banner
banner
banner
Танкист №1. Бей фашистов!

Валерий Петрович Большаков
Танкист №1. Бей фашистов!

Глава 6. Танковый ас

Дебальцево, Южный фронт. 28 сентября 1941 года[5]

Командир танковой роты, сонно моргая от недосыпу, тыкал сучковатым пальцем в карту, расстеленную прямо на броне танка, и бубнил:

– Вчера наша 9-я армия и Таганрогский боевой участок в составе трех дивизий нанесли контрудар и потеснили передовые части противника, где на десять, где на все пятнадцать километров…

Зенков, командир «КВ», крякнул довольно.

– Зря крякаете, товарищ Зенков, – пробурчал комроты. – Подходят главные силы 1-й немецкой танковой армии Клейста, и Ставка приказала нам отступить на рубеж Красный Лиман – Дебальцево. Ох, чуть не забыл… Лейтенант Лавриненко!

Поводив глазами, он глянул на Гешу:

– Вижу… Вы ж с 15-й танковой дивизии?

Репнин механически кивнул, не слишком вникая в суть.

– Вашему взводу, товарищ Лавриненко, приказано грузиться и отправляться под Москву, а то вы задержались тут не по делу… Из личного состава 15-й и 20-й танковых дивизий формируется 4-я танковая бригада. Командовать ею будет полковник Катуков. Собирайтесь, документы получите у начштаба.

– Есть!

Геша не знал, где тут штаб, но ноги сами повели его. Остановившись возле землянки, на сруб которой был приделан большой осколок зеркала (видать, тут было место для бритья), Репнин поглядел на свое отражение.

Да, на него смотрел Дмитрий Федорович Лавриненко, танковый ас. За два с лишним месяца боев Дмитрий Федорович поучаствовал в двадцати восьми схватках, уничтожив пятьдесят два немецких танка!

Его не призывали на фронт, Дмитрий Федорович сам пошел в армию, добровольцем, еще в 34-м. Почему? Видать, было что-то изначально заложено в его характере, что-то боевое, воинское.

Ведь начинал Лавриненко как учитель в школе, и у него это очень хорошо получалось. Почему же он променял сугубо мирную профессию на другую – Родину защищать? Может, как раз в этих двух словах и кроется ответ?

В 38-м Дмитрий Федорович окончил Ульяновское бронетанковое училище. Науки постигал легко – учитель все-таки! Вот там-то, в Ульяновске, и проявилась истинная натура Лавриненко – из всех видов оружия он стрелял на «отлично». Его звали «Снайперский глаз».

В 39-м Дмитрий Федорович участвовал в освободительном походе на Западную Украину, в 40-м – на Бессарабию. В Станиславе познакомился с хорошей девочкой Ниной, на которой и женился летом 41-го.

Командир взвода танков «БТ-7» Лавриненко отступал с боями вместе с остальной 15-й танковой дивизией, пока та не растаяла вовсе в Уманском котле.

«БТ-7» очень маневренные, но с хлипкой броней. Другое дело – «Т-34». Когда лейтенанта Лавриненко назначили командиром танкового взвода «тридцатьчетверок», Дмитрий Федорович сказал: «Ну, теперь я с Гитлером рассчитаюсь!»

Репнин криво усмехнулся. Дмитрий Федорович!

Ныне это ты и есть, Геннадий Эдуардович!

Забудь про капитанские погоны, про «Т-72Б». 41-й год на дворе.

Война идет!

Опять-таки, Лавриненко сейчас сколько? Он в 1914-м родился… Господи, ему двадцать семь всего! Он на пятнадцать лет тебя младше, то бишь моложе, товарищ Репнин! И волосы густые…

Геша насупился. Кто он? Лавриненко? А нету больше Дмитрия Федоровича! И Гешки тоже нету! Есть человек с телом Лавриненко, а личность у него твоя! Душа, так сказать. Переселилась. Через время.

Хоть садись и роман про «попаданцев» пиши.

Тема модная и понятная – ужас как хочется переиграть старые сражения, вернуть отнятое либералами и т. д., и т. п.

Но Геннадий никогда не читал подобные опусы. Смысл?

Историю-то не изменить, что было – было. Это учебники можно переписать, низведя освободителей в «оккупанты», а немецких холуев возвышая до героев.

Так он тогда рассуждал. А теперь что?

Не один месяц минует, пока то, что случилось с ним, станет не то что привычным, но хоть как-то сольется с фоном повседневности. Человек привыкает ко всему, даже к самому небывалому.

Перебрось общагу на звездолет – через месяцок в его отсеках все так же будут сушить белье и метаться между буком и плитой, где в сковородке варится суп (а что делать, если кастрюли нет?)…

Геша закрыл глаза и потряс головой. Невероятно! Хотя и вполне очевидно…

Отвернувшись от зеркала, он побрел к штабу, подумав, что личность Лавриненко, может, и отсутствует, но вот память его задержалась. О самом Дмитрии он знал – интересовался, как любой нормальный летчик интересуется подвигами Кожедуба или Покрышкина.

Но откуда тогда ему известен экипаж? А дорога к штабу? Кстати, вот и штаб.

Получив документы, продовольственные аттестаты на весь взвод и прочие «бумажки», Геннадий выбрался наружу.

Начштаба, человек старой закалки, пожилой совсем, называл его Митей. Нина звала Димой…

Он научится откликаться на чужое имя, привыкнет быть не собой, но внутри, «про себя», так и останется Гешей…

Репнин усмехнулся. Он еще и грустит, сволочь мелкая! Вот что за человек…

Да ты молиться должен, поклоны бить той неведомой силе, что перенесла тебя из горящего тела в молодое и здоровое!

Может, это и не чудо вовсе, а, скажем, эксперимент пришельцев из космоса. Или людей из далекого будущего.

Да хрен его знает, может, это и вовсе прихоть Мирового Разума или сбой в законе кармы!

Какая разница?

Главное – ты жив, молод и здоров! И уж точно не позволишь себе погибнуть этой зимой[6]. Нет уж!

Коли жизнь дается дважды, то пусть тянется долго-предолго, пока не надоест…

Вздохнув, Репнин потопал в расположение взвода – надо было успеть добраться до железнодорожной станции, погрузить танки, разместить людей. Мороки будет…

Геша фыркнул, улыбнулся – и не выдержал, рассмеялся.

Все же хорошо, чего он? Переживать надо не о себе, а о тех, кому не удалось вырваться из подбитого «Т-72». Может даже и так быть, что его душу, рассудок, сознание, личность не просто перенесло. А если состоялся обмен? Его – сюда, а Лавриненко – туда? В огонь?

Хоть бы они не сгорели там, в своем 2015-м. Бывало же так, что картузы не сразу вспыхивали, а только обугливались…

Может, экипажу сто второго все же удалось выбраться? Пускай обгорелыми, но живыми?

Как это сейчас узнаешь?

– Тащ командир!

Это подбежал Федотов.

– Я вместо него… – добродушно проворчал Геша и поежился.

Давняя шутка прозвучала более чем двусмысленно.

Заряжающий заулыбался:

– Тащ командир, говорят, уезжаем?

– Правильно говорят.

– А куда?

– Под Москву. Столицу оборонять будем.

– Ага… А когда?

– Сейчас. Марш к танку, нам еще до станции телепаться…

Сводка Совинформбюро за 27 сентября 1941 года:

«В течение ночи наши войска вели бои с противником на всем фронте. По неполным данным, на подступах к Ленинграду за несколько последних дней уничтожено свыше 4 тысяч немецких солдат и офицеров, 66 вражеских самолетов, 34 танка, свыше 30 орудий, 30 пулеметов, 20 минометов, до 100 автомашин, много винтовок, автоматов и боеприпасов.

На одном из участков Ленинградского фронта противник пытался 25 сентября перейти в наступление, но был отброшен с большими для него потерями. На поле боя осталось более 200 трупов немецких солдат и офицеров.

Звено бомбардировщиков части майора Щеголеватых совершило успешный налёт на аэродром противника. С высоты 700 метров звено подвергло бомбардировке около 50 немецких самолетов, находившихся на аэродроме. Уничтожено и повреждено более 20 самолетов типа «Хейнкель» и «Мессершмитт».

Авиация, действующая на западном направлении фронта, уничтожила за 24 сентября на земле и в воздушных боях 30 немецких самолетов, разбомбила 65 танков, больше 220 автомашин, склад с горючим, разрушила 3 казармы и 2 ангара, подавила 10 зенитных установок и батарею, сожгла железнодорожный состав.

На одном из участков западного направления фронта наши части уничтожили более 300 немецких солдат и офицеров, 17 танков, 16 автомашин. Захвачены многочисленные трофеи. В упорном бою на другом участке западного направления фронта противник потерял 3 танка, 4 танкетки, одну бронемашину и несколько орудий».

Глава 7. Четвертая танковая

Мценский район, село Ивановское. 6 октября 1941 года

Геша едва поспел к сроку, хотя его вины не было, все зависело от паровоза, машинистов и ситуации на железной дороге.

2 октября его взвод добрался до деревушки Акулово, что под Москвой. На другой день формирование 4-й танковой бригады завершилось, и ее передали в оперативное подчинение 1-го особого гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Лелюшенко.

Корпус и сам-то организовался 2-го числа, только под Мценском. Перед Лелюшенко стояла сложная задача – разбить противника, прорвавшегося в район Орла, задержать продвижение танковых войск врага, остановить их на рубеже реки Зуша и преградить путь на Тулу.

…Грохотали дизеля, наполняя воздух синим смрадом, брякали «гусянки».

«Правее! – орал чей-то хриплый голос. – Так держать! Пошел!»

 

Геннадий до того набегался за день, утрясая взводные дела, что даже малость одурел. Еще и понервничать пришлось.

«Т-34» – танк замечательный, но сделан как попало, до ума его еще доводить и доводить. Но война-то уже идет!

В его взводе состояли три танка «Т-34-57», с литой башней и мощной противотанковой 57-миллиметровой пушкой «ЗИС-4».

Орудие пробивало с максимальной дистанции броню в 82 миллиметра толщиной, а с минимальной – и все 98 мм.

Вот только танков с такими пушками было очень мало, их даже называли особо – танками-истребителями. Спрашивается: а кто мешал ставить их в большем числе? Ладно, там, «ЗИС-4» – это новая разработка. Ну, а «Ф-34», которые стоят почти на всех «тридцатьчетверках»?

Орудие само по себе неплохое, но очень скоро его огневой мощи не хватит, чтобы одолевать новые немецкие танки. Репнин отказывался понимать Грабина, конструктора «Ф-34». Ведь талантливый же вроде человек! Так чего ж ты, самородок хренов, на месте топчешься, коекакерам разным потакаешь, вроде маршала Кулика, дурака непробиваемого, винящего «ЗИС-4» в «избыточной мощности»? Неужели это так сложно сделать – взять, да и удлинить ствол «Ф-34» до 55 калибров? Такой «длинномер» сразу сблизится по баллистике с «ЗИС-4»! Нет, будут сидеть, сопли жевать, дожидаться Курской дуги, когда появятся «Тигры»…

Нашим надо будет чуть ли не вплотную подбираться к «Т-VI», чтобы с двухсот метров прикончить «полосатого» пятью-шестью попаданиями, а вот «Тигр» станет шлепать «тридцатьчетверки» с полутора-двух километров! И только тогда в наркомате зачешутся…

Репнин поморщился.

Пробегая между двух танковых колонн, он едва с ног не сбил Катукова.

– О-па! – воскликнул Михаил Ефимович. – Куда это вы так мчитесь?

– Виноват, товарищ полковник! – сказал Репнин одышливо. – Надо было рации поставить Капотову и Антонову, а то полвзвода с радио, половина – без…

– Ну, ладно! – засмеялся Катуков. – Не задавили, и на том спасибо. Готовьте свой радиофицированный взвод, товарищ Лавриненко, бригаду перебрасывают к Мценску.

– Есть готовить взвод!

И Геша опять побежал – комбриг только головой покачал. Катукову тоже хотелось припустить бегом – бригада только-только покинула эшелон, и вот новый приказ: грузиться и двигать на Мценск!

* * *

За два дня 4-я бригада пополнилась старыми, «откапиталенными» танками «БТ-7» и новыми «КВ», а уже 5 октября эшелон с матчастью и личным составом прибыл в тихий Мценск.

В городишке моросило, командир танкового полка Еремин носился вдоль состава, помогая разгрузке и поторапливая:

– Живее, товарищи, живее! На нас вся надёжа!

Сюда, к Мценску, направлялись «панцерваффе» из 2-й танковой группы Гудериана, если точно – 4-я танковая дивизия генерал-майора Вилибальда фон Лангермана унд Эрленкампа. Этот тевтон настолько презирал русских, что пренебрегал разведкой и охранением. Ну, ему же хуже.

Немцы могли нанести удар вдоль шоссе Орел – Мценск – Тула или же по грунтовке.

5 октября немцы ударили по Мценску – над шумливой речкой Оптухой, над селом Ивановским загудели «Юнкерсы», вываливая бомбы на позиции РККА. Показались немецкие танки, за ними продвигалась пехота.

Танковые засады на левом фланге, занятые «тридцатьчетверками», дали сдачи фашистам, подбив восемнадцать «панцеров». Гудериан, решив, что возле Ивановского скопились изрядные силы русских, бросил сюда еще один моторизованный полк.

Катуков не стал рисковать людьми и техникой, он отдал приказ отойти севернее, к селу Первый Воин.

У Первого Воина шоссе полого спускалось к Лисице, притоку Оки, и от заросшей кустарником низины поднималось вверх, к селу, обсаженному молодыми тополями. А вокруг небольшие высотки, маленькие рощицы, поляны с редкими стогами сена.

Мотострелки комбата Кочеткова развили бурную деятельность – рыли окопы и траншеи, «заглублялись» на полосе между Первым Воином и Нарышкином.

Катуков тоже постарался, подготовился к встрече незваных гостей – танки и дивизион противотанковой обороны занимали свои места, но все же полковник хорошо понимал, какая сила наседала сейчас на них. И дело было не только в мощи, но и в опыте – молодчики Гудериана прокатились по всей Европе, нагоняя страху на бюргеров. С другой стороны, командование не бросало его бригаду – вон, прибыл полк пограничников Пияшева, эти ребята поддержат бригаду. А танки устроят немцам шесть засад…

* * *

Утро 6 октября выдалось холодное. Подмораживало, а потом и вовсе снежок пошел.

Немцы начали атаку с бомбардировки – «Юнкерсы» засыпали бомбами окопы, к счастью, ложные, со стволами спиленных деревьев вместо реальных орудий. Зенитчики лейтенанта Афанасенко сбили пару бомбовозов, и те рухнули на правом берегу речки Лисицы.

И вот они появились, серые коробочки танков. «Т-II», «Т-III» и «Т-IV» выворачивали из-за поворота в долину реки. За ними катились бронетранспортеры и грузовики с пехотой, тягачи с пушками, мотоциклы с автоматчиками.

Артиллерия ударила по немцам с фланга, но те вояки бывалые, смяли ПТО. Перейдя Лисицу, танки вышли на позиции мотострелков и поперли «утюжить» окопы.

Репнин все это видел, но себя не выдавал – весь его взвод прятался в засаде.

– Товарищ командир! – крикнул Борзых. – Полковник приказал помочь пехотинцам!

– Понял! Передай нашим: действуем по вчерашнему плану!

– Есть!

– Иваныч, ходу! Разворот вправо на 45, и тормози!

– Есть!

«Тридцатьчетверка» зарычала, выползая из зарослей на опушке.

– Заряжай бронебойным!

– Уже!

– Огонь!

Немецкая «четверочка» словно сама подставилась – снаряд вошел точно в борт, разнося двигатель, и танк полыхнул. Синтетический бензин горел не хуже натурального.

– Готов!

– Газу, Иваныч! Дорожка![7]

«Т-34», взревывая, как сказочное чудовище, продолжил охоту.

Земля в прицеле тряслась и колыхалась, кромка леса плясала, но Репнин умудрился-таки рассмотреть атаку танка Капотова.

Тот зарядил «троечке» бронебойным под башню, да так, что ту сорвало и бросило в кувырок. Боекомплект рванул в погон, как из жерла. Готов…

– Антонов уже второго уделал! Тащ командир…

– Заряжай!

– Есть!

«Вчерашний план» был насколько прост, настолько и хитер: не показываясь до поры, три танка взвода должны были атаковать с разных направлений, создавая видимость массированной атаки. Пусть фрицы думают, будто русских больше, а это действует на нервы.

По «тридцатьчетверке» выстрелили, но без успеха, а вот Репнин послал бронебойные «приветы» сначала одному «Т-III», потому другому, и оба раза в корму. Немчура елозила по окопам, хороня мотострелков. Ну, вот, вас и самих тут зароют, если останется, что в гроб класть…

– Борзых! Свяжись с Антоновым, скажи, пусть разворачивается и шурует к роще, что справа!

– Понял!

«КВ» младлея Полянского развернулся и покатил к роще. И вовремя – по его следу газовали пять немецких «Т-IV».

Тяжеленькие, они могли доставить неприятности.

– Капотов! Не спи! У тебя под носом «четверки»!

В прицеле было видно, как выстрелил танк Капотова и как у «Т-IV» сорвало гусеницу. Немец сгоряча крутанулся и увяз катками в рыхлой земле.

Башня немецкого танка могла вращаться, но сама машина была сильно перекошена, так что наводчику «четверки» оставалось либо в небо над лесом палить, либо в землю.

Этим Капотов и воспользовался, послав почти в упор осколочно-фугасный. Немецкий танк, чья корма была увешана канистрами с бензином, запылал весело и ярко.

Гори-гори ясно…

– Иваныч! К роще!

– Есть!

– Заряжай бронебойным!

– Готово!

– Короткая!

Между «Т-34» и немецкими «четверками» прорастали молоденькие деревца – не очень-то и спрячешься. Но попробовать можно.

«Т-IV» вывернул из-за рощи, разворачивая башню в противоположную от Репнина сторону – надо полагать, Полянского выцеливал…

– Огонь!

Снаряд вошел «четверке» в борт, оставив после себя черное отверстие. Немецкий танк замер, башня его остановилась, а секунду спустя фонтаны огня вырвались изо всех люков.

– Иваныч, поворот направо и остановка!

– Есть!

– Дай бронебойный!

– Готово! Вон, танк разворачивается бортом!

– Иваныч, немного левее дай! Так!

– В самое яблочко!

Гитлеровцы и не хотели, а подставили бока. И Геша спешил воспользоваться шансом.

– Тащ командир! – взвыл Борзых. – Антонов уже пятого уделал!

– Не завидуй, Ваня! Это же наша общая победа! Или ты не видишь? Мы ж загоняли немцев под его пушку! А когда их Капотов шуганул, они нам подставились. Это как в футболе, понял? Не важно, кто забил гол, главное, чья команда победила… Так, Иваныч, видишь во-он тот пригорочек, где пушка разбитая?

– Вижу, тащ командир!

– Давай туда! Только не напрямую, а через подлесок.

– Понял!

Танк, газуя, вскарабкался на горку, ломясь через густой подлесок. Над голыми верхушками едва башня выглядывала. Левее, на дороге, горел «БТ-7» и ворочал башней «КВ» Полянского.

Тяжелый танк не мог сдвинуться с места – левая «гусянка» размоталась, а на правой были разбиты пара катков. Обездвиженный, «КВ» не сдавался, садил из пушки по врагам рабочего класса.

Парочка «Т-III» направлялась к нему, собираясь добить. Вот один выстрелил и попал, да только 50-миллиметровый снаряд не пробил броню «КВ», а рикошетом ушел в небо, выбив сноп искр.

– Врешь! – завопил Федотов, подглядывая в смотровую щель. – Не возьмешь!

– Бронебойный подкалиберный!

– Готово!

– Иваныч, тормози! Ваня, передай Капотову, пускай задним ходом в лес закатывается – пара танчиков как раз мимо прокатит.

– Есть!

А немцы продолжали подкрадываться к «КВ». Русский танк замер на самой верхушке, и склон перед ним являлся мертвой зоной. Этим фашисты и воспользовались. А если подойти ближе, то можно «КВ» в упор расстрелять, загоняя снаряды чуть ли не под днище.

Ну-ну…

Репнин плавно навел орудие. В прицел вполз «Т-III», следующий первым, как бы ведущим. А мы пробьем по ведомому…

– Огонь!

Из воспоминаний полковника В. Чистякова:

«Мне посчастливилось год проучиться в ускоренном танковом училище. Это было ужасно. Даже ужасней фронта. Подъем в 6 утра, отбой в 23. Мертвый час. Казарма не отапливалась, а холода страшные. Утром с голым торсом на зарядку в снег и в дождь. Даже в казармах шинели не снимали. Голодные были постоянно. Хотя кормили по девятой норме: 20 граммов масла в сутки, 50 граммов сахара. Когда сахара не было, виноград давали. Кашей пшенной ежедневно кормили. Правда, заправляли эту кашу хлопковым маслом. Это было ужасно – организм его не принимал.

И каждый день тяжелейшие занятия. Устройство танка, вождение танка, стрельба. Сначала водили машины. С утра 6 часов занятий и 4 – после обеда. А занимались в 24-й школе, до которой два километра нужно было пешком идти. Утром в пешем строю, на обед, с обеда и вечером. Нагрузка чудовищная. А курсанты голодные…

В сентябре состоялся выпуск училища. И младшие лейтенанты отправились в теплушках в Нижний Тагил получать танки.

Когда подошел срок, экипаж отправился на завод. А там пацаны работают. Показывают остов машины. Ни гусениц, ни башни, ни двигателя – вот ваш танк будет! Танкисты в качестве разнорабочих на подхвате помогали танкостроителям. Ежедневно приходили на завод поднести что-то, подать. Вместе строили машины. Когда танк был готов – проводились испытательные боевые стрельбы на полигоне. По три снаряда на танк выдавали. Тогда пушки старого образца «Л-11» ставили. Урал в декабре «радовал» морозом до 30 градусов. Можно было и в танке обморозиться. А обморожение – членовредительство. С такими «обморозками» особый разговор мог быть, как с дезертирами.

После боевых стрельб танки грузились в эшелоны. Каждые сутки 30 танков отправлял 183-й танковый завод («Уралвагонзавод»). Пять суток без всяких остановок эшелон шел на фронт. На платформах 30 танков. Старшим сопровождает эшелон майор. Он сдает машины в боевые части и возвращается в Нижний Тагил за новым эшелоном. Выгружались в Великих Луках под обстрелом. Город горел, и его постоянно бомбили.

В конце года, числа 30 декабря прибыли в 159-ю танковую бригаду 1-го танкового корпуса. Нужно было машины в белый цвет перекрасить, известкой вымазать для маскировки на снегу. Марш предстоял от Великих Лук под Витебск километров на 150. Через речку переправлялись. Механик забыл закрыть люк, так водой здорово лупануло. 7–8 января намечался первый бой. Это уже вторая попытка взять Витебск. Мне повезло остаться живым после первого боя потому, что на моем танке был командир роты. В роте 10 танков, семь командиров танков и три командира взводов. А у ротного должен быть отдельный танк. Потому что если танк будет подбит, то командир танка остается с машиной, а ротный переходит на другой танк, чтобы руководить ротой. А против нас «Фердинанды» стояли. Рота идет в колонне в атаку. Развернуться негде. А что такое колонна – первый танк подожгут, остальные стоят. Деваться некуда. Слева – лес и болота. Справа – лес и болота. Белоруссия, одним словом…»

 
5Согласно официальным источникам, 28 сентября ст. лейтенант Лавриненко находился в деревне Акулово, близ станции Кубинка, где сосредотачивалась 4-я танковая бригада.
618 декабря, на подступах к Волоколамску, Д. Ф. Лавриненко был убит осколком мины.
7Данная команда означает, что впереди ровно, гладко – можно гнать на скорости.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru