Валерий Шамбаров
Святая Русь против варварской Европы
«Край и конец земли сибирской»
Освоение Сибири шло двумя путями – морским и сухопутным. Издревле на поморском Севере строились довольно крупные суда – кочи, водоизмещением до 50 т, не уступавшие европейским каравеллам, но по своей конструкции, по форме корпуса специально приспособленные для плаваний во льдах. Под парусами при попутном ветре они проходили до 250 км в сутки, на них наши моряки регулярно ходили в Норвегию, на Шпицберген, Новую Землю. И в Сибирь, где возникли свои порты и верфи – в Мангазее, Туруханске. Отсюда морские экспедиции отправлялись дальше – на Таймыр, в Хатангский залив.
Но, кстати, и для сухопутных экспедиций главными дорогами через дебри были реки, поэтому в их состав часто включали мастеров-корабелов, брали запас скоб, гвоздей, чтобы при возможности строить суда и передвигаться по воде. И основной целью первооткрывателей тоже были реки – они являлись дорогами в неизвестные края. При Михаиле Федоровиче несколько экспедиций отправились на поиски Лены. Первым вернулся и доложил о ее открытии казачий десятник Василий Бугор, за что был произведен в пятидесятники. За ним на «новую» реку выступили экспедиции атамана Ивана Галкина, сотника Петра Бекетова, основавшего г. Якутск. Возникли и городки Усть-Кут, Киренск, Илимск, Братский острог, Жиганск.
А экспедиция атамана Перфильева, построив кочи и спустившись по Лене, вышла в море и достигла р. Яны. Помощник Перфильева Иван Ребров с группой казаков совершил плавание еще восточнее, открыв р. Индигирку. Группа томских землепроходцев Ивана Москвитина, придя на Лену, двинулась по ее притоку Мае, перевалила хребет Джугджур и по р. Улье спустилась к Охотскому морю. В 1639 г. был учрежден новый Якутский уезд. Отсюда стали рассылаться дальнейшие экспедиции для «приискания неясачных землиц». А у устья Лены сомкнулись водные трассы, шедшие с запада, от Мангазеи, и от Якутска.
В литературе до сих пор бытует версия о «завоевании» Сибири. Действительности она не соответствует. Завоевать исключительно силой столь обширные края, населенные различными коренными народами горстка землепроходцев (на всю Сибирь – 2–3 тыс. служилых) никак не могла бы. А уж тем более удержать в повиновении – партизанская война похоронила бы любые отряды. В отличие от западных колонизаторов, русские не обладали здесь военно-техническим превосходством, не имели фрегатов с мощной артиллерией, удобной возможности подвоза морем подкреплений и припасов. Сибирские жители были отличными металлургами, у них была многочисленная конница, прекрасное вооружение, у некоторых племен и огнестрельное. Поэтому тут действовали другие схемы, совершенно отличные от покорения Америки или Индонезии.
Западной Сибири угрожали постоянные набеги калмыков и «кучумовичей», Восточной – агрессия маньчжуров. Кроме того, среди местных народов обычным делом являлись межплеменные и межродовые войны. А русские выступали защитниками тех, кто соглашался признать подданство царя. Нападения врагов обычно отражали вместе с коренными жителями. И нередко они добровольно вступали в подданство. Тем более что при этом у них полностью сохранялось самоуправление, их не заставляли насильно менять религию, традиции, образ жизни. Наоборот, русские охотно перенимали то, что было полезно в здешних условиях. А подданство ограничивалось уплатой «ясака». Он был небольшим. Например, с рядовых якутов брали 1 соболя в год, с богатых – 1 соболя с 4 голов имеющегося скота. А с безлошадных вообще не брали, считалось, что без лошади человек не может охотиться.
Но, во-первых, ясак был не безвозмездным, он являлся «государевой службой», и сдавшие его получали «государево жалованье» тканями, топорами и другими товарами. А во-вторых, уплативший ясак получал право продавать излишки мехов по свободной цене, что тоже было небезвыгодно. Права «ясачных» строго охранялись законом. Все воеводы получали царские наказы действовать «ласками, а не жесточью и не правежом», а необъясаченных стараться подчинить миром – «и велети их прежде уговаривати всякою мерою ласкою, чтоб они в винах своих государю добили челом и были под высокою рукою и ясак с себя платили». Только в случае крайнего упорства и сопротивления допускались военные действия «небольшим разорением». Запрещалось и отбирать родовые земли, требовалось «ясачных угодий не имать», селиться только в «порозжих местах», а тех, кто «у ясачных людей угодья пустошает», «сбивати долой» и «бить кнутом нещадно».
Наконец, сказывался и такой фактор, как отсутствие у русских расовой и национальной неприязни. Уважение к местным. Они признавались не «дикарями», а такими же людьми, как сами русские. Отсюда и ответное отношение. Француз Лайоне писал: «Когда русский мужик… располагается среди финских племен или татар Оби и Енисея, они не принимают его за завоевателя, но как за единокровного брата, вернувшегося на земли отцов… В этом секрет силы России на Востоке». Конечно, без крови не обходилось. Первые знакомства с новыми племенами часто знаменовались стычками, у них брали «аманатов»-заложников. Но потом привыкали друг к другу, сживались, и постепенно устанавливался взаимовыгодный симбиоз.
Первопроходцами и служащими дальних гарнизонов были обычно казаки. Хотя на Руси это слово имело несколько значений. Были этнические казаки – донские, терские, яицкие. Но и обычного воина-пехотинца, если он служил не в стрелецком или солдатском полку, тоже называли казаком. И Сибирское казачество формировалось именно из таких кадров – их вербовали на службу из крестьян и охотников в районах со сходными климатическими условиями: в Устюге, Вологде, Поморье, Перми. Принимали и крещеных тунгусов, татар, бурят, якутов.
За землепроходцами на новые места приходили партии промышленников из крестьян и горожан, надеявшихся разбогатеть добычей пушнины или «рыбьего зуба» (моржовой кости). Такая охота не возбранялась, но Сибирь считалась «государевой вотчиной», и требовалось платить большую пошлину, 2/3 добычи. Однако стоили эти товары очень дорого, один «сорок» соболей (40 шкурок) – 400–550 руб., пуд моржовой кости – 15–20 руб., и желающих попытать счастья находилось много. Своих приказчиков посылали в дальние края и купцы. Торговать с местными жителями, выменивая пушнину на промышленные товары, да и торговля с русскими служилыми и охотниками сулила хорошие прибыли: если в Тобольске пуд хлеба стоил 1–2 коп, то в Якутске – 9—10 коп., а на «дальних реках», Яне и Индигирке, он был деликатесом, продавался по 5–8 руб. Топор в Тобольске стоил 32 коп, а в Якутии – 1 руб.
А дальше, за Леной, землепроходцев уже манили новые края, где обитали пока неизвестные или малознакомые народы. На северо-восток от якутов жили юкагиры, оленеводы, охотники и рыболовы. На Чукотке – эскимосы, чукчи «оленные» и «пешие» (промышлявшие охотой на морского зверя), на берегах Берингова и Охотского морей – коряки, на Камчатке – ительмены (камчадалы). В верхнем течении Амура обитали дауры и дючеры, занимавшиеся земледелием, скотоводством, торговлей. А ниже по этой реке – натки и гиляки (нивхи), кормившиеся рыбалкой и охотой. По тайге раскидались стойбища тунгусов (эвенков) и ламутов (эвенов). А прибайкальские и забайкальские степи населяли буряты.
И организовывались новые экспедиции. Красноярский казак Иван Ерастов совершил длительное плавание по Северному Ледовитому океану, достиг Индигирки. А Денис Ерило прошел еще восточнее, до р. Алазеи. В 1643 г. письменный голова Якутска (начальник воеводской канцелярии) Василий Поярков решил лично возглавить большой поход в Приамурье. Набрал 132 человека и двинулся открывать новые края. А казачий десятник Михаил Стадухин с отрядом из 16 казаков отправился на Индигирку. Соединился там с группой Ерилы и экспедицией Дмитрия Зыряна, отправленной из Якутска раньше. И узнал, что восточнее лежат другие реки – Колыма, Анюй. На двух кочах вышли в море и в 1644 г. открыли Колыму. Построили Среднеколымский, Верхнеколымский и Нижнеколымский острожки, сражались с юкагирами, собрали ясак. В 1645 г. Стадухин и Зырян с половиной отряда решили вернуться, оставив на Колыме 13 человек под командованием Втора Гаврилова. А экспедиция Пояркова в это же время спускалась на ладьях по Амуру, вышла в Амурский залив, увидела берега Сахалина. И пошла на север по Охотскому морю, добравшись до р. Ульи, уже исследованной экспедицией Москвитина. По пути Москвитина повернули к Якутску…
Среди землепроходцев ходили слухи, что восточнее Колымы лежит еще одна богатая река, «Погыча». И в ее поисках началось второе долгое плавание морехода Ерастова. С 38 казаками он вышел на двух кораблях из устья Лены, миновал Яну, Индигирку, Колыму и открыл р. Чуван, где подвел «под государеву руку» юкагиров-чуванцев. Другую попытку искать «Погычу» предприняли промышленники Исай Мезенец и Семен Пустозерец. На коче с экипажем из 6 человек они дошли до Колымы, перезимовали там и отплыли на восток. Но добрались лишь до Чаунской губы, где были остановлены заторами льда и вернулись.
Россия была уже настолько огромной державой, что даже о восшествии на престол Алексея Михайловича на ее окраине узнали далеко не сразу. Воеводы Василий Пушкин и Кирилл Супонев, назначенные в Якутск в 1644 г. Михаилом Федоровичем, достигли цели своего путешествия лишь в 1646 г. Приняли дела у Ивана Галкина, временно исполнявшего воеводские обязанности. И продолжили ту же деятельность, которой здешние служилые занимались до них – освоение и исследование дальних краев. Возвращались в Якутск экспедиции, ушедшие несколько лет назад. Вернулся с Чувана казак Ерастов. Как было принято в Сибири для особо отличившихся, его назначили сопровождать «меховую казну» в Москву. Где царь пожаловал отважного мореплавателя в дети боярские.
Вернулся и Поярков. Из его отряда осталась в живых лишь третья часть, остальные погибли в боях, от болезней и лишений. Но экспедиция собрала огромный ясак, а главное – привезла подробный отчет с описанием открытых земель, чертежами Амура и морского побережья. И по пути, которым возвращался Поярков, воевода Пушкин снарядил экспедицию Семена Шелковникова. Поднявшись по притокам Лены и перейдя горы, она вышла к морю и у устья р. Охоты основала Охотский острог. Затем были построены кочи, и часть казаков во главе с А.Филипповым совершила плавание вдоль берегов. По результатам наблюдений была составлена первая лоция Охотского моря – «Роспись от Охоты реки морем идти подле земли до Ины и Мотыклея реки и каковы те места и сколько где ходу и каковы реки и ручьи пали в море, и где морской зверь ложится и на которых островах».
В это же время Василий Бугор совершил поход в «Братскую землю» – то есть бурятскую. С этим народом у русских установились настолько хорошие отношения, что его называли не бурятами, а «братами». А следом на Байкал отправилась экспедиция, организованная сверху, из Москвы. Ведь освоение Сибири отнюдь не было одной лишь погоней за пушниной. Уже в XVII в. правительство обращало внимание на другие природные богатства этого края. Приказ Рудного сыска рассылал воеводам запросы о полезных ископаемых, прилагал инструкции, как брать образцы, которые затем пересылались в Москву для анализа специалистов. Аптекарский приказ точно так же требовал образцы местных лекарственных растений и сведения о них. И воеводы «по государеву указу» поручали «бирючам кликать по многие дни» на площадях и базарах, собирая информацию на эти запросы – каждому, кто предоставит такую информацию, полагалось вознаграждение. Вот таким образом в столице узнали, что где-то в окрестностях Байкала находят серебро. И енисейский воевода получил приказ снарядить экспедицию «для проведывания серебряной руды». Возглавил ее атаман Василий Колесников. К енисейцам присоединились и якутские служилые под руководством Ивана Галкина.
Ну а Лена становилась все более оживленной трассой. Здесь уже действовали свои судоверфи. Только в 1647 г. таможенная изба Якутска зарегистрировала 404 человека, отправившихся на «дальние реки» для «торгу и промыслу», и 15 кочей, отчаливших к морю. А заполярный Жиганский городок в низовьях Лены, куда начальство отродясь не добиралось, превратился в натуральный «Дикий Восток». Через него шел весь поток судов в Ледовитый океан, а обратно ехали служилые, торговцы и промышленники с добычей и выручкой. И в Жиганах расцвели кабаки и «веселые дома».
Вино быстро научились гнать из какой-то местной «сладкой травы» и «кислой ягоды». А за отсутствием в здешних краях русских женщин в Жиганск съезжались на заработки якутские, тунгусские, ламутские, ненецкие бабенки. Любой, возвращающийся из долгих странствий по морю и тундрам, имел тут возможность оттянуться и облегчить кошелек – в кабаках бурлило веселье, лилось «зелено вино», звенели домры, бубны, скрипки и гусли, плясали и распахивали объятия «гулящие женки», по столам шлепали карты, гремела «зернь» (кости), передвигались по доскам «тавлеи и лодыги» (шашки и шахматы). Они считались азартными играми и были запрещены, но у землепроходцев пользовались большой популярностью – идентичные комплекты шахматных фигур обнаружены при раскопках Мангазеи и на о. Бегичева.
Появились тут даже и… пираты. Одним из них стал Герасим Анкудинов. Он сбежал со службы, набрал ватагу в 30 человек и на коче начал безобразничать в море Лаптевых, грабя промышленников и купцов. В 1647 г. напал на Нижнеиндигирское зимовье, обчистив находившихся там служилых и охотников. Вторым «джентльменом удачи» стал первооткрыватель Лены Василий Бугор. Вернувшись из похода в Бурятию, он то ли с начальством не поладил, то ли просто «погулять» захотел. Сговорился с пятидесятниками Реткиным, Ивановым и 19 казаками, угнали в Якутске коч и пошли по реке. Захватили частные суда с хлебными запасами, дощаник (грузовое судно), следовавший с Алдана. Налетали на прибрежные якутские селения, отбирая скот, снасти, пушнину. А в низовьях Лены ограбили коч казанских купцов Акинфиева и Колупаева, хапнув товаров на 1200 руб. Добыча лихо прогуливалась в кабаках Жиганска (может, отсюда и слово пошло – «жиган»?).
Потерпевшие слали жалобы воеводе, царю. Но воинских сил на Востоке не хватало (на весь Якутский уезд было 350 служилых). Поэтому правительство на такие «шалости» смотрело философски. В частности, по челобитным о выходках Бугра Сибирский приказ распорядился: «Буде те казаки впредь объявятся и про то расспросить и про грабеж всякими сыски сыскать, а по сыску взятое без прибавки доправить на них, отдати истцам». То бишь, может, еще одумаются и вернутся, тогда пусть возвратят награбленное «без прибавки» и дальше служат…
Многие торговцы и промышленники отправлялись на только что открытую Колыму. С 1647 г. тут каждое лето стали собираться ярмарки (и с приличным оборотом – за 3 года одна лишь компания ленских купцов вывезла сюда товаров на 5977 руб., выручив за них пушнины на 14 401 руб.). Прибыл на Колыму и путешествующий по Заполярью приказчик купцов Усовых Федот Алексеев Попов (т. е. Федот Алексеевич Попов, хотя в литературе его часто называют Алексеевым). Наслушался рассказов о реке «Погыче» и тоже загорелся искать ее, обратившись к здешнему начальнику Втору Гаврилову с просьбой выделить ему целовальника, представителя власти, чтобы придать экспедиции официальный статус. На эту должность вызвался Семен Дежнев, взяв обязательство собрать для казны на открытых землях «семь сорок пять» (285) соболей ясака.
Это был рядовой казак, родом устюжанин. Служил в Енисейске, был переведен в Якутск, женился на якутке Абакаяде Сичю, имел сына. Дежнев уже успел зарекомендовать себя и как воин, и как дипломат. Письменный голова Поярков посылал его всего с двумя помощниками, чтобы уговорами образумить тойонов Огеевых, грабивших соседей. Когда восстал тойон Сахей, перебив сборщиков ясака и уничтожив посланный против него отряд, для переговоров снова направили Дежнева, и он сумел привести якутов к миру. Участвовал в экспедиции Зыряна на Яну. Был послан с 4 казаками в Якутск с донесением и собранным ясаком и попал в засаду, которую устроили 40 эвенов. Дежнев в бою сразил предводителя нападавших, и атаку отбили. Доставил по назначению «казну», а в 1642 г. примкнул к экспедиции Стадухина на Индигирку и Колыму. Опять отличился в тяжелой схватке с юкагирами-омоками, убил «лутшево мужика», брата вождя, что определило победу казаков. А при возвращении Стадухина Дежнев вошел в группу, оставшуюся на Колыме.
Гаврилов без колебаний утвердил его целовальником. Нашлись и другие энтузиасты, в состав экспедиции вошли 64 человека. Летом 1647 г. на 4 кочах они вышли из устья Колымы на восток, но встретили сплошные льды. Пришлось вернуться назад. Погодные условия в этом году оказались неблагоприятными не только для них. Два казенных судна, отправившихся с Лены, не дошли даже до Колымы и зазимовали на Яне.
«Серебряная» экспедиция тоже протекала далеко не гладко – хотя и не из-за погоды, а из-за личных качеств руководителя. Отряд Колесникова и Галкина дошел до Байкала, основал Верхнеангарский острог. Но Колесников вел себя заносчиво, попытался притеснять бурят, взимать с них дополнительный ясак в свою пользу. И испортил с ними отношения. А в таких условиях выполнить поставленную задачу стало нереально. Галкин, разругавшись с Колесниковым из-за его неумных действий, отделился. Со своими людьми обогнул Байкал с севера, заложил в 1648 г. Баргузинский острог. А оттуда совершил поход на р. Шилку – то есть с опорой на местных жителей все же добрался до мест залегания серебряной руды. Успехи же Колесникова ограничились тем, что группа его подчиненных во главе с Иваном Похабовым перешла по льду озеро и исследовала южный берег Байкала.
А в «Студеном море» корабли поднимали паруса для новых странствий. Ледовая обстановка в 1648 г. оказалась намного лучше, чем в прошлую навигацию. И мангазейская экспедиция Якова Севенова прошла из Хатангской губы до устья Анабары, собирая ясак – что вызвало конфликтную ситуацию между Мангазейским и Якутским уездами. Граница между ними оставалась неопределенной, и каждый считал земли по Анабаре «своими».
Тем временем в Якутске Стадухин, произведенный за открытие Колымы в пятидесятники, заинтересовал воеводу Пушкина поисками «Погычи». Стоит особо отметить, что в наказе, который дал ему воевода, приводились сведения, собранные землепроходцами у коренного населения – и указывалось, что напротив устья «Погычи», где-то на северо-востоке, лежит большая «новая земля», и что ее посещают люди с «этого берега». То есть под «Погычей» имелась в виду р. Анадырь, и русские уже знали, что за проливом лежит другой континент! По пути Стадухин подчинил себе кочи, застрявшие прошлым летом на Яне. К нему присоединился с отрядом и пират Бугор, которому, видать, надоело хулиганить и бражничать.
Но пока они добирались до Колымы, Попов и Дежнев повторили попытку прорыва на восток. На этот раз добровольцев собралась еще больше. Примкнули Афанасий Андреев и Бессон Астафьев, приказчики купца Гусельникова, решившие поторговать в неведомых краях и везшие товаров на 1073 руб. Пришел на Колыму с ватагой и второй пират, Анкудинов – буйный, своенравный, он потребовал от Втора Гаврилова, чтобы целовальником экспедиции назначили его, а не Дежнева. Но начальник по понятным причинам отказал. А Попов взял с собой в плавание и женщину-якутку, с которой сошелся в Сибири, имя ее осталось неизвестным. В июне 105 человек на 7 кочах отчалили из Среднеколымска, спустились по реке и вышли на морские просторы. Снаряжение экспедиции было довольно хорошим для того времени. На судах имелись компасы-«матки» двух видов, «вставные» – корабельные, и портативные – «матки в кости». Только приказчики Гусельникова взяли, судя по их росписи, 13 «маток в кости». Использовались и другие навигационные приборы – глубинный лот, солнечные часы. Такие вещи серийно изготовлялись русскими мастерами.
Но корабли, строившиеся «по надобности» на Лене или Колыме, конечно, уступали в прочности и надежности судам, сходившим со стапелей Холмогор и Архангельска. Это и сыграло свою роль. В Чукотском море эскадра попала в бурю. два коча погибли, еще два унесло в неизвестном направлении. До пролива, который сейчас называется Беринговым, дошли только суда Попова, Дежнева и Анкудинова. Но снова попали в шторм. Корабль Анкудинова разбило волнами, он стал наполняться водой. Дежнев, рискуя своим кочем, подошел к нему бортом к борту и снял экипаж. Где-то поблизости от Берингова пролива два уцелевших судна причалили к берегу. То ли из-за тесноты, то ли все еще тая обиду, что целовальником стал Дежнев, Анкудинов перешел от него к Попову. Мореходы начали было чинить такелаж, но местные чукчи отнеслись к ним враждебно. Обнаружив стоянку, собрали соплеменников и атаковали, обрушив град стрел. Попов получил ранение.
Экспедиции пришлось уходить в море. И через два с половиной месяца после отплытия с Колымы она обогнула «Большой каменный нос», который впоследствии назовут мысом Дежнева. Обнаружив таким образом «край и конец земли Сибирской». Отряд Попова и Дежнева открыл и исследовал острова Диомида, Ратманова, Крузенштерна… Но опять налетела буря и разъединила суда. Коч Попова она погнала на юг, а корабль Дежнева долго носила по волнам и бросила к Корякскому хребту. 1 октября его выкинуло на берег южнее р. Анадырь. Тут 24 морехода оставили разбитое судно и пешком выступили на север – сориентировавшись и почему-то зная, что искомая река должна быть там.
Шли десять недель, голодали. Когда достигли реки, 12 человек отправились вверх по замерзшему руслу искать оленеводов. Блуждали 20 дней, так и не обнаружив никого. На обратном пути от голода совсем ослабли и остановились лагерем, отправив Фому Пермяка, Сидора Емельянова и Ивана Зырянина за помощью. Они кое-как доковыляли до становища Дежнева. Была выслана подмога, но место, где остались 9 несчастных, так и не нашла. Видимо, умерли, и их занесло снегом. А живые обосновались в устье р. Анадырь, соорудив избу-зимовье. Пропитание добывали охотой, рыбалкой, собирательством. За зиму голод и цинга унесли еще троих…
И все же выносливость, энергия и внутренняя сила русских людей XVII в. выглядят просто непостижимыми! Даже можно сказать – фантастическими. Их осталось всего 12 из 105! По сути, они стали «робинзонами», потерпевшими крушение на суровых полярных берегах… Но тем не менее думали отнюдь не о том, как спастись и вернуться назад. А о том, как выполнить задачу, ради которой отправились сюда! Едва потеплело и люди оклемались от страшной зимовки, они построили лодки и поплыли по реке, поставили несколько ясачных зимовищ. Встретили юкагиров-оноулов, которые взялись за оружие. Произошел бой. Дежнев был ранен, но русские захватили двоих аманатов, и юкагиры признали себя побежденными, согласились платить ясак. Крошечный отряд, выбрав подходящее место, начал возводить Анадырский острог. И обследовать окрестности, составлять карту Анадырского края…
Что касается остальных кораблей экспедиции, то о двух, погибших в Чукотском море, позже узнали от чукчей – дескать, проходили мимо 7 судов, 2 разбило бурей, экипажи высадились на берег, «и наши люди их побили». Существует версия, что два других коча могло унести в Америку, хотя строгих доказательств этому нет. А корабль Попова и Анкудинова достиг Камчатки. Обогнул Курильскую лопатку и добрался до Пенжинской губы. Во время зимовки погибли оба руководителя, потом напали коряки. Многих перебили, захватили жену Попова. От нее впоследствии и стало известно о судьбе отряда: «И та баба сказывала, что де Федот (Попов) и служилый человек Герасим (Анкудинов) померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не знаю де куда». Остатки команды то ли сгинули в море, то ли доживали век где-то на западном берегу Камчатки – уже в 1697 г. камчадалы рассказали казакам, что в устье р. Никулы когда-то обитало несколько русских.
