Спускаться в фойе «Иван-да-Марья» не стали – санаторий они покинули через пустовавшую столовую.
На кухне вовсю гремели кастрюли, и за их дребезгом никто не расслышал, как лязгнул засов на двери служебного входа.
С той стороны на многократно крашенной двери висела табличка «Посторонним вход воспрещен!», но пациенты санатория частенько тут прошмыгивали – так было ближе до моря.
Вот и Жилин воспользовался тайной тропкой – через садик, между раскидистыми кустами магнолий и прямо к ограде, где недоставало одного кованого прута – щель оказывалась достаточной для тех, кто в меру упитан.
Иван пролез первым и помог выбраться Марии. Та протащила за собой сумку, поправила платье и сказала очень серьезным голосом:
– Если послепослезавтра война, что ты собираешься делать?
– Воевать, – обронил Жилин.
– Я с тобой, – решительно заявила Нестеренко.
– Маша…
Мария помотала головой.
– Коть, я не кулёма какая, что станет за тебя цепляться и хныкать по любому поводу. Я, между прочим, майор авиации! Ты же не на танке воевать собрался, надеюсь?
– На истребителе, – улыбнулся Иван.
– Ну вот! Будем воевать вместе.
Жилин задумался. Все уже продумано, все решено…
И он терпеть не мог, когда кто-то нарушал его планы.
Но совершить побег вдвоем с Машей… Это может получиться – одиночка всегда вызывает больше подозрений, чем парочка.
И совесть мучить не будет…
– Ладно, – сказал Иван, – вместе так вместе.
– Спасибо, Котя! – просияла женщина.
– Идем.
– А куда?
– На базар!
– За продуктами?
– За документами. Билеты на поезд ты как брать собираешься?
– А-а…
– Бэ-э! Пошли, Котя…
На городской базар добрались по Московской.
Передав свой портфель Маше и поручив ей прикупить снеди в дорогу, Жилин отправился на поиски местных блатных.
Это тоже входило в его план. Надо было поступать как можно более неожиданно. И негласно.
Купить билеты на поезд по своим собственным паспортам они с Машей могли, но тогда их поездка продлится недолго. Чтобы затеряться, следовало разжиться иными бумагами, а на «черном рынке» найдется все, только плати…
…Как и всякий базар, сочинское торжище притягивало к себе уголовничков всех мастей, от карманников-щипачей до скупщиков краденого и прочих преступных элементов.
Иван никогда не имел дел с криминалом, но в детстве, и особенно в юности, постоянно пересекался со шпаной всякого пошиба – с матерью и сестрой они жили в 7-м проезде Марьиной Рощи. Первый свой шрам он заработал именно там.
Прохаживаясь вдоль рядов, Жилин внимательно разглядывал местную публику.
Торговки да торговцы были в основном армянского обличья, хотя и русским духом тоже пахло.
Иногда прицениваясь, лишь бы не выделяться в толпе покупателей, Иван Федорович высматривал здешнюю гопоту.
Нескольких представителей сочинского «дна» он засек с ходу.
Вопрос: к кому из них подойти? Благородные разбойники бывают только в слащавых оперетках.
Вычислив «среднее звено», Жилин приблизился к сапожнику, который довольно ловко починял обувку, – местная шушера раз за разом подходила к нему, что-то передавала, получала ЦУ и снова отправлялась в кружение, аки пчелы.
Сапожных дел мастер глянул на Ивана исподлобья.
– Слушаю, гражданин начальник! – глумливо усмехнулся он, сверкая золотой коронкой.
– Я такой же начальник, как ты сапожник, – спокойно проговорил Жилин. – На базаре нет никого из органов, смотрел уже. Короче. Я не из ваших. Единственно – мне нужен паспорт и оружие, пистолет или револьвер, не важно. Сможешь достать? Заплачу или отдам камешками.
– Женские цацки? – прищурился лжесапожник, кивая в сторону Марии.
– Они, – по-прежнему спокойно сказал Иван.
– Приходи завтра. Сторгуемся.
– Сегодня. Сейчас.
– Помочь, Мастер? – прогудело сзади. – Этот фраерок…
Жилин чуть отшагнул назад и резко ударил локтем.
– Х-ха! – выдохнул «помощник», сгибаясь. Полковник вцепился пальцами в его загривок, наклоняя еще ниже, перехватывая руку со свинчаткой и заламывая ее – «командировка» в Китай кое-чему научила Рычагова, а тело «запомнило».
– Не мешай, когда дяди разговаривают, – сделал внушение Иван, отпуская громилу. – Шестери в сторонке и не лезь.
«Помощничек» дернулся было, но Мастер подал знак, и тот угомонился.
– Чую, не простой ты фраер… – протянул сапожник. – Ладно. Помогу, но учти – останешься без штанов! Ксива нынче стоит дорого.
– Сойдемся в цене, – усмехнулся Жилин.
– Буба, – подозвал Мастер хмурого «помощника», – проводишь его к Седому, скажешь, от меня.
– Пошли, – буркнул Буба.
Он привел Ивана к лавке еще одного кустаря-одиночки.
Седой и вправду был бел как лунь. Зажав лупу глазом, он кривил рот, ковыряясь в механизме часов.
– Седой, этот – от Мастера, – представил Жилина «помощник» и независимо удалился.
– Чем могу-у? – пропел часовщик, ловко починяя изделие Павла Буре.
– Нужно два паспорта, на меня и на во‑он ту женщину.
– Все?
– Желательно, пистолет или револьвер.
Седой кивнул. Тут как раз шестеренка встала на место, и часы мелодично прозвонили.
– Превосхо-одно… – пропел часовщик и поднялся.
Порывшись в дальнем углу, он обернулся, посмотрел на Ивана, словно фотографируя, перетасовал целую стопку документов и выбрал самый подходящий.
– Будете Рамзаном Бехоевым, – сказал он, протягивая Жилину потрепанный паспорт.
На фото был запечатлен усатенький молодчик, чернявый и мрачный, словно обиженный.
– А вот дама ваша… Хм! Волос уж больно короток… А попросите-ка ее сюда.
Иван выглянул из лавки и сделал знак Марии. Женщина подошла к лавке часовщика, рассеянно оглядела будильники, хронометры и прочие приборы и лишь затем вошла внутрь.
– Доброе утро, мадам! – пропел Седой. – Извольте примерить.
Он протянул Маше светлый парик, и та неуверенно натянула его на голову. Покривилась.
– Да вы не беспокойтесь, он чистый.
Жилин с интересом посмотрел на свою подругу – в обрамлении светлых волос до плеч она стала неузнаваема. Мало того, в «майоре авиации» появился некий шарм.
– Больше не стригись, – улыбнулся Иван. – Тебе так идет.
– Да?
– Ваш паспорт, мадам, – прожурчал часовщик.
– «Светлана Славина»?
– Да, Светочка, – усмехнулся Жилин и вытащил из кармана Машины серьги. – Этого хватит?
– Ну-у… – затянул Седой.
Иван молча добавил перстень.
– Годится!
Почти новый «ТТ» с запасной обоймой обошелся в нитку жемчуга и брошь с изумрудом.
– В расчете!
«Рамзан» и «Светлана» чинно покинули лавку часовщика. Никто из «деловых» не делал им «предъяв», да и приятная тяжесть «тэтэшника», засунутого за пояс, успокаивала.
Выйдя из ворот, Жилин столкнулся с Бубой. «Помощничек» подпирал ограду, но тут же, завидев своего обидчика, оттолкнулся плечом и выплюнул жеваную папиросину.
– Не спеши, фраерок, мы с тобой не договорили!
В руке у Бубы щелкнул, эффектно раскладываясь, нож.
– Убери железяку, придурок, – холодно сказал Иван, – не то сломаю руку.
Буба не внял.
«Железяка» раскроила воздух крест-накрест, а затем «помощник» сделал выпад. Жилин не двигался до самого последнего момента, после чего прянул в сторону, уворачиваясь от секущего лезвия, перехватил руку Бубы и коротким ударом сломал ее.
Шестерка завизжал, приседая от боли в локте.
– …! Ты мне руку сломал, …!
– А я тебя, кажется, предупреждал. Пошли, Света.
Двумя часами позже «Бехоев» и «Славина» сели на поезд до Липецка. «Света», которая Маша, запросилась на верхнюю полку, и «Рамзан», который Иван, галантно уступил даме…
Завечерело.
Никто больше в купе не подсаживался, и «генлейт» с майором остались вдвоем. Иван весь божий день строчил, да поразборчивей – пальцы устали и побаливали.
Общую тетрадь, купленную в книжном, он исписал больше чем наполовину, старясь излагать факты четко и подробно, без эмоций и «размышлизмов». Писал о начале войны, о наступлении групп армий «Юг», «Север» и «Центр», о бедственных днях и ночах на Западном фронте.
Просил как можно скорее отправить линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» на базу в Ханко, а оттуда – в Мурманск, иначе немцы так заблокируют Балтфлот, что тот не покажется в море. А вот Северному флоту придется очень туго: для немцев Арктика очень важна, один никель из Печенги чего стоит, и теми силами, которые есть в Мурманске, морякам не справиться.
Жилин писал о героях и предателях. О преступном небрежении командующего Западным Особым военным округом.
О разгроме аэродромов и мехкорпусов, о том, как таяли десятки дивизий.
О дурости командармов и наркомов.
О том, как замнаркома и референт Сталина Яковлев гнобил реально талантливых конструкторов – Лавочкина, Туполева, Петлякова, Поликарпова, – продвигая свои «Яки».
О «Киевском котле», о бойне подо Ржевом, о блокаде Ленинграда, о битве под Москвой, о тяжелейшем провале у Харькова, о Сталинграде.
О доблестных союзничках.
О немецких фельдмаршалах, о таких разных генералах – Власове и Карбышеве.
О Тегеранской и Ялтинской конференциях.
О Победе.
Иван сам себе напоминал Левшу, пытавшегося достучаться до имперских чиновников, не приемлющих «рацпредложений».
Советская бюрократия такая же. Дурачья хватает во всех наркоматах, даже в тех, что отвечают за обороноспособность страны.
Чего стоит один Кулик, отвергавший противотанковую пушку по причине ее… «излишней бронепробиваемости». Это ж какую дурную башку надо иметь, совершенно непробиваемую!
Впрочем, и в техническом плане Жилин старался быть кратким и точным. Он писал о «И-185», замечательном истребителе Поликарпова, не пошедшем в серию в основном из-за интриг.
О лучшем в мире бомбардировщике «Ту-2», который уже начали было собирать – и переключились на сборку «Яков».
Тут Яковлев обыграл уже Туполева.
Жилин напомнил о неплохом истребителе «-Ла-5», хоть и уступавшем поликарповскому, об «Ил-2», которому срочно требовался борт-стрелок.
О такой простой, понятной, нужнейшей вещи, как унификация.
Зачем на разных самолетах делать разные бомбосбрасыватели и прочие детали? Чтобы техники с механиками зверели от отчаяния, когда у них запчастей – йок?
О прекрасном танке «Т-34», который можно было сделать еще прекраснее – переделав нынешнюю подвеску на торсионную, чтобы освободить место и расположить дизель не вдоль, а поперек. Тогда и топливные баки можно спрятать в корпусе, и башню сдвинуть к середине, чтобы люк механика-водителя был сверху, а не спереди, создавая уязвимость. Да и башню неплохо бы увеличить, и пушку помощнее поставить…
Насчет башни с орудием так и случится чуток позже, но лучше пусть чуток раньше… А как бы пригодились в «грозовом июне» самоходки! «СУ-85», «СУ-100»… Истребители танков!
А их нет.
И почему бы не клепать некое подобие БМП и БТР?
А радиолокаторы на самолеты? Тьфу, тут даже раций не допросишься, а он – локаторы!
Надо, надо локаторы. И тепловизоры тоже – скоро немцы до них додумаются.
А радиоэлектронная борьба, чтобы глушить эфир?
А вертолеты? А гранатометы?
И радиоуправляемые планирующие бомбы, и ракеты вроде «Фау», и турбореактивные двигатели – все надо!
Дописав и запихав тетрадь в конверт, Жилин вложил его в пакет из жесткой бумаги, аккуратно выводя адрес: «Москва, Кремль, И.В. Сталину лично».
И готово дело.
Идею с отправкой подобного «письма» Иван вычитал в одной из книжек про «попаданцев», которыми увлекался его внук-инженер.
Пакет Жилин намеревался отправить из Липецка.
Сомнения, конечно, были, но одно он знал точно: никакой почтовик, находясь в здравом уме, не посмеет выбросить почтовое отправление такому адресату. Разумеется, пакетом могли заинтересоваться энкавэдэшники.
Для них Жилин сделал надпись на внутреннем конверте: «Товарищи из НКВД! Здесь находятся материалы особой государственной важности, они содержат совсекретные сведения, предназначенные для товарища Сталина. Иным способом передать их не могу, просьба оказать содействие в скорейшей доставке получателю».
Уложив пакет в портфель, полковник со вздохом отвалился на стенку, стал бездумно смотреть за окно. Завтра они доберутся до Липецка…
Поднимет ли «Платон» шум, неизвестно, да и не важно. Если их с Машей и будут искать, то на улицах Сочи, у моря, в Адлере, и лишь потом расширят круг поисков.
Вполне возможно, что он преувеличивает опасность, однако куда лучше перебдеть, чем недобдеть. Если они попадутся, то второго шанса уже не будет. Не дадут.
Иван вздохнул.
Вся надежда была на полковника Вершинина. Костю. Тот был честным человеком, не способным на подлость, за что и пострадал.
С 20-х годов в Липецке действовала Высшая школа красных военных летчиков. Больше года она называется еще длинней – Липецкие высшие авиационные курсы усовершенствования командиров эскадрилий ВВС РККА.
Там имелось несколько аэродромов – Липецк (Венера),[5] Усмань, Лебедянь и Грязи, наличествовало под две сотни самолетов «И-16», «И-153», СБ и прочих. Добротная такая авиабаза.
В прошлом году курсами командовал генерал-майор Васильев, а Вершинин был при нем заместителем по летной подготовке.
Но недаром говорят, что друг познается в беде. По ходу летно-тактических учений надо было отправлять в ночной полет эскадрилью СБ – скоростных бомбардировщиков.
Приближалась гроза, и Вершинин не давал «добро» на вылет, однако Васильев настоял.
В итоге непогода разметала самолеты в небе над Тамбовом, а три бомбардировщика разбились при вынужденной посадке.
Васильев, как водится, струсил и все свалил на своего зама.
По приговору трибунала Константина Андреевича понизили в звании и должности, заслав в строевую дивизию. Однако справедливость восторжествовала – приказом наркома обороны Васильев был разжалован в полковники, а Вершинина назначили на его место, начальником курсов.
Иван вздохнул. Вся надежда на полковника Вершинина…
Беда в том, что его помнит Рычагов, а вот он не знает никакого Костю. Ничего, узнает.
Придется разыграть сценку «Встреча друзей»…
– Давай спать… – зевнул Жилин.
– Я есть хочу, – жалобно сказала Мария.
– Правильно хочешь! Поедим – и баиньки.
Молодая семья живо смела свои припасы и выдула по стакану чая с печеньем.
– Теперь можно и с голодными воевать, – сказал Иван, отдуваясь, и поморщился досадливо. Сам того не желая, он напомнил о беде, что близится. О войне.
Судя по тому, как у женщины между бровей пролегла складка, мысли их были схожими.
– Все будет хорошо, Котя, – негромко сказал Жилин. – Спокойной ночи.
Иван Федорович зря напрягался – на вокзале в Липецке их с Марией никто не ждал. Никого в гражданской одежде, с «корочками» красного цвета.
В реале, которым Жилин продолжал считать прожитую жизнь, Рычагова арестовали в Москве, прямо на перроне. Или это было еще в Туле? В общем, не важно.
Главное, что в Липецке никто на них даже внимания не обратил.
Забежав на Главпочтамт, Иван сбросил пакет в ящик и, более нигде не задерживаясь, отправился «в гости» к Косте Вершинину – за город, куда, по счастью, следовала полуторка.
Водитель, молодой и лопоухий, с радостью взял попутчиков, тем более что Маша ехала с ним в кабине, а Жилину оставалось наслаждаться свежим ветром в кузове.
Подъезжая, Иван увидал гладкое травяное поле аэродрома, знакомые силуэты «чаек» да «ишачков», и сердце забилось чаще.
В этот момент он вдруг поверил, что все ему удастся, что он не обманывал Марию вчера, утешая – все будет хорошо!
Отряхнувшись, оба пассажира помахали развеселому шоферюге и направились к зданию авиашколы, выстроенному еще в 1920-х немцами, первыми слушателями теперешних курсов.
Словно подслушав мысли Жилина, Нестеренко сказала негромко:
– Что же это получается? Мы их научили пилотировать на свою голову?
– Похоже! – хмыкнул Иван.
Разумеется, дежурные не захотели пропустить «гражданских».
С насмешкой глядя на бдительного Цербера в новенькой форме, Жилин сказал:
– Передайте товарищу Вершинину, что к нему пришли.
Курсант, продолжая подозрительно смотреть на Ивана, сказал, вырабатывая командный голос:
– Назовитесь!
– Пабло Планкар.
Дежурный кивнул и послал скучавшего сержантика к начальству.
Вершинин объявился мигом – громкоголосого Костю было слышно еще с лестницы.
– Пропустить! – раздался приказ, и дежурный поспешно освободил вход.
– Пашка! – осклабился Вершинин. – Пардон, Павел Васильевич! Я вас приветствую!
– Да иди ты… Чинопочитатель нашелся. Здорово!
Обменявшись с Жилиным крепким рукопожатием, начальник курсов замешкался, глядя на Марию.
– Не узнали, товарищ полковник? – лукаво улыбнулась женщина.
– Кого я вижу! Мария Батьковна! Проходите, проходите!
Заведя обоих в кабинет, Вершинин осведомился:
– Чаю, может?
– Не откажусь. Да, Маша?
– Да. Можно с печеньем.
– А еще лучше – с бутербродами!
– Сделаем!
Когда юркий курсант притащил поднос со скромным угощением и закрыл за собой дверь, улыбка сползла с лица Жилина.
– Я не в гости, – сказал он, – и ты учти, что знаться со мной опасно.
– Не понял… – нахмурился Константин Андреевич.
– Его арестуют скоро, – спокойно сказала Нестеренко, – а потом и меня.
– Вот оно что… – протянул Вершинин. – А я-то думаю, с чего бы вдруг товарищ майор в паричке? Да вы кушайте, кушайте…
– Мы кушаем, кушаем…
Слопав бутерброд с ломтиком колбасы, Иван сказал:
– Я видел на поле новые «Яки»… Если мы с Машей перегоним парочку в Западный округ, ты не будешь против?
Вершинин озадаченно потер ухо.
– Я думал, вам помощь нужна…
– А это и выйдет помощь, Костя. Я тебе главную новость не сообщил… Послезавтра будет война.
Костя побледнел.
– С немцами? – глухо уточнил он.
– С ними.
Вершинин с ходу выдул стакан чая без сахара.
– Не то пью, – сказал он с отвращением. – Ох, ты… До меня только сейчас дошло! Вы, что же, воевать намылились?
– Именно, – подтвердила Мария.
Начальник курсов тоскливо выматерился, после чего попросил прощения.
– Самой охота выразиться, – отмахнулась Нестеренко.
– Когда собираетесь лететь? – деловито спросил Вершинин.
– Как только дашь «добро».
– Добро! – выдохнул Константин Андреевич.
Переодетых в военную форму Жилина и Нестеренко подвезли «на Венеру» в скромной «эмке».
За рулем сидел сам Вершинин.
– Эти «Яки» поновее, – говорил он, – у них и дальность побольше. Все равно до Минска на одной заправке не долететь. Сядете на Смоленске-Северном, я договорился уже, вас там заправят. Поспите маленько… Это приказ, товарищ генерал-лейтенант – чтобы без ночных полетов!
– Слушаюсь, – улыбнулся Жилин.
– Вот… А дальше…
– А дальше видно будет, – решительно заключил Иван.
Выйдя на поле, он крепко пожал руку Косте.
– Спасибо тебе.
– Не за что, – криво усмехнулся Вершинин.
Жилин обошел «Як-1» кругом. Неплохая машина, в принципе.
«Мессер», правда, ее обгонит, особенно на вертикали, да и вооружение слабовато – пара пулеметов и 20-мм пушка.
Но все равно – воевать на ней можно. И вовсе не гроб…
Кивнув технику, Иван Федорович нацепил парашют и залез в кабину. Глянул на соседний истребитель – Мария сосредоточенно оживляла машину.
– От винта!
– Есть от винта!
Зашипел воздух, проворачивая мотор, и тот, чихнув, завелся, зарокотал, пуская дрожь по корпусу.
Жилин расплылся в улыбке – да ради одного этого взлета стоило провалиться на семьдесят лет в прошлое!
Истребитель качнул крыльями, подаваясь вперед, выкатился на полосу, взревел на больших оборотах, разогнался, задрал нос…
Отрыв!
Иван набрал скорость, набрал высоту – вся Венера под ним.
А вон и Липецк.
Оглянувшись, Жилин различил Машин самолет, шедший ведомым. Его «Як» с номером «02» покачал крыльями, Нестеренко ответила.
Курс – на запад!
В самом опасном районе Западного Особого военного округа – в Белостокском выступе – действовала 3-я армия со штабом в Гродно, подкомандованием генерал-лейтенанта Кузнецова.
В распоряжении генерал-лейтенанта имелись пять стрелковых дивизий и 11-й мехкорпус (две танковые и одна моторизованная дивизии).
Надо отдать должное Кузнецову – через месяц после начала войны он смог вывести полтыщи вооруженных красноармейцев и командиров частей, с боями прорываясь к своим.
Пожалуй, именно 3-я армия угодила под главный удар гитлеровской группы «Центр» – бойцы генерала Кузнецова встретили 3-ю танковую группу генерала Гота и 9-ю полевую армию генерала Штрауса, поддержанных 2-м воздушным флотом Люфтваффе. А 3-ю армию прикрывала с воздуха 11-я смешанная авиадивизия под командованием полковника Ганичева.
В составе 11-й САД находились два истребительных полка.
127-й ИАП, имевший на вооружении «И-153», базировался в Скиделе и Лесище, а 122-й ИАП (сплошь «И-16») размещался на полевом аэродроме Новы-Двур и на базовом в Лиде.
Третий по счету, 16-й скоростной бомбардировочный полк, находился на аэродромах Желудок и Черлёна – там стояли старые бомбовозы СБ и новые «Пе-2».
План у Жилина был прост, как столовая ложка: заставить полковника Ганичева, хотя бы под дулом пистолета, привести всю матчасть в полную боевую готовность – к утру 22 июня самолеты должны быть заправлены и снаряжены боекомплектом.
Чтобы пилоты сидели в кабинах, прогревая моторы, готовясь взлететь и бить врага.
Это была программа-минимум.
Программа-максимум предполагала гораздо больший охват – привлечение истребителей и бомбардировщиков на ближайших аэродромах – в Кватерах, Росси, Оранах, Каролине и так далее.
Было бы совсем здорово, кабы удалось поднять в воздух те двести с лишним истребителей «МиГ-3», что имелись в ЗапОВО.
Впрочем, и на «И-16» можно было драться с фашистами.
Хоть этот истребитель и устарел, но вооружен был неплохо, и в опытных руках будет опасным противником для «Ме-109».
К полудню 21 июня два «Яка» сели на аэродроме Новы-Двур.
С юга поле подпиралось лесным урочищем «Хвуйновщизной», а к северу проходили шоссе и железная дорога на Августов.
Когда-то аэродром был имением польского помещика-пилота и назывался «Бобра Велька». Мироед устроил запруду на реке Бобр, от которой шла липовая аллея к господскому дому – небольшому двухэтажному строению, а дальше простиралась обширная квадратная поляна, километр на километр – полевой аэродром.
Сверху были видны «ишачки», выстроившиеся на стоянке, ряды палаток, полосатая «колбаса» ветро-указателя.
Взлетно-посадочная полоса проходила с востока на запад, так что круги вить не пришлось, Жилин сразу пошел на посадку. Ведомый, вернее, ведомая села следом.
Первым, кто подбежал к «Якам», оказался старый знакомец Жилина – Сергей Долгушин.
Увидав, кто вылезает из кабины, Долгушин выпучил глаза и вытянулся во фрунт.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – отбарабанил он.
– Вольно, Сергей Федорович, – улыбнулся Иван.
Долгушин слегка растерялся.
– А-а…
– Слухом земля полнится. Кто тут из начальства?
– Да все! Даже комдив залетел.
– Ганичев?
– Он самый, товарищ генерал-лейтенант.
– Отлично… Маша! Ты как?
– Нормально! – отозвалась Нестеренко.
– Моя жена, – представил ее Жилин. – Ну что, товарищ младший лейтенант? Пошли. Завтра у нас, у всех трудный день…
– А что завтра, товарищ генерал-лейтенант?
– Война.
Долгушин молчал до самого штаба.
Все знали, что война вот-вот начнется, и товарищ Сталин в мае еще призывал летчиков к боям готовиться, а все ж неожиданно это.
Война…
– Товарищ генерал-лейтенант, а командующий округом приказал пушки поснимать с самолетов и ящики с боеприпасами!
– Расстрелять его за это надо, сволочь такую!
Небрежно козырнув вскочившему дежурному, Жилин прошел прямо в кабинет командира полка.
Все были там – командир 122-го ИАП полковник Николаев, комдив Ганичев и его зам Татанашвили, тоже полковник. При появлении Ивана все подтянулись.
– Здравствуйте, товарищи, – спокойно сказал Жилин и спросил у Николаева, показывая на телефон: – Вы позволите? По ВЧ?
– Да, да, конечно!
Позвонить в Москву через Минск получилось, а кремлевский номер Сталина Иван помнил, как пин-код карточки «Сбербанка».
Этот номер был открыт, вождь оставался в «зоне доступа» – любой мог позвонить Иосифу Виссарионовичу. Правда, не все решались…
В трубке щелкнуло, и послышался глуховатый голос:
– Сталин слушает.
Иван коротко выдохнул и начал:
– Товарищ Сталин, это Павел Рычагов. Я был дурак, и даже не прошу прощения за ту выходку. Я нанес вам оскорбление, которое смывается только кровью, и скоро у меня появится прекрасная возможность пролить ее… Вы получили пакет из Липецка, товарищ Сталин?
На секунду зависло молчание, а потом вождь осторожно спросил:
– Какой пакет?
– Пакет, а в нем конверт с общей тетрадью – такая, в холщовом переплете!
Прикрыв трубку ладонью, Жилин сказал тихонько:
– Товарищи, вы не могли бы оставить кабинет? Так надо.
Все только закивали и на цыпочках вышли.
– Откуда вы знаете про тетрадь, товарищ Рычагов?
– Это я передал ее.
– Ви?! – от волнения у Сталина проявился акцент.
– Все, что там написано, – правда, – заторопился Иван. – Я очень прошу выслушать меня, товарищ Сталин, даже если вам покажется, что я несу чушь.
– Я вас слушаю, товарищ Рычагов, – сухо сказал Иосиф Виссарионович.
– Вы верите в медиумов, товарищ Сталин?
– Ви хотите визвать духов? – в голосе вождя чувствовалась насмешка.
– Нет. Просто так вышло, что я… вызвал… м-м… ну, пусть духа, но только из будущего. Это летчик, полковник в отставке, его убили в 2015 году. Все, что написано в тетради, – это от него. Все – правда. Завтра начнется война с фашистами… Товарищ Сталин! Я прекрасно понимаю, что вам трудно поверить мне, да и не должны вы верить – тут знать надо, за вами же страна, народ! Но я могу доказать, что все, изложенное мною, истинно. Сегодня, 21 июня, ровно в полдесятого вечера, Молотов примет в своем кремлевском кабинете посла Германии Шуленбурга по поводу нарушений границы СССР немецкими самолетами. Сегодня же, только раньше, в двадцать семь минут шестого, он зайдет к вам в кабинет. Молотов, я имею в виду. В пять минут восьмого прибудут члены Политбюро – Ворошилов, Берия, Маленков. Пригласят Тимошенко, Кузнецова и Жукова. Кстати, Жуков сообщит вам о звонке начштаба Киевского военного округа Пуркаева, который доложит ему – мол, к пограничникам вышел перебежчик, немецкий фельдфебель, и выдал совсекретные сведения о том, что немецкие войска выдвигаются в исходные районы для наступления. И в первом часу ночи вы прикажете направить директиву войскам – о приведении в полную боевую готовность. Пожалуйста, товарищ Сталин! Вычеркните из нее второй пункт – «не поддаваться на провокации»! Немцы ударят всеми силами, и тут промедление смерти подобно! Прикажите дать немедленный отпор всеми средствами, а уж мы им врежем!
Сталин подышал в трубку и спросил:
– Где ви находитесь, товарищ Рычагов?
– Мне бы не хотелось раскрывать свое местонахождение… 24 июня меня приказано арестовать. Верно? Признаю, что виноват – видел, что в ВВС развал, но так и не сделал «работу над ошибками»… Я в семнадцати километрах от границы, товарищ Сталин, и намерен встретить врага лицом к лицу. Тот дух… из будущего… Он не просто рассказывал – я видел то, что он помнил, что пережил. Я знаю, что завтра утром миру – конец.
Вождь помолчал и сказал:
– Хорошо, товарищ Рычагов. Мы подумаем над вашими предложениями. До свидания.
– До свидания, товарищ Сталин.
Жилин осторожно положил трубку на аппарат, словно она была из тонкого стекла, и поник слегка, скидывая напряг. Главное сделано – пакет у вождя. Вопрос: поверит ли Сталин откровениям «духа»? Хотелось бы, конечно…
Да пусть хоть что-то, хоть как-то изменится к лучшему!
Тяжело поднявшись, Иван вышел в коридор.
Командование стояло и смотрело на него, не мигая, как бандерлоги на питона Каа. Жилин обвел глазами всех.
– Завтра утром, товарищи, немецкие войска перейдут в наступление по всему фронту, от Черного моря до Баренцева. На нашем участке врага надо ждать в два тридцать. Налет вражеской авиации состоится в полчетвертого утра.
– Война? – разлепил губы полковник Николаев.
– Война.