Валерий Гуров
Чемпион. Том 3
Глава 3
«На заводе энергетических напитков сторож работает две недели через сутки…»
Шутка без авторства
Из зала Пельмень выходил помятый, не только физически, но и морально. Бил Вован, как мул копытом, а тренер добил со своими новостями про армию и учебу.
Не знала баба горя, купила баба порося, как говориться.
Потому вернувшись домой Саня принял контрастный душ и вырубился наглухо, проспав больше 12 часов подряд. Тело требовало восстановления.
Снилась хрень всякая – зачетки, экзамены, от чего он даже пару раз просыпался в холодном поту. Ну где он, а где вся эта студенческая суета. Разные полюса.
Только к утру следующего дня он, наконец, смирился с мыслью, что практику на заводе все же надо пройти. Успокаивал себя тем, что иначе два ближайших года придётся зависать в одной из воинских частей – ходить в наряды, картошку чистить, заборы красить. Можно, конечно, и там себя проявить – рукопашку в ВС ценят, любят и уважают, но что-то подсказывало Пельменю, что армейка начала 90-х годов это не лучшее времяпровождение, а тупо два года своей жизни совсем не хотелось терять. Дай бог, если из автомата пострелять дадут, да и то вряд ли.
Потому проснувшись спозаранку, пришлось проковыряться чуток в мусорном ведре (туда Пельмень накануне выбросил направление на практику от училища) и заняться сборами. В начале шестого он ошарашил вернувшуюся со смены мать, когда та застала его гладящим рубашку и брюки на гладилке в коридоре.
– Сын, ты чего надумал? – настороженно спросила женщина, видя, как Саня вовсю наглаживает брюки.
– Учиться пошёл, ма, прикинь, – буркнул Пельмень, в десятый раз наглаживая залом, который никак не хотел распрямляться. – Вот собираюсь на первый день, чтобы при параде.
– Учиться… ты?
Она запнулась, но с чем связана пауза – понятно. В глазах матушки застыл немой вопрос: «Какая учеба? Ты как винная пробка тупой Сашенька».
– А куда поступил?
– В бурсу на слесаря. Второе училище. Знаешь такое?
– Вообще то, Александр, это училище твой дед заканчивал, – с гордостью сообщила мать.
– Ясно.
Честно говоря, по фигу, что там заканчивал дед.
– А почему на занятия не в сентябре? – удивилась мать. – Первое августа на дворе, сын!
– Практика на заводе, – Пельмень по новому кругу начал разглаживать штанину, которая никак не поддавалась падла и успела основательно выбесить.
Мать несколько секунд переваривала информацию:
– Поздравляю, горжусь тобой! – и следом поставила свои сумки на пол. – Так, сын, ты сейчас только ткань сожжешь, кто ж так гладит то?
Женщина решительно двинулась на кухню, там набрала полный рот воды из-под крана и подойдя к гладильной доски выплюнула воду лучше всякого пульверизатора на брюки.
– М-м муме, – промычала она ртом наполненным водой.
– Че мам?
Она в ответ загребла утюг и принялась энергично разглаживать помятости на ткани. Смоченная, штанина поддалась сразу и складки выпрямились. Не то чтобы Пельмень о такой фишке не знал, просто подзабыл малость. Следом мать положила на доску рубашку, выдала очередную струю брызг, как сломавшийся брандспойт и принялась за глажку.
– Вот! – закончив, вручила Сане утюг. – Выключи и поставь на место, где было. Зубы не забудь почистить, у тебя изо рта воняет.
С этими словами женщина подняла сумки и пошла сгружаться к холодильнику.
– Отца там разбуди!
Саня довольный тем, что ему удалось избавиться от самой неприятной части утренних сборов, решил примерить брюки и рубашку. Те самые, в которых он отмечал выпускной в первый день пребывания в новом теле. Убрав утюг и сложив гладилку, надел на себя рубашку и брюки. Ну и прифигел, увидев отражение в зеркале.
– Опа, – Саня покрутился туда-сюда, разглядывая себя со всех сторон, и так, и этак.
Видок был «так себе», это ещё мягко говоря – чистый чепух. На выданье. Скинутый вес убрал сразу несколько размеров. По итогу штаны сели так, будто Пельмень обделался, и кучка каках отягощает зад. Рубашка вовсе смахивала на концертный балахон Аллы Борисовны.
Пришлось повозиться – затянуть потуже ремень на пузе, дабы не спадали брюки, полы рубашки поглубже вправить. По итогу после манипуляций, Саня напоминал сам себе первоклашку переростка, которому вещи купили на вырост, на три года вперёд. Гематома, оставленная Вованом придавала образу дополнительный колорит.
– М-да, нехило ты так схуднул, пацан, – батя вырос в дверях и зевал во весь рот. – На свидание собирался, хера так вырядился?
– Какое свидание, на практику, слесарить буду. Тебя, кстати, матуха искала, – припомнил Пельмень.
– А сколько по бабкам платят на твоей практику? – бывший физрук заговорщицки подмигнул, слова про мать пропустил – не хотел заниматься домашними делами, а матушка такая – припряжет. – Ты ж это, Саш, подкинешь копеечку отцу?
– Я ж тебе только заряжал недавно, – Саня нахмурился. – На ресторан с матушкой. Не говори, что ты уже все пропил и вы никуда не пошли!
– Не пропил, – батя бочком-бочком и растворился в коридоре, сворачивая неудобный разговор.
Правда направился не на кухню к мамке, а в ванную.
– Тебе матуха искала, – напомнил вдогонку Пельмень.
Ладно, не до него сейчас. Саня в последний раз критично осмотрел себя в зеркало, прикидывая где можно обновить гардероб. Запхал в карман брюк направление, воняющее борщем после свиданки с мусоркой, вышел из дома.
До завода было с получаса езды, другой конец города – промзона. С десяток километров по прямой. Пришлось пилить на трамвайную остановку. В час пик там собралась куча народа.
Вскоре Саня уже трясся в забитом до отказа трамвае, вдыхая устойчивый запах пота вперемешку с запахом вяленой рыбы, перегара и пердежа. Ехал прижатый к дверям грудями шестого размера одной колоритной дамочки.
Выходить предстояло на конечной, и Саня грешным делом ждал, когда народ рассосётся и мясистая дама уберёт с него свои сиськи. Не тут то было, трамвай оказался забит работягами, спешившими к началу рабочего дня. Поэтому, когда двери открылись на «Автозаводской», Пельменя вынесло из трамвая живой лавиной работяг, тотчас устремившихся на проходную.
Без десяти семь, через полчаса поездки жопа к жопе в общественном транспорте, Саня остановился у проходной. В помятой рубашке и брюках, как будто и не было глажки. В руках он держал такое же помятое направление. Документ следовало предъявить по назначению на заводе.
– Слышь, дядька, – Пельмень окликнул проходившего мимо работягу, – Сюда иди.
Мужик странно посмотрел на него, но подошёл. Мелкий такой, Сане в пупок дышит.
– Вам чего надо, товарищ? – спросил он настороженно и с видом готовности слинять при любом шорохе.
Мало ли что надо огромному детине с гематомой?
– С этим куда? – Саня протянул работяге направление.
Тот вздрогнул, но переборол желание встать на лыжи и сдрыснуть, поняв, что никто не собирается его бить. Взял лист.
– А-а, ты практикант! Так бы сразу и сказал.
Страх как сдуло. Работяга расправил гордо плечи.
– Вон туда идёшь, это отдел кадров называется, там Лидия Ильинична принимает, начальница. Тебе прямиком к ней.
– Спасибо, дядька. А то непонятно ни хрена, – поблагодарил Пельмень.
Указывал работяга на одноэтажное здание аккурат возле проходной, куда тянулась внушительная очередь рабочих.
– Тебе там пропуск выдадут и распределят в цех, – со знанием дела сказал мужик.
– Понял, принял, спасибо тебе ещё раз, отец.
Пельмень поплёлся к зданию, подёргал входную дверь, но обломался – закрыто.
– Часы работы читайте, молодой человек!
К двери пропорхнула тетя предпенсионного возраста, в нелепых очках с толстенными линзами и с задним приводом метра под два в обхвате.
– Пройти дайте, не на параде! – фыркнула она и протискиваясь вдавила Саню в лестницу.
– Пожалуйста.
Дамочка открыла дверь и зашла внутрь – боком. Иначе не проходила.
– Я на практику, теть! – спохватился Пельмень.
– Закрыто! Специально для таких как вы написаны часы приема!
Дверь захлопнулась перед носом. Саня поскрёб щетину, взглянул на расписание и обнаружил, что отдел кадров открывается в 7.30.
Ближайшие полчаса пришлось слоняться у проходной, наблюдая как медленно рассасывается очередь рабочих. Побродив и поглазев на округу, Саня вернулся к дверям отдела кадров. Часы, установленные на проходной показывали 7.35. Мадам, судя по всему та самая Лидия Ильинична, о которой упомянул работяга у остановки, уже сидела за рабочим столом, перебирая кипы бумаг.
«Крыска Лариска», – подумал Саня про себя. – «Где ты свои достоинства отъела?»
– Здрасьте ещё раз, зайду, теть?
– Заходите, вы работать не начали, а уже опаздываете, молодой человек. Я вас пять минут как жду, – ответила дама, не отрывая взгляд от бумажек.
– Простите извините.
– Двери закрываем или вы в лифте родились! Понаберут по объявлению.
Саня плотно закрыл за собой дверь, застыл на пороге, рассматривая Лидию Ильиничну. В очках ее глаза увеличивались раза в три по сравнению с обычным размером. Сидела мадам на двух табуретках сразу, потому как ее филейная часть, даже не половина, не помещалась на стул, поглощая несчастные табуретки, как кракен вылезший из морской пучины поглощает корабли.
– Молодой человек, вы что-то хотели? – напомнила она своим пискливым голосом, от которого у Пельменя по коже мурашки бежали. – Вы у меня время отнимаете! Не в музее, нечего вокруг пялиться!
– Вы ж Лидия Ильинична? – на всякий уточнил Саня.
– Читать умеете?
Она поставила перед собой именную табличку.
– Голубко Лидия Ильинична, начальник отдела кадров, – прочитал Саня вслух. – Значит по адресу.
Он положил направление на стол. Дама некоторое время продолжала перебирать бумажки из стопки в стопку и на направление не обращала внимания.
– Ну че? – потерял терпение Пельмень. – Долго ждать, теть?
– Вы не видите я занята? Знаете сколько у меня вас таких? – взвизгнула дама. – Ждите.
Пельмень пожал плечами, огляделся. Хрен поймёшь, как тетя умудряется числиться начальником отдела кадров, если в комнате один стол и тот – Ильиничны. В остальном – обычная бюрократическая дыра. На столе кадровика шпарил вентилятор, повсюду кучи бумаг. У стены стеллаж с полками по буквам алфавита, там обычно лежат трудовые книжки.
Наконец, Лидия Ильинична закончила бенефис собственной важности и посмотрела на направление.
– Вы с ним что делали, молодой человек? И откуда достали, что оно все измятое и так воняет? – зло фыркнула она.
– Вам лучше не знать, – ответит Саня.
– А вас не учили, как обращаться с документацией? Сейчас вот из-за вредности такое направление не приму.
Саня не нашёл ничего лучше, чем выдавить дебильную лыбу. Женщина изучила направление, нахмурилась.
– Вы бы ещё в сентябре пришли! Во даёт, практика как месяц закончилась!
Пельмень сделал улыбку ещё шире. Понятно, Лидия Ильинична из той категории баб, которым секса не надо, дай поскандалить. А у этой барышни похоже давно климакс наступил…
– Ладно, вам все об стенку горохом, так, – она продолжила изучать направление. – На слесарное учитесь, Александр Игоревич?
– Без понятия куда меня определили, – честно признался Саня. – Написано слесарное, значит слесарь.
А откуда это понятие брать, если даже не разу в бурсе не бывал. Женщина в ответ зыркнула так, что стало не по себе и даже захотелось под стол спрятаться.
– Пошла молодёжь… значит так, пойдёте в цех номер 7, выдаю вам временный пропуск – распишитесь. Там к мастеру третьего участка подойдёте, он все покажет и расскажет. Виктор Сергеевич звать.
На стол лёг пропуск в виде картонного прямоугольника, заполненный от руки. А рядом – документ на подпись для отчётности. Пельмень не глядя оставил закорючку, пропуск забрал, в карман сунул.
– Пропуск на проходной предъявишь.
– Все? – Саня собрался уходить.
– Минуточка, Александр Игоревич, перед началом практики необходим получить медицинский допуск.
– Это ещё зачем?
– Затем, что вы быть может физически неполноценны или у вас в голове каша, – Лидия Ильинична скорчила милое личико, но тут же посерьёзнела. – Положено так.
– Да я здоров как бык, – хмыкнул Саня и не удержался дамочку за столом подколоть. – Хотите десять раз присяду с вами на руках? – сказал он подмигивая.
Ильинична раскраснелась и принялась обмахиваться обходным листом, но потом спохватившись вручила его Пельменю.
– Так, выходим, у меня технический перерыв. На выход!
Она поднялась и бойко орудуя своей жопой, подошла к двери и повесила табличку «Учёт».
– А куда идти? Где медчасть?
– Найдёте Александр Игоревич.
Саня не спорил, вышел держа документы в руках. Медпункт оказался с другой стороны отдела кадров. Далеко идти не пришлось.
Сразу на входе располагалась регистратура. Пельмень заглянул в окошко и обнаружил возле одного из стеллажей «сестру» Ильиничны, но с талантами, сосредоточенными в верхней части туловища. Та ковырялась в историях болезней.
– Любезная, не подскажите бедолаге?
Дама вздрогнула, выронила одну из историй – по полу разлетелись квиточки от анализов и флюорограмма.
– Так до инфаркта недолго довести, – возмутилась она. – Что вы хотели?
– Мне бы обследование пройти? Медицинское в смысле.
Через пять минут Сане завели историю болезни и пустили в свободное плавание по кабинетам врачей.
– Начинайте с 7 кабинета, – напутствовала женщина из регистратуры. – Там терапевт. Без очереди, сразу в кабинет, я пока историю занесу.
Женщина вышла из регистратуры и направилась по коридору, занести историю в седьмой кабинет.
Кого чего?
Саня двинулся следом. У седьмого кабинета на лавке у стены сидело человек пять работяг. Но с историями болезней в руках. В очереди Пельмень сидеть не собирался, сказано же – без очереди заходить и двинулся прямиком к двери седьмого кабинета, когда дорогу ему перегородили сразу двое подскочивших с лавки ребят.
– Але, очередь вообще то!
Глава 4
«Дует в худенькие ладошки, в пальцах лёд, а в ушах серёжки
Ей сегодня идти одной, вдоль по улице ледяной»
Певец Евгений Осин
– Че такой борзый, а молодой?
– Щегол блин, оперился.
Саня остановился, нахмурился и внимательно взглянул на говоривших, не врубаясь сходу, кто воздуханит и откуда идёт звук.
– Че? – приподнял бровь.
Перед ним стояло два молодца одинаковых с лица. Ростом метр восемьдесят, может выше чуть на сантиметр другой. Килограмм по девяносто веса в каждом, не пузатые, крепкие такие хлопчики, если подсушаться самую малость, то в первый тяжёлый поместятся. На одном старая рубашка в клетку, измазанная мазутом. Брюки от спецовки, из кармана торчит промасленная ветошь. Второй чистенький, судя по спецовке с опалёнными нитками на швах – сварщик или что-то типа того.
Он то и базарил криво, корча наглую надменную рожу и пуча глаза.
– Ты кто такой, слышишь? – набычился сварщик, подаваясь вперёд, чуть наклоняя голову.
– За углом подышишь! – спокойно отреагировал Пельмень. – Че тебе от меня надо?
– Очередь здесь, ты слепой в натуре? – включился в разговор второй в грязной рубашке и с ветошью. – А ты без очереди лезешь.
Идёт бычок качается, вздыхает на ходу, вот лестница кончается, сейчас я упаду, или как там в оригинале. Но два бычка явно намеревались упасть – шли ребята по тонкой кромке.
– За мной будете, – коротко ответил Саня, сказали же ему без очереди, поэтому пусть сварщик лесом идёт и сам свою очередь занимает.
Может если бы не разговаривали вот так, то и Саня бы по-другому среагировал на претензию. А такой гнилой базар надо сразу на корню пресекать, в зародыше. Раз подобное зевнёшь и второго раза можно уже не ждать – всегда так будет.
– Ты понял Лёха, молодой дерзит, – распылялся работяга с ветошью в кармане. – Надо пояснить.
– Дерзит малец, согласен, – сварщик, бывший Алексеем, закивал. – Слышь, Вася, ты берега походу попутал?!
Лёха пуще прежнего выпучил глаза и положил руку на плечо Сане. Пельмень все также спокойно проследил его ладонь взглядом. Надо смотреть, что дальше будет с телодвижениями или сразу в бороду разрядиться – вот в чем вопрос встал, собственно. Саня все же решил посмотреть. Дать шанс работягам одуматься.
– Знаешь, чем отличается лев от педераста? – стиснул зубы сварщик, шепелявя слова. – А я скажу! Тем, что на льва нельзя положить руку, а вот на педераста…
Саня резко сбросил его руку с себя, не дав договорить крылатую фразу.
– Уроню, – спокойно так предупредил. – За базаром следи. Второй раз не предупреждаю.
– Слышал Валёк? – деланно изумился Лёха. – За базаром следи говорит! Угрожает!
Заржали, как Бивис и Батхед.
– Ты, баклан упоротый, блин, знаешь хоть с кем разговариваешь и чем тебе это чревато?
Пельмень обратил внимание, что другие мужики работяги на лавке делают вид, что не происходит ничего. Глаза в пол, за происходящим наблюдают искоса, в разговор предпочитают не вмешиваться и замечаний не делать. Вполне возможно, что этот мистер «ты знаешь с кем разговариваешь» действительно имеет на заводе какой никакой вес. Походу местный рейнджер, который свои порядки устанавливает. Таких остепенять надо, проходили.
От того, чтобы не размазать этого товарища по стенке двоечкой, Саня сдерживался потому что не хотел подставлять воешь тренера. Вот будет умора, если ещё даже не попав на практику, устроит заварушку в медчасти. Пал Саныч ради него сделал столько, а одним ударом Пельмень все это перечеркнёт. Однако сварщик Лёха делал абсолютно все, чтобы дать конфликту дальнейшее продолжение.
– Ить!
Резко выбросил кулак, замедлившись у самой бороды Пельменя. На понт хотел взять, да не получилось. Было заранее четко видно, что бить сварщик не собирается, так чисто припугнуть хочет, потому Саня даже не шелохнулся, остался как вкопанный стоять. Иногда терпение для бойца самый важный и нужный навык. И у Пельменя терпение имелось в достатке, научился он как-то на провокации не реагировать – после стольких то пресс-конференций и битв взглядов фейс ту фейс с разгоряченными соперниками по предстоящим боям.
Однако сжатая в кулак пятерня сварщика коснулась щеки, и работяга не собирался ее убирать. Бесило Леху, что молодой никак на его потуги не реагируют и стоит спокойный, как скала. Он то рассчитывал, что Пельмень задергается, испугается, заменжуется – видать с другими такие фокусы прокатывали на раз два. А тут сходу затык вышел и уже сварщик неловко со стороны смотрится. Потому что если собрался бить – бей.
Неизвестно как бы закончился вспыхнувший конфликт, но в этот момент открылась дверь седьмого кабинета и на пороге появилась терапевт. Именно «появилась» – это была молоденькая женщина, не так давно закончившая медицинский. Саня как-то сразу забыл о кулаке Лехи, которым тот тщетно пытался продырявить щеку. Внимание приковал коротенький белый халат, сильно выше колена. Три расстёгнутые верхние пуговицы, демонстрирующие зону декольте смотрелись не менее вызывающие. Лифчик доктор не носила, а грудь хорошего третьего размера угрожающе еле-еле сдерживалась четвёртой пуговицей, казавшейся весьма ненадёжной.
Терапевт, открыв дверь, поправила коротким движением головы волосы и у Сани перед глазами будто замедленную съемку врубили. Волосы женщины, словно в рекламе дешёвого шампуня от перхоти медленно взметнулись в воздух и упали на плечи.
Сварщик Лёха сразу убрал кулак и все внимание переключил на терапевта, вытянувшись по струнке.
– Доброе утро Соня Максимовна, – робко проблеял, как малолетний пацан.
– Доброе Пухляков. Так, кто у нас на приём, – она посмотрела на стопку историй болезни в своих руках. – Красноухов, Кизилов, Науменко вы у нас повторные… Пельмененко кто?
Саня поднял руку.
– Я Пельмененко, – сообщил.
– Проходите значит. Вы же на медосмотр прибыли? – уточнила она.
Саня коротко кивнул. Все так.
– Соня Максимовна, вообще-то мы очередь занимали, – возразил кореш сварщика. – У Леши болит голова, он нуждается в лечении…
– Без направления не принимаю, у нас вообще-то день профосмотра. А голова не жопа, Пухляков, поболит и перестанет, если хочешь таблеточку возьмите на регистратуре у Нины Никифоровны, – она улыбнулась, показывая свои белоснежные аккуратные зубки. – Заходите, Александр Игоревич, не стойте.
– Э… Ну почему?
– Ну Соня Максимовна!
Что возразить работягам толком не нашлось, да и Лёха вдруг разом принял придурковатый вид. Явно смущался в обществе терапевтши. Вообще, конечно, девка знатно их отшила – Саня это оценил.
– Заходите, заходите Александр Игоревич, – повторила Соня Максимовна.
Запустив Пельменя в кабинет, терапевт закрыла дверь прямо перед носом Лехи, который едва слюни пускать не начал, сверля женщину похотливым взглядом разгоряченного самца.
– Присаживайтесь к столу, – она указала на стул. – Сейчас начнём.
Голос у Сони Максимовны был под стать внешности и ласкал слух лучше музыкального инструмента. Терапевт вздохнула, театрально закатила глаза, хлопая ресницами.
– Вы не обращайте внимания, Александр Игоревич, что я так с ними разговариваю с Пухляковым и его дружком пирожком. Заслужили.
– Не обращаю, – уверил Пельмень. – А то, что заслужили – догадываюсь, Соня Максимовна.
– Вы представляете, этот Пухляков из пятого цеха был у меня уже три раза только в этом месяце. А у меня вообще-то квота, и человек который действительно нуждается в помощи из-за этих выкрутасов на приём не попадёт, – пояснила терапевт свою позицию и добавила со вздохом, – Вечно у него что-то болит, а сам же как огурец здоровенький.
– И зачем это ему? – спросил Саня, хотя видя, как сварщик Лёха на терапевта слюни пускал в коридоре, догадаться было совсем несложно. Внимание работяга хотел к себе привлечь, да судя по реакции Сони Максимовны, ей это внимание нужно не было. Впрочем, обручального кольца на пальце женщины Пельмень тоже не увидел, а в это время ношение данного атрибута едва не обязательным виделось.
– Он хочет в стационар попасть, представляете? – пояснила терапевт.
– От работы отлынивает?
– Какой там, Пухляков второй месяц перерабатывает норму, тут другое.
Саня не долго думал над ответом:
– Хотите он с черепно-мозговыми в стационар попадет, могу устроить, – улыбнулся, усаживаясь на неудобный стул возле стола.
– Вы мне жизнь испортить хотите, Александр Игоревич? – выразительно зыркнула на Пельменя терапевт. – Я в этом стационаре вообще-то работаю на пол ставки!
– А-а… ну это другое дело. Не знал, Соня Максимовна, извините. Я ж как лучше хотел.
– Ничего, придётся и дальше на него бумагу изводить, – она отмахнулась.
– Так не изводите? – предложил Пельмень, как ему казалось, очевидный вариант. Хотелось и дальше продолжать этот странный разговор и послушать мелодичный голос терапевтши.
Соня Максимовна подошла к окну, где у неё стояли цветы в горшках. Взяла лейку, полила цветочки, взглянула в окно и несколько секунд молчала. На предложение-вопрос Сани не ответила. Потом вернулась к столу и присев открыла историю болезни Пельменя. Начала ознакамливаться.
– Вы к нам на практику пришли, так? – уточнила.
– Вроде того, из ПТУ направили обучаться.
– Жалуйтесь значит, – предложила Соня Максимовна.
– Не на что жаловаться, – заявил Пельмень. – У меня ровно все.
Жалоб у него действительно не имелось. Раньше давление скакало, а теперь вот вес сбросил, и проблема отпала сама собой.
– Хронические заболевания у вас имеются? Назовите.
– Не припоминаю таковых. Здоровенький я.
– Что-то беспокоит сейчас? Одышка, учащённое сердцебиение, может быть головная боль? Давайте давление померим?
Взяла прибор для измерения давления, повязала вокруг руки Пельменя. Вернее, хотела повязать, потому что тряпочный фиксатор прибора на бицепсе не застегнулся. Больно рука у Сани оказалась большой. Соня Максимовна и так, и этак попыталась зафиксировать прибор, да не получалось ничего.
– И как с вами быть? – задалась вопросом она, сдавшись.
– Да никак. У меня давление, как у космонавта. А единственное, что меня сейчас беспокоит, так это тот тип за дверью. Пухляков ваш. Думаю, вот как бы ему так объяснить, чтобы и к вам не лез без надобности, и в стационар не попал, – признался Пельмень.
– Вы, однако, шутник, Александр Игоревич. То-то я смотрю у вас гематома налилась, уже успели с кем-то объясниться?
– Можете меня Саней называть, – поправил Пельмень, которому терапевт понравилась, мягко говоря. – Я спортсмен, это на тренировке царапину получил.
Соня Максимовна оторвала взгляд от истории болезней, в которую делала записи, посмотрела на Пельменя внимательно.
– Хорошо спортсмен Саня, – тотчас приняла она просьбу. – Давайте мы с вами проведём профессиональный осмотр. Моя задача понять – пригодны ли вы для работы на заводе. Для этого надо провести медицинское освидетельствование.
– Всегда пожалуйста. Что нужно делать? Вы говорите.
– Поднимайтесь, для начала померим ваш рост и вес, я занесу информацию в вашу персональную карточку. Спецовку вам вряд ли выдадут, сейчас жуткий дефицит на складах, но правила прежние у нас остались.
Соня Максимовна подняла Пельменя. Взвесились на весах с гирьками, чем-то смахивающими на весы, которые используют на взвешивании перед боями. И надо сказать, что напольные весы в зале Пал Саныча ничуть не врали. Вес был показан тот же самый, что и на тренировке вчера.
Потом подошли к стене, померили рост.
– Выпрямитесь, спинку держите ровно, смотрим прямо. Я сейчас быстренько зафиксирую.
Саня тотчас исполнил все распоряжения терапевтши, встал на приблуду, которой измерялся рост, поднял бегунок, установленный перпендикулярно измерительной шкале. Сама терапевт была женщина миниатюрная и едва доставала Сане до груди. Поэтому мерить рост высокому пацану было для неё задачей проблематичной и затруднительной. Она привстала на цыпочки, чтобы опустить бегунок на макушку и коснулась своей грудью тела Санька.
– Ой, извините…
– Не извиняйтесь, Соня Максимовна. Работа такая у вас сложная.
Хотелось получить от терапевта разрешение называть ее просто Соня, но такого разрешения Пельмень не дождался.
Померили кое-как. Следом она сунула ему под мышку градусник.
– Крепко держите, только вчера один товарищ разбил.
– Держу. Обещаю не разбивать имущество.
– Покажите горло, покашляйте. Давайте вас теперь послушаем, расстёгивайте свои пуговицы, – просила она. – Глубокий вдох, медленный выдох. Вот так.
Пельмень с радостью все ее просьбы выполнял. И горло показал, и покашлял, рубаху расстегнул, чтобы Соня Максимовна сердце и легкие послушала.
Потом она вернулась за стол – заполнять документы после прошедшего медицинского освидетельствования. Саня медленно застёгивал рубашку.
– Ну как жить буду?
– Будете, вы совершенно здоровы, молодой человек. Я выдам вам допуск на прохождение практики.
Соня Максимовна заполнила графы в истории Пельменя. Обычно у врачей был неразборчивый почерк, что черт ногу сломит, а вот она писала, как клинописью. Саня даже засмотрелся за движениями ее руки.
– Обходите других специалистов, они вам свои отметки проставят, а ко мне возвращаться не надо.
– А если хочется? – попытался добавить щепотку флирта Пельмень.
– Перехочется, – показалось, что Соня Максимовна залилась румянцем. – Не рекомендую вам этого делать.
– Это ещё почему? Противопоказания какие имеются?
Терапевтша промолчала. А когда он уже встал, добавила почти шепотом:
– Не связывайтесь с ними, ничем хорошим это не закончится. Для вас. Страшные люди.
Пельмень изумился. Это Пухляков страшный что ли? Надо было все-таки его щелкнуть в коридоре, чтобы Соня Максимовна собственными глазами увидела, что ничего страшного в этом придурке нет и быть не может. Понятно, что серьезно отнестись к словам терапевтши Пельмень не мог. Откуда тут серьёзности взяться?
– Если понадобиться помощь с Пухляковым или вообще… – начал он, но женщина перебила.
– Не понадобиться. Пообещайте мне, что не станете с ними связываться.
– Для меня закон желание дамы. А вы подумайте…
– Вам восемнадцать только исполнилось, Саня, – мягко сказала она. – Не стоит.
Саня плечами пожал. Как говорится – мое дело предложить. Но отказ Пельмень не собирался принимать. Потому уже прикидывал в голове как организовать новую встречу с Соней Максимовной, но в более неформальной обстановке и вне стен медицинского кабинета. А еще желательно без этого белого халатика. Уж больно терапевт понравилась пацану.
Взял свою историю, направился к выходу.
– До скорой встречи, Соня.
– Вам все понятно с обходным?
– Угу. Пройти других специалистов, получить отметки. Сделаем.
– Вот и славненько. Вызовете ко. Не Красноухова. Пусть заходит на приём.
Пельмень вышел, копошась в истории и пытаясь понять куда идти.
– Краснухов, заходите, – позвал он очередного, выйдя из кабинета.
Со скамьи поднялся пожилой работяга, который минимум пару лет на пенсии пребывал. Из повторных видать, таким медицинские освидетельствования требуются чаще обычного. Сварщика Леху с его друганом Пельмень не заметил – ушли, видимо поняв, что ничего им сегодня не светит с Соней Максимовной.
Следующим в обходном листе значится психиатр. Четвёртый кабинет и Саня пошёл прямо по коридору, когда плечо в плечо ударился со сварщиком, который уже отправлялся на выход из медчасти.
– Тебе крышка, урод. Ещё увидимся, – прошипел Лёха и зашагал дальше.
Останавливать его Саня не стал, теперь уже и Соне обещал, что трогать сварщика не будет. Сейчас по крайней мере, ну а потом… кто ж его знает, как потом сложится?
