, не передумаешь!

Мила покачала головой, выражая тем самым решимость, глаза её сверкали влагой наворачивающихся слёз, и открыла дверь, чтобы выпустить Лёньку.

Честно говоря, девочка сама себя не понимала. Она стояла с обратной стороны двери и ревела.

Это был самый тяжёлый, самый бессмысленный год в его жизни. Лёнька поклялся: ни за что и никогда не связываться с девчонками, не верить им, и не любить.

Мелодия дождя Глава 4

Как же нелепо и нелогично устроена жизнь, если каждый из нас, глядя на один и тот же предмет, видит его по-разному.

Разве можно не заметить, даже пренебречь направленными на тебя нежными чувствами, – размышлял Лёнька, – её влюблённые, до невозможности счастливые глаза… не могли же они обманывать.

Лёнька отчётливо видел искренность и честность, с которой Мила прижималась к нему, испытывая настоящий восторг от единения. Какая сила должна была вмешаться в их отношения, чтобы походя разорвать эту волшебную связь?

Что он может сделать, чтобы показать любимой, насколько она дорога ему?

Лёньке хотелось вернуться к прошлому, выяснить отношения, объяснить ошибочность Милкиного поступка, – она просто не понимает…

Время шло, но легче не становилось. Умом юноша сознавал, что придумал для себя замечательную сказку с красивым сюжетом, но она неожиданно начала жить самостоятельно, независимо от его желаний, не дождавшись, когда естественным образом последует романтическое продолжение.

Любимая девочка решила жить и чувствовать иначе, что оказалось для него чрезмерно болезненным.

Отпустить её, точнее не её, себя, с бесплодными переживаниями и накрученными эмоциями, но как! Образ любимой, жизненная энергия её присутствия, впиталась в его плоть и кровь, в каждую клеточку тела.

Между ними возникла незримая, но реально чувствительная связь, природу которой он не в силах понять.

Каждую ночь Мила приходила к нему во сне: смеялась, дурачилась, танцевала, не подпуская при этом близко. Потом разворачивалась, призывно манила рукой и убегала в сторону глубокого обрыва, причём громко смеялась, словно ей было ужасно весело, и каждый раз смело прыгала в бездну.

Каждую ночь убегала и каждый раз прыгала.

Лёнька пытался остановить любимую, хватал на последних сантиметрах перед пропастью за руку, но не мог удержать, и летел в бездонную пропасть вместе с ней.

Её лицо во время падения, долгого, мучительного, страшного, становилось бледным, потом вытягивалось, глаза краснели, длинные зелёные волосы колыхались, словно в невесомости.

Девушка ласково, но решительно, обнимала его. Внизу блестела свинцовая вода. Они вместе погружались в тёмную пучину, кишащую пузырьками воздуха, словно к их ногам был привязан тяжёлый груз.

Через мгновение Лёнька начинал задыхаться.

Мила зловеще смеялась, затем растворялась в ночи и исчезала.

Лёгкие между тем наполнялись водой. От удушья и осознания того, что жизнь прекращается, Лёнька просыпался в холодном поту, беснуясь от предчувствия чего-то реально произошедшего.

Заснуть после этого не получалось.

Каждый раз Лёнька задавал себе один и тот же вопрос, – спас бы он Милу, зная точно, что будет дальше, хотя понимал, что рисковал совсем не для того, чтобы ей обладать.

Юноша хотел, чтобы любимая была счастлива, но ещё больше, чтобы безмятежное блаженство было совместным.

Он понимал, что болен любовью, что надежды на взаимность напрасны и бессмысленны, но не видел выхода из создавшейся ситуации.

Иногда Лёнька останавливался, увидев Милу на улице, смотрел на неё вопросительно, пытался окунуться в глубину её серых глаз, словно нарисованных на картине, но девушка краснела и отворачивалась, отчего становилось ещё больнее.

Ему до жути хотелось с ней поговорить, узнать, о чём девочка думает, что чувствует. Невозможно поверить, что можно вот так, запросто, выкинуть из головы и из сердца человека, с которым была счастлива.

Как же это унизительно и ужасно, нуждаться в том, кому ты совсем не нужен.

Юноша не нашёл другого выхода, кроме попытки отвлечь внимание на учёбу и спорт.

Была ещё мысль попроситься в армию сразу после десятого класса, но Лёнька ненавидел оружие и право сильного. Это остановило от скоропалительного решения.

Тогда его умом завладела мысль стать заметным и значимым. Опять же, не просто так,  чтобы доказать ей, Милке, как же она неправа. Вот только интересует ли девушку судьба бывшего парня, он не знал.

Любые, даже самые сильные переживания, невозможно множить, воспроизводить и испытывать вечно. Как и всякая материя, эмоции выцветают, тускнеют, блекнут.

Со временем приходит понимание невозвратности, быстротечности, бренности. Боль рано или поздно обязательно рассосётся, отпустит немилосердную хватку. Останутся сладкие воспоминания, может быть самые яркие из всех, которые предстоит пережить. И благодарность, к тому, кто их подарил.

Жизнь продолжается.

Не всегда происходит так, как хочется. Наверно, это тоже для чего-то необходимо. Значит, нужно позаботиться о будущем, точнее о настоящем, сделать правильные выводы из уроков судьбы.

Прежде всего, надо исключить из меню предсказуемых событий любовь, раз уж она доставляет столько душевных страданий и боли. Неважно, кто виноват. Наверняка, Мила переживала не меньше. Но верить женщинам Лёнька больше не намерен.

То, чего невозможно понять и объяснить, не должно иметь власти над разумом. Любовь слишком непредсказуема, слишком болезненна. Сколько бы она не имела плюсов, это азартная игра со случайным исходом, а горячая голова и кипящие мозги не могут способствовать настоящему счастью.

Человеку всегда будет мало того, что имеет, как бы хорошо ему не было в период расцвета интимных отношений.

Любовь нанесла Лёньке сокрушительный удар, но он не собирается на него отвечать тем же. Нужно научиться жить без любви, только и всего.

Но письмо подруге юноша написал. Очень уж тяжело было хранить в себе насыщенные беспокойством и навязчивыми волнениями эмоции. Угнетала необходимость хоть кому-то излить душу.

Для исповеди понадобились двадцать тетрадных листов и два полных вечера, длившихся до утра. Лёнька старался, переживал повторно каждое счастливое мгновение, воспроизвёл множество диалогов, вспомнил выражения Милкиного лица, её красноречивую мимику, выразительные жесты, мелодичный голос, насыщенные восхитительным очарованием запахи, неповторимый вкус поцелуев.

Временами ему казалось, что описываемые события происходят в реальности, так живо реагировали воспоминания на все органы чувств, что ещё не поздно вернуться к самому началу, что можно, если очень сильно захотеть, повторить каждое счастливое мгновение, тем более исключить невольные ошибки.

Когда текст был закончен, Лёнька начал его редактировать. Вычеркнул все слова и фразы, так или иначе обвиняющие, осуждающие поведение любимой, дающие ей негативную оценку, добавил по максимуму восхищённых эпитетов и сравнений, всё, что сумел наскрести в довольно объёмном словарном запасе. В конце написал многократное спасибо с большими восклицательными знаками.

Прочитал послание ещё несколько раз, немного всплакнул, запечатал конверт… и сжёг, поставив тем самым жирную точку на самом факте неудачной любви.

Пусть она останется в сердце светлым и ярким пятном, а не комком грязи, – решил Лёнька.

Как приятно было после акта отречения бродить по лесу в одиночестве, не произнося, не слыша ни единого слова. Лишь приглушённые звуки леса, шуршание, невнятные шорохи, полные таинственности, оттого, что не всегда возможно угадать их природу.

То ли ты действительно что-то услышал, то ли померещилось. Словно попадаешь в иную реальность, не совсем настоящую.

Кажется, что под покровом огромных стволов, уносящихся ввысь, где шевелятся на холодном ветру ажурные переплетения голых ветвей, доносится тихий шёпот. Возможно, деревья делятся между собой впечатлениями. Очень тихо, чтобы не нарушить покой многочисленного лесного населения, крайне застенчивого и пугливого. Обитателей и увидеть-то можно лишь притаившись, да и то невнятно, мельком.

Обернёшься на шум, травинка сухая вибрирует. Мышка ли пробежала, уносящая в норку последние предзимние припасы, пичуга ли вспорхнула, голодная и промокшая, а может просто сухая веточка надломилась и спланировала, но в голове скребутся выдуманные от испуга сказочные персонажи.

Когда над кронами деревьев разгуляется ветер, недовольные стволы шумят, потрескивают, пытаются прогнать нежданного гостя, раскачиваются, скрипят, чтобы его напугать.

В такие минуты к проходящим под ними людям подкрадывается страх, рождаются немыслимые фантазии, заселяющие поляны и чащи всякой выдуманной от страха или избытка впечатлительности разнообразной магической нечистью.

В детстве Лёнька перечитал множество книг, где шишиги, лешие и кикиморы наводили ужас на любого, кто вступил ногой на их территорию. И ведь верил в их существование, по-настоящему, до дрожи в коленках и мурашек по всему телу. Особенно боялся бабая, приходящего ночью к непослушным детям, которые не засыпают вовремя.

Несмотря на детские опасения, лес он любил беззаветно, проводил в нём всё свободное время. Поляны и чащи пробуждали сильные эмоции, дарили радость. Но сейчас Лёнька брёл, не разбирая дороги, не обходил даже бурелом, погружённый в трясину неразрешимых проблем и переживаний, суть которых сложно было осилить.

Собственно, леса он просто не замечал. Не до него было. Душу рвало прощание с прошлым, точнее, с любовью и с Милкой.

Навалилась, назрела, словно воспалённый фурункул, необходимость переоценки ценностей. Того и гляди прорвёт. Сцепились в голове непримиримые противники – любовь против ненависти и безразличия. Оказывается и так бывает. Сколько ни бился Лёнька, старательно вытаскивая из душевных хранилищ сентиментальные чувства, не мог никак что-либо, касаемое Милы, вывести за скобки, чтобы можно было со спокойной душой выбрать способ дальнейшего существования.

Чего только не передумал. В голову приходили немыслимой дикости намерения, от планов мести до желания покончить с собой. Хотелось бросить всё, включая дом и родителей, взять в руки посох, отправиться, куда глаза глядят, вырыть землянку, поселиться в глухом заброшенном углу, жить в полном  одиночестве наедине с дикой природой.

Как же тяжело было видеть Милку и его, некогда лучшего друга. Оба переполнены эмоциями: энергичные, счастливые, радостные от сознания влюблённого состояния.

Вокруг Лёньки кипели события, которые его больше не интересовали. Совсем.

Казалось, что первыми утренними заморозками, распускающимися белыми цветками на почве, застудило что-то очень важное внутри, закупорило сосуды, питающие желание жить и созидать.

Самая большая мечта юноши – стать путешественником, биологом. С  детства Лёнька бредил странствиями, читал и перечитывал всё, что мог достать, о географических открытиях и биосфере. Нет для него более благодатной нивы на Земле. Ещё больше хотелось стать отшельником, чтобы не видеть больше коварных женщин, да и вообще людей.

Поэтому и поступил учиться в Университет. Больше нигде на биологов не обучают. Сдать экзамены было очень непросто, но он справился.

Там Лёнька и встретил Алину, сероглазую девушку, чем-то она неуловимо напоминающую Милку.

Шуструю девчонку он поначалу не только не приметил, сознательно проигнорировал. Даже пытался поставить на место, чтобы не приставала.

Девочка, однако, оказалась упорной, настойчивой.

Непонятно, чем Алина руководствовалась в настырном желании познакомиться с юношей, но прилипла к нему, словно банный лист к голому заду. Не только разговорить сумела, намертво к себе приклеила.

Он вообще старался не обращать внимания на девочек. Какое ему дело до коварных красавиц, у которых голова только тем и забита, что непрестанно думать о том, как они выглядят да что про них скажут.

У Лёньки есть долгосрочный интерес и серьёзная стратегическая цель, которая связана с единственным пристрастием. Он пришёл учиться профессии, и не собирается забивать голову романтическим вздором, капризным и легкомысленными особами, единственная мечта которых, встреча с героем-любовником, с самой колыбели старательно шьющим для них алые паруса.

Теперь он знает, что в поисках принца на белом коне они принимают второго за первого. Женщинам вообще нельзя верить, поскольку их чувства непостоянны, а желания легкомысленны и скоротечны.

Возраст сказок юноша благополучно перешагнул. Есть дела куда важнее и интереснее поисков любви. Лёньку ждут путешествия и приключения, находки и открытия.

К чему ему думать о таких пустяках, как любовь! Это занятие для слабаков, у которых нет стремления к познаниям и странствиям, которые понятия не имеют, почём фунт лиха.

Если им больше нечем заняться, пусть плодятся и размножаются, пусть пускают романтические слюни, чтобы потом пожалеть о том, что упустили в жизни самое главное – возможность стать состоявшейся личностью.

Придёт время, когда и им доведётся пожалеть, что спустили в канализацию возможность профессионального роста в пользу потреблению и сомнительных телесных удовольствий.

К тому времени, когда Лёнька станет знаменитым исследователем, они уже успеют разочароваться в любви и семейных ценностях, может быть задумаются о том, что в угоду страстям проигнорировали возможность стать известными и признанными.

– У каждого своя жизнь, – рассуждал Лёнька, – создавать и обустроить её нужно своевременно. Для того и оделила нас природа разумом, чтобы им пользоваться в нужное время.

Лёнька думал и действовал азартно, самоотверженно, скрупулёзно впитывал знания весь первый курс. Дни и ночи он проводил в учебных аудиториях, лабораториях, и в библиотеке.

Правда, реальность оказалась совсем иной, чем представлялась вначале. Работа биолога почти полностью состояла из скучных лабораторных исследований, многочисленных однообразных опытов, нескончаемых регистраций исследований и записей, смысла которых Лёнька не мог понять, потому, что они никуда не вели. Сотни экспериментов с почти незаметными изменениями, точно не приводили ни к каким значимым результатам, не были интересными, захватывающими.

Открытий не случалось.

Заниматься рутиной было попросту скучно. Его тянуло на природные просторы, где свежий воздух, изумительные пейзажи, изобилие разнообразной жизни.

Юноша жил и видел иначе. Он готов познавать и изучать, но хочет быть непосредственным участником реальных событий, которыми наполнена дикая природа.

Путешествия и изучение жизни в полевых условиях оказались уделом немногих, кто уже успел состояться как учёный и имел серьёзное финансирование. Все прочие горбатились на них, оставаясь в тени, не имея никаких перспектив.

Синяя Птица удачи начинала рваться из рук, хотя он не успел до неё даже дотронуться. Собираемая им по крохам информация о возможностях выпускников указывала на то, что заниматься любимым делом можно, но для этого нужно отказаться от научной карьеры и жить отшельником. Такой расклад его не устраивал.

Поверить в своё фиаско, значит распрощаться с мечтой. Этого Лёнька себе позволить не мог. Значит, нужно стараться ещё более истово, чтобы заметили.

Он и старался.

До поры быть одним из лучших ему удавалось. И всё же усталость со временем дала о себе знать. На втором курсе, чтобы расслабиться, приходилось уезжать с книгами на природу, чтобы свежий воздух и творческая обстановка помогали сосредоточиться.

Однако, даже окунаясь в любимую стихию, Лёнька не мог собраться с мыслями. Тем более, что осень и лес всё время напоминали о первой любви.

Что-то важное в его жизни ускользало, память сопротивлялась отправлять романтические события на свалку времени, несмотря на усилия.

Сосед по комнате, Пашка Юдин, постоянно звал его на студенческие вечеринки. Что это такое, Лёнька понятия не имел, но когда в ум ничего не идёт, можно опробовать и такое лечение.