Валерий Александрович Панов
Франкфурт 939
Глава 12
Ещё при первой встречи Гунтрам понял – они не поладят. Этот человек слишком много знает. Он враг, опасность для того, кто хоть что-то скрывает. Но порой полезен, а для кого-то жизненно необходим. Вечная недосказанность. Никому не давай всей информации разом, у неё есть цена, и в розницу продавать выгоднее. Скрытность и осторожность, даже в собственных мыслях.
В нём всё, что Гунтрам ненавидит. Толстый, надменный ублюдок. Его одежда, манера поведения, даже голос, чёрт возьми, омерзительный. И он держит кота. Такого же жирного урода. Повсюду шерсть и царапины на мебели. Вечно валяется на подоконнике. Ходить-то ещё не разучился? Гунтрам не видел, чтобы он сам шевелился.
«Полюбуйся, Ингрид, ещё один завидный жених. Толстый, обрюзглый и с котом. Такой тебя скорее съест, чем трахнет. И ласка твоя ему ни к чему, у него же кот – он мягкий и пушистый».
На второй этаж проводила немая девочка. На первом остались бугаи. Те уже приросли к сундукам, лавкам и тюфякам. Лишь косо глянули на гостя и сразу забыли. Они тут для устрашения и только. Скорее, мебель, чем защита.
За столом напротив Вигерика стул. Гунтрам не сел. Никогда не садится. Нашёл тёмный угол, и занял его. У Гизельберта был похожий стол без задней стенки. Хозяин – рука под столом – напротив гость, который совсем позабыл о приличии. Когда беседа накалится и полетят угрозы – щёлк – арбалетный болт пронзает брюхо.
Нет, спасибо, в тёмном углу уютнее. Гунтрам настолько породнился с темнотой, что ему не комфортно на виду. Ему нравится, когда мрак окутывает тело. На душе сразу спокойно и легко. Спрятаться в тень – будто окунуться в озеро в разгар знойного дня. Уйти под воду с головой. Тишь, спокойствие и свежесть.
Вигерик молчит, изучает Гунтрама взглядом. Тот тоже не спешит открывать рта. Это момент, когда можно понять, что на уме у собеседника, нервничает он или рад твоему визиту. Жирдяя так просто не проймёшь, он эту игру знает. Уставился, изображает любопытство, а на устах едва заметная ехидная ухмылка. Она так и твердит: Я вижу, что ты делаешь. Не пытайся, не получится.
– Ну? С чем пожаловал?
«Ть, пожаловал. Ага, за податью пришёл. Что ж не спросил: Зачем припёрся?»
– Уже слышал про Юсуфа?
– Да. Печально, – ответил Вигерик, из которого печаль так и сочится. Ответил и замолчал. Глупо. Он же не думает, что Гунтрам наобум к нему зашёл.
– С кем он встречался?
«Подумай хорошо, жирдяй. Неправильный ответ дорого тебе обойдётся».
– Обычно я не делюсь информацией бесплатно, – Вигерик постучал пятернёй по столу.
«Да-да, и дальше делай вид, что рука просто так лежит на колене. Дескать, ей там удобно».
– Ладно, случай исключительный. Его зовут Пипин, он священник.
– Священник? – удивился Гунтрам. – И кого он хотел убить?
– Мне не сказал. Скрытный парень.
– Парень? Молодой?
– Весьма.
– А раньше приходил?
– Нет, впервые.
– Он точно священник?
– Конечно. Я его проверил. Он уже пару лет прислуживает викарию.
– Пару лет? То есть, примерно со времен первого восстания?
– Хм, да, – растерянно произнёс толстяк. – О чём задумался?
– Ни о чём, – невозмутимый Гунтрам зашагал к выходу.
– И это всё? Ты только за этим приходил?
– Да.
– Вот так просто уйдёшь? – выпалил жирдяй. Не любит, когда кто-то знает больше, чем он. – Даже руки не пожмём?
Гунтрам скорей уж с прокажённой поцелуется.
– Руки не жму.
– Испачкать боишься или в руке нож?
Гунтрам застыл в дверях.
Нет, нож в рукаве. Вспороть бы им толстое брюхо.
– Ладно, пожму тебе руку, если подойдёшь.
– Нет, не хочу доставлять неудобство.
Гунтрам никогда не понимал, зачем нужна подобная ложь. И дураку понятно, что этот немощный ублюдок не в состоянии вытащить зад из-за стола. Зачем врать, если ясно, что врёшь? Нет, ложь должна служить цели, содействовать интересам, быть правдой в глазах тех, кого хочешь обдурить, сбить с толку, направить по неверному пути. Ложь – мощное оружие, а не забава.
Трущобы просыпаются к обеду. Ночью разгул и шатания, а утром пустота на улицах. Те, кто не занят делом, отсыпаются, а прочие в порту и на рынках, в купеческих и ремесленных кварталах. Тут гадить больше негде, вот местный сброд и ходит в районы почище.
«Откуда в тебе столько зла и желчи?» – спросил внутренний голос, но Гунтрам сразу же его заткнул.
«Что за глупость? Вполне естественно испытывать злобу к мерзким и неприятным людям. К чванливым – пренебрежение, а к самолюбивым – отвращение. Разве нет?»
Если кто вдруг убедит в обратном, Гунтрам послушает. Он не из тех упёртых мудрецов, которые гнут свою линию, даже когда их логика трещит по швам. Он открыт для чужих мыслей, любит слушать людей. И если чья-то философия придётся по душе, он обязательно переймёт её, но лишь до той поры, пока не найдёт что-то лучшее. У него есть и собственное мнение, он всё обдумывает и анализирует. Его убеждения – не стена, которой он отгородился от других. Они – река, в которую впадает множество притоков. И пока что течение бурлит и пенится в каменистом ложе трущоб.
Спалить к чертям этот рассадник скверны, и начать прям отсюда, с ночного форума. Форум… Кто его так назвал? Пустырь с иссохшим фонтаном на пересечении пяти дорог. Сюда к закату стекается жульё, ворьё, убийцы и прочее отрепье. Кудахчут о своём, продают краденное, напиваются и дерутся, а после тащат к Майну трупы. Из-за них, сволочей, Гунтрам перестал есть рыбу. А он любит рыбу. В Меце только ею и питался. Хоть что-то приятное о службе герцогу Гизельберту осталось в памяти. Противный человек, надменный и самолюбивый. С ним рядом находиться неприятно, найти общий язык и вовсе невозможно.
Думал пройти через рыбацкий квартал. Нет, слишком большой крюк ради ностальгии по еде. Вышел у свинарника. Кто-то скажет, что свиньи грязные животные, но от них чистоты больше, чем от людей. Они-то мусор поедают, а не выкидывают.
Любимый район Гунтрама – площадь между судом и базиликой. Ни с рынка, ни с причала шум не долетает. Впрочем, сейчас он негодует. Судебный день лишь послезавтра. Какого чёрта вербовщик у дверей суда? Сейчас там только городские чинуши, а вся публика – те, кто пришёл с жалобами. Этих в ополчение не загонишь. В судебный день иначе. Куча разгорячённого народа. К ним-то и нужно обращаться. Агитатор, баран пустоголовый, сегодня должен стоять возле базилики. Планы хороши в теории, когда каждая шестерня на своём месте и вращается. Но не всё идёт по задумке, у шестерни ведь есть мозги. Пустые, набитые бредовыми мыслями, но свои. Кто-то умный ляпнул, что думать нужно собственным умом, и толпы идиотов поняли совет буквально. Вот бы у каждого из них замки́ дома отпирались и запирались сами по себе, а не по воле хозяина.
Влился в толпу, прислушался. Речь так себе. Гунтрам бы на такую не поддался.
– Да на кой чёрт оно нам нужно? – выкрикнул он и тут же вместе со всеми завертелся по сторонам, выискивая крикуна. Не найдя, сместился в сторону.
Вербовщик в ответ что-то там понёс о долге.
– А разве Оттон не наш король? – поинтересовался Гунтрам и опять давай с подозрением во взгляде пялиться на соседей. Да где там этот крикун? Не ты ли?
– И что этот король для нас сделал? – возразил кто-то из толпы.
– К чёрту короля! – поддержал Гунтрам.
– Да! – одобрили остальные.
– Герцог Эбергард нам что ли много помогал? – спросил вдруг Гунтрам, уже с другого края. – Только налоги с его приездом возрастают.
Послышался как гул возмущения, так и одобрительное мычание. Толпа разделилась.
– Он наш сюзерен! – заявил один.
– И что теперь, помирать по его прихоти? – спросил второй.
– А Оттон наш король! – завопил третий, перекрикивая второго.
– Трус! – заорал Гунтрам на второго.
– Только одна война закончилась, тут же вторая, – верно подметил четвертый.
– И ради чего? – вопросил пятый. – Мне вот без разницы, кто там на троне, Оттон или его брат.
– Вот-вот, – согласился Гунтрам с четвёртым. – А если и сейчас ничего не добьётся, будет и третья.
– Друзья! Друзья! Не ссорьтесь! Приберегите эту злость для боя, – напомнил о себе вербовщик.
– А ты сам-то в бой пойдёшь? – спросил из толпы Гунтрам.
Вербовщик замешкался. Вид у него сейчас, будто у мальца, который отлынивал от работы, прячась в амбаре. Там-то его и застукали за этим дело. И вот он изо всех сил пытается придумать убедительную отговорку, но в голову от волнения ничего путного не лезет, лишь судорожно бегает глазами по сторонам в поисках подсказки, а её всё нет и нет.
– Так я и знал, – подытожил Гунтрам.
Толпа наградила пустозвона дружным неодобрением и тут же о нём забыла, а вот спор о сильных мира сего разгорелся с новой силой. Кто б знал, что в городе так много недовольных герцогом Эбергардом. Того гляди, в драку перерастёт или вообще в резню. Да и чёрт с ними, Гунтрама совесть не замучает, он уже спокойно себе шагает к базилике. На последствия ему плевать. Люди сами виноваты. Нечего быть тупым стадом. Своей головой надо думать, а не слушать, что там выкрикивают всякие горлопаны. Если когда и стоит, то сейчас.
В базилике Гунтрама проводили к покоям Руперта. Как оказалось, викарию нездоровится. Он сутра не выходит из комнаты. Вид у него и вправду болезненный, лицо бледное, взгляд усталый. Будто всю ночь в порту судно разгружал. Нет, Руперт в жизни не поднимал ничего тяжелей буханки хлеба.
«Как тебе такой жених, Ингрид? Не думай, что это почтенный мудрый старец, который ведёт с девами беседы о высоком. До платонической любви ему нет дела, у него на уме другое. Руперт тот ещё мерзкий похотливый старикан. Уж будь уверена, изо дня в день будет мять простыни, пока прям там, на ложе, не окочурится».
– Ваше Высокопо-до-бие… Вы-со-ко-пре-по-до-бие, – обратился к нему Гунтрам.
И кто выдумал духовным эти титулова́ния? Сатана, не иначе. Чёрта трижды помянешь, пока выговоришь: Ваше С-с-святей-шество или Ваше Прео-с-с-священство и Выс-с-око-преос-с-священство. С-с-сука, нужно быть святым, чтобы не запнуться. Толи дело у дворян: Ваша Величество, Ваше Высочество, Ваша Светлость – легко и звучно. А у духовенства всё не слава богу, лишь бы выделиться своей Высокотитулованностью.
– Гунтрам, – произнёс Руперт тихо и осторожно, даже испуганно.
Если ты что-то скрываешь, увидеть на пороге тень герцога Эбергарда – дурной знак. У викария за душой много гнусностей. Понять бы из-за чего сейчас трясётся и где надавить.
– Отравление?
– Что? А! Нет. Голова болит, не выспался.
– Говорят, плохо спит тот, у кого совесть не чиста.
Сильнее побледнеть Руперт не мог. С трудом сглотнул, сильно поморщившись, будто камень по горлу пропустил. На лбу выступил пот, а ведь в комнате холодно и по полу сквозит.
– Совесть меня не мучит.
– Жар?
– Нет, – ответил викарий хриплым голосом с явным недовольством.
Гунтрам меж тем подошёл к окну. Теперь лицо не видно – можно улыбнуться. Снаружи ничего интересного – городская жизнь кипит, порт видно и военный корабль на якоре, – но паузу выдержать стоит.
– Странная болезнь, – подытожил он и обернулся, уставился на Руперта пронзительным взором. – Она, случаем, не лечится покаянием?
– В чём же, по-твоему, я должен покаяться?
– А какой ваш самый страшный грех?
– Тебе-то что? Пусть за грехи меня судит Господь.
– Но есть и такие, за которые придётся ответить при жизни. Измена, например.
– Измена? – Руперт едва не поперхнулся словом.
– Если кто-то вершит злодейство чужими руками, это не снимает вины, не так ли?
– Хватит говорить загадками, Гунтрам.
– Хватит уходить от ответа, викарий. Выкрутиться не выйдет. Брат Пипин у нас.
– Он в замке? – перепугался викарий. Дальше пугаться некуда, только могила.
– В темнице, в гостях у Вигарда. Он человек общительный, любит компанию.
– Я тут вообще никаким боком.
– Прям-таки никаким? Тогда откуда вам известно о его участии?
– О его участии? – удивился Руперт. – А кто бы ещё… Постой, как он попался?
Чёрт, промашка… Похоже, нажил нового врага. Да и пёс с ним, не привыкать.
– Какая разница, Викарий? Главное – мы знаем, что вы сговорились с Оттоном и помогли маркграфу Геро притащить в город его ублюдков, чтобы они убили герцога Эбергарда.
– Что?! – у Руперта чуть глаза из глазниц не выпали. – Это бред!
– И этой ночью ведь что-то случилось.
– Да ничего такого.
– Вы себя выдали, викарий. В первый раз, когда я нагло наврал, вы искренне оскорбились, мои обвинения вас возмутили, а сейчас… Неубедительно, викарий, очень неубедительно. Сознайтесь. Не стоит отсрочивать неизбежное. Сэкономьте мне время, облегчите нам обоим жизнь. Я ведь рано или поздно найду Пипина, и он всё подтвердит.
– Какого чёрта?! Ты же сказал, что Пипин у вас.
«Твою ж мать!»
– И вы поверили?
Испуг как рукой сняло. Улыбкой просиял, будто только с горшка после недельного запора. Даже порозовел.
– Очень глупо – врать мне, Гунтрам.
– Что вы скрываете, викарий? Я ведь узнаю.
– Убирайся! – и махнул рукой на дверь.
Вниз никто не провожал, сам нашёл дорогу. Кажется, стены храма чувствуют настроение викария, и сейчас злы на Гунтрама. Лестница винтовая, но окна лишь с двух сторон башни, есть тёмные углы. Тень мрака не боится, но сколотая ступень – это подло. Так вот споткнёшься, и кубарем четыре пролёта в узком жёлобе, как жёлудь по водостоку. Все кости переломаешь. Гунтрам не стал проверять, пожалел свои рёбра, схватился за что-то. Пощупал – факел. И не горит. Они что, воздух экономят?
Вышел и повернул направо. От базилики по главной улице до мельничных ворот и чуть налево. Недалеко, но, чёрт их всех дери, как медленно. Широкая и ровная дорога – откуда тут заторы? Из-за всяких баранов, которые телеги оставляют. И всем приходится тесниться. Им, видите ли, так удобней. Бросил, где захотел и ушёл по делам. У остальных-то дел нет, им спешить некуда. Пора рубить головы за подобное.
Одна с горкой нагружена мешками, аж стенки округлились. Гунтрам достал нож из рукава и порезал мешки, их содержимое посыпались на землю, в самую грязь. Следующая телега – клетки с курами. Схватил одну, размахнулся и об стену. Дерево в щепки, птица свободна. Кудахча, убежала в подворотню.
«Только в трущобы не беги, там тебя не ощипывая слопают».
Кинул ещё парочку. Откуда-то выбежал возмущённый хозяин кур.
– Ты что творишь, урод? – и бросился с кулаками.
Не боец, сразу видно. Как петух машет крыльями и прыгает. Народ вокруг расступился и замер в ожидании потехи. Гунтрам заломал руку, врезал коленом под дых, схватил за волосы и лбом об край телеги. Всё, потехе конец, пошёл дальше, не оборачиваясь на крики-угрозы. Стража? Да он и сам к ним идёт.
Казарма – пятак у крепостной стены, огороженный подсобными постройками и приёмной. С жалобами и обвинениями – туда. Гунтрам обошёл со стороны и попал на плац. Ворота никогда не закрывают, даже ночью.
Вот в самом деле, кто нападёт на стражу? Разве что – Железные! Войдут ночью и тихо всех перережут, откроют городские ворота и впустят войска Оттона. Ещё одна шестерня со сломанным пазом в проржавевшем механизме.
– Эй! Ты кто такой? Сюда нельзя.
– Капитан где? – Гунтрам на молодого стражника глянул лишь вскользь.
– Я те чё сказал? Нельзя сюда. Проваливай. Иди как все, через приёмную.
Да, так куда приятнее, когда тебя не знают. Может, подыграть? Выйти, покрасться тайком, отыскать Бернарда самому.
Ребячество.
– Ты знаешь, кто я?
– Ещё один сынок Арнульфа? Сколько ж вас расплодилось.
У главы объединённого купечества пять сыновей и дочь, но в них ни капли сходства с Гунтрамом. Те рыжие, курчавые и конопатые, а у него чёрные прямые волосы и ни одной веснушки.
– Сюда смотри – перстень тайного советника. Сообразил? Да-да, это я. Где капитан?
– Его нет.
– Так значит, передай стражникам, чтобы разыскали в городе священника по имени Пипин.
– Его и так ищут. Вы уже второй, кто просит.
– А первый кто?
– Храмовник Рене.
– Да ладно! Вот что, разыщи-ка мне и его тоже. А капитану передай, что он нужен в замке. Ах да, Пипина найдёте, ведите ко мне, а не в храм. Понял? Молодец. Выполняй.
Возле приёмной опять столкнулся с куроводом. Тот закудахтал, что есть мочи, но получил кулаком в живот и по морде. Продолжил надрывать горло, лёжа в грязи.
– Это он! Это он!
«Об этом что скажешь, Ингрид? Парень-то занятой и, видимо, не трус, но, похоже, тот ещё засранец. Получил по роже и сразу жаловаться побежала. Ни чести, ни самоуважения. Как тебе мужики, которые не могут за себя постоять и зовут на помощь? Ах да, ещё он вспыльчив. Такие любят бить жён. Сможешь терпеть побои?»
На шум выбежали стражники.
– Вон тот гад!
Гада окликнули, а кто-то даже метнулся следом, но Гунтрам заранее, не оборачиваясь, поднял руку, выставил средний палец. На нём перстень с гербом Франконии.
Может, поэтому так часто узнают на улице?
– Стражник, – обратился он к подбежавшему, – задержать этого человека и взыскать десять пфеннигов.
– В чём он виновен?
– В заторе на главной улице, – ответил Гунтрам, не сбавляя шаг. – Он оставил телегу на дороге.
– Нет такого запрета.
– Ты со мной споришь? Ставить телеги на дороге можно лишь для погрузки-разгрузки. С остальных взымать десять пфеннигов и гнать взашей. Не может уплатить – отобрать товар. Нет товара – забрать телегу. К вечеру получите распоряжение, а пока начинайте разгонять. Завтра проверю, чтоб ни одна не мешалась на дороге. Понял?
– А где их оставлять-то?
– На пустырях и в подворотнях. Да где угодно, лишь бы не на дорогах. Хоть за стеной.
– Только что был на главной улице. Телеги уже в два ряда ставят, ходить невозможно. Надо их разгонять. Если товар грузят – пусть, а остальных наказывать монетой. Думаю, десять пфеннигов в самый раз.
Герцог Эбергард отвлёкся от записки и уставился на Гунтрама.
– Лет двадцать назад что-то такое уже предлагали. Знаешь, почему я тогда отказался?
– Купечество возмущалось?
– И они тоже. А ещё ремесленники, скотоводы, пахари и окрестные бароны, которые продают Франкфурту свой урожай. У города огромный товарооборот. Загруженность дорог неизбежна. Издержки перенаселения. Нельзя запрещать стоянку телег, где взбредёт. Появится много недовольных. Городская аристократия и без того часто возмущается, бургомистра хотят назначить. Но это всё ерунда. Заторы на улицах пригодятся, если будем оборонять город. Сам видел – конница там не пройдёт. Оттон лишится главного преимущества.
Сегодня явно не день Гунтрама.
– Ладно, – Эбергард отложил записку, так и не дочитав, – что ты узнал?
– Бернарда бы подождать.
– Да сколько можно? Уже бы пришёл, если б его разыскали. Есть у меня подозрение, – герцог погладил бороду.
– Культ?
– Да, думаю, побежал им докладывать. Бернард, Бернард. Зря мы ему стражу доверили. Он им верен, не мне. Рассказывай.
– Когда принц Генрих был вашим пленником, Руперт приходил его исповедовать, а за ним попятам таскался тощий паренёк. Как его звали?
– Ты думаешь, я помню каждого священника во Франкфурте?
– Вигерик свёл Юсуфа с братом Пипином.
– Священнику понадобился убийца?
– Ну, или убийце понадобился Юсуф. Идеальная возможность выманить его из замка. Хотел пообщаться с этим Пипином, но не тут-то было. В храме его нет, как сквозь землю провалился, а викарий Руперт внезапно «приболел».
– Руперт? Считаешь, он замешан?
– Он темнит и что-то недоговаривает.
– Уже есть теория? Выкладывай.
– Вот, скажем, викарию понадобились услуги Юсуфа. Что он сделает?
– Да просто придёт в замок.
– Именно! А если его цель выманить Юсуфа?
– Хм. Тогда кто-то другой должен назначить встречу в городе.
– Да.
– Ну и зачем ему это? Зачем предавать меня ради мальчишки? Зачем убивать Юсуфа? Культ не одобряет, когда адепты режут друг друга. Ему отомстят.
– Юсуф такой же член Культа, как и мы. Да и от вас он зависит куда больше, а все убийцы ему подчиняются беспрекословно. Что если Культ это устроил?
– Поясни.
– Вы с ними в последнее время не ладите. Юсуфа от них отвернули, переманиваете Бернарда, а архиепископа Фридриха публично оскорбили. Тот, кстати, очень злопамятная сволочь, а ещё гордый донельзя. Но он стерпел обиду и сменил сторону. Был у Оттона эрцканцлером, а стал… Что мы ему такого предложили? Да ни хрена!
– А ведь Культ поддержал меня, якобы потому, что их Оттон не устраивает. Ты прав, я для них немногим лучше. А кто в самый раз?
– Податливый мальчишка.
– Именно. Восстание в самом разгаре, Генрих – его символ и цель, а теперь и Лотарингия с нами. Я им не нужен, и без меня доведут до победы. Оттон уже паникует, отправил Фридриха с предложением о перемирие.
– Что он пообещал, когда переметнулся?
– Убить Оттона.
– Исполнил? Нет! Покушение провалилось. Он сам нашёл убийцу, так? Что потом? Потом гвардейцы ловят язычника на попытке зарезать принца. Кто-то, может, и скажет: Да это Оттон решил отомстить, – но Генрих знает, что брат его не убьёт. И на кого он подумает?
– Не на меня же.
– А на кого ещё?
– На Фридриха.
– Который сейчас с ним и, наверняка, рассказывает, как ему жаль, ведь он не хотел подсылать убийц к Оттону, это всё злой герцог Эбергард его надоумил. И тут во Франкфурт приезжает гвардеец Манфред. Той же ночью погибает Юсуф, который отправился на встречу со священником, а тот – вот совпадение – испарился. Руперт подчиняется архиепископу, да и привязался он к Генриху, они много общались.
– С твоих слов – все вокруг против нас. Нельзя же рубить головы лишь по подозрению. Слишком уж много «если». Может, Руперт и не причём. Этот Пипин тоже встречался с Генрихом.
– Он не из Культа. Откуда простому святоше знать, кто предоставляет нам убийц и как с ним связаться?
– Священники бывают в трущобах, у них там церковь. А о Вигерике разве что глухой не слышал. Он и рассказал про Юсуфа. Да и Руперт мог сболтнуть лишнего.
– Разумное предположение, если не знать, что Юсуф мёртв, викарий нервничает, а Пипин пропал и теперь его по всему городу ищет храмовник.
– Постой-ка, храмовник Рене?
– Да.
– Бернард и Адалар в донесениях о нём сообщают. Он просил не выпускать из города никого из священников и любого с крупной суммой на руках.
– Про деньги я не знал, – задумался Гунтрам. – Ну да, с убийцами ведь благословеньем не расплатишься. Как заставить молчать человека, которому известна твоя тайна?
Эбергард провёл пальцем по горлу.
– А если этот человек не дурак и понял, что его ждёт? У него куча денег и вся жизнь впереди. Я бы на его месте слинял. Однако ночью город заперт, а утром стража у ворот и в порту наготове. Вот почему викарий бледный, а по городу шарит храмовник. Нужно его разыскать и тогда гадать не придётся.
Стук, двери распахнулись, в кабинет ворвался Бернард.
Как много складок на тунике. Почему он носит этот нелепый доспех с открытой грудью? От чего он защищает, от безвкусия? Носил бы тогда уж церемониальную кольчугу. Её разглаживать не нужно. А, нет, он бы тогда надел поверх сюрко, а с ним всё те же хлопоты.
– Ваша Светлость.
– Где тебя черти носят? Рассказывай. Как отреагировал Культ?
Бернард заметно сбавил шаг. К столу уже подкрадывался, а не летел. Растерянное выражение лица, будто застали за постыдным делом. В глазах испуг. Герцог Эбергард – обладатель самого мощного взгляда в королевстве, суров и холоден, как бронзовая статуя – своим призрением даже быка остановит.
Гунтрам молчит. Знает, когда заткнуться и не встревать. Бернард, конечно,.. м-м-м… друг? – но своя шкура дороже. Нет, друг – это сильно сказано. Гунтрам живёт в мире интриг, коварства и вероломства. Здесь никому нельзя доверять, в любом благом поступке искать тайный умысел, а действия продумывать на пять шагов вперёд. Дружба – непозволительная роскошь. Возможно, завтра друга придётся убить.
– Странно отреагировали, – осторожно проговорил Бернард. – Ничего не рассказали, но засуетились, меня прогнали.
– То есть ничего полезного ты не узнал?
– От Культа нет, но Адалар кое-что прояснил.
– Ты и ему растрепал?
– Он давний адепт Культа, многое знает. Он помог.
– Чем?
– Рассказал интересную историю. Двенадцать лет назад, когда вы были в Лотарингии, здесь, во Франкфурте, перебили почти всех членов Культа. Их заперли и подожгли дом.
– Да-да, помню.
– Человек пять уцелело – Арнульф, Руперт, Адалар…
– Да я понял. Дальше.
– Мой предшественник – царство ему небесное – нашёл виновных.
– Крысы. Я помню.
– Они сдали своих, десять голов мы срубили, но главного так и не поймали, тот сбежал из города. Его звали Манфред.
Герцог Эбергард потянул пальцы к бороде.
– Думаешь, гвардеец тот самый Манфред?
– Не знаю, но нервные перешёптывания начались, едва я произнёс имя. Тут же меня спровадили.
– Гвардеец говорил, что раньше жил во Франкфурте, – вспомнил Гунтрам.
– Тогда понятно, откуда Генрих узнал про Культ и где начать поиски, – сообразил Эбергард.
– Но не ясно, как во всё это вписывается Пипин.
– Пипин? Брат Пипин, которого ищет храмовник? – поинтересовался Бернард.
– Да.
– Мы ведь о языческом культе говорим. Двенадцать лет назад крысы тоже не по своей прихоти пожар устроили. Их священник надоумил. Бандиты очень набожный народ.
– Пипин знаком с Генрихом, – напомнил герцог.
– Руперт-то адепт Культа. Ему какой прок? – спросил Гунтрам.
– Хочет спасти парню жизнь. Сам говоришь, тот за ним хвостом таскается. Привязался к нему викарий. И тут узнает, чем этот кретин ночью занимался, решил вразумить, а Пипин сбежал.
– И викарий послал постороннего? Рене не из Культа.
– И что? Мы с тобой тоже. Да и кого ещё ему послать? Чёрт, Гунтрам, завязывай, от твоих теорий уже голова кругом. Всё, что мы знаем – гвардеец ищет Культ, а они его. Чем это чревато?
– Они его убьют, Генрих огорчится.
– Хотите помешать? – испуганно поинтересовался Бернард.
– Нет! Мы ведь знать не знаем об опасности! Пусть гвардеец сам разбирается, – сердито ответил герцог. – Где он сейчас? Ну? Что молчишь?
– Мои люди его потеряли. Он устроил драку в таверне в рыбацком квартале и улизнул, – нехотя пробубнил капитан стражи и опустил глаза. Увидел сколько складок на тунике и хотел расправить, но благоразумно сдержался.
– Тебе хоть что-то можно поручить? Ты вообще способен исполнять приказы?
– Я многим обязан Культу и не мог поступить иначе. Я решил…
– Решил? У нас тут не тинг17, решения принимаю я, а ты исполняешь.
Эбергард не кричит. Голос его – спокойный и ровный, но злой – режет нервы без всякого крика.
– Скройся с глаз.
Бернард поклонился и вышел из кабинета.
– Мне бы с ним переговорить.
– Иди.
– Гунтрам, – уже у дверей окликнул его герцог, – не смей его успокаивать. А ещё лучше намекни, что он так скоро поста лишится. Пусть задумается, кому хранить верность.
– Конечно.
Ну и дал он галоп. Гунтрам заметил Бернарда на первом этаже, у выхода. Позвал, но капитан стражи не остановился, вылетел во двор и едва не сбил Варина. Ни слова не сказал, помчался дальше, слушая о себе гадости. Ругань старого брезгуна привлекла внимание. Отвлеклись солдаты, рубившие чучела тупыми мечами, кузнец и его подмастерье решили передохнуть и послушать – а вдруг дойдёт до ссоры, – с кухни вышла кухарка с тазиком пирогов, да так и замерла в проходе, и только конюх, не обращая внимания, тащит к стойлам сено.
– Да стой ты, – Гунтрам схватил его за плечо.
– Что тебе? – сорвался Бернард.
Гунтрам не любит привлекать внимание, пусть и немногим ранее раскидывался курами на главной улице. Зато потом эффектно скрылся. Растворился в толпе, смешался с массой. Вот и сейчас ему неловко оттого, что все пялятся. Ни одна уважающая себя тень не притягивает взоры.
Оттащил Бернарда в тёмный угол. Да, так лучше. Капитан стражи вырвался и самое время поправить тунику.
– Говори уже, что нужно.
– Эй! На мне злобу не вымещай, я тебе ничего не сделал.
– Да? А чей был совет «поступай, как знаешь»?
– Ты разрешение на глупость спрашивал, чтобы потом на меня ответственность переложить, так что ли? Я не советовал тебе идти наперекор герцогу Эбергарду, а после оправдываться.
– Вот такой я человек – не могу поступить вопреки совести.
– Засунь совесть куда подальше, она тебя погубит.
– А как же вся та чушь про признание своих недостатков?
– Признаваться надо себе, а не другим. Герцогу Эбергарду нет дела до твоей совести.
– То есть с собой честен, а всем остальным врать?
– Сам решай, кому, что и сколько сказать. Бернард, нет идеального совета для всех случаев сразу. Жизнь – слишком сложная штука, чтобы обойтись одним единственным правилом. Особенно здесь, – Гунтрам указал на палаты лорда.
– Ладно, мне надо отдохнуть, пока нет дел. Всю ночь не спал, уже ни черта не соображаю. Буду в казарме.
– Погоди, – придержал его Гунтрам. – Я велел страже отчистить улицы от телег. Думал, герцог Эбергард одобрит.
– Не одобрил?
– Нет.
– Ах вот как оно нужно. Теперь твой совет чуть понятней. Передам парням, чтобы расслабились.
На втором этаже столкнулся с назойливой бургундской мухой. Не повезло. Он ведь почти мимо прошёл, но увидал на лестнице Гунтрама и остановился, замер с поднятой ногой, как идиот.
«Иди дальше!»
Нет, шаг назад.
– По-твоему, это смешно? – зажужжал он.
– Я всё уладил.
– Что? – малолетний лорд аж потерялся от неожиданности.
– Прошу простить, милорд. У герцога Эбергарда было для меня срочное поручение. Разобравшись с ним, я тут же занялся вашей проблемой. Шум вас больше не побеспокоит.
– А ты молодец. Прими мою благодарность, – и снисхождение. – Я тебя как-нибудь отблагодарю.
Сундук с пустыми обещаниями уже полон, но ладно, при следующей встрече визг, выпученные глаза и слюни бешеного молокососа во все стороны – чем не радость?
Вернулся в кабинет герцога Эбергарда и застал гостя.
– Саид. Что с тобой?
– Да ерунда, побывал в трущобах, – он улыбнулся и аккуратно потрогал затылок.
– Я обдумаю твоё предложение, Саид, – произнёс герцог Эбергард и многозначительно замолчал.
Смышлёные эти парни с востока. Сразу понял намёк, поклонился и вышел.
– Он проследил за тобой до трущоб?
– Да. Я думал, стража его остановила. Ещё задержался у ворот, подождал на всякий случай.
Увидел, как вошёл в трущобы, понаблюдал за ним, убедился, что он влип в неприятности, а после довольный отправился к Вигерику с мыслью – одним брезгливым ханжой меньше.
– Что он хотел?
– Занять место брата. Считает, что сможет возглавить убийц.
