Валерий Петрович Большаков
Супердиверсант Сталина. И один в поле воин

Глава 4
Операция «Перевал»

Москва, Кремль. 13 апреля 1942 года

Веяло теплом, хотя по ночам бывало, что подмораживало. Мокро, зябко, уныло.

Когда времена года сравнивают с человеческой жизнью, то весну почему-то причисляют к юности. Нет, весна – это детство, сопливое, зареванное и обкаканное. Весна грязна, она только обещает урожай, готовится к цветению и росту, а порой любви становится по нужде, чтобы те же птахи успели поставить птенцов на крыло до осени.

Надо быть молодым и незатейливым, чтобы у тебя кружилась голова от терпкого запаха набухающих почек, первых клейких листочков, от испарений подтаявшей земли. А тем, которым девяносто лет, видится лишь то, что есть на самом деле – сырость да слякоть.

Весенняя палитра безрадостна и скучна – голая черная земля, нагие деревья, переплетающиеся влажные ветви, бурая полеглая трава, запакощенные сугробы в тени. Долбит капель, плещут лужи, рассекаемые колесами авто, плюхают и чавкают сапоги да боты, выдираясь из липкой грязи.

Судоплатов усмехнулся своим мыслям – точно, как дед. Хотя почему – как? Дед и есть. Это организму его еще и сорока нет, а душа скоро век разменяет. Ну, не скоро еще…

Павел незаметно вздохнул, глядя в окно на здание кремлевского Арсенала. Поскребышев за его спиной еле слышно переговаривался с полковником Логвиновым, всегда ходившим в штатском. В простенке между окнами стоял стол генерала Власика, ныне пустовавший, – начальник охраны отбыл по делам.

Оперевшись о подоконник, Судоплатов едва сдержался, чтобы не подышать на стекло. Так сколько ему?..

– Проходите, товарищ Судоплатов.

По-прежнему улыбаясь, Павел кивнул и вошел в комнату офицера охраны. Полковники Пономарев, Горбачев и Харитонов находились тут, напоминая добродушного с виду трехглавого Змея Горыныча. Именно что с виду – любому супостату дадут укорот.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Судоплатов и сдал трофейный «Вальтер».

Три головы разом кивнули: проходите.

Толкнув створку, Павел переступил порог сталинского кабинета.

Стены, обшитые высокими дубовыми панелями, длинный стол для заседаний, на стенах – портреты Ленина и Маркса, Суворова и Кутузова. В кабинете стояла тишина, перебиваемая отчетливым стуком маятника, отсчитывавшего секунды бытия.

Сталин сидел за столом, погруженный в чтение. Павел лишь мельком заметил листы серой бумаги, клейменные орлом, закогтившим свастику. Бросалась в глаза готическая вязь заголовков. Судоплатов ощутил легкий холодок, опознав творения Хмыря.

Он не испытывал страха, поскольку вранья в документах не имелось, да и Хмырь был настоящим мастером. Морозило чувство ответственности, но ему ли привыкать?

Приход визитера не остался незамеченным – закрыв папку, Иосиф Виссарионович поднялся из-за стола и вышел навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Судоплатов.

– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Эк вы, по-военному! – усмехнулся вождь.

– Вживаюсь в роль, товарищ Сталин, – наметил улыбку Павел.

Сталин кивнул и, усадив за стол Судоплатова, стал прохаживаться по кабинету – засиделся.

– Мы ознакомились с предоставленными вами документами, – неторопливо проговорил вождь, – и уже сделали выводы. Тут до вас было людно, целый взвод генералов и маршалов пожаловал. Мы постарались донести до них мнение противника, и многих проняло. Товарищи Тимошенко и Малиновский, на бездействие которых рассчитывали господа фон Бок, Паулюс и Клейст, поклялись, что не позволят врагу вести перегруппировку войск, готовясь к контрудару, а Юго-Западный фронт не будет наступать изолированно от Южного. Там много что говорилось, но это, полагаю, самое важное.

Судоплатов кивнул.

– Да, товарищ Сталин. Я не стратег, мне просто за державу обидно. Я не хочу, чтобы те ошибки, которые допускались нашими полководцами в прошлом году, повторились и в этом. Ныне ставки очень высоки, а хорошее взаимодействие отдельных подразделений и армий – это, по сути, единственное преимущество вермахта перед Красной Армией. Так не пора ли его лишить этого преимущества?

– Мы согласны с вами, товарищ Судоплатов, – кивнул Сталин. – Пора. Давно пора. Правда, товарищ Тимошенко поспорил с немцами, так сказать. Он утверждал, что действия противника будут исключительно оборонительными. Следовательно, боевые порядки дивизий эшелонировать не нужно, ни вторые эшелоны, ни резервы не потребуются.

– А что товарищ Тимошенко станет делать, когда немцы прорвут фронт и повалят к Волге? – немного резче, чем следовало, сказал Павел. – Глубина тактической обороны не превышает трех-четырех километров, на фронт протяженностью почти в двести верст построено всего одиннадцать километров проволочных заграждений! А немецкая операция «Фредерикус» как раз и предполагает нанесение контрудара! И что будет делать товарищ Тимошенко, когда танки Клейста ударят нам в тыл, отрежут пути отступления, окружат наши части? Застрелится? Так нам от того легче не станет!

Вождь весело хмыкнул.

– А вы не такой уж холодный, каким хотите казаться, товарищ Судоплатов, – сказал он. – Не волнуйтесь, мы внушили товарищу Тимошенко необходимость создания глубоко эшелонированной обороны. Оборонительные сооружения и инженерные заграждения создаются ударными темпами. Спасибо еще раз, товарищ Судоплатов, за хорошую работу, но я хотел бы поговорить с вами не о тех ценных документах, с которыми уже ознакомился, а о вашей записке, где вы обращаете внимание на «преступную пассивность» адмирала Октябрьского…

Судоплатов пренебрежительно пожал плечами.

– Какой из него комфлота, товарищ Сталин, если корабли отстаиваются в гаванях? Почему их главный калибр не обстреливал захваченные немцами Николаев и Одессу? Приморская армия специально оставила Одессу, чтобы преградить немцам путь в Крым, и красноармейцы до сих пор держатся^[6], но чем занимался флот? Ставил мины! От кого, спрашивается? Во всем Черном море нет ни единого немецкого корабля, разве что румынская канонерка болтается в устье Дуная, опасаясь удаляться от берега. Пока что на минах подорвалась пара наших собственных судов! Не знаю, о чем думает нарком Кузнецов, я его уважаю, но остаюсь при своем мнении – дальнобойная корабельная артиллерия, в отсутствие судов неприятеля, должна поддерживать с моря сухопутные силы, а не болтаться в портах приписки!

Сталин кивнул.

– Нарком Кузнецов прибудет к вечеру, и мы с ним все обговорим, – сказал вождь. Подумав, он добавил: – Мне по душе ваша позиция, товарищ Судоплатов, и… хочу поблагодарить вас за Василия. Нашлись доброхоты, сообщили, как вы что-то жестко выговаривали Васе…

Судоплатов усмехнулся:

– Вряд ли это можно было назвать выговором, товарищ Сталин. Просто мужской разговор. Я сказал Василию, что он должен гордиться своей фамилией, а не позорить ее. Что не ему надо искать опору в отце, а отцу чувствовать, что на крепкое и надежное плечо сына можно опереться. Простите, товарищ Сталин, я, наверное, вторгся в область, куда посторонним ходу нет…

– Нет, товарищ Судоплатов, государственный деятель принадлежит государству, то есть народу. И я не зря затеял этот разговор – Василий бросил пить! Он помирился с женой и, кажется, взялся за ум. Сказал как-то, что постарается заслужить свое неоправданно высокое звание к концу войны… Да, чуть не забыл. Вы встречались с Катуковым?

– Так точно, товарищ Сталин. Обсуждали тему создания танковых армий. Чтобы танки показали всю свою мощь, в бой, в прорыв надо бросать сотни бронемашин! Лишь тогда выйдет толк. А это уровень даже не танковых корпусов, а именно армий. Что до Катукова, то он не просто хороший танкист, у него к этому талант.

Вождь кивнул.

– Я вызывал его к себе на дачу. Генерал-майор Катуков назначен командиром 1-го танкового корпуса и тоже уверен, что корпус тесен для «тридцатьчетверок» и «КВ». Я обнадежил этого «талантливого танкиста» – сказал, что 1-й танковой армией командовать будет тоже он. Просто надо иметь терпение… И вам тоже, товарищ Судоплатов.

– Так точно, товарищ Сталин.

– До свидания… товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга.

* * *

Как и «в прошлой жизни», Красная Армия начала наступление в Донбассе 12 мая. Судоплатов не искал в этом скрытый смысл, поскольку все объяснялось простейшими причинами – кончилась весенняя распутица, подсохла степь, стали проходимыми дороги, вот и пришла в движение РККА.

Но были и различия, заметные одному Павлу.

К северу от Харькова, с рубежа Белгород – Волчанск, наступала не одна лишь 28-я армия, но еще и 5-я, и 26-я, уцелевшие при осаде столицы УССР и вовремя выведенные из Киевского укрепрайона.

Южнее Харькова прорвали немецкую оборону 6-я, 57-я и 9-я армии. Общей задачей наступавших советских войск было окружение 6-й армии вермахта в районе Харькова.

В этом «отцам-командирам» помогали 3-я, 4-я и 5-я танковые армии, несколько танковых корпусов, 2-я и 8-я воздушные армии.

Войскам Южного фронта удалось рассечь 17‑ю армию вермахта и связать боями 1-ю танковую армию Клейста.

Подвижные войска РККА глубоко вклинились в линию обороны противника, с севера и юга охватывая харьковскую группировку немцев.

«Доблестный вермахт», обороняясь ограниченными силами на ростовском и ворошиловградском направлениях, развивал контрнаступление на Изюм. Задумка была простой – продолжая наступать в направлении на Балаклею, рассечь оборону советской 9-й армии и соединиться с частями 6-й армии генерал-лейтенанта Паулюса.

Вплоть до 17 мая части 1-й танковой армии Клейста пробивались к Харькову, 4-я танковая (Гот) наступала на Воронеж. Невероятными усилиями немецкие танки были остановлены, чему помог знаменитый приказ «Ни шагу назад!».

Тяжелые бои на Брянском, Юго-Западном и Южном фронтах продолжались до самого лета. 30 мая харьковская группировка противника была окружена. В помощь Паулюсу были переброшены части 11-й армии фон Манштейна и 4-го воздушного флота люфтваффе, а также союзники Рейха из Италии, Венгрии и Румынии. Однако это не помогло – 3-я румынская армия генерала Думитреску была рассеяна в течение двух дней. Итальянская 8-я армия генерала Гарибальди продержалась четыре дня, после чего «макаронники» сдавались целыми дивизиями.

РККА несла огромные потери, но и немцам доставалось по полной. 51-я Отдельная и Приморская армии, воспользовавшись ослаблением немецкой группировки войск в Крыму, перешли в наступление, отбив Симферополь и выйдя к Армянску.

Громадную поддержку советским войскам на Донбассе оказали партизаны, объявившие тотальную войну немцам на Украине. Воинские эшелоны, шедшие из рейха, пускались под откос, расстреливались из пушек, подвергались бомбежкам. Дошло до того, что бомбовозы «Юнкерс-88» из 1-го партизанского смешанного авиаполка совершили налет на нефтепромыслы Плоешти.

17-я армия вермахта в первых числах июня начала отступление к югу в направлении Сталино, но попала в окружение 9-й и 18-й армий Южного фронта.

14-й армейский корпус, подчиненный Клейсту, был остановлен в районе Чугуева, где полный разгром потерпели две элитные моторизованные дивизии СС – «Викинг» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». После этого 1-я танковая армия оставила свои позиции, смещаясь к Азовскому морю, ближе к линиям снабжения.

Судоплатова все эти события, героические и трагические, не приводили в изумление, а просто радовали. Да и чему удивляться? Ведь даже «в прошлой жизни» Харьков окружало вдвое больше войск, чем в Сталинградской битве! Тогда Красная Армия лишилась победы благодаря глупости и нерешительности Тимошенко, Баграмяна, Хрущева. Даже Малиновский, способный полководец, проявил себя в те дни с худшей стороны.

Правда, весь месяц май Павел Анатольевич следил за успехами РККА по сводкам Совинформбюро, да и то время от времени – ту самую партизанскую войну на Украине вел именно он, комиссар госбезопасности 3-го ранга, начальник IV управления НКВД^[7], командующий 1-й партизанской армией.

Из записок П. А. Судоплатова:

«В годы войны мне приходилось принимать участие в разработке решений по военным вопросам. Особенно важными в этом плане были мои контакты с начальником штаба ВМС адмиралом Исаковым и офицерами Оперативного управления Генштаба.

В августе 1942 года Берия и Меркулов поручили мне экипировать всего за двадцать четыре часа 150 альпинистов для ведения боевых действий на Кавказе. Как только альпинисты были готовы к выполнению боевого задания, Берия приказал мне вместе с ним и Меркуловым несколькими транспортными самолетами вылететь из Москвы на Кавказ. Перелет был очень долгий. В Тбилиси мы летели через Среднюю Азию на «С-47», самолетах, полученных из Америки по ленд-лизу. Наши операции должны были остановить продвижение немецких войск на Кавказ накануне решающего сражения под Сталинградом. Первую посадку мы сделали в Красноводске, затем в Баку, где полковник Штеменко, начальник кавказского направления Оперативного управления Генштаба, доложил об обстановке. Было решено, что наше специальное подразделение попытается блокировать горные дороги и остановить продвижение частей отборных альпийских стрелков противника.

Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Михаилом Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления. В то же время альпинисты взорвали цистерны с нефтью и уничтожили находившиеся в горах моторизованные части немецкой пехоты…»

Глава 5
Западенцы

Украина, Цуманские леса, урочище Лопатень. 7 мая 1942 года

Первые отряды 3-й ОМСБОН переправлялись за линию фронта с начала апреля. Это были маленькие мангруппы – маневренные группы, они просачивались сквозь передовую, минуя немецкие части, и растворялись в лесах.

Не все мангруппы соглашались топать пешком, частенько гитлеровцы лишались грузовиков, пропадали даже навороченные «Хорьхи» для генералов. А отряд «Варяги» и вовсе отправился на поезде, угнав немецкий паровоз с парой вагонов и цистерной, полной синтетического бензина.

Ничего, как выяснилось, тягачи и танки жрали синтин с удовольствием.

Забрасывали мангруппы и по воздуху, и все они сбредались на Западной Украине, в глуши, среди просторов Захидного партизанского края, где шумели Мазурские, Сарненские, Цуманские леса.

По пути туда разведывательно-диверсионные отряды избегали боестолкновений с немцами, дабы не усложнять продвижение своим соратникам.

Мангруппы с самого начала создавались как начальствующие ядра – они встраивались в партизанские отряды и бригады, организуя их в слаженные подразделения, искореняя атаманщину, внедряя дисциплину. Похоже было на толпу новобранцев, к которым являлись офицеры, строили тех, гоняли и обучали, а после вели в бой. При этом редко когда приходилось заменять прежних командиров – те, как батька Минай из Суражского партизанского края, часто являлись стратегами-самородками, обладавшими авторитетом среди местных.

Сместить такого означало бы нанести вред общему делу.

Судоплатов добирался до Цуманских лесов на «Юнкерсе», затаренном бензобаками. Немцы «свой» бомбер не трогали, хотя разок и поднимали в небо пару «мессеров», интересуясь, кого это там несет в сторону от фронта. На этот случай имелся «Дуб» – здоровенный австриец-шуцбундовец по фамилии Добрицгофер, из отряда «Победители». Он занимал место радиста, сидя рядом с Женей Трошкиным, только ниже, и обстоятельно, на берлинском диалекте, развенчивал подозрения пилотов люфтваффе, доверительно намекая на важного чина, восседавшего за штурмана-бомбардира.

Все четыре члена экипажа «Ю-88» размещались в кабине перед крылом и глядели на мир через решетчатую раму фонаря, не зря прозванную «жучиным глазом».

Пилот – капитан Четверкин – располагался слева, штурман-бомбардир – комиссар Судоплатов – сидел внизу. Бортинженер – майор Трошкин – пристроился за пилотом лицом назад, а радист, в случае чего, мог спуститься еще ниже, в подфюзеляжную гондолу с пулеметной спаркой.

Самым сложным оказался не перелет, а получение допуска от Берии. Нарком был категорически против личного участия Судоплатова в партизанской войне, и Павлу потребовалась масса изобретательности, чтобы добиться разрешения.

«Попробуйте только погибнуть, – мрачно пошутил Лаврентий Павлович напоследок. – Расстреляю!»

Судоплатов усмехнулся. Он прекрасно понимал наркома. Окажись в руках гитлеровцев такой носитель сверхсекретной информации, как начальник IV управления НКВД, многим пришлось бы очень плохо.

«Легкомысленный ты человек», – вздохнул Павел.

С другой стороны, сдаваться живым он не собирался, поскольку понимал долю своей ответственности, а пытки кому угодно развяжут язык.

Ко всему прочему, его личное участие было необходимо не только для «сверки стратегии», но и ради моральной поддержки бойцов «теневой» РККА. Партизаны и разведчики-диверсанты должны знать, что их командующий не отсиживается в далекой и безопасной Москве, а находится рядом с ними, пусть даже и не «впереди, на лихом коне».

Это здорово упрочивает связность.

Было у Судоплатова и еще одно оправдание – необъятность просторов Родины. Оккупанты просто не в состоянии расположить повсюду внушительные гарнизоны для борьбы с партизанами, им для этого не хватит никаких людских резервов. Немцы отхватили такой кусок чужих земель, что совладать с ним не способны, а земли эти отнюдь не распаханы да ухожены, как в Европе, где чувствуется нехватка «жизненного пространства». Тут куда больше лесов да болот, включая благодатную Украину. Короче говоря, есть где затеряться партизанской армии!

– Подлетаем! – сообщил невозмутимый Четверкин.

– А ты откуда знаешь? – улыбнулся Судоплатов. – Из меня штурман фиговый!

Пилот ухмыльнулся:

– Сориентировался! Сигнал пошел. А ночью я бы огни высматривал… Ага!

Тут Павел и сам рассмотрел узкую и плоскую луговину, скользнувшую под крыло. Луговина была изогнута этакой исполинской «галочкой», напоминая чертеж бумеранга. А вот и ракета взвилась, хлопнула, калясь изумрудно-зеленым светом.

– Приготовиться к посадке!

«Юнкерс» описал круг над секретным аэродромом и заскользил вниз, как на салазках с горы. Лес, немного кренясь, словно поднялся снизу, подхватывая самолет.

Толчок – и бомбовоз покатился с гулом и громыханием по стальным листам.

«Молодец Кочетков, все продумал!»

Самолет, ревя моторами, медленно развернулся, тулясь к лесу, и из зарослей выбежали партизаны, волоча на плечах свернутую масксеть.

В первых рядах встречающих Судоплатов узнал Дмитрия Медведева. За его спиной глыбился Николай Королев, чемпион по боксу в тяжелом весе, верный телохран «Мити».

Спрыгнув в траву, Павел тотчас же попал «в окружение». Первой полезла обниматься Марина Ких, и Судоплатов с удовольствием чмокнул радисточку в щечку. Промешкал – и дал себя облапить могутному Королеву.

– Прощайте, товарищи… – просипел Павел.

Тяжеловес хохотнул и выпустил командарма из медвежьих объятий. Судоплатов огляделся.

Сияющий Санька Творогов, основательный Федор Пашун, невозмутимый Дарбек Абдраимов, порывистый Серега Стехов, юркий Гриша Шмуйловский, неразлучный с представительным Альбертом Цессарским, смуглые Ривас и Хосе Гросс, киногеничный Коля Кузнецов, хитроватый Жорж Струтинский… Все свои!

– Пошли! – хлопнул Павел Медведева по плечу. – По дороге доложишь.

И они пошагали всей толпой, встречавшие и прибывшие.

– С самолетами пока худо, – вздохнул Дмитрий. – Четыре «мессера» позаимствовали, еще два в починке, на неделе, значится, будет шесть. Почти что эскадрилья, вот только толку от них… Разбомбить даже железнодорожный узел нечем. Наши «Юнкерсы», которые «лаптежники», их тоже шесть, в ремонте – попали под огонь зениток, еле возвернулись. Пробовали вешать бомбы «Мессершмиттам» под крылья, а как их бросать без прицелов и прочего? Да и неохота было самолеты курочить… Они у нас всегда в полной боевой. Если фрицы заявятся нас самих бомбить, поднимем в воздух нашу авиацию, пообщипаем люфтваффе!

– Правильно, – кивнул Судоплатов. – Хоть самолеты и трофейные, а ломать их не стоит. Пригодятся в хозяйстве. Тут занятная инфа пришла, то бишь информация – немцы собрались перегонять под Ровно группу «Юнкерсов» и «Мессершмиттов». Аэродром там вроде как маленький, вот и надо будет хотя бы бомбардировщики… того… экспроприировать. Ты как?

– Я «за»! – встрепенулся Медведев и улыбнулся: – А чего вы спрашиваете, товарищ командующий? Приказывайте!

– Не привык, Митя! Чего смеетесь? Кстати, а летунов у вас хватит?

– Да их у нас даже больше, чем нужно! Мы аж на три лагеря для военнопленных напали – под Киевом, в Фастове, в Виннице. Сейчас у нас сотни три летчиков и танкистов! Им бы еще матчасть… Нет, вы не думайте чего, семь танков мы отбили, причем две «тридцатьчетверки» – немцы их оприходовали, кресты намалевали. Так что «броня» у нас есть. Артиллерия опять-таки имеется – более ста орудий! Зенитные, противотанковые, гаубицы. Правда, расчеты не полные, тут нехватка.

– Это ничего. Я там, «по знакомству», артиллеристов вытребовал на целую батарею.

– Вот это славно! – обрадовался Дмитрий.

– А со снарядами как?

– Вообще отлично! Склады забиты и патронами, и снарядами, и минами, и даже бомбами! Мы и горючего натаскали, изловчились – приперли железнодорожные цистерны в овраг, засыпали сверху… Тонн двести есть, и бензина авиационного, и синтетического, для танков. Провизией опять-таки, запаслись.

– Молодцы, – кивнул Павел. – Кстати, поздравляю, товарищ Медведев, вы назначены командующим 2-й Украинской партизанской дивизией.

Николай Королев довольно крякнул.

– Ух, ты! – пискнула Ася Краснобаева.

– Служу Советскому Союзу! – вытянулся Медведев.

– И правильно делаешь, Митя, – улыбнулся Судоплатов.

Все рассмеялись, и Дмитрий Николаевич расслабился.

– Неожиданно как-то, – смутился он.

– Ну, не все ж тебе опергруппой командовать. Пора на повышение. В принципе, для тебя мало что изменится, партизанская дивизия – она и есть партизанская, общего построения не будет. А действовать она станет малыми маневренными группами, разбитая на отряды и бригады. Поэтому нам потребуются опытные радисты, ну и радиостанции, конечно. Немцы на них богаты…

– А мы уже захватили несколько машин радиофицированных, – вставила свое слово Марина Ких. – Командирских, наверное. Бронированные они, и с пулеметами.

– Ну, если с пулеметами, тогда ладно! Так, еще что я хотел сказать… Из Спадщанского леса, это на Сумщине, к нам вышла 1-я Украинская партизанская дивизия^[8] Сидора Ковпака. Сидор Артемьевич шороху навел на востоке, теперь двинулся в Карпатский рейд. Дивизия его продвигается отдельными отрядами и батальонами, а всего с ним тысяч двенадцать человек, да как бы не больше. По слухам, к партизанам Ковпака присоединились казахи из «туркестанского легиона», который сколотили немцы из военнопленных. Судя по времени, дивизия уже форсировала Припять.

– Примем, – широко улыбнулся Медведев, – леса у нас большие!

Из записок П. А. Судоплатова:

«После оккупации Польши немецкими войсками наша армия заняла Галицию и Восточную Польшу. Галиция всегда была оплотом украинского националистического движения, которому оказывали поддержку такие лидеры, как Гитлер и Канарис в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии Энгельберт Дольфус.

Мою жену направили во Львов вместе с Павлом Журавлевым, начальником немецкого направления нашей разведки. Мне было тревожно: ее подразделение занималось немецкими агентами и подпольными организациями украинских националистов, а во Львове атмосфера была разительно не похожа на положение дел в советской части Украины.

Во Львове процветал западный капиталистический образ жизни: оптовая и розничная торговля находилась в руках частников, которых вскоре предстояло ликвидировать в ходе советизации. Огромным влиянием пользовалась украинская униатская церковь, местное население оказывало поддержку организации украинских националистов, возглавлявшейся людьми Бандеры. По нашим данным, ОУН действовала весьма активно и располагала значительными силами. Кроме того, она обладала богатым опытом подпольной деятельности, которого, увы, не было у «команды» Серова, хрущевского помощника. Служба контрразведки украинских националистов сумела довольно быстро выследить некоторые явочные квартиры НКВД во Львове. Метод их слежки был крайне прост; они начинали ее возле здания горотдела НКВД и сопровождали каждого, кто выходил оттуда в штатском и… в сапогах, что выдавало в нем военного: украинские чекисты, скрывая под пальто форму, забывали такой «пустяк», как обувь. Они, видимо, не учли, что на Западной Украине сапоги носили одни военные. Впрочем, откуда им было об этом знать, когда в советской части Украины сапоги носили все, поскольку другой обуви просто нельзя было достать…»