Валерий Шамбаров
Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния
Впрочем, и политические партнеры нашей страны вели себя не лучшим образом. Мелочно ссорились, кому достанется тот или иной город, отбитый у шведов. Планы не исполнялись, операции срывались. В войну на Балтике вмешалась и Англия – русские стали ее конкурентами в морской торговле. К тому же, в 1714 г. умерла бездетной британская королева Анна, и парламент избрал на трон ее родственника Георга, курфюрста Ганновера. Это немецкое государство как бы пристегнулось к Англии, и в Лондоне озаботились возросшим влиянием Петра в Германии.
Могущество России пугало и ее союзников: датчан, Августа. Они дошли до того, что тайно засылали посланников к Карлу XII. Предлагали сепаратный мир и даже союз, если им оставят владения, отвоеванные с помощью русских. К недоброжелателям присоединилась Австрия. Ее тоже крайне беспокоило влияние России в Германии. Непримиримым врагом нашей страны оставался Ватикан, а позиции иезуитов были сильны и в Польше, и в Австрии. При явном попустительстве Вены Карл XII сумел через австрийскую территорию проскочить из Турции в Померанию, снова возглавил шведские войска.
Русские дипломаты и их разведка за рубежом работали хорошо. Царю докладывали о враждебных происках, предательстве союзников. Взвесив ситуацию, он задумал изменить систему международных ориентиров. В 1716 г. отправился в большое путешествие по Европе. Показывал Екатерине Голландию, хотя там его приняли весьма холодно – строительство Петербурга и выход на Балтику нанесли здешним купцам крупные убытки. Но главной целью государя была Франция. Русофоб Людовик XIV недавно умер. Королем стал его маленький правнук Людовик XV при регентстве двоюродного деда Филиппа Орлеанского. Поражение в войне должно было убедить правительство в порочности прежней политики, а враги Франции, Англия и Австрия, сейчас пакостили России.
Чтобы не смущать французских аристократов вчерашней простолюдинкой, Екатерину Петр деликатно отправил в Германию. А сам покатил в Париж, вызвав настоящий фурор. Осматривал дворцы, фабрики, академию наук. Понравилось царю далеко не все. Французскую столицу он характеризовал откровенно: «Париж воняет». Чтобы мыться, русским пришлось самим построить баню на берегу Сены. А французов шокировали «варварские» манеры Петра. Он запросто беседовал с мастеровыми, ремесленниками. После прогулки по городу явился во дворец в том же костюме. Петра же неприятно поразила расточительность знати, менявшей наряды по нескольку раз на дню. Поразила его и нищета простонародья. Уж на что в России были трудные времена, но во Франции крестьянам жилось не в пример хуже.
Однако главной цели визита царь достиг. Личным обаянием и умом сумел переломить традиционную линию Франции, повернуть ее от вражды к дружбе. Две державы обменялись послами, вскоре был заключен союз. В путешествии Петр и Екатерина не забывали детей, слали им теплые письма. А девочек уже начали учить грамоте, и старшая, Анна, отвечала родителям. Мать просила ее «писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на чтоб смотря, и маленькая сестричка также тщилась заслужить гостинцы».
В июне 1717 г. Екатерина взволновала мужа известием, что Елизавета заболела оспой – а эта хворь была очень опасной. Нередко кончалась смертью и уж во всяком случае уродовала лицо язвами-оспинами. Но на этот раз пронесло. Царица вскоре успокоила Петра, что дочка «от оной болезни уже освободилась без повреждения личика своего». А на обратном пути царь начал получать детские послания и от Елизаветы, восторженно отвечал: «Лизетка, друг мой, здравствуй! Благодарю вам за ваши письма, дай Боже вас в радости видеть».
В Париже у нег родилась идея еще одного брака. Когда Елизавета подрастет, выдать ее за сверстника, Людовика XV! Чтобы дочка стала королевой Франции! Мельком, как бы между делом, царь забросил эту мысль матери Людовика. А подробно обсудить поручил своему послу Куракину. Сам говорил в России с французским консулом Лави, и тот доносил главе правительства кардиналу Дюбуа: «Царь рассчитывает заключить с королём союз и убедить со временем Его Величество принять в супружество принцессу, его младшую дочь, очень красивую и хорошо сложенную особу; её можно бы даже назвать красавицей, если бы не рыжеватый цвет волос, что, впрочем, может, измениться с годами, она умна, очень добра и великодушна» [6, с. 72].
Елизавету начали готовить к такой роли, усиленно учить французскому языку, танцам, музыке, этикету. Правда, к языкам у нее были врожденные способности. Кроме французского, она в совершенстве овладела немецким, шведским, финским. Но ее сестра Анна была усидчивой, спокойной. А у Лизы и характер был «французским». Читать и вообще заниматься она не любила. Зато танцы, наряды увлекали ее полностью – живая, веселая, непоседливая.
Но и Петр перенял некоторые черты французского «золотого века». Впрочем, в XVIII в. они уже стали эталонами, от этого зависел престиж державы. В своей загородной резиденции, Петергофе, царь наметил разбить парк с фонтанами по подобию Версаля. Своим дипломатам в Европе приказывал покупать произведения искусства, сам приобретал их в путешествии. Для России нанимали за большую плату французских и итальянских мастеров. Один из них, Луи Каравак, стал придворным художником с высоким окладом 500 руб. в год и обязанностью готовить русских учеников. Он писал портреты членов царской семьи, детей.
Но для 8-летней Елизаветы Петр заказал Караваку особенный портрет, в обнаженном виде, в облике юной Флоры, греческой богини цветущей природы, весны. Это было характерно как раз для Франции, где знатные дамы «прилично» демонстрировали наготу, позируя для картин на мифологические сюжеты. Но и картина явно предназначалась для Франции. Показать, что Елизавета и ее отец не отстают от «современных» нравов. Скорее всего, и позировала не она, а было взято лишь ее лицо. Однако на характере девочки такой портрет не мог не сказаться, запечатлелся прочно. Это проявилось 30 лет спустя. Елизавета уже стала императрицей. Состарившийся Каравак остался ее придворным, писал парадные портреты. Но немецкому художнику Грооту она заказала точно такой же портрет, как детский, в виде обнаженной Флоры. И если на первом тело изображено заметно старше, чем полагалось бы 8-летней, то на втором значительно моложе, чем у 38-летней женщины. Очевидно, и целью второго портрета было убедить себя и окружающих в собственной неизменной красоте, «вечной юности»…
Глава 3. С крылышками и без них
Провозглашение Петра I императором. Художник Борис Чориков
Путешествие царя за границу совпало с событием, потрясшим всю Россию, – изменой наследника. Заговор вокруг Алексея сформировался давно из самых разнородных сил. В нем состояли родовые аристократы, недовольные переменами в стране и возвышением «худородных», родственники матери царевича и она сама – в Суздале Евдокия жила припеваючи, переписывалась шифром с любовником, генералом Глебовым, о способах «к возмущению против Его величества народа». Ее церковные покровители, епископы Досифей (Глебов) и Игнатий (Смола), были связаны с сектами «хлыстов» [7]. Участвовали послы в Австрии и Англии Авраам и Федор Веселовские, сговаривались с иностранцами. А для них, для ослабления России, Алексей прекрасно подходил.
В пьяном виде он похвалялся казнить соратников отца, отказаться от якобы ненужного флота, новой столицы, «а Питербурху пусту быть». Однако после жалоб Шарлотты Петр за сыном присматривал. До него доходило еще не все, но достаточно. Царь строго предупреждал сына, угрожая лишить наследства – тем более что в октябре 1715 г. Екатерина родила ему сына Петра. Куда там, предупреждения не действовали. При отъезде в Европу государь написал Алексею ультиматум: исправиться или постричься в монахи. Заговорщики задергались. Если постричься, сообщники-архиереи отлично устроили бы его в монастыре, дождаться смерти отца. Но… примет ли расстригу народ?
Выбрали побег, и царевич очутился в Вене. Нет, он не был невинной овечкой. Просил у императора войска, посадить его на престол. Переговоры с ним вел вице-канцлер Шенборн и доложил выводы: выделить силы было бы можно, но царевич «не имеет ни достаточной храбрости, ни достаточного ума», поэтому проект гиблый. Другое дело, когда Петр умрет. Вот тут-то поддержка Алексея станет прекрасным поводом для интервенции, обвала России в смуту.
Ее готовил и царевич, писал сенаторам, зазывал на свою сторону. Писал друзьям-архиереям Досифею Ростовскому, Игнатию Суздальскому, поднимать за него народ, митрополита Иоасафа Киевского агитировал к восстанию Украины. Поняв, что австрийцы не спешат давать войска, отправил аналогичную просьбу шведам. Врагам России! Ох, как загорелся Карл XII! Проигранная война могла вдруг завершиться возвращением утраченных областей! Он с ходу согласился дать Алексею целую армию.
Но его ответ чуть-чуть опоздал. Посланцы Петра выследили царевича. Отцовским обещанием простить и запугиванием, что император выдаст его, выманили в Россию. Петр в самом деле простил побег, но при условии покаяния и чистосердечного признания: что он замышлял, кто помогал. Ограничился тем, что отрешил Алексея от наследования трона. Сын вовсю сдавал сообщников, но выкручивался, что бежал лишь из страха перед гневом отца. Скрыл и заговор, и собственную измену не только царю, но и России.
Но на следствии все это сплыло, и разговор пошел уже другой. Алексей был приговорен к смерти и скончался при неясных обстоятельствах. Часть его сообщников казнили, другие отделались заключением, ссылками. Мать Евдокию по приговору церковного Собора били кнутом, отправили в Ладожский монастырь [8, с. 60]. Послы Авраам и Федор Веселовские стали «невозвращенцами», оба укрылись в Лондоне. Их брат Исаак Веселовский был личным переводчиком царя. За ним вины не нашли, но от себя его Петр удалил, назначил преподавателем французского к дочерям.
Эти события сказались и на ходе Северной войны. Визит Петра в Париж лишил шведов поддержки и субсидий Франции. Рухнули и надежды на заговор царевича. Даже упрямый Карл XII осознал: положение безвыходное. Но его советник барон Герц предложил крутой поворот. Заключить с русскими не только мир, но и союз. Смириться с утратой Прибалтики, зато получить возможность компенсировать ее датскими и немецкими владениями. Петру предъявили доказательства предательства его союзников. Он об этом и сам уже знал, согласился на переговоры со шведами.
Через изменника-посла в Лондоне Федора Веселовского информация о них раскрылась, и разразился международный скандал. Саксония, Польша, Дания обвиняли нашу страну в том, что делали они сами, предавая союзнические обязательства. А раздувала общий шум Англия, еще не терявшая надежды перекрыть России путь к Балтике. Петр их нападки проигнорировал. В конце 1718 г. был подписан мир и союз со Швецией. Осталось только ратифицировать его подписью короля.
Однако нетерпеливый Карл рванулся отвоевывать у датчан Норвегию и при осаде первой же крепости сразу был убит. Стреляли не защитники, а сблизи. А в Стокгольме его смерти уже ждали, заговорщики заранее изготовились. Тут же возвели на трон сестру короля Ульрику Элеонору, но при этом заставили ее отказаться от реальной власти, передать ее риксдагу (парламенту) и риксроду – совету аристократов, которые и возглавляли путч. Причем первым делом они заключили союз с Англией, откуда видно, кто же организовал революцию.
Новое правительство немедленно казнило Герца, расторгло договор с Россией. Вместо этого заключило мир с Данией, Саксонией, Польшей. Вскоре оформился еще один антироссийский союз: Англия – Австрия – Польша. Паны на сейме возбужденно орали, что теперь-то, с армией императора и шведами, они отберут у русских Смоленск, Украину. В Вене появился и украинский «гетман в изгнании» Орлик. Он написал «Манифест к европейским правителям», призывая бороться за «освобождение» Украины – искал, кому бы ее продать. (Эти факты еще раз подтверждают, насколько был опасен заговор Алексея.)
Против нашей страны ополчалась целая коалиция. Но Петр упредил ее, не позволил сорганизоваться. Ведь каша заваривалась вокруг Швеции. Царь и обрушил на нее удары. Построенный им Балтийский флот громил врагов на море, стал высаживать десанты в самой Швеции. Английские эскадры спасти ее не смогли. Она скисла, взмолилась о мире. Договор подписали в Ништадте в сентябре 1721 г. Россия получила все, чего она добивалась, – Неву с Петербургом, Прибалтику, Карелию. На волне победных торжеств Петр решил повысить и международный престиж своей державы, принял титул императора. Кстати, имел на него куда больше прав, чем монарх Австрии, ведь Россия была наследницей погибшей Византийской империи, мировым центром Православия.
При этом повысился и статус государевых дочерей, они получили титул «цесаревны» – цесарем или кесарем в нашей стране величали императора. У Петра рождались и другие дети: Павел, Наталья, Маргарита, еще одна Наталья. Но они быстро умирали. Маленький Петр Петрович, провозглашенный наследником престола, прожил меньше двух лет. Возможно, сказывалась наследственность. Царь к концу жизни остепенился, перестал злоупотреблять «бахусом», однако был уже серьезно болен. Но и образ жизни Екатерины нельзя было назвать полезным. Разъезды, тряские дороги, да и пила немало.
Из их потомства росли здоровыми только Анна с Елизаветой. Отец души в них не чаял, баловал. Автору не удалось найти, в какой стране он позаимствовал обычай прикреплять девочкам к платьям крылышки наподобие ангельских. Или сам придумал? Но Аня и Лиза их носили. Иностранцы описывали их в костюмчиках с такими крылышками. А главным предназначением дочерей императора, конечно же, подразумевалось политическое – предстоящее замужество.
Один из женихов приехал в Россию летом 1721 г. – герцог Карл Фридрих Голштейн-Готторпский. Его княжество со столицей в Киле было хиленьким, но Петр связывал с ним далеко идущий проект. В Швеции после переворота наследственное право было упразднено, короля выбирали риксдаг и риксрод. Причем королева Ульрика Элеонора с мужем Фредериком были бездетными, а Карл Фридрих приходился Карлу XII и его сестре племянником, ближайшим родственником и кандидатом на престол. Его жене в перспективе предстояло стать королевой Швеции. С Голштинией имелись и другие общие интересы. Датчане в свое время захватили у нее провинцию Шлезвиг. Но и Россия имела к Дании претензии. За все услуги в войне, за освобождение ее земель от шведов царь добивался для наших судов отмены пошлин в датских проливах. Копенгаген отказывал – при поддержке Англии. Совместным давлением или оружием русские и голштинские требования можно было удовлетворить.
Хотя приехавший Карл Фридрих долгое время не знал, кого ему прочат в невесты, Анну или Елизавету. Но он и не спешил. Ему назначили солидное содержание, и он жил в Петербурге куда лучше, чем на родине: балы, праздники. А герцог и выпить любил, и потанцевать, его секретарь после каждой вечеринки должен был записывать, какие танцы отплясал его высочество. Сверкала на балах и Елизавета, уж она-то была завзятой плясуньей, сама импровизировала, придумывая новые фигуры.
Но и Петр не спешил с брачными обязательствами. Вел переговоры со шведами, чтобы подтвердили шансы герцога на свой трон. Для себя-то царь решил, что Карлу Фридриху предназначена Анна. Лиза – для Франции. Однако ее правительство согласия не давало. Смущалось, что Елизавета – дочь простолюдинки, еще и рождена до брака, «бастард». Однако и союз с могучей Россией был заманчивым, поэтому не отказывали. Уклонялись, ссылаясь на молодость Людовика XV.
В 1722 г. Петр провел особую церемонию, в присутствии вельмож и духовенства собственноручно срезал Анне и Елизавете крылышки на платьях – это должно было символизировать выход из детского возраста, цесаревны становились невестами. Правда, Ане было еще 13 лет, а Лизе 12, и французский посол Кампредон докладывал: «Обе царевны принимаются плакать, как только с ними заговаривают о замужестве, а принуждать их не хотят» [9, с. 90].
Но в любом случае дружба с Францией оказывалась полезной. Этот альянс одернул Австрию, она предпочла воздержаться от враждебных действий. Орлика выпроводила. «Гетман в изгнании» перебрался в Турцию, а султанское правительство тоже находилось под влиянием французской дипломатии. Затевать провокации и вести агитацию на Украине Орлику запретило. Французы предоставили убежище Станиславу Лещинскому, но и ему намекнули, чтобы угомонился. Мятежи его сторонников в Польше прекратились. А Петр в 1722 г. воспользовался тем, что Персия рухнула в смуты. Совершил поход в Закавказье, его войска заняли Дагестан, часть Азербайджана, Каспийское побережье. Однако и Османская империя двинула армию в Закавказье, чуть не началась новая война. Французские дипломаты предотвратили ее, помогли заключить Константинопольский договор: русские и турки сохраняли за собой области, которые заняли те и другие, а персидскому шаху осталось признать это.
Хотя в зависших переговорах о замужестве Елизаветы у Петра иссякло терпение. В феврале 1723 г. он пригласил посла Кампредона для конфиденциальной беседы. Изложил новый проект, что готов удовлетвориться не королем, а сыном регента принцем Луи-Филиппом Шартрским. При этом Россия и Франция посадят его на трон Польши, согнав предателя Августа, и Елизавета станет польской королевой [9, с. 50–59]. Однако французское правительство… снова уклонилось. Потому что так и не отвергло вариант женить на Елизавете самого короля. Позже выяснилось, что в секретном списке невест Людовика XV, составленном министерством иностранных дел, дочка Петра стояла на втором месте после испанской принцессы (от которой уже решено было отказаться) [10, с. 278].
А преобразование России в империю царь не ограничил названием. Кое-что он копировал за границей: правительственные органы коллегий, Сенат. Воеводы превратились в комендантов – начальников гарнизонов, а муниципальные вопросы были переданы выборным магистратам. Но западные модели государственного устройства Петр отбросил – и парламентские, как в Англии, Голландии, Швеции, Польше, и схемы аристократической монархии, как во Франции или Испании. Он строил свою модель, оригинальную. Сохранил главными устоями Самодержавие и Православие, а опорой их сделал дворянство. Но оно давало не только привилегированное положение, а обязанности пожизненной службы, военной или гражданской. И начинать ее царь повелел с самых низших ступеней, с мелких канцелярских должностей или рядовых солдат. При этом «вход» в дворянство из низших сословий Петр открыл принципом «знатность по годности считать» и введением Табели о рангах. Любой человек, получив низший, 14-й класс гражданского чиновника, приобретал личное дворянство. Если по своим способностям дослужится до 8-го класса – то потомственное. Военные же становились потомственными дворянами с первым офицерским чином.
На закате жизни Петр развернул и суровую борьбу с воровством, коррупцией. Был повешен сибирский губернатор Гагарин, вице-канцлер Шафиров приговорен к смерти с помилованием и ссылкой с конфискацией имущества. Находились под следствием и платили крупные штрафы Меншиков, начальник артиллерии и Берг-коллегии Брюс, командующий флотом Апраксин, астраханский губернатор Волынский, десятки воров отправились в Сибирь. Повальные хищничества разгулялись и на Украине. Со времен Богдана Хмельницкого она сохраняла широкую автономию, гетман и казачьи полковники сами собирали подати, устанавливали повинности. В результате вогнали народ в натуральное рабство, разоряли поборами, заставляли трудиться на себя.
Царь знал, что там неладно. При административной реформе вместо Малороссийского приказа, находившегося в Москве, создал Малороссийскую коллегию – она располагалась при гетмане, на Украине, состояла из комендантов здешних гарнизонов. Казачьи начальники встревожились, что их бесконтрольная власть кончается. Как раз умер гетман Скоропадский, и они сами нарушили собственные законы. Без созыва Рады (делегатов всех городов и казачьих полков), в узком кругу, выбрали гетманом Павла Полуботка. Главного вора, он первым в России додумался выводить неправедные деньги за границу, в Амстердамский банк. Из-за этого и стал главным борцом за «права».
Но от простонародья в Малороссийскую коллегию уже хлынул поток жалоб. Царь вызвал фигурантов в Петербург. Они окрылились. Составили петицию якобы от всей Украины, вернуть прежние порядки. Малороссийскую коллегию ликвидировать, в их внутренние дела не вмешиваться. Не тут-то было. В столице им предъявили жалобы простых казаков, крестьян, горожан. Полуботок со товарищи отправились за решетку. А должность гетмана после открывшейся картины царь ликвидировал. Оставил управлять Украиной Малороссийскую коллегию. Тяжелейшие подати, которые выжимали из народа казачьи начальники, Петр значительно снизил. И оказалось, что под российской властью жить гораздо лучше, чем под отдельной украинской.
Ну а некоторые реформы царя стали вынужденными. Невзирая на увлечения западничеством, он был глубоко верующим. Да только Церковь ему досталась в совершенно плачевном состоянии. Большинство священников не имели никакого образования, наследуя места отцов за взятки в епархиях. Православие сводилось к формальному соблюдению обычаев. Ожесточённо спорили: можно ли брить бороды, надевать иностранную одежду? Креститься двумя пальцами или тремя? Но за этими спорами терялась духовная суть! А в общем духовном раздрае вовсю орудовали раскольники, сектанты, всевозможные «пророки».
Патриарх Адриан встал в глухую оппозицию к царю, никаких предложений об оздоровлении духовной жизни слышать не желал. Петру пришлось самому заниматься церковными делами вместе с доверенным епископом Стефаном (Яворским), которого он после смерти Адриана поставил наместником патриаршего престола. По указам не церковных властей, а царя возродилась заглохшая Славяно-греко-латинская академия в Москве, открылись Духовная академия в Петербурге, духовные школы в Чернигове, Ростове, Тобольске, широко развернулась миссионерская работа в Сибири. В войсках и на флоте были введены штатные должности полковых и корабельных священников, обязательные службы. Петр дружил со святым Митрофаном Воронежским, глубоко почитал его. И на высокие посты в Церкви ставил действительно лучших. Из его выдвиженцев были впоследствии признаны святыми Дмитрий Ростовский, Иоанн Тобольский, Иннокентий Иркутский [11, с. 24–27].
Но когда Дмитрий Ростовский прибыл в свою епархию, в Ростов Великий, то пришёл в ужас. Это же было сердце православной России. А прихожане там вообще забыли о ключевых христианских таинствах, исповеди и Причастии! С в. Дмитрий писал, что не только простолюдины, но и «иерейскии жены и дети мнозе никогдаже причащаются». Это подтверждал и современник Петра Иван Посошков: «Не состаревся, деревенские мужики на исповедь не хаживали; и тако инии, не дожив до старости, и умирали» [11, с. 16–17].
А потом святитель Дмитрий обнаружил еще одно страшное явление – секты «хлыстов». Христианскую терминологию они перемешали с темным язычеством. Их предводители кощунственно объявляли себя воплощениями «христов», «богородиц», «пророков». Церковное учение и таинства отвергались. Устраивались радения, где сектанты в плясках доходили до экстаза, с самоистязаниями, общими свальными оргиями, омерзительным «причастием» с частичками человеческой плоти… [7]. Но ведь в это же время и с запада в Россию хлынули католические, протестантские, масонские влияния.
Неблагополучие в Церкви остро подтвердил заговор Алексея. Среди духовенства вскрылась политическая оппозиция (и сообщники-архиереи были связаны с теми же «хлыстами»). Среди сторонников царевича оказался и Стефан (Яворский), хотя к измене он был не причастен, и Петр простил его. К этому времени у царя выдвинулись и другие помощники в Церкви, архиепископ Феодосий (Яновский), епископ Феофан (Прокопович). Но Петр оценивал их объективно. Один был администратором, второй – ученым богословом, публицистом, специалистом по духовному образованию. Оба вращались в кругу сановников, отошли от монашеской жизни, стали «церковными вельможами». На роль духовного лидера страны ни тот, ни другой не годился.
Ну и как тут было выбирать патриарха? Одного поставишь – его не будут слушаться, другого – а он потащит Церковь не пойми куда! А ведь царь отвечал перед Богом и за страну, и за защиту православной веры. Он принял очень смелое решение. Вообще ликвидировать пост патриарха. Вместе с Феофаном (Прокоповичем) разработал и ввел «Духовный регламент», утверждавший коллегиальный орган управления, Святейший Синод. Этот шаг вызывает массу нападок как «протестантский», «неканонический», как насилие над Церковью. На самом же деле реформа «не канонической» не являлась. Прежде чем внедрять ее, царь обратился к Восточным патриархам – Константинопольскому, Антиохийскому, Александрийскому. Они признали Синод как орган, обладавший «равнопатриаршей» властью, коллективный «брат во Христе». И Петр, в отличие от английских королей, отнюдь не претендовал на пост главы Церкви. У православных глава Церкви – Сам Христос. Царь же в отношении Синода выступал «крайним судьей». Примерно так же, как св. равноапостольный Константин Великий считался «епископом внешних дел Церкви» [11, с. 21].
«Духовный регламент» узаконил и правила церковной жизни. Предусматривалось создание духовных училищ во всех епархиях. Запрещалось содержать частных священников. Для всех православных устанавливались обязательные исповедь и Причастие хотя бы раз в год, а для монахов – хотя бы 4 раза в год. Это было не снижение требований к верующим, а повышение! Мы уже приводили свидетельства, что многие в России вообще забыли об исповеди и Причастии. А в совокупности факты приводят к однозначному выводу: петровский перевод Церкви под прямой контроль государства не погубил, а спас ее! Раздираемая склоками, зараженная ересями, она без защиты царской власти была не в силах противостоять враждебным влияниям.
Еще одна вынужденная реформа касалась наследования престола. По русской традиции преемником государя становился ближайший родственник-мужчина. Но единственным потомком императора по мужской линии остался его внук Петр – сын покойного Алексея. Царь взял под опеку внука и его сестру Наташу, поселил в Зимнем дворце. Но Петр был еще ребенком, а здоровье государя ухудшалось. Он представлял, что при мальчике-царе править будут временщики. Или из старой знати, роившейся вокруг Алексея, – порушат все достижения Петра ради собственных выгод и гонора. Или из ближайших сподвижников императора – но они-то были главными ворами, всю Россию растащат. Передавать престол внуку в любом случае было нельзя. Царь нашел только один выход. В феврале 1722 г. он издал «Устав о наследии престола». Прежнюю традицию отменил. Объявил, что император может назначить наследником любого, кого сочтет достойным.
