Валерий Геннадьевич Климов
Прощай, Баку!
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и Балаханский май.
Отрывок из стихотворения С.А. Есенина «Прощай, Баку!» (1925 г.)
Пролог
Москва. Красная площадь. 25 июня 2008 года. 11 часов 30 минут.
Рядом с Лобным местом остановились высокий, подтянутый и весьма уверенный в себе, симпатичный мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, с русыми волосами, немного тронутыми сединой, и его ровесница – все еще весьма привлекательная, несмотря на возраст, стройная русоволосая женщина – являющаяся, судя по всему, его супругой.
Они синхронно посмотрели на свои часы, словно ожидая кого-то, и также одновременно быстро обменялись взглядами, похожими друг на друга как две капли одной воды.
Затем женщина, что-то сказав мужу, спешно направилась к зданию ГУМа, а он, заметно волнуясь, остался стоять на своем месте.
Алексей Родионов, так звали этого элегантного мужчину, в очередной раз окинув своим острым взглядом малолюдную из-за сильной жары площадь и не увидя на ней тех, кого он так нетерпеливо там ждал, внезапно резко зажмурился от яркого солнечного «зайчика», отразившегося от какого-то стеклянного предмета в руках проходящих мимо него людей и случайно попавшего ему прямо в оба глаза, и, ожидая момента, когда пройдет это временное ослепление, невольно погрузился на несколько секунд в свои волнительные воспоминания…
Вот он – шестнадцатилетний бакинский паренек, к которому в его последние школьные каникулы, проведенные вдалеке от его родного города, накрепко «прилепилось» данное на чужбине прозвище «Бакинец», с первого взгляда влюбляется в самую красивую девушку его школы, волею судьбы появившуюся там лишь в выпускном учебном году.
А вот он – уже двадцатичетырехлетний молодой человек, отслуживший после института положенный срок в армии и вынужденный «на гражданке» бороться за свою любовь с весьма коварным и беспринципным соперником – его личным школьным врагом из их общего детства – в условиях, когда исход этой борьбы отнюдь не очевиден.
Ну, и наконец, вот он же – но уже хорошо знающий себе цену мужчина «под тридцать», попавший вместе с самыми близкими ему людьми и значительной частью горожан нетитульной в их республике национальности в смертельно опасную для них ситуацию, когда в его родном Баку разом сменились все привычные жизненные ориентиры у почти двух миллионов жителей этого прекрасного города, и в нем начали гибнуть ни в чем не повинные люди.
Конечно, после этих страшных событий прошло уже довольно много времени, а точнее – без малого двадцать лет, за которые у Алексея и его близких успели зарубцеваться душевные раны, и смогла постепенно наладиться жизнь, но только проходила она уже не «там» – родине его детства и юности, и не среди «тех» – друзей его беззаботной молодости, которых злодейка-судьба разбросала, с тех пор, по самым разным городам и странам, а совсем в другом месте…
Родионов, прогоняя воспоминания, слегка встряхнул головой и осторожно приоткрыл глаза.
Зрение ожидаемо вернулось, и он тут же ясно увидел, как к нему, отходя от здания ГУМа, уже спешила обратно его супруга. При этом она издалека весьма акцентировано махала рукой и, почему-то улыбаясь, указывала ему жестами в противоположную от них обоих сторону.
Алексей, реагируя на ее активные сигналы, резко обернулся и тут же сам моментально расплылся в широкой улыбке. К нему подходили те, кого он так нетерпеливо ждал не только все эти последние минуты, но и все последние десятилетия – его бакинские одноклассники.
Раскинув широко свои объятья, он поспешно шагнул им навстречу. Однако, почти тут же, по какой-то злой иронии судьбы, его глаза поймали очередной «зайчик», и он вновь надолго зажмурился…
Часть 1. Бакинец
Глава 1. Последний день лета
Наступившее утро тридцать первого августа одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года в городе Баку было по-южному жарким и душным.
В такую погоду, при абсолютном безветрии и полном исчезновении остатков ночной прохлады, невозможно спать долго, и шестнадцатилетний Алексей Родионов, проснувшись от яркого солнечного света, пробившегося из-за неплотно закрытых занавесок на окне, и веселого чириканья стайки воробьев, доносившегося с улицы через открытую форточку, лишь напрасно тратил время на безуспешные попытки повторно заснуть.
Наконец, с пока еще безлюдной улицы раздались звонкие возгласы пришедшего в их двор молодого «мацонщика»: «Мацони! Кому мацони?», и полусонное состояние у расслабленно зевнувшего Алексея окончательно прошло.
Понежившись, по привычке, еще несколько минут, Родионов, все-таки, набрался решимости и, медленно разведя руки в разные стороны, попытался было напоследок сладко потянуться, но внезапно пронзившая левое плечо боль заставила его невольно вздрогнуть и болезненно поморщиться.
И тут же воспоминания о весьма непростых событиях вчерашнего дня нахлынули на него лавиной неприятных ощущений.
Надо же было вчера такому случиться, что он, едва вернувшись утром в родной Баку после неплохо проведенных летних каникул у своих родственников в далеком Арзамасе, уже к обеду успел влипнуть в столь неприятную для него историю.
Направляясь в ближайший магазин за хлебом, Алексей, сокращая путь, невольно вступил на территорию соседнего двора и, проходя там мимо мирно игравших в футбол мальчишек, рефлексивно откинул им ногой внезапно отлетевший в его сторону мяч, который, отскочив от небольшого бугорка, случайно попал одному из играющих сорванцов в место пониже спины.
Раздался громкий смех всех присутствовавших, при этом, ребятишек, и расплакавшийся из-за этого мальчуган моментально побежал жаловаться на него к себе домой.
Родионов же, не придав этому событию большого значения, спокойно продолжил свой путь и уже через минуту начисто забыл про нечаянно обиженного им пацана.
И, как оказалось – весьма напрасно! Купив в магазине круглую буханку теплого душистого хлеба и возвращаясь обратно той же дорогой, он за первым же ее поворотом – вокруг угла местного детского сада – нарвался на уже поджидавших его там трех парней довольно угрюмого вида.
С запоздалым сожалением вспомнив о нелепом инциденте с мальчишкой, Алексей сразу же понял, что зря он пошел к себе домой тем же путем.
Парни были старше его лет на пять и примерным поведением явно не отличались.
Их вожака Алексей узнал сразу.
Это был известный на всю округу «блатной» (так тогда называли людей из криминального мира) по имени «Аслан» – высокий, крепко сложенный, с тонкими чертами лица, молодой человек, уже имевший, к этому времени, на своем счету одну достаточно серьезную судимость.
Он, как оказалось, приходился старшим братом расплакавшемуся мальчугану, и этот факт ничего хорошего шедшему в его сторону Родионову не сулил.
Стоявший слегка в сторонке младший брат Аслана тут же закричал, показывая на него пальцем: «Вот он! Вот он!», и Алексей внутренне напрягся в ожидании худшего.
Не подавая вида, что ему стало немного не по себе, он все так же не спеша продолжал идти прямо на них, не сворачивая и не замедляя шаг.
Когда до парней оставалось пройти около десяти метров, Аслан сделал два небольших шага ему навстречу и, слегка нахмурившись, громко и отрывисто спросил:
– Ты зачем ударил мячом моего брата?
Родионов, продолжая идти прямо на него, миролюбиво ответил:
– Аслан, это произошло совершенно случайно.
Однако, Аслан, похоже, и не собирался его выслушивать.
Он молча выждал момент, когда расстояние между ними сократилось до полутора метров, и попытался с ходу нанести Алексею удар ногой в пах.
Родионову лишь в последний миг удалось отскочить на полшага назад, и нога нападавшего, не коснувшись его, взлетела на уровень груди, отчего сам Аслан на считанные доли секунды оказался в весьма неустойчивом положении.
И Алексей, воспользовавшись этим моментом, резким взмахом своей левой руки поддел ногу нападавшего снизу вверх и быстрым крутящим движением отвел ее в сторону.
Потеряв равновесие, Аслан камнем рухнул на асфальтированную дорожку, и тут же в начавшуюся драку вступили два его друга.
С двух сторон на Родионова обрушился настоящий град кулачных ударов, от которых он едва успевал отбиваться, стараясь правильно ставить «блоки» и невольно отходя к забору детского сада, расположенного вдоль тротуара.
Однако, упершись спиной в металлическую решетку этого забора, Алексей вдруг ясно осознал, что оказался в ловушке, и в тот же миг его неожиданно охватила слепая безудержная ярость.
Не обращая больше внимания на достигающие его тела удары высокорослого противника, нападавшего на него слева, он сам нанес целую серию мощных ударов кулаками обеих рук невысокому парню, наседавшему на него справа.
Явно не ожидая от Родионова такого бешеного отпора и пропустив от него парочку весьма болезненных ударов, тот, в конце концов, не выдержал и позорно отбежал на несколько метров в сторону.
Путь к спасению был открыт, и Алексей, в три прыжка, вновь оказался на тротуаре.
Но там к нему, наперерез, тут же бросился поднявшийся к этому времени на ноги Аслан, в руке которого сверкнула на солнце острым лезвием «финка», и Родионов, не успев развернуться к нему лицом, невольно пропустил нанесенный им этим ножом веерно-горизонтальный удар, от которого у Алексея тут же острой болью резануло левое плечо.
Не обращая внимания на возникшие болезненные ощущения, он «в горячке» отскочил на два-три шага назад и решительно принял оборонительную стойку, после чего, сделав обеими кистями своих рук приглашающее движение, запальчиво произнес вдруг осипшим голосом:
– Ну, давай! Иди сюда! Иди!
Однако, Аслан, посмотрев на его левое плечо, неожиданно спокойно сказал:
– Хватит с тебя, пожалуй.
Опустив руку с ножом вниз и оттолкнув другой рукой своих рвавшихся в драку товарищей, он вместе с ними неторопливым шагом направился в сторону своей многоэтажки.
Только после этого Алексей взглянул на свое левое плечо. Короткий рукав его летней футболки был сильно разрезан, и вдоль всего разреза проступала кровь, тонкая струйка которой, стекая вниз по руке, уже образовала несколько красных пятен на асфальте.
Родионов, расстроенно выругавшись, поднял левой рукой с асфальтированной дорожки брошенный им там, в начале драки, пакет с купленным хлебом и, прижав рану правой рукой, демонстративно медленным шагом прошел в свой двор.
Дома его встретили ожидаемо встревоженными возгласами находившиеся там мать и бабушка, и, чтобы их не огорчать, Алексею пришлось соврать им, сказав, что он, якобы, нечаянно порезался узким осколком стекла, незаметно торчащим в металлической решетке забора детского сада, при случайном соприкосновении с ним своим плечом во время разговора с встретившимися приятелями.
В эти объяснения они, конечно, мало поверили, а пришедший позже дед не поверил и вовсе. Он просто промолчал, выслушав его короткий рассказ о случайном порезе, и лишь поздним вечером, когда рядом не было никого из женщин, тихо спросил у смотревшего телевизор внука:
– Ты точно уверен, Алеш, что не надо вызывать милицию?
На что Алексей также тихо и коротко ответил:
– Да, дед, уверен!
После обработки перекисью водорода его раны, а она, к счастью, оказалась неглубокой, мать с бабушкой аккуратно забинтовали ему плечо и в один голос потребовали, чтобы в этот день он больше никуда не выходил.
Алексей не возражал, поскольку идти ему, собственно говоря, пока было некуда, и весь вечер добросовестно проторчал у телевизора.
Мысленно разобрав до мельчайших подробностей весь вчерашний инцидент, Родионов с удовлетворением пришел к выводу, что поскольку вел он себя в данном конфликте весьма достойно, то в трусости уж точно никто его упрекнуть не сможет. А вот это-то и было главным итогом прошедшей «разборки», так как что-что, а уж смелость у всех дворовых и школьных компаний, где его знают, ценилась превыше всего.
Ну, а в том, что об этой вчерашней драке, наверняка, уже знают почти все молодые парни и мальчишки как его собственного, так и близлежащих дворов, можно было не сомневаться.
Информация подобного рода, в их квартале, распространялась мгновенно. И, осознав это, Алексей теперь уже с оттенком тайной гордости посмотрел на свое перебинтованное плечо.
После этого его мысли окончательно перекинулись на другие, не менее приятные ему, темы.
Во-первых, сегодня наступил последний день августа, и, значит, завтра надо будет идти в школу – в последний десятый класс, по окончании которого уже в следующем году, наверняка, можно будет произнести заветную фразу: «Прощай, Баку, и… здравствуй, новая студенческая жизнь в другом городе!».
Во-вторых, в связи с тем, что недавно совершенный им летний выезд на каникулы к родственникам в Арзамас оказался полным новых и ярких впечатлений, ему будет теперь, что рассказать своим школьным друзьям при завтрашней первосентябрьской встрече.
И наконец, в-третьих, главное: сегодня утром должен вернуться со своих соревнований его лучший друг Виталий Горшенков, живущий в соседней одноподъездной девятиэтажке (кстати, точно такой же, как и та, в которой жил Родионов), а это означает, что скучать ныне не придется.
С Виталиком он дружил с первого дня их поступления в школу, произошедшего девять лет назад. Так получилось, что обе их девятиэтажки сдавались в эксплуатацию и заселялись жильцами в их последнее дошкольное лето, практически, одновременно, и их семьи, как и многие другие, въехали в эти дома лишь в самом конце августа.
Поэтому, в тот свой самый первый школьный день Алексей, увидев в школе мальчика из соседнего дома, сразу же с ним подружился, и, хотя их рассадили, при этом, за разные парты (причем, каждого мальчика обязательно сажали рядом с девочкой), это не помешало им тогда провести все их первые перемены вместе, что, несомненно, помогло обоим сразу же освоиться в новом для них коллективе.
С тех пор они были, что говорится «не разлей вода»: вместе ходили в школу, вместе из нее возвращались и, естественно, бедокурили всегда тоже вместе: по крайней мере, во всех школьных и дворовых историях, плохих ли или хороших, они были замешаны всегда оба.
В начальных классах Горшенков, поскольку его родители днем находились на работе, сразу после школы шел вместе с Алексеем к нему домой и находился там аж до семи часов вечера, пока его не забирала домой возвращающаяся с работы мать Виталика.
Все это время, до ее прихода, Родионов с Горшенковым проводили вместе: делали уроки, играли и обедали под бдительным присмотром бабушки Алексея.
Немного повзрослев, Виталик после школы стал оставаться в своей квартире один вплоть до прихода его родителей с работы. И теперь уже Алексей стремился под разными предлогами улизнуть из дома к Виталику – туда, где они могли беззаботно болтать на самые разные темы, придумывать очередные мелкие каверзы и бесконечно строить грандиозные планы.
Они даже кружки посещали, до поры – до времени, одни и те же: шахматный, теннисный и фотографический.
И лишь в девятом классе их личные интересы стали понемногу расходиться в разные стороны.
Горшенков вместе с их одноклассником Марком Пятницким, имевшим громкое прозвище «Доцент», по-настоящему увлеклись легкой атлетикой: Марк – стайерским, а Виталик – спринтерским бегом. И это их увлечение оказалось довольно серьезным.
Оба они довольно быстро попали в молодежную сборную Азербайджанской ССР по легкой атлетике и стали часто ездить на соревнования в различные города страны.
Конечно, это не могло не отразиться на их успеваемости, но зато сполна окупилось ростом их популярности среди одноклассников… и не только.
Одни их рассказы о посещаемых ими городах и, само собой, обычные спортивные байки всегда собирали вокруг них целые группы благодарных слушателей.
Что же касается Родионова, то его стали увлекать игра на гитаре с сочинением собственных песен и занятия в школьном оперативном отряде или, как его еще иногда называли – отряде содействия милиции.
В этом отряде, руководителем которого был завуч их школы по воспитательной работе Юрий Вячеславович или «Винни Пух», как его звали школьники за его круглое лицо и кругловатую фигуру, Алексей вместе с другими заинтересовавшимися данными занятиями старшеклассниками обучался основам рукопашного боя, криминалистики и правоведения.
Помимо этих увлечений Родионову, поскольку он хорошо учился и был одним из самых заметных школьных активистов, приходилось весьма часто принимать участие в самых различных олимпиадах по всем основным школьным предметам, шахматных соревнованиях, смотрах художественной самодеятельности и, конечно, собраниях комитета комсомола их школы, в состав которого он входил вместе с еще одним своим приятелем по классу – Сергеем Розовым или просто «Серым», как его звали близкие друзья.
Сергей относился к тому типу людей, про которых обычно говорят: «свой в доску». Это был, на редкость, открытый, спокойный, порой даже в чем-то медлительный, но способный мгновенно «взорваться», если его затронуть за живое, юноша.
Он всегда производил впечатление надежного человека, и поэтому с ним Алексею всегда было также легко, как и с Виталиком. Единственное, что мешало тогда их более частому общению, было то, что Сергей жил в диаметрально противоположной (по отношению к школе) от него стороне.
Впрочем, начиная с девятого класса, Родионов после школьных занятий проводил с ним время, пожалуй, уже не меньшее, чем с Горшенковым, так как, помимо комитета комсомола, Розов также входил в состав оперативного отряда и кружка школьной художественной самодеятельности, которые посещал и Алексей.
Что же касается шахмат и футбола, то на них были, буквально, «помешаны» не только Родионов и два его самых близких друга, но и добрая половина остальных их одноклассников.
На констатации данного факта приятные размышления Алексея прервал громкий голос его бабушки, упорно звавшей его завтракать.
«Да, пожалуй, действительно, пора вставать», – решил Родионов и, встав с дивана, натянул на ноги свои спортивные штаны.
Сделав после этого пару разминочных движений корпусом, он поспешно покинул свою спальню и бодро прошел в ванную комнату.
Наскоро умывшись и тщательно вытершись полотенцем, Алексей внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале и, увидев у себя на подбородке несколько небольших выросших волосинок, осторожно сбрил их дедовским станком.
«А ведь совсем скоро, видимо, придется уже перейти на ежедневное бритье, – подумал Родионов. – Вот, где будет морока».
Прыснув, напоследок, на себя одеколоном, он, наконец-то, вышел из ванной комнаты и без промедления направился в кухню, где на кухонном столе его ждали готовые к употреблению бутерброды и стоял традиционный бокал с горячим чаем.
Бабушка, приготовившая ему завтрак, уже занималась чем-то своим на балконе, а дед, встававший раньше всех в их семье, видимо, как всегда, ушел на работу еще час назад.
Дед Алексея, фронтовик, человек с большим жизненным опытом, не привыкший сидеть без дела, и на пенсии нашел себе работу по силам – устроился дежурным лифтером в своей же девятиэтажке.
Мать Родионова тоже, скорее всего, была уже на работе. Она работала экономистом на каком-то военном заводе и всю жизнь разрывалась на два дома: квартиру, где жил Алексей с бабушкой и дедушкой, и квартиру в полутора часах езды от них, где жил его больной отчим, периодически ложившийся в больницу, но так и не излечившийся до конца от своего недуга.
Плотно позавтракав, Алексей встал из-за стола и, подойдя к телефонному аппарату, находившемуся в прихожей на прикрепленной к стене подставке, поспешно набрал телефонный номер Виталика.
– Да, – послышался в трубке знакомый голос. – Это ты, Лех?
– Я, – рассмеялся Родионов. – Ты что… ясновидящий?
– Ага… Давай ко мне! Я – один здесь, – сказал Горшенков. – Жду!
– Уже иду, – ответил Алексей и, громко крикнув бабушке, что уходит к Виталику, вышел из квартиры.
Зайдя в подъезд соседней девятиэтажки и поднявшись на третий этаж, Родионов позвонил в дверь квартиры номер девять.
Дверь открылась почти сразу, и на пороге показался Горшенков.
– Привет, Виталь! – радостно произнес Алексей.
– Привет, Лех! – с широкой улыбкой на лице ответил Виталик.
Друзья обменялись крепким рукопожатием.
– Проходи, – Горшенков отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Родионова.
Тот осторожно вошел в прихожую и сразу же стал снимать там свои легкие летние туфли. Аккуратно поставив их в уголок рядом с входной дверью и медленно направившись в зал – самую большую комнату квартиры, он случайно сдвинул лежащий посреди прихожей бежевый половик, под которым на паркетном полу предательски обнажилось большое темное пятно, и друзья, одновременно взглянув на него, разом заулыбались.
Дело в том, что несколько лет назад, когда они оба ходили в секцию настольного тенниса и играли в эту игру везде, где только им заблагорассудится, им, однажды, пришла в голову мысль «сгонять партейку» в теннис не где-нибудь, а… прямо дома у Виталика.
Недолго думая, Горшенков разложил, тогда, в зале их семейный прямоугольный стол и положил в его центральной части, вместо разграничивающей сетки, несколько плоских деревянных линеек. И игра началась…
Наигравшись вдоволь и придя, в конечном счете, к ничейному результату, они договорились, как принято в таких случаях, сыграть последнюю партию. Однако, после нескольких минут решающей игры неожиданно помялся их теннисный шарик.
Вмятина была небольшой, размером с копейку, и Виталик решил ее выправить, подержав шарик над огнем конфорки газовой плиты в кухне.
Алексей и сказать ничего не успел, как его друг уже занес руку с шариком над огнем.
Шарик вспыхнул почти мгновенно, и растерявшийся Горшенков рефлексивно отбросил его на паркетный пол в прихожей.
Теперь уже полыхнуло огнем и паркетное место под шариком.
Все происходило настолько стремительно, что от ужаса на Виталика нашло какое-то странное оцепенение. Он стоял и безмолвно смотрел на все более разгорающийся под объятым пламенем шариком паркетный пол.
Алексей тоже испугался, но, видя, что его друг, буквально, замер от ужаса, инстинктивно схватил валявшийся в стороне бежевый половик (почему тот оказался сдвинутым с его обычного места, они и сами потом не вспомнили) и, накрыв им очаг возгорания, принялся обеими ладонями нещадно бить по этому месту, стараясь как можно быстрее погасить огонь.
И, в конце концов, ему это удалось.
Подняв половик, он увидел, что огня под ним уже нет, как нет и полностью сгоревшего шарика. Зато есть большое темное пятно в самом центре паркетного пола в прихожей и квартира, полная едкого горелого запаха.
Лишь увидев, что огонь потушен, и опасность пожара миновала, понемногу вышел из своего ступора и Виталик.
Придя в себя, он сначала оперативно открыл балконную дверь и все форточки в квартире, затем обильно смочил водой и протер, после этого, насухо появившееся горелое пятно на полу, и лишь потом, в заключение своих «восстановительных» работ, вновь прикрыл его сверху спасительным половиком.
Затем он грустно попрощался с Родионовым и остался один дожидаться прихода своих «родаков» с работы. Кстати, чем тогда закончилась эта история для Горшенкова, Алексей уже и не помнил. Видимо, Виталик, все-таки, ухитрился как-то выкрутиться из этого положения, рассказав родителям свою очередную «правдоподобную» байку, на которые он, поистине, был большой мастак…
Обменявшись улыбками по поводу пятна на паркете, друзья прошли в комнату Горшенкова.
– Ну, как съездил в Москву? – спросил Родионов у своего друга.
– Нормально, – ответил Виталик. – Прикинь, заходим в забронированную для нас московскую гостиницу, а там, в гостиничном «предбаннике» – уже болтаются «Доцент» и его доблестная стайерская команда. Ну, я ему шутливо и говорю: «Марк, привет! Ты зачем все наши номера занял?». И тут он мне в ответ гремит своим басом на весь переполненный людьми вестибюль: «А где ты здесь видишь номера, Виталь? Камеры в «Матросской тишине», и те разрядом выше!». Наши обе команды, естественно, тут же падают со смеху, а гостиничная администраторша за своей стойкой, закашлявшись от охватившего ее праведного негодования, предсказуемо принимается яростно грозить нам милицией.
– Ну, вы там, хоть, выиграли что-нибудь? – поинтересовался Алексей.
– Ага, дырку от бублика! Там, как всегда, москвичи все призы забрали, – грустно заметил Горшенков. – Ну, а ты? Как съездил в этот, как его… Арзамас?
– Тоже нормально, – ответил Родионов, – даже, можно сказать, отлично. Знаешь, никогда бы не подумал, что небольшой провинциальный городок может оказаться таким классным и красивым.
Алексею, действительно, понравился Арзамас – древний русский город с четырехсотлетней историей – один из доброй сотни исторических городов России, являющихся хранителями уникальных по своей ценности реликвий прошлого и настоящего.
Расположенный в южной части Горьковской (ранее и ныне – Нижегородской) области на высоком правом берегу реки Теши (правобережного притока впадающей в Волгу Оки), на расстоянии ста с небольшим километров от еще более древнего города Горького (ранее и ныне – Нижнего Новгорода), он, несмотря на закрепившийся за ним в последнее время статус крупного промышленного центра областного юга и свое стотысячное население, был настоящим кладом для любознательных туристов и настоящих ценителей русской старины.
Основанный в 1578 году как город-крепость, который повелел заложить еще Иван Грозный в 1552 году во время его третьего похода на Казань, Арзамас сыграл важную роль в обороне юго-восточных границ русского государства от кочевников Ногайской орды.
Название его, как рассказывает одна из легенд, было образовано из мордовских имен двух проживавших там братьев Арзая и Масая, которые дарами встретили русского царя и в его присутствии первыми в здешних краях добровольно приняли православную веру.
Население города состояло, сначала, лишь из пушкарей, стрельцов, казаков и монахов, но, постепенно, в нем начали селиться как мастеровые, так и торговые люди. А чуть позднее его пополнили и высланные Иваном Грозным в здешние края из «Господина Великого Новгорода» провинившиеся перед царем некоторые новгородские дворяне, купцы и ремесленники. От всех этих лиц и происходило подавляющее большинство нынешних горожан древнего города.
С историей Арзамаса неразрывно связана и история ратной славы воинов-арзамасцев.
У города были и свои «триста спартанцев» (триста арзамасских ратников, сложивших свои головы, но не отступивших в битве против превосходящих сил польско-литовских войск Лжедмитрия под городом Зарайском), и своя «Жанна Д,Арк» (местная воительница Алена Арзамасская, командовавшая одним из крупных вооруженных отрядов повстанческой армии Степана Разина и сожженная заживо на костре после ее пленения царскими войсками).
Грозным напоминанием всем горожанам о тех суровых временах являются знаменитые «Ивановские бугры» возле местной реки Теши, в которых, по преданию, захоронено более одиннадцати тысяч здесь же казненных пленных разинцев, и сохранившееся до сих пор (хотя, и значительно переделанное за прошедшие века) старинное здание почтовой станции, возле которой несколько часов стояла клетка с находившимся в ней плененным руководителем другого народного восстания – Емельяном Пугачевым, перевозимым таким варварским способом в Москву на казнь.
Этот небольшой древний город воочию видел не только своего основателя – русского царя Ивана Грозного и двух российских императоров Екатерину Вторую и Николая Второго, но и многих других исторических знаменитостей, таких, как, например, русские полководцы Юрий Долгоруков и Александр Суворов, поэт Александр Пушкин и живописец Александр Ступин, писатели Горький и Гайдар и архитектор Коринфский, и прочие… прочие… прочие…
Одним словом, провинциальный и тихий Арзамас не мог не заворожить любителя истории Родионова своей естественной, дышащей настоящей древностью, красотой.
И восхищенный ею Алексей, временно пребывая в этом городе, целыми днями ходил по его старинным улицам и площадям, искренне любуясь изяществом Воскресенского и Преображенского соборов и чудом сохранившихся зданий Николаевского женского монастыря, духовного и реального училищ, городского магистрата и более десятка старых церквей, буквально дышащих древней историей.
Большое впечатление на него произвели также старый городской парк с дендрарием и бывшая (уже, практически, не существующая в былом виде) Верхняя Набережная на высоком берегу реки Теши, с которого открывался прекрасный вид на всю южную окрестность города.
Еще запомнились ему рыбалка на прудах, сбор орехов в орешнике и замечательный чистый воздух в одной из малых деревень Вадского района – родины его бабушки, куда он заезжал по приглашению до сих пор проживавших там дальних родственников.
Словом, еще не отошедший до конца от приятных «каникулярных» воспоминаний Родионов, буквально, заразил своим позитивным настроением «полусонного» Горшенкова, рассказывая ему об этом, так сильно впечатлившим его воображение, городе.
– Да… – произнес заметно оживившийся Виталик, – видимо, тебе, действительно, очень понравилась твоя поездка в провинцию… Ну, а с молодежью в Арзамасе как? Или там живут только одни старики, древние, как сам город?
– Естественно, с нашим братом там тоже все в полном порядке, – рассмеялся Родионов. – Между прочим, в Арзамасе имеются два собственных ВУЗа (педагогический и авиационный) и целая куча самых различных техникумов и профтехучилищ, не считая еще заводов и фабрик, на которых, понятное дело, работают далеко не пенсионеры. Словом, молодежи там – «пруд пруди». Днем те из них, кто не на работе и не на учебе, ходят в лес, на речку или стадион, а вечером все обычно идут в один из трех городских кинотеатров или на танцплощадку в парк.
– А ты там познакомился с кем-нибудь из местной молодежи? – спросил Виталик.
– Естественно, – ответил Алексей. – У меня, вообще-то, там «клевая» троюродная племянница проживает. Прикинь, по возрасту на полтора года старше меня, а по факту кровного родства – племянница… Короче, она у меня там была за экскурсовода. Один раз, вечером, даже в парк на танцы меня затащила. Там, правда, мне ее ревностные поклонники за нее чуть «морду не намылили», но, слава богу, вовремя разобрались, что я – всего лишь ее дальний родственник. Иначе, точно не сносить бы мне там своей головы. В Арзамасе ребята жесткие: сначала бьют, и лишь затем уточняют: кто ты есть на самом деле… хотя, впрочем, и потом… не всегда выясняют эти «ненужные» им подробности, тем более, что на танцы там местные парни, как правило, трезвыми и в одиночку не ходят.
