Валерий Шарапов
Сезон свинцовых туч
– Ты что-то говорил про тропическую лихорадку, которой заболел ваш сотрудник, – сменил тему разговора Светлов.
– Поверь, это не главная из проблем в Гвадаларе. Нужно постараться, чтобы подхватить эту заразу. Николай постарался, согласен, так нечего болтаться где попало – по свалкам и болотам… Тебе прививки делали?
– Какие-то делали, – пожал плечами Вадим. – Какие-то – нет.
– Вот и хватит, – отмахнулся Виталик. – В двадцатом веке живем, не в каком-нибудь каменном. Вот скажи, Вадим, я вроде не дурак, а понять не могу. Ведь всем понятно, откуда растут хвосты и уши. Почему же в стране тьма иностранцев и ведут они себя, как на своей вилле в Малибу? Почему действует американское посольство, где нужно постараться, чтобы найти человека, не склонного к шпионажу? Гриффин разгуливает по городу и откровенно над нами насмехается. Нанимает головорезов из состава уличных банд, обтяпывает свои делишки. Я покажу тебе его фото – он не то что не прятался, а прямо позировал, сука… Неужели пристрелить его некому?
– Значит, вы всего не знаете, Виталик, – сделал мудрое умозаключение Светлов. – Президент и министр обороны могут сколько угодно растекаться по древу, подтверждая политику сближения с Советским Союзом, но явно чего-то или кого-то опасаются. Значит, имеются теневые структуры, влияющие на положение дел.
Город, казалось, расползался по холмам. Территория плотной трущобной застройки осталась на юге. Проплывали светлые здания в несколько этажей – их ставили как попало, без симметрии, вследствие чего в городе было множество пустырей. Среди машин мелькали гужевые повозки с самыми настоящими индейцами – в цветастых пончо, в шляпах с опущенными полями. Проплывали дома с выходящими на улицу галереями – ободранные, неказистые. Мусор с улиц не убирался, горожане тонули в нем. Впрочем, ближе к центру здания похорошели, обрели колониальную стать, церкви – элегантность. Мостовые были вымощены брусчаткой. Вадим проводил глазами вполне приличную парковую зону. Вблизи перекрестка двух широких улиц стоял бронетранспортер.
– Бульвар Санта-Роза, – объявил Сотников. – Как видишь, вполне опрятный. И в окрестных домах проживают небедствующие слои населения. На той стороне Тринидад – она ничем не хуже. Вглубь лучше не ходить, но прогуляться по тротуарам вечерком можно. Сейчас проедем мимо президентского дворца – он здесь же, на Санта-Роза…
Главное здание в стране было утоплено в глубину квартала. Вдоль тротуара тянулась плотная вереница пальм. В России ее бы назвали лесополосой. За пальмами простиралась лужайка размером с пару футбольных полей, окольцованная подобием французского сада. Вытянутое здание с колоннами имело три этажа, вычурный фасад, башенки на крыше – и смотрелось, в принципе, достойно, глаз не резало.
– Не Кремль, ясное дело, – комментировал Виталик. – И даже не занюханный Елисейский дворец, но смотрится неплохо. В этом же квартале несколько министерств, включая минобороны, парочка посольств, включая американское, другие административные здания. Сейчас проедем еще немного и свернем на Калле Виста, а потом на Аламеда – там наше прибежище…
В разрывах между зданиями на восточной стороне блестело море. В нарядном центре за зеркальными витринами работали магазины, зазывали распахнутыми дверьми питейные и закусочные заведения. Примыкающий к Санта-Роза бульвар тянулся вдоль моря. Улица Аламеда уходила вправо. До моря здесь было метров четыреста. Чувствовалась свежесть, жара уже не казалась столь удручающей и безвыходной. Двухполосная дорога тянулась мимо густых посадок и цветочных аллей. Вездесущие пальмы, какие-то диковинные ветвистые деревья. Работали кафе, парочка ресторанов. Парковочные места оттеняли стриженые кусты. Прятались в тени летние веранды. Большого наплыва посетителей не наблюдалось. Не сказать, что улочка была безлюдной, но все же не такой оживленной, как Санта-Роза. Посольство находилось метрах в трехстах от бульвара, напротив симпатичного заведения.
– Пять гектаров полезной площади, – просвещал Сотников, подводя «Мустанг» к решетчатым воротам. – Ограда, а внутри комплекс посольских зданий. Суверенная территория Союза ССР. Непосредственно посольство – перед нами, за ним парк, жилые корпуса, медпункт, магазин и даже школа с детским садиком, хотя последние – в миниатюре. Штат небольшой, сотрудников с семьями – еще меньше, но детки есть, а оставлять их неучами – как-то не по-советски.
Посольство окружала стильная ограда с «крепостными» зубцами на гребне. За забором под кронами деревьев пряталось трехэтажное модернистское строение с плоской крышей и утопленными в кладку окнами. Из дверей КПП высунулся мужчина в легкой форменной рубашке, кивнул Сотникову. Заскрипели, откатываясь, решетчатые ворота.
– Местечко, кстати, нормальное, – завершал «всеобуч» Виталик. – Тихо здесь, спокойно, уютно. До моря рукой подать. Посещать заведения не возбраняется. Рекомендую «Эль-Кихот», он как раз напротив. Кормят несложно, обстановка расслабляющая. Все цэрэушники знают, что тут наши столуются. – Виталик осклабился. – Одного пытались завербовать, но не вышло. Дальше ресторан неплохой – «Торо Браво» – все бы ничего, но дороговатый. Дальше тоже заведения сносные – «Севилья», «Каса Моно». Делать будет нечего – походи, отведай местную кухню, без впечатлений не останешься. А сейчас давай пешком через КПП, представься парням, покажи бумаги, потом дуй к послу – вручай, так сказать, верительные грамоты. Он должен быть на месте. На особое внимание не рассчитывай, трудящимся тут не до тебя. Вчера, например, еще двое заехали из технического персонала. Может, оно и к лучшему, зачем нам светиться? – Сотников подмигнул, а когда спутник покинул машину, устремил рычащий «Мустанг» в образовавшееся пространство…
Глава вторая
В посольстве было чисто, опрятно. Заплетались коридоры. Гудели устрашающих размеров кондиционеры. Вадим оставил чемодан на первом этаже – чай, не Одесса, не своруют, – сам устремился на второй. Посол Девятов оказался крупным солидным мужчиной с жестким ежиком на голове. В волосах серебрилась седина, что придавало советскому посланнику еще больше выразительности. Он сидел за столом и что-то размашисто писал. Со стены строго смотрели генеральный секретарь и пара незнакомых товарищей – видимо, основоположники советской дипломатии. Объектом внимания, как и было предсказано, Светлов не стал. Посол был в курсе прибытия товарища (товарищ из Комитета, но цель визита оставалась за скобками). Юрий Александрович оторвался от своих дел, просмотрел бумаги, смерил взглядом нового работника.
– Хорошо, Вадим Георгиевич, с прибытием, вас ждали. У вас ведь свое начальство, верно? – У посла был раскатистый бархатистый голос. – Пройдите в административно-хозяйственный отдел к Виктору Павловичу, вас поставят на довольствие, предоставят жилье. Впервые в этих краях? Тогда рекомендую прослушать лекцию и пройти инструктаж – что можно, а что нельзя. Страна непростая, и обстановка сложная.
– Обязательно, Юрий Александрович, – учтиво отозвался Светлов. – Вам, конечно, известно, какое ведомство я представляю. Это не связано с чем-то чрезвычайным, происходит усиление – в связи с сокращением численности сотрудников секретного отдела. Не надо беспокоиться, проводятся плановые мероприятия, и для вашего учреждения ничего не изменится. Большая просьба не обсуждать с подчиненными мое появление и не строить версии о его причинах. Я сотрудник объединения «Проммашэкспорт», у меня свои задачи, а что подумают все остальные – это их личное дело.
– Как скажете, Вадим Георгиевич. – Посол пожал плечами, задержал взгляд на новом сотруднике. Мимолетная тень набежала на его чело. – У вас еще есть вопросы?
– Хотелось бы получить автотранспорт для служебного пользования.
– Это не ко мне, Вадим Георгиевич. – Девятов немного расслабился. – Напишите заявку и отдайте ее Виктору Павловичу. Вам что-нибудь подберут. Но сразу хочу предупредить – на премиальное авто лучше не рассчитывать. Автопарк у нас изношенный, дышит на ладан… как, впрочем, и по всей стране. С прибытием в Гвадалар, Вадим Георгиевич, надеюсь, вы быстро и качественно выполните свою работу.
Иллюзий он не питал – народ все поймет правильно. Гибель Бахметьева, нездоровая обстановка в коллективе, как бы ни уверяли в обратном. То, что что-то не в порядке, знали или догадывались все. Жилой комплекс располагался в южной части территории, за тропическим садом, через который были переброшены дорожки. Несколько зданий переменной этажности, соединенные переходами, пожарные лестницы, компактные балконы. В половине восьмого вечера было темно, как в глухую ночь. Жилище из двух комнат, не блещущих габаритами, находилось на третьем этаже. Спальня совмещалась с гостиной, кухня – со столовой. Приготовление еды собственными руками в планы не входило. Вода из душа лилась теплая – это устраивало. Лезть в кипяток в такую жару было бы самобичеванием. Тусклый фиолетовый свет растекался по квадратным метрам – словно вместо традиционных ламп здесь использовали кварцевые. Шевелился тюль под дуновением ветерка. Злобно гудел кондиционер на балконе, иногда делал паузы в работе, устанавливалась хрупкая тишина. И в этой тишине было слышно, как стрекочут цикады на лужайке. Форточки и дверной проем перекрывала марля, но кровососы все же проникали в помещение, приходилось обливаться «дэтой» – благо этого добра хватало. Вадим курил на балконе, прислушивался к звукам. Завелся кондиционер – он с досадой выбросил окурок в пепельницу, отправился в номер. Час назад покормили в столовой – без изысков, но терпимо. Часть вопросов, связанных с вселением, уже решилась. Он подошел к двери, прислушался. Извне доносились голоса, играла музыка. Коридоры в зданиях затейливо переплетались, было такое ощущение, что их проектировал Сальвадор Дали.
Усиливалось гнетущее состояние. Подобное случалось регулярно, когда он оставался один. Проверил зачем-то плитку – работала. Заглянул в миниатюрный холодильник – мышь повесилась. Прошелся по навесным шкафам, обнаружил чистую посуду, какую-то крупу, похожую на гречку, но не гречку. Извлек из глубины шкафа недопитую бутылку кубинского рома. Видимо, у предыдущих жильцов не хватило сил его допить. Вадим угрюмо разглядывал находку, понюхал – точно ром. Поколебавшись, извлек из шкафа граненый бокал, занес над ним емкость, чтобы налить. Сошлись в яростном противостоянии силы в душе и организме. Бокал остался чист. Со вздохом он заткнул бутылку пробкой, убрал на место, с глаз долой – из сердца вон… Снова курил под открытой форточкой, наблюдая, как треплется марля. Близость моря отчасти избавляла от зноя, но могла бы это делать эффективнее. Ровно год назад Вадим потерял жену. Алена Светлова работала переводчицей в структуре, приближенной к МИДу, находилась на четвертом месяце беременности. В тот день спешила домой после работы, оба задержались, был уже вечер. Автомобильное движение в центре столицы сходило на нет. Трагедия произошла на углу улицы Горького, недалеко от Арбата. Машина ГАИ преследовала нарушителя – с ревом сирены, с мигалкой. Юркие «Жигули» улепетывали от стражей дорожного порядка. Автомобиль носило по всей ширине проезжей части. Уходя в поворот, «Жигули» подрезали «Москвич» с законопослушным водителем, как на грех оказавшимся на пути. У водителя был опыт вождения, но он растерялся, вылетел на тротуар, сбив двух пешеходов. Молодой человек впоследствии вылечился, хотя и остался хромым. Алену отбросило к стене, вдобавок к переломам у нее оказался разбит затылок. Нарушитель и преследователи умчались. Законопослушный водитель бросился к девушке, пытался привести ее в чувство, но сделал только хуже. Алена умерла, не приходя в сознание. Светлову сообщили, когда он убегал с работы, – окликнул дежурный по управлению, которому сообщили о случившемся по телефону, – весь какой-то бледный, заикающийся… У тещи той же ночью случился сердечный приступ, но женщину вытащили с того света. Вадим окаменел, несколько дней не понимал, что происходит. Давно хотели завести ребенка, да все откладывали. Потом решились, казалось, все просчитали… Неделю спустя он вышел на работу, но все валилось из рук, призраки жены и нерожденного ребенка стояли перед глазами. Доходило до галлюцинаций. Начал пить – в будни немного, лишь бы избавиться от наваждения, а перед выходными надирался в хлам, хорошо хоть хватало ума запираться и прятать ключ от самого себя. Наутро умирал от похмелья, искал эти проклятые ключи. Из дома сор не выносил, но коллеги были в курсе. «Мы все понимаем, майор, – сказал генерал-лейтенант Нежинский, – такое пережить – не дай бог кому. Но и ты пойми. Даю неделю. Либо так, либо эдак». Вадим победил себя, все запасы спиртного, скопившиеся в доме, слил в унитаз. Голова приходила в порядок, мозги работали. Долгое время не мог улыбаться, но это и не требовалось. Случилась длительная командировка в Венгрию, где он практически восстановился. Разменял квартиру – взял поскромнее и подальше от центра. Поддерживал отношения с тещей, с подругами покойной Алены. Чего это стоило – тема для отдельного психиатрического исследования…
Видения из прошлого продолжали наведываться. Порой наступали – как каппелевцы на позиции чапаевского отряда. Сегодня голова была свободна, аж на удивление. К бутылке больше не тянуло. В посольстве обосновался крот, и выявить его требовалось в сжатые сроки. Непривычная обстановка, все не так, как было раньше. Но что, по сути, менялось? Он сидел в кресле, восстанавливал в памяти дневной разговор с Сотниковым. Всех, кто может оказаться причастным к шпионажу, в разговоре озвучили. Люди рангом ниже – менее информированы. Это не Левицкий – первый помощник посла. Вряд ли это сам посол – подобных прецедентов в истории советской дипломатии еще не фиксировали. У человека все нормально, семья в порядке, никто не пострадал от советской власти, зарплата – на зависть. По отзывам «современников», лояльный делу партии и стопроцентно надежный человек. То же самое – военный атташе Веселовский. В кулуарах Лубянки шепнули по секрету: не теряй время. Если уж этот человек предатель, то кому тогда доверять? Но если всех грести под одну гребенку – тогда, конечно, можно и пожертвовать неделькой-другой… Он не собирался никого сбрасывать со счетов, но расставлял приоритеты. Шестеро – наиболее подходящие. Общительный и доброжелательный Байкалов – копия генсека в молодости; видный, представительный третий секретарь; пресс-атташе – вполне информированная фигура. Почему подумал сразу о нем? А Стоцкий? Молодой да ранний, без остатка отдающий себя работе – первый секретарь, спец по внутренней и внешней политике. Как и Байкалов, бродит по колено в море полезной и бесполезной информации. Да еще и карьерист, если верить Виталику… Войтенко Петр Иванович: этот постарше, второй секретарь, занимается промышленностью и сельским хозяйством, молчун, себе на уме, безусловно, темная лошадка. Имеют ли специалисты подобного ранга сведения о грузах, поступающих из СССР? Почему бы и нет? А о секретных грузах? Вопрос интересный, требующий проработки… Две женщины – как два полюса одной планеты. Сухая и холодная Оксана Адамович, 44 года, курирует консульский отдел. Специалист – грамотный, как человек – бог ее знает. Старая дева? Ну извините, со свечкой не стояли, к тому же Юрий Александрович Девятов ей почему-то благоволит… Людмила Юганова значительно моложе и привлекательнее, секретариат посла и спец по протоколам, приятная в общении, подчеркнуто доброжелательная. В последнее время – рассеянная и задумчивая… Кто-то еще… Да, товарищ Ульманис Роберт Янович, отдел печати, в курсе всего, что издается в этой стране, и, безусловно, знающий, что в ней происходит. Может разговорить любого. А самого, интересно, можно разговорить? Лошадка еще темнее Войтенко… Так кто же ты, живущее под землей мохнатое млекопитающее отряда насекомоядных?
С момента прибытия прошло несколько часов. Вадим знакомился с территорией, прошел по зданиям, еще раз переговорил с Виталием. Спешили по делам озабоченные люди. Молодая женщина в очках возмущалась: почему у нее на столе до сих пор не лежит спущенный из МИДа циркуляр? Почему все приходится делать самой? Где информация о прибытии ансамбля песни и пляски Советской армии? Мимо пролетят? Или ей приснилось, что это событие должно произойти?
– Текст циркуляра еще расшифровывается, Людмила Анатольевна, – с виноватым видом объясняла сотрудница. – А с ансамблем возникли сложности, скорее всего, он не приедет, вместо него будет танцевальный коллектив «Березка».
Товарищ Юганова могла быть строгой начальницей. Но не удержалась, скользнула взглядом по подтянутой фигуре незнакомца.
– Петр Иванович, подождите, не уезжайте! – спеша за шефом, проговорил молодой сотрудник в белоснежной рубашке. – Только что позвонили из отдела промышленности МИДа, они не готовы вас сегодня принять! Товарищ Рамирес слег с серьезной болезнью!
Товарищ Войтенко – сухой невысокий мужчина с налетом седины на стриженой голове – не мог сдержать раздражения, резко развернулся и зашагал обратно. Позднее, когда Вадим курил во дворе, в ворота въехал внушительный «Крайслер». Вышел в меру упитанный мужчина в расцвете сил, бросил водителю:
– Машину на место, Алексей, а я перекушу в «Севилье», – сделал знак охраннику, чтобы не закрывал ворота, и уверенно зашагал через дорогу.
Товарищ Байкалов, видимо, знал толк в хороших заведениях.
С товарищем Адамович Вадим столкнулся в коридоре. Она выходила из кабинета посла. Видимо, показалось, что по ее губам скользнула усмешка. Когда сухопарая особа повернула голову на его «здравствуйте», лицо ее было непроницаемо. В нем не было ничего отталкивающего, разве что сухое, невыразительное, волосы стянуты узлом на затылке. В руке Оксана Викторовна держала папку в кожаном переплете. Сдержанно кивнула, прошла мимо не оглядываясь. И все же оглянулась, сворачивая на лестницу.
Двое мужчин курили во внутреннем дворе, негромко общались. Вадим проходил мимо, на разговор не напрашивался. Мужчина лет пятидесяти с располагающим лицом сам обратил на него внимание, смерил взглядом.
– Вы же сегодня прибыли, верно?
– Так и есть, – подтвердил Вадим. – Светлов, «Проммашэкспорт».
– Ну да, конечно, – по губам субъекта скользнула понятливая улыбка. – Левицкий, первый советник. – Он первым подал руку, и рукопожатие было твердым.
– Приятно познакомиться, Владимир Яковлевич. – Посланник не удивился, когда его назвали по имени-отчеству.
– А это Ульманис Роберт Янович, руководитель отдела печати, прошу любить и жаловать.
Товарищ был долговяз, сутул, имел густую шевелюру без намека на седину. Возможно, подкрашивал волосы – есть такие люди среди сильной половины человечества.
– Очень приятно, товарищ Светлов. – У него был заметный прибалтийский акцент, а рукопожатие – каким-то осторожным, слабоватым. – Как долетели?
– О, прекрасно, – улыбнулся Вадим. – Путешествовать «Аэрофлотом» – сплошное удовольствие. Не заметил, как долетели. Немного жарко, а в остальном все отлично.
– Немного жарко? – засмеялся Левицкий. – Интересное определение для этой адской душегубки. Но ничего, кондиционеры нам в помощь. И мысли об освежающем море. Зачастую, к сожалению, только мысли – совсем нет времени бегать по морям.
– Да и бесполезно это, – подал голос Ульманис. – Пока обернешься, снова весь вспотеешь. Рекомендуется холодный душ и холодное пиво – в умеренных, разумеется, количествах и в свободное от работы время.
– Я учту, Роберт Янович. – От внимания не укрылось, что начальник отдела печати беспокойно подобрался. – Не буду вам больше мешать, товарищи, приятного вечера.
Уже темнело, когда из здания посольства во внутренний двор вышел хорошо одетый брюнет – ростом выше среднего, с серьезным лицом. От тщательно выстриженной макушки до сверкающих туфель – он безукоризненно выглядел, а это именно то, что ценят в мужчинах женщины. Но и работник был ценный. Андрей Николаевич Стоцкий снял с себя легкий парусиновый пиджак, перекинул через руку, ослабил узел галстука. Облегченно выдохнул, закурил. Сделал несколько затяжек, выбросил окурок в урну и независимой походкой двинулся через сквер. Следить за советскими гражданами было не самой любимой частью работы. Вадим отправился за ним. Дипломат пересек зеленую зону, направился к жилому комплексу. Он проживал в одноэтажной пристройке к зданию – видимо, дуплекс для семейных сотрудников. Первую дверь Андрей Николаевич проигнорировал, отправился ко второй, открыл ее своим ключом. Через двадцать секунд Вадим проходил мимо. Из-за двери доносился детский смех, что-то быстро говорила женщина…
Ложиться спать было рано, он пошатался из угла в угол, посидел на балконе. Сквер накрыла тьма, только одинокий фонарь озарял пространство вокруг себя. Полчища крылатых тварей водили хоровод вокруг фонаря, среди них отмечались и крупные особи. Телевизор в комнате показывал, но бледно. Официальные выступления транслировали охотно – по всем каналам. Быстро и решительно вещала женщина – стройная, предпочитающая сдержанные тона в одежде. Всенародно избранному президенту было лет сорок пять, она сохранила миловидность – губки, ямочки на щечках, волнистые волосы красиво обрамляли лицо. Только глаза смотрели строго, без кокетства. Мадам Монтейро выступала с трибуны Национальной ассамблеи, жгла сердца глаголом.
«Мы не свернем со своего пути, – заявляла она приятным мелодичным голосом. – И пусть наши противники вставляют палки в колеса, мы продолжим намеченный курс. Национализация частного сектора, средств производства, укрупнение агрономических хозяйств. И уже через год мы увидим первые результаты, я вам обещаю. Национальный валовой продукт пойдет в гору, мы поднимем трудящимся зарплату, обуздаем инфляцию, которая раздувается искусственно, поскольку для нее нет объективных причин. И я заявляю со всей ответственностью: обратного пути не будет. Мы будем строго наказывать тех, кто раскачивает лодку и хочет вернуть нашу страну на путь диктатуры! Забудьте про генерала Барбоссу – он пройденный этап, и мне совершенно безразлично, где он доживает свои дни и какие планы лелеет! И не упоминайте мне мятежников генерала Альбы, их дни сочтены, сейчас формируются новые части и соединения, которые через месяц загонят их в горы и уничтожат – это я вам тоже ответственно обещаю! Мы консолидированы как никогда: я – ваш президент, правительство, министерство обороны, Национальная ассамблея, все неравнодушные граждане страны! Нас поддерживает могучий Советский Союз, Куба, многие другие прогрессивные страны, вставшие на путь борьбы с империализмом!»
Слушать женщину было приятно, хотя и говорила она дежурные слова. Имелась в ней какая-то энергетика, некое наивное простодушие, которое подкупало. От мадам Монтейро исходили флюиды и чуть не сыпались искры – как раньше от молодого Фиделя, от Эрнесто Че Гевары, от Сальвадора Альенде. Вадим поймал себя на мысли, что ее хочется слушать. Видимо, не прогадали мудрые старцы со Старой площади, когда планировали данный проект…
На другом канале давал интервью корреспонденту «Рейтер» министр обороны Альфонсо Гортес. Подтянутый, темноволосый, слегка за сорок, с волевым взглядом и убедительной квадратной челюстью – генерал Гортес производил исключительно положительное впечатление. Воспитанный, интеллигентный, с какой-то ироничной лукавинкой в умных глазах, – он ни разу не повысил голос, хотя корреспондент задавал провоцирующие вопросы.
«У вас существуют разногласия с президентом, с председателем Ассамблеи господином Попандуро? Не хотите же вы нас уверить, господин генерал, что ваши мнения всегда совпадают?»
«Боже упаси, нет, конечно, – улыбался министр. – Мы живые люди, у каждого собственное видение, и мое мнение далеко не всегда совпадает с мнением госпожи Монтейро. Но, акцентирую этот момент, мы можем расходиться только по тактическим вопросам – каким путем достичь той или иной цели. В плане же стратегии мы едины, и не понимаю, что вы находите в этом странного, ведь мы – коллектив единомышленников, идем к намеченной цели. И эта цель ни у кого из нас не вызывает сомнений. Оливия Монтейро провозгласила курс на социалистическое развитие, и в этом я ее полностью поддерживаю. А с господином Попандуро побеседуйте лично, не могу говорить за него».
Корреспондент допытывался: что он чувствовал, когда получал в Кремле орден Дружбы народов из рук самого генсека КПСС?
«Не поверите: гордость, – улыбаясь, отвечал Гортес. – А вы сейчас о чем подумали?»
Корреспондент выглядел смущенным, но продолжал «допрос». Что по поводу мятежников Альбы, набирающих силу и ползучим образом захватывающих новые провинции?
«Больше не захватят, – отвечал Гортес не моргнув глазом. – Наша армия становится сильнее, со дня на день мы начнем контрнаступление, и этим вшивым наемникам не поздоровится».
«Вы получили советское вооружение? Данная информация, в общем-то, не секрет. Стрелковое оружие, пулеметы, гранатометы, включая АГС-17, переносные зенитные комплексы „Стрела“, автомобильную технику. Скажите, планируется ли использовать в боестолкновениях советских военных?»
«Да боже упаси, – на этот раз Гортес говорил искренне, – ни один советский солдат не примет участия в боевых действиях. Это просто несерьезно. У нас хватает своих людей, готовых защищать свободу. Советские инструкторы по линии посольства, разумеется, присутствуют, это глупо отрицать, но занимаются исключительно обучением будущих солдат молодой республики, учат обращаться с новыми видами вооружения. А что нам прикажете делать, господа хорошие? Республика должна защищаться».
«Прокомментируйте слухи о том, что Советский Союз собирается разместить в Гвадаларе ракеты с ядерными боеголовками и направить их на Соединенные Штаты».
Генерал засмеялся – легко и непринужденно, и смеялся долго. Потом обрел серьезный вид и спросил:
«Такого комментария недостаточно? А если серьезно, то чем грандиознее ложь, тем охотнее люди в нее верят. Слухи распространяются Соединенными Штатами, и у них это неплохо получается. Нет и еще раз нет. Советский Союз не планирует размещать в Гвадаларе ядерное оружие. И мы на это никогда не пойдем».
«Вас не смущает, что жизнь в Гвадаларе с каждым месяцем ухудшается?»
«А вас не смущает, что средств, выделяемых Конгрессом США на подрыв экономики Гвадалара, с каждым месяцем становится больше? – парировал генерал. – Нашу экономику сознательно разрушают, вводят санкции, незаконно разрывают действующие контракты, вводят непомерные пошлины на экспортируемую из страны нефть. И таких примеров я могу привести десятки…»
Вадим выключил телевизор, задумался. Страна переживала затяжной экономический кризис. Страна была расколота, реформы буксовали. Реформаторы искренне пытались улучшить положение простых людей. Но ситуация катастрофически ухудшалась. В Гвадалар перестали ввозить станки и оборудование, колесную технику. Банки США отказывались выдавать кредиты правительству Монтейро. Иностранные компании сворачивали деятельность на территории Гвадалара. Местные бизнесмены выводили деньги за рубеж. Угрожающе рос дефицит бюджета. Предприятия закрывались, людей выбрасывали на улицу. И со всенародной поддержкой у госпожи Монтейро было слабовато. Скрытно действовала оппозиция, переманивала к себе людей, оплачивала митинги и акции протеста. Земли у латифундистов экспроприировались медленно, происходили самовольные захваты пахотных угодий, что только усиливало неразбериху и не способствовало росту урожая. Скот перегоняли в Гондурас, в Коста-Рику, а если не было такой возможности, отправляли на бойню. В финансовой сфере тоже царил бардак. Богатые гвадаларцы закрывали счета, переводили сбережения в доллары. Национализация проходила медленно – через саботаж. Лихорадило угольные шахты, предприятия по разработке серебра. Социальная политика тоже буксовала – медицина и образование не становились доступными. Страна переживала тяжелый спад во всех областях экономики и общественной жизни, народ озлоблялся, многие уже не верили в социализм. Ситуация усугублялась происками американских шпионов и их наймитов. Еще одно ориентированное на социализм государство под боком у «дяди Сэма» было как кость в горле…
К ночи стало прохладнее, но сон как отрезало. Запутанными переходами Вадим спустился на первый этаж. Там не было ни консьержа, ни вахтера. Дверь на улицу открывалась без скрипа. Дул прохладный ветерок – просто облегчение для уморенного жарой организма. Фонарь освещал охапки зелени в радиусе нескольких метров – дальше все сжирал мрак. Он шел по дорожке – та едва вырисовывалась под ногами. В траве поскрипывали насекомые. Глаза привыкли, очертился силуэт скамьи. Он курил, вглядываясь во тьму. Мысли работали в правильном направлении, но пользы не приносили. «Мохнатое животное» – не гипотеза, не вымысел людей с воспаленным воображением. Крот есть, и на девяносто процентов это дипломат. Если кто-то другой, то должен иметь сообщника дипломата. А это сложно. Псевдоним крота – Самаэль, это сообщил источник в Лэнгли. Всплывали какие-то отрывочные знания из ненужных советскому человеку областей. Самаэль, Абигор, Крампус, Люцифер… Теплая компания. Цинично и откровенно. Самаэль – начальник демонов (нечто вроде командира отделения), разрушительная сила и ангел смерти, находится в вечном противостоянии с архангелом Михаилом – который, разумеется, на светлой стороне. Бестелесные духи, ведущие непримиримую и бесконечную борьбу. За что же тебя, мужик, одарили таким имечком? Или… ты не мужик? Люцифер – из той же области, в бытность Ангелом Света, низвергнутый Богом в пропасть ада, ставший впоследствии Сатаной. Так нечего было путч затевать, Создатель этого не любит. Самаэль – из той же когорты, когда-то был хорошим парнем, да, видимо, порядки в небесах не устроили, пошел за старшим товарищем в надежде скинуть верховную власть…
По дорожке вдоль дома кто-то прошел – мелькал размытый силуэт за деревьями. Доносились глухие голоса. Вадим уходил вглубь сквера, который оказался не таким уж компактным. Звуки стерлись за стеной растительности. «Выявишь круг подозреваемых, а дальше работай методом исключения, – поучал перед отъездом Нежинский. – Деликатно, тактично, не нервируя людей. И боже упаси работать как слон в посудной лавке. Срывать работу посольства, тем более в такой стране, никому не позволено, и тебе тоже. Мы могли бы и не посылать тебя. Всех подозрительных – на борт и под усиленным конвоем в Москву. Здесь бы и разбирались. И уверяю тебя – разобрались бы. А вместо выбывших отправили бы новеньких. Крот оказался бы в числе задержанных. Но представь, какое цунами пойдет, а нам это сейчас ну никак не на пользу. Так что действуй, боец невидимого фронта, и помни, что от тебя зависит многое…»
