Валерий Соловей
Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования
Лучше один раз увидеть, или На чем основана сила телевидения
Слова прозвучат во сто крат убедительнее, если они подкреплены картинкой или синхронизированы с изобразительным рядом. Проще говоря, если они звучат из телевизора.
Сила и убедительность ТВ основана не только на яркости сменяющих друг друга изображений и умелом создании драматического эффекта. Смотря телевизор, люди попадают в когнитивную ловушку, в плен устойчивого стереотипа: то, что показывает ТВ, они бессознательно (это очень важно: бессознательно!) воспринимают как происходящее непосредственно у них на глазах, как нечто, свидетелями чего являются именно они сами. А кому мы больше всего доверяем, как не самим себе? Эта когнитивная ловушка прекрасно описана поговоркой, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Сфабрикованные телесюжеты, искусный микс из правды, полуправды и инсценировки оказываются для зрителей самой что ни на есть достоверной реальностью. Ведь они видели это собственными глазами!
Думаю, теперь понятно, почему телевидение выступает самым мощным и эффективным инструментом медиаманипулирования, значительно превосходя в этом отношении печатные медиа и радио. Не то чтобы нельзя манипулировать посредством печатного слова или радио. Просто эффект значительно слабее.
Читая газету, книгу, листовку, их всегда можно отложить, вырваться из логики печатного текста и задуматься о нем. Когда мы смотрим телесюжет, то, захваченные потоком образов и драматичным сценарием, просто не в состоянии осмыслить происходящее. Наше логическое мышление, наша способность к критическому анализу в прямом смысле слова отключаются или ослабевают под натиском этого потока. И мы непроизвольно, бессознательно впитываем послание, которое пытается до нас донести ТВ. Особенно если смотрим ТВ регулярно, а послание повторяется (что, как правило, и бывает). Выйти из этого потока можно лишь единственным образом – выключить телеприемник.
Переключившись на другой канал, в России вы получите то же самое послание, но под другим соусом. Ибо контролирующая основные телеканалы власть посылает обществу одно-единственное главное послание.
В общем, получается, как в классическом советском анекдоте: включаю один канал – Брежнев, переключаю на другой канал – Брежнев, хочу переключить еще раз – из телеприемника раздается угрожающий голос: я тебе попереключаю!
Ситуация на современном российском ТВ лишь формально выглядит отличной от советской: включаю один канал – Дмитрий Киселев, включаю другой – Владимир Соловьев, включаю третий – Андрей Добров. Люди и передачи разные, а говорят и показывают, по сути, одно и то же.
Слабость радио понятно в чем: мы слышим, но не видим, поэтому отсутствует эффект живого присутствия. Плюс к этому задействован лишь один канал получения информации – аудиальный (попросту говоря, уши). Точно так же, как в чтении задействовано лишь зрение. А вот в случае ТВ мы и видим, и слышим, что заведомо усиливает эффект воздействия.
Именно телевидение обладает способностью пробуждать к жизни наше коллективное бессознательное, активировать древние и фундаментальные структуры мышления – мифы и архетипы. Миф – это не ложное знание, это важнейший способ структурирования мира, восходящий к незапамятным временам.
Давайте вспомним типичный репортаж российского телевидения о событиях на Украине рубежа января – февраля 2014 г. Под звуки тревожной музыки перед нами мелькают кадры бегущих куда-то людей, размахивающих дубинками, швыряющих камни и «коктейли Молотова». Закадровый голос с мрачной обеспокоенностью вещает о продолжающихся беспорядках и новых жертвах в Киеве. Мы видим украинскую столицу, охваченную огнем, кровью и насилием. Общее впечатление о происходящем, которое формируется телерепортажами, можно выразить одним словом: хаос.
Но! Хаос это не просто беспорядок или, говоря бытовой лексикой, бардак. Хаос – это еще и древняя мифологема, иноназвание Ужаса – «черной дыры», поглощающей миропорядок и людей. В древней мифологии Хаосу как Беспорядку и Ужасу противостоит Космос как Порядок. Миф благодаря телевидению переходит из бессознательного на сознательный уровень и становится концептуальной и пропагандистской рамкой, в которую вписана картина украинских событий.
В самом деле. Хаос (=Ужас) на Украине есть следствие нарушения Порядка – выступления против легитимной украинской власти. А вот соседняя Россия суть воплощение Космоса-Порядка, который, как известно из древней мифологии же, поддерживается и оберегается богами и героями. Только благодаря действующей власти Россия не скатилась в ужас Хаоса.
Вот такое послание телевидение направляет российскому обществу, подводя его к следующим выводам: существующая власть – единственный барьер перед Хаосом; любые выступления против власти чреваты срывом в Хаос; даже плохой порядок лучше хорошего беспорядка. Через пробуждение мифов осуществляется операция пропагандистской легитимации режима.
Впрочем, практически все политические режимы в критических ситуациях прибегают к собственной легитимации через так называемую пугающую альтернативу (лучше мы, чем они), которая, в свою очередь, представляет одну из разновидностей классической пропагандистской тактики «торговли страхом». (Об этой тактике я расскажу в последующих главах.)
Еще один мощный архетип, постоянно использующийся в ситуации военных конфликтов и катастроф, это архетип страдающей Матери. Образ матери, потерявшей детей, универсален и всегда вызывает очень сильные чувства. Поэтому массмедиа оперируют им для того, чтобы спровоцировать нужные эмоции: ненависть к врагу, патриотический подъем (ведь Мать еще и олицетворяет Родину) или негодование против войны. При этом для усиления воздействия и нужного эффекта журналисты могут использовать постановочные элементы.
Например, на фотографиях агентства Thomson Reuters, снятых в городе Гори во время «пятидневной войны» 2008 г., изображено горе матери, потерявшей своего ребенка. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что тело погибшего ребенка перенесено ближе к обочине, а оголенные участки тела так и остаются неприкрытыми. Другими словами, в фотографиях агентства использовался постановочный аспект для усиления воздействия изображения[7].
Как мы видим, даже святые чувства могут эксплуатироваться журналистами, весьма гибко трактующими собственную профессиональную миссию. В то же время было бы опрометчиво впадать в противоположную крайность представления об обществе, как наивном ребенке, развращаемом коварными журналистами-манипуляторами.
Взять, к примеру, пресловутую «чернуху» – новости о скверных событиях, репортажи с налетом дурновкусия и дешевой сенсационности. Нередко возникает небезосновательное впечатление, что они-то и составляют главное содержание теленовостей и что таким образом телевидение удерживает внимание зрителей.
Проблема, однако, в том, что люди уделяют плохим новостям значительно больше внимания, чем хорошим. Более того, плохим новостям мы доверяем больше, чем позитивным. И вовсе не потому, что наши эстетические вкусы и нравственное чутье извратились и деградировали под влиянием ТВ.
Оказывается, первостепенное внимание дурным новостям – когнитивный стереотип, сформировавшийся в процессе человеческой эволюции. Дурные новости, как предостережение об актуальных и/или потенциальных неприятностях, были принципиально важны для выживания человечества как рода. В то время, как хорошие новости никогда не имели критически важного характера.
Получается, что в наше бессознательное встроен своеобразный фильтр, который фиксирует первостепенное внимание на дурных известиях, но пропускает мимо ушей новости хорошие как малозначимые. При этом негативные новости мы считаем достоверными, а вот в хороших, как правило, сомневаемся. Что ведет к формированию довольно пессимистического взгляда на мир. Нам кажется, что он катится в тартарары, хотя в действительности люди сейчас живут дольше, лучше и защищеннее, чем когда-либо в человеческой истории. И даже в войнах, несмотря на разрушительный характер современных вооружений, гибнет сейчас меньше людей, чем прежде.
Чего греха таить, в пристрастном внимании к дурным новостям и даже смаковании их присутствует также элемент подсознательной радости от того, что это случилось не с нами, что беды и неприятности обошли нас стороной.
Так или иначе, телевидение успешно эксплуатирует этот когнитивный стереотип – интерес к дурным новостям – и сполна удовлетворяет его. Порою хотелось бы, чтобы оно не так охотно откликалось на данную потребность. Ведь просмотр новостей российского телевидения (или, не дай бог, «криминальной хроники»), по оценкам врачей, способен вызвать депрессивное состояние. Впрочем, это прерогатива не только отечественного ТВ, а скорее общемировая тенденция. По словам американских социологов, «люди, которые смотрят телепередачи часто и подолгу, склонны считать, что в мире гораздо больше насилия, чем полагают те, кто редко смотрит телевизор»[8].
Собственно, а для чего люди смотрят телевизор? Как показывают многочисленные исследования, вовсе не для того, чтобы узнавать новое и образовываться. А для того, чтобы их забавляли, развлекали и отвлекали от тягот и жизненных проблем. Значит, содержание телепередач, включая новостные и аналитические программы, должно быть понятным, не требующим интеллектуального напряжения и в то же время щекочущим нервы и будоражащим эмоции. Так формируется infotainment (слово составлено из двух английских слов information – информация и entertainment – развлечение) – развлекательно-информационный жанр.
Люди в подавляющем большинстве не хотят и не будут смотреть важные, но скучные новости, например, профессиональное экспертное обсуждение реформы здравоохранения, экономических преобразований или модернизации политической системы. Они предпочитают яркие драматические истории с незамысловатым сюжетом и очевидной (пусть даже донельзя банальной) моралью. В этом смысле «плохие новости» как нельзя лучше соответствуют массовой потребности.
Существует простой критерий отбора материалов и выстраивания новостных сюжетов на ТВ. Они должны быть внятны 13–14-летнему подростку. И вовсе не потому, что подростки этого возраста смотрят телевизор. Просто большинство людей, когда смотрит телевизор, опускается приблизительно до этого возрастного уровня: они жаждут развлечения и отвлечения, а не поучения и умственного напряжения. Хотя сорок – пятьдесят лет назад телевидение тоже развлекало, уровень зрителей оценивался повыше: телепослание ориентировалось на одиннадцатиклассников и даже студентов первого курса вуза.
Что ж делать, люди в подавляющем большинстве ленивы, нелюбопытны и конформистски настроены. Такова их природа, которую телевидение эксплуатирует. Правда, эксплуатируя, усугубляет эти не лучшие человеческие черты.
Из понимания человеческой природы вытекает следующее непременное правило ведения информационно-пропагандистских кампаний: направляемое обществу послание необходимо облечь в доступную и интересную/развлекательную форму, оно не должно атаковать массовые предрассудки и убеждения (по крайней мере не должно делать это прямолинейно).
Один из самых больших парадоксов телевизионного вещания заключается, вероятно, в том, что, даже подозревая телевидение в манипулировании (расхожее: ох, дурят нашего брата, ох, дурят!), люди в большинстве своем тем не менее склонны ему доверять. И масштабы этого доверия не могут не впечатлить.
По данным Левада-центра (весна 2014 г.), 94 % граждан России узнавали новости по ТВ, а 70 % доверяли интерпретации российских телекомментаторов. Аналогичный опрос Фонда «Общественное мнение» год спустя дал близкие цифры: 88 % респондентов узнавали новости по ТВ, в его объективность верили 70 % россиян, а считали телевидение самым надежным источником информации 63 %[9].
При этом «большая телевизионная тройка» российских телеканалов достигает почти стопроцентного охвата аудитории: ОРТ – 99,8 %, Россия-1 – 99,5 %, НТВ – 95,5 %.
И вот здесь встает сакраментальный вопрос: почему люди верят ТВ? На мой взгляд, тому есть три основные причины. (В действительности их несколько больше, но в нашем случае достаточно и трех.)
Первая причина – уже упоминавшийся эффект «личного присутствия», который создается телевидением. То, что мы видим по ТВ, мы непроизвольно, помимо собственной воли воспринимаем, как происходящее на наших собственных глазах, как событие, непосредственными свидетелями которого мы выступаем. А себе мы, естественно, доверяем; и это доверие себе невольно проецируется на доверие телевидению.
Вторая причина – телевидение для человечества – «окно в мир», главный поставщик знаний о происходящих в нем событиях. Даже если что-то важное и значительное случается в нашем городе и непосредственно на нашей улице (террористический акт, техногенная катастрофа, громкое преступление и проч.), мы вряд ли окажемся непосредственными свидетелями этого события, а скорее всего узнаем о нем из новостных выпусков. Тем более это относится к событиям, происходящим в мире: авиакатастрофам и землетрясениям, экономическим и политическим кризисам и т. д.
Мир современного человечества медиатизирован, что значит, мы смотрим на него через призму массмедиа, в первую очередь телевидения. И не только смотрим – попутно мы получаем от и через ТВ интерпретацию происходящих в мире событий. Мы настолько привыкли к опосредованности мира телевидением, что перестали ее замечать. А там, где есть привычка, возникает доверие – доверие к телевидению как источнику знаний и интерпретаций об окружающем нас мире. Доверие и привычка, в свою очередь, ослабляют нашу способность критического восприятия. Американские наблюдатели с легкой грустью констатируют: «Мы с поразительной доверчивостью воспринимаем увиденное на телеэкране как отражение реальности»[10]. И чем больше люди смотрят ТВ, тем сильнее они ему доверяют.
Тем не менее способность критического мышления никогда не угасает полностью. Когда сюжеты телевидения затрагивают наш личный опыт и наши личные интересы, мы склонны относиться к телепосланиям значительно более критично, чем когда ТВ предлагает нам интерпретацию событий и явлений от нас далеких (культурно, ценностно, социально и географически) или нас не затрагивающих.
Люди, которые не смотрят телевизор, доверяют его интерпретациям и выводам значительно меньше тех, которые смотрят. Говоря без обиняков, этим абстинентам удается сохранять свой критический интеллект. Наверное, поэтому антиутопии нередко рисуют мир будущего таким, где самовольное отключение индивидов от информационных терминалов считается опасным преступлением.
Наконец, третья причина – способность телевидения эмоционально и эстетически вовлекать зрителей в свой информационно-пропагандистский поток. Зрителям комфортно в нем находиться: нас развлекают, щекочут нервы, снабжают доступным и простым пониманием мира, избавляют от необходимости самостоятельно думать. И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».
Это приятная привычка НЕ ДУМАТЬ. Люди легко и охотно поддаются ей, ибо самостоятельное думание есть тяжелый труд, вероятно, самый тяжелый из всех разновидностей труда, известных человечеству. Поэтому не надо иллюзий: телевидение оглупляет людей и паразитирует на их умственной лени. Как когда-то сказал автору этих строк один из руководителей, пожалуй, самой известной и наиболее респектабельной телерадиовещательной корпорации в мире: «Молодой человек! Запомните: телевидение не для умных людей».
Являются ли Интернет и социальные медиа альтернативой?
Судя по наблюдениям за молодежной аудиторией, значительная ее часть вообще не смотрит телевидение и не читает газет, а в поисках информации и интерпретаций обращается к Интернету и социальным сетям. Существует весьма распространенное мнение, противопоставляющее свободный обмен мнениями и свободу слова в виртуальном мире социальной, политической и финансово-экономической зависимости мира традиционных СМИ. Другими словами, информационная демократия vs. информационный монополизм, плюрализм точек зрения vs. единственно правильного мнения. Однако чуть более пристальный взгляд заставляет усомниться в этой греющей души блогеров и сетевых публицистов иллюзии.
Во-первых, информационный монополизм сохраняется и в Интернете. Основными поставщиками новостей, обсуждаемых в Интернете и в социальных сетях, крайне редко оказываются сами блогеры и новые СМИ. В подавляющем большинстве новости поступают в Сеть от крупнейших информационных агентств – напрямую или через связанные с ними формально независимые новостные порталы. Более того, монополизация информационной среды не уменьшается, а лишь возрастает. Так что информационное разнообразие, предоставляемое Сетью, не более чем миф.
В действительности повестка дня – институционализированных и традиционных массмедиа, новых медиа, Сети – задается ограниченным числом информационных субъектов. На глобальном уровне это пятерка транснациональных информационных агентств-гигантов, на страновом – одно (изредка – два) национальное агентство.
Поэтому 33 % граждан России, читающих новостные сайты[11], в действительности получают ту же самую информацию, что и телезрители.
Здесь мне могут возразить: но ведь в Сети и в социальных медиа наличествует разнообразие мнений, которое отсутствует в традиционных СМИ! С этим, конечно, нельзя не согласиться: что ни блогер, то мнение.
Однако – и это, во-вторых, – даже те люди, которые предпочитают черпать информацию из социальных медиа (а их значительно меньше, чем телезрителей – всего 11 %), в подавляющем большинстве ей не доверяют! Информация социальных сетей пользуется доверием всего у 4 % россиян в сравнении с 70 % верящих в объективность телевидения[12].
В-третьих, разнообразие мнений не имеет цены для читателей, которые в действительности предпочитают знакомиться не с широким спектром, а с очень ограниченным набором мнений и интерпретаций, тяготея к точкам зрения, которые разделяют сами.
Психологические барьеры и когнитивные стереотипы ограничивают свободу мнений не менее, если не более эффективно, чем политические запреты и финансовое удушение.
Человеческая психика устроена таким образом, что люди склонны получать информацию прежде всего о том, что их интересует, и соглашаться с тем, что совпадает с их собственной точкой зрения. Если информация не представляет для людей интереса, они ее игнорируют или перетолковывают самым удивительным и даже фантасмагорическим образом.
Точно так же, сталкиваясь со взглядами, противоположными нашим, мы их игнорируем или доказываем их ошибочность, тем самым укрепляясь в собственной правоте. Чужое мнение способно повлиять на наше, быть нами воспринято и скорректировать наш взгляд лишь в случае, если расхождения между мнениями первоначально были не очень значительны и выглядели для нас приемлемыми (диапазон «приемлемости» в данном случае носит индивидуальный характер и определяется эмпирическим путем).
Правда – это то, с чем мы согласны. Тому, с чем мы не согласны, мы отказываем в праве считаться правдой.
Вот что из этого вытекает практически применительно к Сети. Некоторые из нас (и это незначительное меньшинство) действительно способны познакомиться с широким спектром мнений. Но при этом они всегда будут делить их на «разные мнения» и «правильное мнение», то бишь мое собственное. (Если, конечно, это не мониторинг Сети в силу профессиональных обязанностей, когда надо представить работодателю/заказчику безоценочный обзор основных точек зрения.)
Более того, мы неизбежно группируемся в Сети вокруг сайтов и блогов, посещаемых людьми с близкой к нашей позицией. И это вопрос в первую очередь психологического комфорта. Мы хотим быть в среде, где нас понимают, где нас не оскорбят и не обидят, где мы найдем единомышленников и окажемся среди своих. Другими словами, мы хотим быть в гетто.
Великая чудодейственная сила Интернета в том, что он позволяет каждому из нас обрести собственное гетто, оказаться среди своих – по духу, по ценностям, по идеологии, по образу жизни. И бессмысленно доказывать, что твое гетто самое правильное или лучше других.
Никакие «стопроцентные» и «железные» аргументы еще никогда и никого не убеждали. Думаю, участники сетевых дискуссий об этом хорошо знают. Аргументы противной стороны лишь укрепляют в собственной правоте или ведут к одностороннему прекращению дискуссии. Такова природа людей, и мы не в силах ее изменить.
Качественное отличие Интернета и социальных сетей от СМИ в том, что Интернет – средство массовой коммуникации, а не средство массовой информации. В Интернете нет и не может быть единой повестки, общей редакционной политики и согласованного послания.
Но именно благодаря своей природе средства коммуникации Интернет и социальные сети в состоянии обеспечить высокоэффективную и стремительную мобилизацию. Если сложилось благоприятное сочетание факторов, главный из которых – совпадение призыва с широкой общественной потребностью, то в считаные часы он облетит страну и соберет под свои знамена сторонников. Вспоминая классическую фразу знавшего толк в революциях Владимира Ленина, Интернет – «коллективный организатор».
Однако, собственно, как информационная среда Интернета светит отраженным светом традиционных массмедиа. Даже если какая-то новость впервые появилась в Интернете, только в традиционных СМИ (конкретнее – на телевидении) она обретает институционализацию и становится новостью в полном смысле этого слова. Без появления на телевидении новость не обладает статусом новости для подавляющего большинства общества. Она воспринимается, говоря интернет-жаргоном, как «фейк».
Телевидение, и только телевидение, воспринимается обществом как самый надежный и объективный поставщик информации. Новостные сайты читают 33 % граждан, но доверяют их информации всего 15 %. Из 20 % получающих информацию из газет лишь 9 % назвали ее достоверной. Узнают новости по радио и от друзей 16 % всех опрошенных соответственно, но при этом радио доверяют 8 %, а друзьям – 7 % респондентов. И наконец меньше всего верят социальным сетям (11 % черпают информацию из них): всего 4 % опрошенных[13].
Поэтому лишь пройдя через телевидение, новость получает институционализацию, а уже затем она попадает в Интернет и социальные сети в качестве надежной новости и темы для обсуждения.
Таким образом, повестку Интернета и социальных сетей обычно формируют традиционные СМИ, в первую очередь телевидение. Оно же остается главным поставщиком новостей и ключевым пропагандистским инструментом.
Поэтому альтернативность Интернета и социальных медиа по отношению к традиционным СМИ носит ограниченный характер. Однако в условиях информационного доминирования государства в традиционных СМИ даже подобная ограниченная альтернатива весьма важна. Более того, как я покажу в седьмой главе книги, в некоторых ситуациях социальные медиа способны перехватить информационную инициативу у СМИ и сыграть очень важную мобилизующую роль.
