На следующий день путешественники попрощались с хозяином, который объяснил, как добраться до Реймса. Амелия повторила свое предложение отвезти графа куда он пожелает, но старик, как и вчера, ответил отказом.
Дорога, ведущая в Реймс, опять оказалась заполнена экипажами. Люди покидали насиженные места из страха перед пруссаками. Кое-где попадались группы солдат, дезертировавших из французской армии, но никто даже не пытался их задержать.
– Что будем делать? – спросил Луи у Амелии, когда им пришлось остановиться из-за повозки, которая опрокинулась где-то впереди и перегородила путь.
– Попытаемся объехать, – ответила молодая женщина, – а там видно будет.
И они опять стали пробираться окольными путями, но дорога становилась все уже. Карета перевалила через шаткий мостик и въехала в лес. Наконец Луи остановил лошадей.
– Предлагаю вернуться, – сказал он. – Так мы только время потеряем.
Амелия вышла из кареты и огляделась. Над головой чирикали птицы, белка, завидев людей, молнией взвилась вверх по стволу. Столбы солнечного света расходились до самой земли, в них плясали золотые пылинки и таинственно мерцали нити паутины. День явно обещал быть куда более пригожим, чем вчерашний, и только несколько туч на небе напоминали о том, что гроза может вернуться.
– Сначала поедим, – распорядилась Амелия. – А там будет видно.
Луи не стал спорить. Ева, кряхтя, выбралась из экипажа. От тряской дороги у нее болело все тело, но ведь госпожа не жаловалась, значит, она тоже не имела права жаловаться.
– Я пойду посмотрю, что да как, – объявил Луи и исчез.
Он вернулся через несколько минут и доложил, что неподалеку есть ручей и что неплохо бы напоить коней. Амелия не стала возражать, и Луи распряг лошадей и повел их к ручью. Свою тоже забрал с собой.
– А он хорошо управляется, – заметила Ева. – Не хуже покойного Якоба.
Она достала еду, расстелила на траве скатерть и принялась резать колбасу и пирог. Вскоре Ева объявила, что все готово и можно есть.
– Надо позвать Луи, – сказала Амелия. – Я схожу за ним.
Ручей плескался по камням, глубиной он был по колено, не больше. Лошади, наклонив свои красивые шеи, пили воду, и только светлая, подняв голову, вопросительно смотрела на Луи, который о чем-то говорил, начищая ей бок скребницей.
– Ничего я в женщинах не понимаю, – жаловался он. – Только вот эти глаза… эх! – Он вздохнул. – Как ты думаешь, они нарочно так смотрят, чтобы мы окончательно голову потеряли, или это нам только кажется? Иная посмотрит – и от нее только подальше убежать охота. И вроде красивая, и все при ней, а все равно – душа не лежит. А вот она… Как только она появилась, я даже перестал жалеть, что попался. Если бы только я мог понять, что все это значит…
– С кем это вы разговариваете, Луи? – прозвенел голос позади него.
Луи вздрогнул и уронил скребницу. Поднимая ее, он сконфузился и покраснел. Амелия, стоя в нескольких шагах, спокойно смотрела на него.
– Я… в общем-то…
– Вы, похоже, любите лошадей, – заметила она с подобием улыбки.
– Я? Ну, да… я еще в детстве был в Версале мальчиком при конюшне… – Он запнулся. – Привык к ним. И отец, он тоже был конюх… Ну и, словом…
Все это было совершенно лишнее, и ничего ему не давала его несвоевременная откровенность. Он сознавал, что, наверное, окончательно уронил себя в глазах молодой женщины, чей отец переписывался с самыми знаменитыми философами, и злился на себя – оттого, что в ее присутствии стыдился своего происхождения, оттого, что понимал, что не имеет никакого права его стыдиться, и оттого еще, что отчаянно перед ней робел. Обычно слова так и сыпались у него с языка, но в присутствии Амелии он терялся, сам не зная отчего.
– А ваша мать? – спросила она. – Кто она?
Луи дернул плечом.
– Я ничего о ней не помню. Она умерла, когда мне было года два. Меня воспитывала тетка.
– Она заменила вам мать?
– Какое там, – фыркнул Луи, – через день тумаки и попреки, что я сижу у нее на шее… я уж не чаял, куда сбежать от этакой заботы. А у отца была своя жизнь.
Он поглядел на Амелию, увидел на ее лице знакомое ему далекое выражение – и рассердился на себя еще больше.
– Откуда у вас этот шрам? – внезапно спросила она.
Луи насупился.
– Получил, – нехотя буркнул он. – На дуэли.
– Вот как? И из-за чего же вы с ним дрались?
– Из-за того, что он был сволочь. Вот так.
– И вы его убили?
– Нет, – с сожалением отозвался он, – не успел. Только покалечил… так, слегка. Но он это заслужил.
– Значит, не зря Ева вас боится, – заметила Амелия. – Она говорит, что вы опасный человек.
– Это я ее боюсь! – возмутился Луи.
Если бы его приятель Франсуа услышал эту шутку, он бы покатился со смеху; но на Амелию эта фраза не произвела ровным счетом никакого впечатления. И опять он видел перед собой это отрешенное красивое лицо – настолько отрешенное, что иногда его так и подмывало схватить ее и хорошенько встряхнуть, чтобы она взглянула на него по-другому, хоть с гневом, хоть с раздражением, но иначе.
«Я осел», – подумал он обреченно. Какого черта, в самом деле, он распустил язык? К чему ей знать о его тетке, об отце, о его жизни вообще? Все равно она никогда его не поймет, как и он ее. Да и не захочет понять.
– Ева приготовила еду, – сказала Амелия. – Она нас ждет.
Они поели, а потом двинулись дальше. Пару раз сбились с дороги, но к вечеру все же добрались до Реймса, где с большим трудом отыскали место в гостинице. Город был полон самых фантастических слухов – что Дюмурье уже удрал к врагам, подобно тому, как до него это сделал Лафайет, что в Париже вскоре вернут короля, а сторонникам свободы по старинке отрубят головы, не прибегая к гильотине. Но Амелию интересовало лишь, где найти стекольщика. Утром, едва заменив в карете треснувшее стекло, они снова тронулись в путь.
…Гром взорвался яростной канонадой, оглушил путешественников и покатился над землей, огрызаясь и ворча. Дождь, который хлестал отвесными струями, припустил еще чаще.
– Надо возвращаться в Реймс! – крикнул Луи.
Уже когда они покидали город, тучи налились свинцом и обещали скорую грозу. И в самом деле, стоило путешественникам отъехать от города меньше чем на два лье, хлынул дождь, и какой! Он превратил дорогу в жижу, в которой увязали лошади, ослепил кучера и, с яростью молотя по верху экипажа, почти оглушил обеих женщин. Вдобавок ко всему Луи умудрился сбиться с дороги, и теперь он даже не знал, в каком направлении они движутся.
Амелия крикнула что-то, но в реве грома он не расслышал ее ответ.
– Что? – крикнул Луи.
– Едем дальше! – донеслось до него.
Луи уже понял, что спорить с Амелией бесполезно. Бурча себе под нос разные слова, которые обычно отсутствуют в словарях французского языка, он хлестнул лошадей. Недовольно мотая головами, они перевалили через мост.
– Кажется, мы остановились, – заметила Ева, видя, что пейзаж за окном не меняется. Карета несколько раз дернулась и застыла на месте. Снаружи по-прежнему лил дождь.
Лошади храпели и фыркали. Амелия приотворила дверцу и высунулась наружу.
– Что там, Луи? – крикнула она, видя, что он стоит возле кареты и смотрит куда-то вниз.
– Я же предупреждал, что надо возвращаться! Мы завязли!
– То есть как? – пролепетала Ева.
– Карета застряла в грязи, вот что, – с досадой ответил Луи. – И я не могу сдвинуть ее с места.
Прежде чем он успел шевельнуться, Амелия распахнула дверцу и соскочила на дорогу, прямо в грязь.
– О боже, – беспомощно прошептала она, видя, что колеса ушли в вязкую жижу почти по самую ось.
У Луи вертелось на языке много разного – о том, что он предупреждал, сулил неприятности, и теперь, когда самое скверное все-таки произошло, это случилось исключительно по вине Амелии. Но он увидел ее потерянное лицо, по которому текли струи дождя, и прикусил язык, решив приберечь свое красноречие до другого раза.
– Может быть, если облегчить карету, мы сумеем выбраться? – предложила Амелия. – Ева!
Служанка вышла из кареты, вытащила оттуда кое-что из вещей, Луи стал тянуть лошадей за собой – бесполезно: с громким вздохом колеса вновь провалились в грязь.
– Черт! – выпалил Луи. Оглянувшись, он увидел Еву, которая смотрела на него с осуждением. – Только сказал, а он уже здесь.
Амелия распрямилась, как струна, глаза ее сверкнули.
– Перестаньте обижать ее, – сердито сказала она. – Если вы думаете, что достойно смеяться над человеком, который выглядит не так, как все, то заблуждаетесь.
Луи не мог не признать, что она права, и, смирив свой нрав, пробурчал нечто, что могло сойти за извинение. Он вновь попытался вывезти карету на ровную почву, но даже когда Ева попробовала подтолкнуть экипаж сзади, у них ничего не получилось.
– Влипли, – констатировал Луи.
– Что же нам делать? – спросила Амелия, оглядываясь.
Мост остался позади, слева и справа виднелись купы деревьев, а справа в отдалении за ними к тому же что-то темнело, но была ли это крыша дома или просто большое дерево, сказать было сложно.
– Возвращайтесь в карету, – сказал Луи. – Вы промокнете.
Амелия посмотрела на него так, словно он предлагал ей нечто очень странное.
– Я не хочу, – ответила она.
Луи вздохнул.
– Хорошо. Теперь вот что мы можем сделать. У нас есть моя лошадь, я сяду на нее и поеду за помощью, а вы оставайтесь здесь.
Это было вполне разумное предложение, но он почему-то был уверен, что она ответит отказом.
– Ева останется в карете и будет стеречь вещи. А мы поедем за помощью.
Луи нахмурился.
– Вы мне не доверяете? По-вашему, я могу сбежать и бросить вас здесь?
– Дело не в этом, – спокойно возразила Амелия. – Не думаю, что в такой дождь нам согласятся помочь бескорыстно. Придется договариваться… Ева! Подай мне кошелек.
Ева протянула ей кошелек и забралась в карету. Луи принялся отвязывать свою лошадь.
– Что вы делаете? – спросила Амелия.
– Вы же не можете идти пешком, – сердито сказал Луи. – Садитесь на нее, и идем.
Показалось ли ему или в ее лице и впрямь промелькнул страх?
– Я не сяду на лошадь, – резко проговорила Амелия. – Нет!
Луи поглядел на нее, понял, что она не переменит своего решения, и стал привязывать лошадь обратно.
– Вы можете ехать верхом, если хотите, – прибавила Амелия.
– Ну да, когда вы идете пешком, – обидчиво возразил он. – Наденьте хотя бы плащ. Вы намокнете.
– Ну и пусть, – отрезала она. – Ева! Ты остаешься. Мы скоро вернемся.
Дорога разъезжалась под ногами. От дождя в лужах вздувались пузыри, которые тотчас же лопались. Амелия шла впереди, но Луи без труда нагнал ее и набросил ей на плечи свой плащ.
– Зачем вы едете в Амьен? – спросил он, глядя ей в глаза.
Она взглянула на него удивленно, но от плаща отказываться не стала.
– Это не должно вас интересовать.
Он снова почувствовал себя слугой, которого ставят на место. Дорога пошла в гору, и идти по ней становилось все тяжелее.
– Может быть, вам вообще не стоит туда ехать? – выпалил он.
– Почему вы так думаете?
– Я слышал, как вы плакали ночью, – проговорил Луи, волнуясь. – У вас совсем не счастливый вид.
– Я не плакала, – отрезала Амелия.
– Но я слышал своими ушами…
– Вы ошиблись. Это была Ева.
Луи догнал ее и забежал вперед нее.
– Я видел, – упрямо проговорил он. – Это были вы. Так зачем вы едете в Амьен?
На сей раз она отвернулась.
– Я должна, – сказала она наконец.
– Почему?
– Я дала слово.
– Кому? – Он ничего не понимал. – Что это за слово, если из-за него вы сама не своя? Зачем вам ехать туда, куда ехать не хочется?
– Потому что я дала слово. Я поклялась.
И по ее лицу он понял, что она больше ничего ему не скажет. Он ломал себе голову. Что за слово она могла дать? Кому? Или она попала в какую-то скверную историю – иначе зачем бы ей рыдать тогда ночью в замке, и так страшно, как будто у нее душа рвется на части?
– Я могу чем-нибудь вам помочь? – спросил он.
Но Амелия мотнула головой.
– Нет. Мне никто не может помочь.
Она подняла руку и вытерла щеку.
– Вы плачете? – забеспокоился Луи.
– Нет. Это всего лишь дождь.
Где-то вдали блеснула молния, через несколько секунд глухо и грозно заурчал гром. Бок о бок Амелия и Луи прошли последние шаги – и оказались возле ограды, увитой плющом, за которой росли розовые кусты. Луи поднял голову, увидел большое здание с крестом над главным входом, окруженное конюшнями и более мелкими зданиями, и помрачнел.
– Это монастырь, – сказал он.
– И что? Попросим помощи у настоятеля или настоятельницы.
– Ах да, вы же, наверное, не знаете… – протянул Луи. – Все монастыри распущены, а их имущество продано.
Амелия немного подумала.
– Что ж… Тогда попросим помощи у нового владельца.
Но попросить не получилось. На их стук из-за ворот послышался злобный лай, и огромный пес стал бросаться на ограду, бренча цепью. Его глаза налились кровью, из пасти свисала слюна. Амелия отшатнулась. Она не боялась животных, но это определенно внушало страх.
– Славный песик, – мрачно сказал Луи. Он повысил голос: – Эй, есть тут кто-нибудь?
Никто не ответил. Амелия беспомощно оглянулась на своего спутника.
– Похоже, придется возвращаться, – сказал Луи. – Не расстраивайтесь, все равно что-нибудь придумаем… Идите вперед, я вас догоню.
Пес глухо зарычал и вновь стал кидаться на ограду. Убедившись, что Амелия отошла, Луи подскочил к ограде и, просунув сквозь нее руку, рванул на себя ветку розового куста, на которой оставался один-единственный белый цветок. Вне себя от бешенства цербер ринулся на него. Отдерни Луи руку долей секунды позже, пес наверняка отгрыз бы ему кисть, но Луи не зря был известен своей ловкостью. Он отскочил на дорогу вместе с похищенной веткой, а пес принялся лаять так яростно, словно хотел поднять на ноги весь ад.
– Ты мне напоминаешь одного моего знакомого, – сказал Луи на прощание, – такого же злобного и такого же глупого. Жаль, что ты с ним не встречался: вы бы составили отличную пару!
И, смеясь от души, он двинулся вслед за Амелией, на ходу обрывая с ветки розу. То, что шипами он поранил себе руку, в счет, разумеется, не шло.
Амелия оглянулась, пытаясь понять, куда Луи мог запропаститься. Дождь стал стихать, и она с облегчением подумала, что скоро все кончится, но не тут-то было. Страшный раскат грома потряс землю, и Амелия увидела, что в высокий вяз, который рос возле дороги, ударила молния. Дерево застонало, по ветвям его пробежали языки огня. Молния расколола ствол надвое, и одна его половина рухнула на дорогу, продолжая пылать.
Чувствуя, как под ногами колеблется земля, Амелия затрепетала. Луи схватил ее за руку и стащил с дороги.
– Там за деревьями какая-то хижина; бежим! Оставаться здесь слишком опасно.
Это оказалась не хижина, а старый полуразрушенный амбар, где пахло сеном и на балке дремала сова. Учуяв посторонних, она приоткрыла желтые глаза, встряхнула крыльями и вновь задремала. Впрочем, по крайней мере, здесь было сухо, и Амелия сбросила плащ.
– Что это? – спросила она, указывая на розу, которую Луи держал в руке.
Он покраснел.
– А… Это вам.
Она хотела отказаться, но вспомнила, где видела эту розу, и поняла, что именно он сделал, чтобы ее добыть.
– Благодарю вас, – неловко проговорила она.
Забирая цветок, она мимоходом коснулась его пальцев – и только тут заметила на них кровь.
– Вы поранились, – сказала она.
– Да, – ответил он. И безрассудно, не размышляя, просто потому, что на долю секунды ее рука задержалась в его руке, поднес ее пальцы к губам.
А потом он увидел ее глаза – зеленые, околдовывающие, мерцающие – и сгинул в них, увлекаемый безоглядной страстью, которая сжигала его изнутри. Он целовал ее мокрое лицо, лепестки губ, белую шею; он запутался в ее волосах, которые пахли дождем, в ее руках, в мокрой одежде, которая льнула к телу. Весь мир, кроме нее, перестал существовать; и каждый удар сердца был как удар молнии, и в груди у него словно распускалась пылающая роза.
Ева смотрела в окно кареты, по которому ползли струи дождя. По ее подсчетам, прошло больше часа с тех пор, как госпожа и конюх отправились искать помощь. Но вот до нее донеслось шлепанье чьих-то шагов по лужам, и она насторожилась.
Дверца распахнулась, и Амелия забралась в карету. На лице ее было привычное отрешенное выражение, разве что чуть более замкнутое, чем обычно, – но служанка приписала это тому, что шел проливной дождь и вообще все сегодня было против них.
– Вы нашли людей, сударыня? – спросила Ева. – Они помогут нам?
Амелия ответила не сразу.
– Там монастырь, который кто-то купил. А во дворе огромная цепная собака. Новые хозяева не стали выходить. – Она поморщилась. – Луи садится на коня, он поедет в деревню за помощью.
Дождь прекратился, а потом прибыли деревенские молодцы, которым Луи посулил хорошие деньги, если они помогут вытащить карету. Это оказалось не так легко, на вызволение экипажа ушел почти час. Наконец Луи сел на козлы, Амелия расплатилась со своими спасителями, а один из деревенских сел на лошадь и поехал показывать дорогу, которая ведет в Лан, чтобы дама, которая заплатила им настоящим золотом, а не презренными ассигнатами[11], не заблудилась еще раз. В четвертом часу дня карета уже въезжала в город.
Здесь с гостиницами дело обстояло гораздо лучше. Амелия помылась, переоделась, села у окна, за которым виднелся кусок нарядной белой церкви, и задумалась. Вошедшая Ева справилась, не нужно ли чего-нибудь ее госпоже.
– Нет, – ответила Амелия. – Наверное, я лягу отдохнуть. Попроси, чтобы меня не беспокоили.
Ева вышла, а молодая женщина легла в постель и закрыла глаза, но было слишком рано, и сон не шел к ней. «Главное – добраться до Амьена… Догадалась ли Ева? Нет, конечно, она слишком ко мне привязана… Но я не должна была делать этого. Это безумие… дождь сводил меня с ума, и я потеряла голову… потеряла… потеря…»
Спальня куда-то уплыла, а вместо нее возникла большая, светлая комната с камином. Амелия стояла возле двери, пытаясь выйти, – но ей не позволяли.
– Я хочу видеть его!
– Поверьте, вам не стоит этого делать, сударыня…
– Пустите меня! Пустите! Я должна его видеть!
Внезапно комната изменилась, и Амелия увидела, что вокруг нее стоят шкафы, как в библиотеке того старика, графа д’Эпири… Шкафы беззвучно повалились, а в следующее мгновение из пасти камина на Амелию хлынул кровавый поток. Она закричала…
– Сударыня! – Ева трясла ее за плечо, лицо у служанки было испуганное. Амелия прикрыла рукой глаза, собираясь с мыслями.
– Мне приснился сон. Всего лишь сон.
– Луи хотел вас видеть, – проговорила Ева. – Я сказала, что вы велели вас не беспокоить.
Амелия мрачно посмотрела на нее.
– Что ему надо?
– Он хотел знать, в котором часу мы отправимся завтра утром, – удивленно ответила служанка.
– А, – неопределенно протянула Амелия. Она немного подумала. – Я хочу поговорить с хозяином. Его зовут Бертен, верно?
– Да, сударыня. Позвать его?
Разговор Амелии с Бертеном получился не слишком продолжительным, и содержание его осталось для посторонних тайной. Известно, впрочем, что после него хозяин написал некую записку, которую попросил отнести своему зятю. Мальчик принес ответ менее чем через час, и хозяин вновь поднялся к Амелии.
– Он согласен, – объявил Бертен.
– Очень хорошо. Передайте ему, чтобы он был готов выехать завтра в восемь.
Луи поднялся рано утром. Он хотел отправиться в конюшню, проверить, как там лошади, но тут к нему заглянула Ева.
– Госпожа хочет с тобой поговорить.
Едва услышав, что его зовет Амелия, Луи просиял и тотчас же направился к ней.
– Ты хотела меня видеть? – спросил он.
Амелия сидела за столом в простом платье, которого он прежде на ней не видел, и он подумал, что оно ей очень идет. Он хотел поцеловать ее руку, но рука выскользнула из его пальцев, и опять он натолкнулся на отрешенный, упрямый взгляд. На краю стола лежал кошелек, который он успел вчера заметить в ее руках.
– Возьмите, – сказала она. – Надеюсь, этого хватит.
Ничего не понимая, он взял кошелек, увидел внутри него золотые монеты – и догадался. Его лицо дрогнуло, но он отказывался верить, что все кончится именно так, как и должно кончиться между госпожой и слугой, который ей не пара.
– Что это значит? – тихо спросил он.
Амелия отвернулась.
– Я наняла другого кучера, зятя хозяина. Он доставит нас с Евой в Амьен. А вы свободны.
– Ты не можешь поступить со мной так, – прошептал Луи. Он был очень бледен. – Что я тебе сделал? В чем был неправ?
– Не смейте говорить мне «ты», – проговорила Амелия, и по тому, как сверкнули ее глаза, он понял, что и впрямь все кончено. – Вы ни в чем не виноваты. Это была моя ошибка, но она не повторится.
– Это не ошибка, – горячо возразил Луи. – Я люблю тебя… вас. Не надо… не надо со мной так.
Все-таки она была сделана не из камня. На мгновение в ее лице что-то дрогнуло, и он уже воспрял духом, надеясь, что ему удастся ее переубедить… Но она только покачала головой.
– Вы ничего обо мне не знаете. Поверьте, так будет лучше. Я всем приношу несчастье. Я… – Она запнулась. – Так этого хватит? – спросила она, кивая на кошелек.
Этого уже он не мог стерпеть.
– Да пошла ты к черту! – в бешенстве выпалил он и, схватив кошелек, швырнул ей под ноги – так, что монеты рассыпались и затанцевали, кружа по всей комнате. И Амелия, несмотря на все свое самообладание, все-таки вздрогнула, когда за ним с грохотом затворилась дверь.
Ничего не видя перед собой, он слетел по лестнице, вбежал в конюшню, сел на свою лошадь и поскакал прочь – подальше от Лана, от своей судьбы, от этой лицемерной дряни, которая разбила ему сердце и втоптала его в грязь, так, словно он был слуга, существо второго сорта, которое и человеком-то является по недоразумению.
За городом он остановился. Он задыхался, сердце в груди было тяжелым, словно камень, перед глазами мельтешили кровавые колесницы. В ярости он ударил себя кулаком в лоб и выругался.
Он был оскорблен тем, как с ним обошлись, но едва ли не больше он был оскорблен самим собой – тем, что, несмотря ни на что, не мог перестать думать об Амелии, о ее тающих глазах и нежном лице. И чем дальше он уезжал, тем мучительнее ему хотелось вернуться.
Он покружил на месте, дергая поводья, так что его лошадь стала недовольно мотать головой, но наконец решился и двинулся обратно.
«Придумаю что-нибудь… попрошу прощения… Мне без нее не жить».
Завидев напротив церкви знакомую вывеску гостиницы, он воспрял духом, спрыгнул с лошади и взбежал по ступеням.
Лестница, удивленное лицо хозяина, который шел по коридору, дверь ее комнаты и вот…
В окно смотрелся хмурый сентябрьский день. Комната была пуста. Он опоздал.
Он закрыл за собой дверь и привалился к ней спиной. Обыкновенная комната, не слишком чистая, и кровать узкая, а стол хромает на одну ножку – он только сейчас это заметил. Ничто здесь не напоминало об Амелии, и даже запах ее духов растворился, исчез бесследно, словно ее никогда здесь и не было.
Пора было уходить. Опустив глаза, Луи заметил, как на полу что-то тускло блеснуло. Он присел и извлек из щели между половицами золотую монету – одну из тех, которые он бросил ей под ноги, когда они расстались, ее прощальный оскорбительный дар. Но теперь Луи не ощущал ничего, кроме тихой грусти. В конце концов, эту монету она держала в руках, этот золотой кружок сохранил тепло ее пальцев. Он поднялся и спрятал монету в карман.
– Все в порядке, гражданин? – спросил хозяин, когда Луи вышел из комнаты.
– Лучше не бывает, – буркнул тот.
Стремительным шагом он спустился по лестнице, вскочил на лошадь и покинул Лан. Вскоре он был уже на дороге, которая вела на юго-восток, туда, где среди лесов его ждала Арденнская армия, из которой он прибыл сюда.
А Амелия вечером того же дня велела кучеру остановиться, не доезжая до Амьена, и свернуть к небольшому замку с четырьмя зубчатыми башнями по углам.
– Что вам угодно? – настороженно спросил старый слуга, открывший дверь.
Прежде чем ответить, Амелия оглянулась на Еву.
– Я графиня Амелия фон Хагенау, – сказала она, – невеста виконта Оливье де Вильморена. Я приехала к своему жениху. Он написал мне, что будет в этом замке… по крайней мере, я так его поняла. Он здесь?
– Боже мой! – воскликнул слуга, пораженный до глубины души – Сударыня! Какая честь для нас! Конечно же, мы слышали о вас от господина виконта! Проходите, прошу вас! А это ваша служанка? Мы очень, очень рады видеть вас! Особенно в это время, которое дает так мало поводов для радости… Прошу вас следовать за мной!
И Амелия с Евой оказались в уютной гостиной, где в большом кресле сидел седовласый господин лет пятидесяти и вслух читал круглолицей молодой женщине какой-то роман.
При появлении Амелии господин опустил книгу и поднялся с места. Молодая женщина тоже встала.
– Господин маркиз, – торжественно откашлявшись, произнес слуга, – это графиня Амелия фон Хагенау, невеста господина виконта!
– Александр, маркиз де Доль, – представился господин, целуя руку Амелии. – А это Анриетта де ла Трав, моя племянница. Счастлив приветствовать вас под этим скромным кровом! – Он шутливо развел руками.
– А где Оливье? – еле слышно спросила Амелия. – Я думала, мой жених…
Она не закончила фразу. Маркиз пристально поглядел на ее лихорадочно блестевшие глаза, на красные щеки и слегка нахмурился.
– Я вижу, вы устали с дороги, – сказал он. – Лоран покажет вам комнаты. К сожалению, в связи с недавними прискорбными событиями у нас осталось очень мало слуг, но, может быть, оно и к лучшему. Меньше посторонних ушей, – закончил он с улыбкой. – Что же до виконта, то, я уверен, Анриетта сможет вам лучше меня рассказать, где он сейчас находится. Все дело в том…
Но Амелия не слышала конец фразы любезного господина. Прежде чем Ева успела ее подхватить, она упала на пол в глубоком обмороке.