Валерий Столыпин
Я тебя… никогда!

Потом его погасили.

Или он сам потушил свет.

Что было дальше, скорее всего, восстановить не удастся. Наверно его увезли на скорой помощи, без документов, ведь паспорт был на регистрации брака.

Мишка не хотел верить.

– Нет, нет и нет, – кричал он. Этого просто не может быть.

– Чего разорался, – оборвала его неожиданно вошедшая Мария Ивановна, – потерял чего или как… почему дверь нараспашку? Ого, кто это тебя разукрасил, c Чубайсом что ли подрался?

– Потерял, Мария Ивановна! Скорее нашёл. Только понять не могу, зачем Оксанка свадьбу-то затеяла.

– Может, объяснишь всё же! Одни загадки у тебя нынче.

– Всё хорошо. Наверно так даже лучше. Холостой я, Мария Ивановна. Холостой и свободный. Совсем свободный. Как же всё здорово складывается!

Виртуальность

Я тебя разлюбила. В семь тридцать утра.

Ты за круглым столом ел на завтрак омлет,

А я думала: «Странно, ведь только вчера

Я любила тебя. А сейчас – уже нет».

Юлия Вихарева

Лариса Васильевна работала в горячем цеху. Пекла пироги и булки в промышленных масштабах.

Женщина она видная, то и дело пекари да тестомесы подкатывали: норовили за пухлый зад ущипнуть, за талию облапить, а то и к стенке прижать ненароком, распаляя её богатое эротическое воображение.

Она была женщиной без особых интимных комплексов. Понимала романтическую мужскую сущность, которая без женской ласки и специфических изгибов их чувственных конструкций функционировать в принципе не способна.

Природа знает своё дело. Пчёлы отдельно от мёда жить не могут. А она сладкая, и знает о том.

Но баловать никому не давала. Ни-ни!

Вдыхать аромат, созерцать, восхищаться – пожалуйста. Эстетическое наслаждение налогом не облагается. Любуйтесь, завидуйте, наслаждайтесь. На расстоянии.

У неё и с юмором всё в порядке. Даже непристойные шутки правильно понимала. Хотят её, хотят бесенята. Как же это чертовски приятно.

Лариса Васильевна преподнести свои прелести умела. Знала, кто на что клюёт.

Но это лишь выставка достижений, не более того. Витрина, так сказать.

Дома её свой труженик ждал, бог сладострастия. Муженёк любимый.

Лариса даже на жертву пошла, когда замуж за него выходила. Звучную родительскую фамилию сменила на такое убожество – жуть!

Любовь. За неё можно на любые мучения пойти.

Вот только… да, компьютеры, гаджеты, интернет. Как же она всё это ненавидит.

Всю жизнь ей эти взрослые игрушки поломали.

До того, как в их доме появилась эта забава, жили они с Витькой душа в душу.

Ходили везде вместе. Где только не бывали.

А интимная близость…

Это было что-то изумительное, волшебное!

Совсем недавно. До умопомрачения, до полной потери пульса.

И что теперь! Кому она нужна, её спелая сладость!

В виртуальном пространстве совсем другая эротика.

– Витенька, солнышко моё, близости хочу. Большого и толстого вдохновения. От страсти сгораю. Истомой греховной изошла, – кричала в приступе сладострастия Лариса, приходя со смены, где проклятые мужики так разожгли её вожделение, что трусики пришлось поменять.

Что поделать, когда на работе жара несусветная, халатики почти прозрачные, формы у дам изумительные.

Мужикам соблазн уже в этом. Думаете женщинам легче?

Подойдёт тестомес с ручищами как лопаты, прижмётся, за грудь облапит.

Внутри всё-всё тикает и стонет.

А нельзя. Никак невозможно показать греховную сущность, поскольку потом прохода не дадут. А муженёк завис в виртуальном пространстве. Оглох и ослеп. Даже на запах не реагирует.

Любил последний раз, дай бог месяц назад. Минут на пять от монитора оторвался, прибежал, давай торопить.

Глаза по полтиннику, словно не в себе муженёк.

Тык-пык, влетел в грот удовольствия, не поздоровавшись, как на пожар торопился. Дёрнулся пару раз и скис.

Оскопляет что ли этот проклятый тырнет?

– Оторвись, любимый, хоть на минутку! Я для тебя духи новые купила. С феромонами. Смотри. “Дезире феромон ай эм леди” называется. Говорят, от них у мужиков неделю стоит, не падает. Да! Ты меня слышишь, милый? Я тебя жду. Интима хочется.

– Ты ужинай, Ларисочка, ужинай. Я после. Про трах бах пока не интересно. У меня тут такое.

– Какой трах бах, Витька! Ты что, совсем ополоумел со своим компом. Ау! Это я, твоя любимая жена. Завтра выходной, суббота. Я детей специально к маме отправила, чтобы с тобой побыть наедине. У меня мозг и все внутренности от недотраха опухли.

– Некогда мне, любимая. Чего сама-то с ними не уехала? Отдохнула бы как следует на природе, здоровье поправила, а то нервная стала. Какой к чёрту секс после тридцати?

– Угомонись, супостат, не включай идиота!

“Спокойствие. Только спокойствие”.

– Смотри, милый, я себе ещё бельё эротическое приобрела, и колокольчик серебряный. Сейчас привяжу к нему шнурочек атласный, голубенький, и повешу на свою стройную шейку. Буду как корова Зорька в деревне у свекрови, ходить по квартире и бренчать, чтобы ты знал, что я ещё живая.

– Я тебя тоже люблю. Классно выглядишь, хоть и растолстела.

– Кто, я! Витя… ку-ку… у нас в цехе стройнее меня никого нет. Посмотри, засранец, на мою осиную талию. Где ты такое совершенство ещё увидишь. Ну, ты и подлец, Таратыкин. А грудь… как у восемнадцатилетней девчушки. Обидеть хочешь, чтобы не приставала! Какой же ты… а не импотент ли ты милый, часом? Ладно, не заводи. Пошутила я. Ты у меня ещё ого-го! Иди ко мне, всё прощу.

– Сиськи, это, конечно, круто. Сфотографируй и пришли. Буду в фейсбуке хвастаться.

– Это я, твоя любимая, – слезливо вымолвила Лариса, присев рядом с мужем на стул в эротическом белье, в три слоя облитая афродизиаками.

Желание понемногу испарялось.

Витька безмолвствовал, шумно орудуя клавиатурой и мышью.

– Посмотри налево, это я, твоя ненаглядная Ларочка, полчаса уже вокруг тебя круги нарезаю. Заметь, дорогой, топлес перед тобой танцую в непотребном виде. Может мне совсем раздеться? Хоть обними. Или шест смонтировать для стриптиза, курсы танцовщиц закончить? Как тебя расшевелить. Прямым текстом говорю – хочу трахаться. Так понятно, балбес!

– Не кипешуй, отвали. Хочешь – иди и сделай. Я-то причём. Вот пристала. Все вы бабы ненормальные. Другого времени не нашла? Видишь – на пятый уровень перешёл. Думаешь просто! А… с кем я говорю. Тебе не понять. Посмотри, сколько оружия набрал. Остынь пока. Иди, помойся. Я, сейчас, только доиграю.

– Помылась, приманкой специальной для кобелей ненасытных намазалась. Сама себя уже хочу. Если у меня месяц уже всё внутри горит, тогда как? Сюда посмотри, паразит. Да повернись же, наконец! Видишь, это мой паспорт, в нём штампик стоит, который свидетельствует, что у меня, Ларисы Васильевны Кораблёвой, теперь Таратыкиной, зарегистрирован брак с гражданином, сюда смотри, паршивец. Вот, с гражданином Таратыкиным Виктором Петровичем.  Представляешь, на какие я жертвы пошла, замуж за тебя выскочив? У меня, фамилия была, песня, а теперь? Как корабль назовут, так он и поплывёт.

– Маньячка. Тебе секс дороже мужа!

– Говорили же подружки, предупреждали, что ты ненормальный. Любовь, блин! В паспорт, смотри. Это случайно не ты? Неужели я перепутала? Да нет же, вот документ, в нём фотография… похож, вроде! Чертовски похож. Просто одно лицо. Кстати,  у нас с тобой двое детей. Ты ещё не забыл, как их делают?

– Отвали, сказал, сейчас меня, из-за тебя между прочим, подобъют… и что, всё с начала начинать? Вечно тебе чего-нибудь приспичит не вовремя. Чего нужно-то от меня! Вызови сантехника, или столяра. Что там у тебя сломалось?

– Уже ничего… а вообще-то я, я сломалась. Зачем мне сантехник, если муж есть, то есть был! Зря я Кольке Жаркову отказала. Слесарь, говоришь… это идея.

Лариса Васильевна легла на супружеское ложе, раздвинула ноги и ловко заработала пальчиками…

– Ой, хорошо-то как, просто супер. Да, да, йес! Так, так. Ещё немножко. Ну, же! Я уже сама… сама справилась.

– С кем ты там разговариваешь! У тебя пять минут. Сейчас уровень закончу и прибегу.

– Поздно, милый. Уже опоздал. Мне и без тебя хорошо.

– Это как!

– Ручками, Витенька, ручками. Вперёд, назад. Вверх, вниз… А то забыл, милый? Аэробика называется. Для хорошего самочувствия. Психоэмоциональное напряжение требует разрядки, чтобы организм не перегрелся. Не отвлекайся, а то подобъют. Пойду теперь к Ленке. Пивка попьём, развеемся. Может, снимем кого… а то сама да сама. Мужика страсть как хочется. И чтобы как танк… с полным комплектом оружия.

Виртуального тебе счастья, Витенька. Я ушла. Ужин не забудь приготовить. Приберись. Я, похоже, поздно приду. Уставшая буду. Всё, отваливаю.

– Лариска, зараза, потерпи ещё десять минут. Потом расскажешь, чего там у тебя стряслось.

– Потом, так потом. Я ведь не настаиваю. Свято место пусто не бывает. Не перевелись ещё на Руси богатыри…

Кстати, у Ленки должен быть телефон Жаркова. Растолстела, говоришь? Ну-ну!

Букет эмоций

… тоска

Моё нутро, как лис голодный, гложет.

И в зеркале – пугающий оскал,

И есть потребность выпрыгнуть из кожи,

И сколько я лекарство ни искал,

Не смог найти того, что мне поможет.

Гай Фридман ( Гаййй)

В школе Ромка числился записным ботаником.

Увлечением его были физика и математика. Олимпиады, конкурсы, диспуты со знатоками, лекции, задачи без конца и края – вот мир его интимных пристрастий.

Он был по-настоящему одинок, но совсем не тяготился этим обстоятельством.

Друзей Роман не имел и не искал. Зачем?

Однако, как и все ровесники, посещал иногда школьные вечеринки, общественные мероприятия и концерты, даже на танцевальную площадку заглядывал.

Вполне естественно, что девочки им интересовались. Заметьте, не он ими, а совсем наоборот. Парень-то интересный, рослый, ухоженный, с волевым лицом и крепким телосложением.

Мама его, Софья Терентьевна, швея, работала на дому, обшивала весь истеблишмент в посёлке. Свадебные и выпускные наряды, костюмы для самых взыскательных и элегантных заказчиков модной одежды – её рук дело. Мастерица-кудесница.

Естественно, её единственный сын всегда был в обновках. Да каких – закачаешься. Только ему эти модные изыски были "по барабану". Вот, если бы книжку по программированию или математическому анализу, тогда, да.

“Шмотки важны для балбесов”. Это не автор сказал – Ромик так думал.

Девочки то и дело пытались с ним знакомиться. Он интеллигентно улыбался, благодарно кивал головой, но молчал, и исчезал при первой возможности. По-английски: тихо-тихо, бесшумно.

Иногда, правда, когда не мог предъявить достаточно убедительные аргументы, чтобы отказаться, а девушка проявляла крайнюю настойчивость, танцевал.

Получалось у него это из рук вон плохо. То и дело мальчик наступал на ноги партнёршам, краснел от собственной неуклюжести, извинялся, и старался незаметно ретироваться.

Однажды в школу в середине учебного года пришла новенькая, Ася Малькова. Вся такая воздушная, гибкая, ловкая, энергичная, яркая, светящаяся. Не девочка – мотылёк с прозрачными крылышками.

Перемещалась девчонка в пространстве как ртуть – ни минуты не ведая покоя. Улыбка не сходила с её удивительного лица.

 Глаза цвета спелого гречишного мёда в половину лица, небывалое остроумие, неизменное воодушевление, изящество, грация. И море обаяния.

Про таких девушек, говорят – кровь с молоком.

Точёная фигурка, весьма заметные холмики грудей, упругая попка. Но, это уже на любителя.

Она и вела себя соответственно, не принимая никаких возражений, если чего-то сильно хотела. А хотела она всегда и много чего.

Разговаривала громко, уверенно, как обычно общаются учителя с учениками.

Язычок у Аси скорый, чрезвычайно острый. Всех классных говорунов и охальников буквально за неделю поставила на место.

Старшеклассники, из тех, что успели созреть, добивались её благосклонности довольно яростно, на конкурентной основе, нередко выясняя отношения после уроков на спортивной площадке один на один.

В числе боевых трофеев были разбитые носы, брови и даже выбитые зубы.

Ася была непреклонна, не принимала ничьих ухаживаний. Зато с нескрываемым интересом засматривалась на Ромку.

Дело вкуса.

Несмотря на сидячий образ жизни ботаника, юноша мог похвастаться атлетическим торсом и рельефным прессом. Он запросто крутил солнышко на турнике, на кольцах и вовсе показывал мастер-класс.

Рост у Ромика довольно высокий, пружинистая походка, ловкие движения, выразительный взгляд. Правда, мимический рисунок  лица обычно озабоченн чем-то отвлечённым, нездешним.

Юноша редко находился там, где пребывало в данное время его физическое тело. Обычно он решал в уме некие фундаментальные проблемы, которых не существовало в реальном мире.

Каким он был на самом деле, никого не интересовало.

Ботаник. С умниками никому не интересно.

Зато Ася мечтала, хоть одним глазком заглянуть в его внутренний мир, и конечно почувствовать вкус интимных прикосновений.

Не удивляйтесь, она входила в немалое число девушек-скороспелок, которых интересовал не только и не столько духовный мир, сколько реальное проявление некоторых биологических процессов.

Она мечтала о Ромке как о предмете интимного обожания, представляя, как должно происходить слияние их юных тел, грезила объятиями и поцелуями, причём в качестве партнёра не могла вообразить никого, кроме него.

Знания её по части любовных наслаждений были незначительны, фрагментарны, фантазии отличались искренней детской наивностью.

В области любви, романтизма, влечения и близости её информировали подруги, которым посчастливилось в их юные годы сорвать недозрелые плоды преждевременного взросления.

Было ли то, о чём они со знанием дела повествовали, на самом деле, или явилось к ним в воспалённом бурлением интимных соков воображении, проверить невозможно.

Хвастовства хватало.

Юные нимфетки делали большие круглые глаза, как в мультфильме про Настеньку, нарочито горделиво надували щёки, растягивали губы слоником, отчаянно сопровождая повествование неопределёнными, но весьма пикантными жестами и вибрирующими звуками, видимо изображая крайнюю степень чувственного удовлетворения от изысканно соблазнительного процесса.

Из словесных характеристик любовных упражнений Ася поняла, что это можно выразить как упоительно трепетный восторг, как плавное парение в восходящем потоке эйфории, как шикарный букет разноцветных эмоций, от которого ума можно лишиться, настолько это чертовски вкусно.

Букет и восторг от слияния интересовали юную мечтательницу отчего-то больше прочего, несмотря на то, что ей ещё не были освоены даже робкие поцелуи. Рассказчицы, скорее всего сами не понимали, о чём ведут речь. Общение на тему любви в нежном возрасте больше похоже на игру в испорченный телефон.

Тем не менее, воображение было запущено на полную мощность. Девочка, воспитанная на кукольных декорациях, мечтала о любви, о семье, и конечно о детях. Для своего сладкого пестика девочка выбрала лучшую из тычинок, опираясь при этом на искажённые детским восприятием знания, почёрпнутые из перевёрнутых с ног на голову рассуждений юных мечтательниц.

Как член школьного комитета Ася организовала тематическую встречу с местным поэтом, после которой намечалась танцевальная вечеринка. Присутствие всех старшеклассников обязательно.

Дальше дело техники: вечеринка началась с белого танца.

Ромка моментально угодил в западню. Девушка прижала партнёра к страстному торсу и не отпускала до конца вечеринки.

Будущее светило от математики хотело было воспользоваться привычной тактикой. Роман отдавил в самом начале танца Асе ногу. Но девушка не сдалась, вытерпела циничное членовредительство, причём  дважды.

Ромка, конечно, устыдился намеренности грубых действий, но терпеть над собой насилие девчонки не имел желания.

Танцевали молча.

Ася то и дело предпринимала жёсткие интимные атаки: клала голову ему на плечо, прижималась предельно тесно, намеренно тыча в парня малюсенькой, но уже упругой грудью, тёрлась о его лицо бархатной щекой, щекотала пальцем ладонь, дышала юной свежестью, подкреплённой мятными холодками, прямо в ухо.

Ромка был в отчаянии.

Не сказать, что девчонка ему совсем не нравилась. Она была хороша собой, духовита, вызывала некое внутренне, очень волнующее шевеление, даже подняла невольно его рейтинг, существования которого в данном контексте он прежде не замечал, но вся эта сопливая романтика не входила в грандиозные планы реализации выверенных годами упорных упражнений в области точных наук жизненных стратегий.

Любовь и интимные игры в намеченную линию судьбы никак не вписывались.

Он мечтал поступить в институт, выучиться на программиста. А сейчас Роман писал компьютерную программу, которая занимала все мысли.

А тут эта скороспелка с непонятными соблазнами. Совсем некстати.

Юноша воспринял попытки Аси навязать своё общество, принуждение к близости в танце как серьёзную проблему, которая способна разрушить обжитой, весьма уютный мир.

Правда, организм парня был с этим не согласен, посылая сигналы, противоположные его авторитетному личному мнению.

Тело бунтовало, выражая протест за протестом ритмичными, довольно мощными всплесками эмоций, наполняя отдельные сосуды чрезмерным избытком крови, а мысли ошеломляющими впечатлениями, эффект которых вызывал головокружение и гравитационные аномалии, проявленные в желании прикоснуться к её коже губами.

Ася мгновенно уловила возбуждение партнёра, даже потрогала его тайком (девочки предупреждали о возможности подобной реакции), что вызвало на Ромкином лице бурю противоречивых переживаний, которые он ловко закамуфлировал под негодование.

После танцев, как ни отнекивался, пришлось провожать девочку.

Подружка уверенно держала его за руку, что оказалось невыносимо приятным.

Её ладошка была горяча, прикосновение притягивало неодолимым соблазном.

Ромка мельком подумал о неком продолжении знакомства на грубом физическом уровне, вспомнил, как велик был соблазн дотронуться до щеки или шеи губами, как сладко заныло от этой мысли везде-везде.

Фантазия была мимолётной, как некий недосягаемый, но весьма искушающий бонус.

Внутреннее напряжение намекало – пора действовать. Ромка не знал, как именно.

Вот так попал!

Аська затащила его в подъезд и сходу присосалась к губам, неловко сопя и задыхаясь, но в итоге получилось очень здорово.

Сладострастное возбуждение и неожиданный вкус поцелуя едва не заставили Асю скакать от радости, что она никак не могла себе позволить.

“Не девочка всё же, – подумала она, – то есть совсем наоборот, конечно, но выражать радость так явно не очень прилично. Мало ли что может этот Ромка вообразить!”

– Ну, ты и ловелас, – прошептала девочка с явным восторгом в зачарованном волнующим событием голосе, – не успел познакомиться и сразу целоваться лезешь, – хотя сама являлась инициатором.

– Кто тебя научил… наверно до меня у тебя куча девчонок была, сознавайся!

Ромке было обидно, ведь она сама.

С другой стороны, поцелуй с девочкой, за которой пытаются ухаживать чуть ли не половина одноклассников – это реальный сектор приз.

Юноша был горд собой.

Ромкина самооценка моментально взлетела на недосягаемую высоту. Мальчишка сделал вид, что это вполне привычная процедура и звучно чмокнул Асю в губки. Затем прижал, нагло положив руку на грудь, притиснул спелое яблочко, ощутив при этом гулкое биение сердца, необыкновенный прилив желания, сил, и осмелел вконец.

Можно. Теперь всё можно!

О том, чем он был озабочен ещё недавно, думать не хотелось. Сознание вслед за сердцем выпрыгивало из груди.

Мозг пылал, плавился. В этот миг он не мог думать о чём-то ином, кроме Аси и удивительной реакции на её прикосновения. Новые реалии требовали индивидуального обхождения.

– Да она же красавица, – неожиданно осознал Ромка. Почему раньше она такой не была!

Подобного совершенства прежде ему не доводилось лицезреть, тем более дотрагиваться, причём губами.

Утром Ромку у подъезда встречала Ася.

На следующий день тоже.

В школе они теперь сидели вместе. На переменах удалялись к дальнему окну шептаться. Вечера проводили в парке и на озере, стараясь уединиться при каждом удобном случае.

Ася говорила, говорила, говорила, с явным воодушевлением, которое вдохновляло, заражало энтузиазмом.

Девочка была прекрасна, мила, желанна.

Ромка обнимал и целовал, опять обнимал и снова целовал. Не произнося ни единого слова. Он был очарован, восхищён. Чем именно – не имело решающего значения.

Вкусы юного гения мгновенно поменяли ориентиры. Теперь Ромка был увлечён только Асей.

Разговоры девушка вела всё больше о любви. Сначала намекала на возможную близость, потом подталкивала к ней.

Ромке было страшно отправляться в новое измерение. Он знал из исследовательской практики, что ни в коем случае нельзя переходить на новый уровень, пока до мельчайших деталей не освоен предыдущий. Ошибки при спешке неизбежны.

Восторг очаровательных открытий, достаточный для того, чтобы в досягаемых пределах медленно, но верно сходить с ума от избытка эмоций, и без того не позволял ровно дышать.

Слишком хорошо – тоже плохо. Что удивительно волшебное таится в простых, по сути, действиях, почему прикосновения и поцелуи заставляют парить в облаках дивных грёз?

Асю его упрямство не останавливало, она настойчиво объясняла, что секс – это нормально, естественно, и очень просто, – девочки рассказывали…

Короче, плела несусветную чушь про неописуемый восторг, про удивительное парение в цветных облаках, про вовсе непонятный букет эмоций.

Ромка слышал сбивчивое, чересчур страстное повествование, некий странный сюжетный ряд, убеждающий его в необходимости немедленно съесть наливное яблочко любви, пока оно не презрело, наверно в сотый раз, но держался из последних сил.

Заходить так далеко на неизвестную территорию до тех пор, пока нет для того объективных предпосылок и соответствующий знаний, считал он, преждевременно и опасно.

Другое дело страстные поцелуи, тесные объятия, от которых дух захватывает. Процесс предельно понятный, неожиданностей не таит.

Однажды Ася сказала, что отправила родителей на концерт, что их не будет как минимум три часа.

– Можно успеть… посмотреть и потрогать всё-всё. Ну, или хотя бы попробовать. Понимаешь, не верю я, что все девчонки врут. Хочу убедиться сама. Ну, пожалуйста, Ромик!

– Аська, ты сумасшедшая. Во-первых, мне страшно даже думать об этом, во вторых – я не умею. Сначала нужно подготовиться, прочитать хотя бы у авторитетных авторов, чтобы не наломать дров. Пойми Асенька, нам некуда спешить. Давай лучше целоваться.

– Подумаешь, нашёл отговорку, я тоже не умею. Ничего, научимся, не боги горшки обжигают. Девчонок, между прочим, никто не консультировал, наверняка они тоже боялись. Под лежачий камень вода не течёт. Побежали скорее. Время пошло.

Друзья стремглав помчались домой.

У Ромки стучал кувалдами по мозгам сигнал “Аларм”. Он был ошеломлён, напуган.

– Как же так, почему я иду у Аськи на поводу, а если нас застукают!

Аська моментально выпрыгнула из платья, швырком отбросила туфли, немного повозилась с колготками, сорвала одним резким движением бюстик и предстала перед неподготовленным для подобного зрелища парнем… в ажурных, полностью прозрачных малюсеньких трусиках, сквозь которые было видно такое!

Ромкина челюсть вывалилась на пол, во всяком случае, так ему показалось.

Он стоял и дрожал как осиновый лист, не в силах сдвинуться с места.

Ася даже не закрывалась.

Ромка видел всё-всё, каждую выразительную деталь, совсем не такие, как себе представлял.

Малюсенькие груди с торчащими тёмными сосочками, гладкий животик, тёмный треугольник внизу, славные округлости, тонюсенькая талия, которую так хотелось обхватить ладонями.

У Ромки закружилась голова, изо рта потекли слюни. Дотронувшись пальцем до её соска, он моментально вспотел.

“Аська! Боже мой! Она моя, вся-вся моя… и там тоже!”

Впрочем, что находилось там, он даже не представлял. Разве что на картинке однажды видел, но не очень отчётливо.

Девушка с негодованием посмотрела на растерявшегося Ромку, начала и с него сдёргивать одежду.

Задача оказалась не такой простой, как представлялось. Мужские вещи застегивались и одевались совсем неправильно с женской точки зрения.

Однако она справилась.

Свои трусики Ася сбросила заранее, экономя время. С Ромки стянула исподнее у постели, зардевшись от созерцания желанного, но весьма загадочного явления, похожего на сморщенную сосиску.

“Вот это оно и есть? Бр-р-р!”

Не такое она мечтала увидеть. Совсем не такое.

Своя кровать показалась Аське маленькой для задуманных действий, негде развернуться.

Девочка постелила простыню на родительской двуспальной постели, где достаточно места, чтобы совершить долгожданное таинство.

Ромка стоял истуканом. Пришлось ронять его на кровать как ваньку встаньку.

“Совсем телок… что же это такое!”

Ася внимательно посмотрела на приспособление, которое сейчас ей предстояло опробовать. “Ничего впечатляющего. А рассказывали-то! Никому нельзя верить”.

– Ладно, разберёмся по ходу пьесы, – подумала она, и побежала выключать свет, сверкая аппетитными ягодицами.

Мальчишка дрожал всем телом, опасаясь за собственные способности. Он даже плавать не умел, а тут нырять нужно.

И сказать стыдно – Аська засмеёт.

Ну и чёрт с ним, наконец, решился парень. Некогда разводить сантименты. Исследовательский зуд постепенно захватывал и его сознание.

Время подстёгивало, заставляло торопиться с задуманным, а главный герой испугался, практически спрятался.

– Да вставай же ты, скорее, лентяй, чего развалился, – негодовала девочка, которой подробно описали процедуру извлечения блаженства.

Аська принялась реанимировать то, чему надлежало иметь твёрдость характера, но оно сопротивлялось, не желая наполняться желанием.

– Ну, наконец-то, – через некоторое время закричала она, ощутив вожделённую плотность и желанный объём.

– Ого! Именно про такое мне и рассказывали. Да не лежи ты как пень. Действуй. Делай же, что-нибудь, Ромка, мужчина ты или нет! Я сейчас заплачу. Я что, всё сама должна делать?

Аська легла на спину, раскинув ноги, но не отпустила то, что должно было принести восторг и обеспечить парение.

Ромка забрался меж её ног, встал на колени и опять застыл. Было до жути страшно.

– Ну, же, он должен быть там.

– Где именно?

– Вот сюда пихай, – девушка взяла его руку, раскрыла что-то внизу и направила во влажную тесноту Ромкин палец.

Ромка отдернул его, поднёс к носу, понюхал, затем лизнул… его передёрнуло. Но природа не отступала, рептильный мозг, ответственный за размножение, туго знает своё дело. Сигнал атаки разошёлся по железам внутренней секреции, наполнил кровь витаминами страсти.

Процесс был запущен, его ничем уже невозможно было остановить.

Юноша залез рукой во влажное нечто и чуть не потерял сознание. Оно было живое, скользкое и очень упругое.

Неведомая глубина манила, требовала наполнения. Как в неё войти было неведомо.

Аська заметно нервничала, с ужасом глядела на начало стыковочного процесса, но готова была на всё.

Ромка напрягся, потрогал своё, мужское. Оно было твёрдым, уверенным в себе, ждало начала активных боевых действия.

Попробуй не уступить такому напору. Природа сама заявила о желании.

Оказалось, всё предельно просто.

Ромка откуда-то всё знал, только забыл.

Юноша направил вздувшееся животное в нетерпеливо ожидающую сюрприз бездну.

Вожделённая, зовущая влажная глубина оказалась неприступно плотной. Он уткнулся в упругую преграду, слегка помог пальцем, продвинулся ещё чуточку.

Напряжение внизу живота росло, разрывало тело на части. Ещё немного и внутри что-то лопнет.

Рычаг сопротивлялся, не желая открывать дверь в непонятное.

Юноша надавил всем телом и разом провалился до самого основания.

Аська охнула, конвульсивно дёрнулась, но смолчала, хотя по лицу было видно, что ей очень больно.

Непреодолимо захотелось двигаться.

Ромка уже не мог сопротивляться желанию проникнуть внутрь девичьей тайны целиком, заработал тазом, вгоняя поршень быстрее, глубже.

Сделать он успел не более пяти движений. Девушка охнула, выгнулась дугой, поджала под себя ноги, легко переместив ступни на Ромкину грудь, и с усилием толкнула его.

Ромка моментально оказался на полу, грохнулся головой о край журнального стола, очень больно.

Женилка тем временем продолжала по инерции поступательное движение, исторгая из чрева липкое содержимое энергичными толчками.

Семя под внутренним давлением ринулось прочь, вызвав конвульсии и невыносимо приятные ощущения.

Ромка застонал, одновременно от боли и сладострастия.

Аська закричала, вскочила с постели, моментально включила свет.

Бёдра блестели потёками алой крови.

Ромке подруга казалась прелестной феей, но злой как фурия.

Первое, что девушка сделала – засветила Ромке пятернёй наотмашь по физиономии, так, что у него загудело в голове.

– Идиот, мне же было больно, – кричала она, внимательно разглядывая мокрую серединку, силясь понять, что с ней сотворил этот недотёпа.

Ромка, глядя на рваную рану между ног подруги, вспомнил про букет эмоций, о котором Аська мечтала, за который, похоже, только что он получил по мордасам.

Взгляд девушки упал на белый персидский ковёр, привезённый родителями из-за границы. На нём блестели густые струи мужского секрета.

Ася застонала, сжала кулачки и зло посмотрела на обидчика.

До прихода родителей осталось меньше часа.

Малюсенькая, в несколько капелек лужица крови на простыне и родительском покрывале ввергли её в шок, заставили не на шутку разреветься.

Это была катастрофа.

– Настоящий восторг и парение обеспечены, – злорадно подумала она, принявшись за безуспешную попытку ликвидировать "следы преступления".

Не тут-то было.

С простынёй оказалось просто. Застирали, высушили утюгом и всё.

Покрывало замыли порошком и тоже погладили. Почти нормально, если не приглядываться.

Ковёр не поддавался реанимации.

Аська голышом стояла на коленях и оттирала с остервенением то, чего там быть не должно.

Острые грудки потешно, весьма эротично болтались из стороны в сторону.

Ромке ужасно хотелось их потрогать при свете, чтобы кое-чего понять.

Ещё бы, эти холмики не просто божественны, они настоящее произведение искусства.

Набухшие губки между ног манили Ромку с неодолимо мощным желанием, которое вдруг проснулась.

Вновь заработавший интимный компас настойчиво заявил о себе, не желая признавать аргументы, предлагающие отказаться от повторения процедуры.

Устоять против властного веления природы было невозможно.

Ромка подполз к Аське сзади, прижался к выпуклой, такой родной теперь попке, и с силой вогнал инструмент в самую сердцевину, не помогая на этот раз руками. Да так ловко, словно тренировался не один месяц.

Аська прогнулась, ойкнула, застыла на мгновение, но немедленно выскочила из-под него и принялась хлестать по лицу мокрой тряпкой.

Била и ревела, ревела и била.

Наконец, им удалось успокоиться, одеться, и закончить с уборкой.