Валерия Вербинина
Где-то на земле есть рай
Глава 3
1 апреля. 12 часов 27 минут пополудни
Ласточкин резко распрямился на стуле. Я не верила своим ушам. Неужели все-таки сумасшедшая? Говорят, после смерти любимого мужа такое вполне может случиться.
– Так, а теперь давайте-ка по порядку, – необычайно вежливо промолвил мой напарник. – Значит, ваш муж умер?
– Да. – Лариса наконец-то отпустила ручку своей сумочки.
– И его похоронили?
– Конечно!
Павел поскреб щеку. Я видела, что он находится в затруднении.
– Но тем не менее он присылает вам письма, предупреждая вас, чтобы вы, э-э, не имели дела с этим Николаем, иначе вас настигнет возмездие и вы будете гореть в аду.
– Именно так, – покорно согласилась Лариса.
У меня уже голова шла кругом.
– Занятно, – проворчал Ласточкин.
Это было еще слабо сказано.
– Вы ведь не думаете, что я сумасшедшая? – с надеждой спросила Лариса. – Я вовсе не сошла с ума, уверяю вас! И я не пытаюсь вас разыграть… Я действительно получаю эти письма!
Ласточкин искоса посмотрел на меня и стал искать что-то на столе. Он выдвинул ящик, захлопнул его, полез в карман, достал пачку сигарет, но поглядел на лицо Ларисы Парамоновой и со вздохом убрал ее. Вообще-то Паша не курит, а сигареты таскает с собой исключительно для того, чтобы угощать ими коллег и, гораздо реже, подследственных. В данном случае он проделал все эти манипуляции лишь для того, чтобы залезть в ящик и включить диктофон. Так, на всякий случай.
– Все это очень интересно, но мертвецы не могут присылать писем, – внушительно проговорил Ласточкин. – Кстати, свидетельство о смерти мужа у вас с собой?
– Да. – Она два раза кивнула, словно одного раза ей казалось недостаточно.
Нет, положительно она не была сумасшедшей. Капитан протянул руку:
– Покажите.
Предъявленное свидетельство он изучил очень внимательно.
– Так, Владислав Парамонов…
– Однофамилец того Парамонова, которого взорвали в прошлом году? – поинтересовалась я, так как мне надоело хранить молчание. – Кажется, того вроде тоже Владиславом звали.
Лариса вспыхнула:
– Это не однофамилец… Это мой муж.
Здрасьте, приехали. Мы с Ласточкиным обменялись многозначительными взглядами. Мало того, что покойник обладал ярко выраженной склонностью к эпистолярному жанру, он еще был довольно известным бизнесменом и даже после своей трагической, без преувеличения, смерти продолжал играть роль Отелло.
Интересно, куда это дело нас приведет? Я почувствовала азарт, как всегда, когда обстоятельства складывались не в нашу пользу.
– Н-да, – только и сказал Павел, возвращая документ вдове. Она аккуратно сложила бумагу и спрятала ее в сумочку. – Скажите, Лариса, только откровенно. За что был убит ваш муж?
– Он задолжал большие деньги, – едва слышно ответила она.
– Кому?
– Некоему Арбатову… и еще другим людям. – Теперь она была бледной, как мел в Антарктиде. – То есть я уверена, что именно в этом и была причина… Потому что следствие убийцу не обнаружило.
– А долг? Вы его выплатили?
Мне казалось, что человек не может побледнеть сильнее, чем Лариса Парамонова. Однако это все же произошло. Ее голубой костюм отбрасывал на нее синюшную тень.
– Только часть… Я продала все, что смогла… переселилась в небольшую двухкомнатную квартиру… здесь, неподалеку…
Она назвала адрес. Ничего особенного, обыкновенный высотный дом.
– А ваши друзья? Они не помогли вам?
Лариса грустно улыбнулась:
– В таких кругах не бывает друзей, капитан… Стоит один раз оказаться внизу, и все о тебе забывают.
В самом деле, если бы у нее были друзья, разве она пришла бы к нам?
– Подведем итог, – сказал Павел. Теперь он был собран и сосредоточен, как никогда. – Ваш муж, Владислав Парамонов, занимался бизнесом, и его убили. Вы после его смерти потеряли фактически все, что имели, и никто к вам на помощь не пришел. Затем в вашей жизни появился этот Николай…
– Николай Рыбников, – закончила Лариса. – Но, понимаете, дело в том, что мы с ним знакомы с университета. Мы какое-то время учились вместе…
– Он тоже бизнесмен? – спросила я.
Лариса покачала головой:
– Нет. Он работает в небольшой компании, но он просто служащий, даже не менеджер. Мы встретились случайно, и он был так добр ко мне…
Продолжать она не могла – на глазах ее навернулись слезы.
– После смерти мужа мне было очень тяжело, – призналась Лариса извиняющимся тоном.
– И неожиданно начали приходить эти письма, – скорее утвердительно, чем вопросительно промолвил Ласточкин. Лариса вытерла глаза.
– Я не знала, что и думать, – проговорила она прерывающимся голосом.
– Когда пришло первое письмо?
– Месяца полтора назад… Да я точно и не помню. На штемпеле должна быть дата.
– Это все письма? – с нажимом спросил капитан.
Лариса отвела глаза:
– Нет… Были еще и другие. Три или четыре… Я не взяла их с собой, потому что они очень личные.
– Чудеса… – пробормотал Ласточкин себе под нос. – Скажите, Лариса, а с чего вы вообще взяли, что эти письма вам пишет покойный муж? Конечно, они написаны от его имени, но…
– И его почерком, – безнадежно промолвила Лариса.
– Вы уверены в этом? – допытывался Павел.
– Абсолютно. – Она поколебалась, но потом все-таки вытащила из сумки еще один листок, протертый на сгибах. – Вот, взгляните сами.
– Н-да, – сказал наконец Ласточкин, поднимая голову. – Внешне, конечно, большое сходство… хотя только специалист может сказать с уверенностью… Любой почерк ведь можно подделать, знаете ли.
– Знаю. Но дело не только в почерке. – Лариса колебалась, но наконец решилась: – Там были подробности… разные подробности… очень личные… – Она опустила глаза. – Словом, то, что может быть известно только двоим.
Она комкала в руках платок, не смея поднять на нас глаза. Молчание нарушил мой напарник:
– И вы уверены, что никто, кроме вашего мужа?..
– Нет. Кроме него, никто просто не мог знать об этом. Это чересчур… чересчур интимно.
Ласточкин нахмурился. Впрочем, две вертикальные морщинки уже давно не покидали его переносицу.
– Вы говорили своему другу… говорили Николаю о письмах, которые вас тревожат?
– Да.
– И какова была его реакция?
– Вначале он решил, что я все это выдумала. – Ее губы дрогнули. – А потом, когда сам увидел письма, он сказал, что кто-то издевается надо мной или хочет меня извести.
– Да? И кто же это?
– Он сказал, это тот, кто ненавидит меня. – По щекам Ларисы вновь покатились слезы. – Он ни на мгновение не поверил, что Слава может посылать мне эти письма. Он сказал, что мой муж умер, и все это невозможно… просто невозможно. – Она заломила руки. – Но этот почерк… и те мелочи, о которых он пишет… Я уже не знаю, что и думать. Я боюсь сойти с ума… Я пошла к священнику, но он не понял меня. Он решил, что я лгу… а ведь я не лгу! Вот вы – скажите, ведь вы верите мне?
– Верю, – спокойно ответил Ласточкин. – И я обещаю вам, что разберусь в этой истории. А пока, чтобы я мог начать дело, мне нужно от вас официальное заявление. Лиза, лист бумаги и ручку… И еще я хотел бы уточнить кое-какие сведения.
* * *
– Это еще что за чушь? – гремел Тихомиров. – Убитый муж с того света домогается бывшую жену! Нет, ну на что это вообще похоже?
Разговор этот происходил уже на нашем внутреннем совещании в тот же день.
– Предлагаю скинуться Ласточкину на лечение, – подал голос кто-то из оперов. – По-моему, необходимость явно назрела, товарищи!
– С первым апреля! – развеселился Мирошниченко из отдела краж. – Да вы что, ребята, всерьез это восприняли, что ли? Шуток совсем не понимаете?
– Это не шутка, – холодно ответил Ласточкин. На виске его, обращенном ко мне, подергивалась тонкая жилка. – Никаким розыгрышем тут даже не пахнет, так что я посоветовал бы некоторым сменить тон.
– Минуточку, минуточку! – вмешался полковник. Он выпил воды из стоявшего возле него стакана и прочистил горло. – Будьте добры, капитан, напомните мне номер статьи в нашем УК. Той самой, в которой говорится о том, какое наказание полагается мертвым, если они тревожат покой живых. Ну?
– Такой статьи нет, Модест Петрович, – отозвался подхалим Мирошниченко.
– Я жду ответа! – рявкнул полковник. Шея его налилась кровью.
– Формально такой статьи нет, – нехотя отозвался Ласточкин. – Но ведь кто-то же присылает ей эти письма!
– Капитан, – в изнеможении промолвил наш начальник, – кто кому и что посылает, а также куда шлет и на сколько букв, это не наше дело. Парамонов умер? Умер! Значит, он эти письма писать не мог, а с кем там крутится его вдова, с кем она переписывается и так далее, нас не касается! И нечего строить из себя этого, как его, охотника за привидениями. Что у тебя за манера усложнять себе жизнь, в конце концов? Тем более что у нас тут назревает нечто куда более серьезное. Я запрещаю тебе, да, запрещаю заниматься всякой чепухой!
– Как вам будет угодно, Модест Петрович, – светски выдержанным тоном отозвался мой напарник.
Когда Паша вот так ни с того ни с сего переходит на язык XIX столетия, это значит, что он сильно разозлился и теперь его ничто не остановит. Полковник только обескураженно покачал головой. Остальные опера хранили молчание.
– Ладно, – наконец буркнул Тихомиров. – Федор Григорьич, изложите проблему!
Подполковник Морозов, заместитель Тихомирова, поднялся с места. Внешне подполковник похож на кинозвезду мужского пола или, на худой конец, на какого-нибудь благородного лорда, имеющего право на пожизненное пэрство. У него превосходно вылепленные черты лица, красивая посадка головы и аристократически сдержанные манеры, хотя в данном случае речь идет скорее не о манерах, а о некоем шлейфе обаяния, в который складываются внешний облик, модуляции голоса, привычка держать себя и вообще все поведение. Увы, судьба склонна к злым шуткам. Большинству настоящих пэров она дала в удел невыразительную блеклую внешность и полное отсутствие лоска, а Федора Григорьевича обрядила в полицейский китель и отправила служить туда, где его достоинства лет сто не пригодятся. Впрочем, его всегда выпускают к телекамерам, чтобы произвести на прессу хорошее впечатление. К сожалению, пираньи пера заглядывают к нам нечасто, иначе доброй половине популярных актеров из полицейских боевиков пришлось бы сменить амплуа и заняться подметанием тротуаров.
– Собственно говоря, – сказал Морозов своим чарующим обволакивающим голосом, – это еще не проблема, но, гм, грозит ею стать. Речь идет о звонке, который поступил сегодня утром на «02».
Мирошниченко зевнул и деликатно прикрыл рот рукой.
– Кажется, экзамены еще не начались, и студентам нет смысла звонить нам и говорить, что в здании такого-то института установлена бомба, – заметил он.
– Речь идет вовсе не о бомбе, – отозвался Тихомиров.
– А о чем?
Морозов кашлянул.
– Вы слышали об Алисе Лазаревой? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Еще как! – воскликнул Горохов. – Пару недель назад как раз паковали ее поклонников, которые ей житья не давали. Да и до этого чуть ли не каждую неделю арестовывали кого-нибудь из ее фанатов, и все это с тех пор, как она со своим мужем-банкиром переехала в наш район.
– Алиса – популярная певица, – счел необходимым разъяснить Морозов. – И актриса.
– По-моему, она сначала актриса, а потом певица, – возразил один из присутствующих, Кладовщиков.
– Они теперь мастерицы на все руки, – желчно вмешался Тихомиров, – это мода у них такая. Федор Григорьич, расскажи им о звонке.
– Да, так вот, – Морозов одним глазом покосился в свою записную книжку, – звонок поступил в десять ноль одну. Женщина, которая отказалась назвать себя, объявила, что 5 апреля, на дне рождения Алисы, который планируется в клубе «Бегущая по волнам», Лазареву убьют ударом ножа в сердце. И что сделает это человек, которого певица хорошо знает, а потому охранники Рома и Дима не смогут ее защитить. – Морозов захлопнул книжку и победно поглядел на всех нас.
На долю секунды в кабинете повисло неловкое молчание.
– Нет, это точно розыгрыш, – буркнул Мирошниченко, пожимая плечами.
– Может, желтая пресса постаралась? – высказал предположение Кладовщиков.
– Чушь какая-то, – проворчал кто-то из угла. – Бред сивой кобылы.
– Или кто-то решил испортить Алисе праздник.
– Тихо! – рявкнул Тихомиров. – Думаете, мы с Федором Григорьевичем такие идиоты, что тоже не подумали об этом? Да, сегодня первое апреля. Да, этот звонок сильно смахивает на дурацкую шутку. Только весь фокус в том, что пятого Лазарева действительно празднует день рождения. И хотя во всех газетах писали, что она будет отмечать его в особняке на Рублевке, она действительно решила перенести торжество в «Бегущую по волнам».
– А как насчет ее охранников? – подал голос Ласточкин. – Названные имена соответствуют действительности?
Полковник обернулся к нему:
– Вот то-то и оно, что соответствуют, – буркнул он. – И вообще этот звоночек кажется слишком точным для того, чтобы с легкой совестью списать его на какого-нибудь неуравновешенного психа.
– И что теперь? – спросила я.
– Придется принимать меры, – сурово отозвался Тихомиров. – Ставить в известность Алису об угрозе, искать того, кто звонил, а главное – искать предполагаемого убийцу. Словом, предстоит обычная работа.
– Можно я возьмусь за это дело? – вскинул руку Горохов. Я вспомнила, что портрет Алисы Лазаревой висел у него на стене в кабинете и сам лейтенант был горячим ее поклонником. – Модест Петрович, пожалуйста!
В этот момент он больше всего походил на ребенка, который просит купить ему новую игрушку. Однако Тихомиров остался глух к этой мольбе.
– Нет! – отрезал он. – Я уже назначил людей, которые будут этим заниматься. Ласточкин! Синеокова! Поручаю дело Лазаревой вам. И смотрите у меня, чтобы без фокусов! Мне лишние истории не нужны!
– Слушаюсь, Модест Петрович, – после небольшой паузы отозвался Ласточкин. Но, честно говоря, я не уловила в его голосе особого энтузиазма.
– Мужа Лазаревой я уже поставил в известность, – продолжал Тихомиров, – так что можете сразу же приступать к работе. Да, по телефону у меня создалось впечатление, что у мужа есть определенные подозрения, так что я посоветовал бы вам встретиться с ним и его женой и откровенно поговорить.
– Модест Петрович, а можно я буду им помогать? – настойчиво попросил Горохов. Но полковник только сверкнул на него глазами:
– Обо всех результатах докладывать мне незамедлительно! А эту, как ее, Парамонову, выбросить из головы! У нас и без нее работы невпроворот. И вообще, как подумаешь, что некоторым на Мадейре фотомодели мороженое подносят, а я тут с вами… Так что не нарывайтесь и не занимайтесь ерундой, ясно вам?
Глава 4
1 апреля. Третий час дня
– Ее убьют, – говорил взволнованный женский голос. – Это точно. Один удар в сердце – и все.
– Откуда у вас такие сведения?
– Я не могу этого сказать.
– Назовите ваше имя, пожалуйста.
– Нет. Я не могу. Я боюсь.
На этом моменте запись памятного звонка заканчивалась.
– Ну что ж, – пробормотал мой напарник, пожимая плечами, – если это игра, она хорошо выдержала свою роль.
Он сел за стол и стал звонить. Нет, вовсе не Лазаревым, как вы сгоряча могли подумать, а эксперту-графологу, – просить его, чтобы он как можно скорее сличил прижизненный почерк Владислава Парамонова и почерк в странных письмах, полученных его вдовой. Очевидно, они не давали моему напарнику покоя.
– Ну что эксперт? – спросила я, как только Ласточкин повесил трубку.
– Говорит, у него очередь на несколько недель вперед, – буркнул Павел. – Дел до чертиков, а хороших специалистов – раз-два и обчелся.
После этого он позвонил Стасу и попросил его разыскать материалы по делу Парамонова – «ты понимаешь, надо кое-что проверить».
– Думаешь, это что-нибудь даст? – поинтересовалась я.
– Увидим, – довольно загадочно ответил Ласточкин.
И, наконец, он набрал номер Лазаревых. Разговор был очень короткий.
– Они нас ждут, – бросил Паша. Он снял с вешалки свою кожаную куртку. – Едем! Чем быстрее мы разделаемся с этим дурацким делом, тем лучше.
Мы закрыли окно, заперли дверь и, как следует из дальнейшего рассказа, отправились на поиски приключений, которые не преминули в самом буквальном смысле свалиться нам на голову. Впрочем, обо всем по порядку.
Мы покинули здание и спустились по растрескавшимся ступеням, усеянным выщербинами столь же густо, как лицо древнего старика – морщинами. Внезапно Ласточкин, который обычно ходит очень быстро, сбавил ход и придержал меня за локоть. Шагах в пяти от нас на тротуаре сбились в плотную кучу трое субъектов, и все трое по какому-то совпадению смотрели прямо на нас.
Дабы читатель мог различать их между собой, сообщу, что номер один носил на шее велосипедную цепь, сделанную зачем-то из чистого золота, номер два обладал плечами шириной в поезд-экспресс, а у номера третьего из особых примет имелись в наличии лишь оттопыренные уши. От себя добавлю, что если бы незабвенный Джек Потрошитель встретил эту троицу где-нибудь в темном переулке, то его бы хватил удар от ужаса.
Впрочем, его нельзя за это винить, потому что, хотя на улице был ясный день, прохожие, едва завидев трех подозрительных типов, которые преградили дорогу мне и моему напарнику, тотчас же переходили на противоположную сторону улицы и зачем-то ускоряли шаг.
«Это еще что такое?» – холодея, неприязненно подумала я.
Молчание прервал обладатель золотых вериг.
– Гыы, – сказал он, указывая на меня пальцем. – Гля, баба!
– Ментовка, – авторитетно заявил ушастый и сплюнул в пыль.
– Во дает! – восхитился очеловеченный поезд-экспресс. – Ты, это, того!
– Ну! Че надо? – спросил Ласточкин тяжелым голосом.
– Дело к тебе есть, – объяснил громила в веригах. – Так сказать, разговор.
– Это он хочет со мной говорить? – поинтересовался Ласточкин, кивая на человека-поезд. – А он умеет?
Тот насупился. Сделать это было довольно тяжело, учитывая, что лоб его никак не превышал высотой два пальца.
– Капитан Ласточкин – известный шутник, – уронил в пространство золотой человек. – Ты брось базарить-то. Делай, че велят.
– А пошел ты, – совершенно спокойно ответил Ласточкин и вслед за тем назвал место, в которое его собеседнику полагалось пройти. Судя по выражению так называемого лица последнего, предложение не пришлось ему по вкусу.
– Ты это, того! – заволновался поезд. – Не балуй!
– Похоже, капитан забыл, с кем имеет дело, – процедил ушастый сквозь зубы. – Я бы на твоем месте, получив приглашение от Арбатова, уже мчался бы во всю прыть.
Мне показалось, что я недавно уже где-то слышала это имя, но момент явно был неподходящий для того, чтобы уточнять что бы то ни было.
– Мне твой Арбатов даром не нужен, – отозвался Ласточкин. – Если я ему нужен, пусть он ко мне и приходит.
– Нет, ну блин! – возмутился экспресс. – Ты того, в натуре? А?
– Боюсь, Юра не примет такого ответа, – вздохнул ушастый. – Так что, девочки и мальчики…
– Напоминаю мальчикам, а также девочкам, – перебил его Ласточкин, – что я при исполнении. Так что пошли вон отсюда, уроды.
Я увидела, что он держит руку в кармане, и быстро отступила в сторону. Честно говоря, мне стало очень не по себе.
– Ты еще пожалеешь об этом, – просипел золотой, пятясь. Его кодла нехотя последовала за ним.
– С Арбатовым никто так не смеет разговаривать! – крикнул ушастый на прощание. Ласточкин выхватил руку из кармана, и его собеседник поспешно скрылся за углом.
– Черт, я же бросил курить, – вздохнул Павел, глядя на пачку сигарет, которую он держал в своей ладони. – Ладно, Лиза, надо нам навестить знаменитую актрису. А то мы и так с тобой задержались.
* * *
Заявляю со всей ответственностью за свои слова, что если где-то на земле и существует рай, то супруги Лазаревы, без сомнения, сумели отхватить от него весьма лакомый кусочек. Если мои творения когда-нибудь будут экранизировать в Голливуде, предвижу вашу саркастическую улыбку, но в конце концов, как говорит Паша, скромность украшает лишь того, кого больше ничто не украшает, – словом, если я когда-нибудь продвинусь благодаря своему писательскому таланту, наследству гибралтарской тети, которой у меня все равно нет, или выгодному альянсу с каким-нибудь завалящимся олигархом, я, может статься, тоже получу право жить в апартаментах, подобных лазаревским. Феерическая роскошь! Невиданное великолепие! Тоскующей тенью я ползла по коврам, затравленно озираясь на окружающие красоты. Позолота, блеск, картины, старинная мебель. Красное дерево, розовое дерево, зеленое дерево – в углу в кадке, выложенной стразами. Анфилады комнат увлекали и манили. Боже! Дайте мне кусочек этих неслыханных прелестей, я тоже так хочу! У-у, убогие коммуналки, однокомнатные квартиры-табакерки, кошмарные хрущобы, панельные дома… Тьфу на вас! Будьте вы прокляты и ныне, и всегда, и во веки веков!
Я покосилась на Ласточкина, и мне стало стыдно. Я не видела своего отражения в зеркале, но готова была поклясться чем угодно, что на моем лице отражалась жгучая, анафемская, лютейшая зависть. Не то что мой напарник. Он не казался равнодушным – он просто им был. Уверена, Алиса Лазарева вместе со всеми ее хоромами и богатствами занимала его в этот миг куда меньше, чем измученная женщина в голубом, которую судьба швырнула с самого верха в бессмысленное, пустое существование, пронизанное терпким страхом перед конвертами, что время от времени выпархивали из ее почтового ящика. Черт возьми, ну почему я не могу быть, как он?
Служанка проводила нас в гостиную, ту, где было поменьше позолоты, но побольше картин, и встала в дверях, словно ей наказали строго-настрого следить за тем, как бы мы по рассеянности не сунули в карман изящный столик, инкрустированный перламутром. В коридоре прошелестели шаги, зазвенели два голоса: мужской и женский. Слов я не разобрала. Наконец дверь отворилась и счастливые небожители вышли в гостиную.
Небожители? Вы шутите! Я чего-то не понимаю, или окружающая обстановка должна все-таки накладывать отпечаток на своих владельцев? Вы, конечно, скажете, что я злобствую, но хотела бы я знать, что бы вы подумали, увидев перед собой плешивого типа неопределенного возраста с глазами-буравчиками и харизмой Бармалея. Его абсолютно законная супруга, которой 5 апреля должно было исполниться 33 года, являла миру гладкое ухоженное лицо, в котором все же проглядывало нечто крысиное. Возможно, виною тому были заостренный носик и прищуренные глазки, а возможно, все это было лишь моим плодом воображения и недоброжелательности. Многие считали Алису Лазареву красавицей, а кое-кто даже не отказывал ей в таланте, впрочем, не уточняя, в каком именно. Глупо утверждать, что в наши дни так уж обязательно иметь талант, чтобы петь или играть в кино, – для этого вполне могут сойти и другие таланты, никак не связанные с актерством или пением. И, несмотря на ухоженное лицо и хорошо продуманный макияж, у Алисы Лазаревой был вид усталой, потрепанной жизнью, даже не женщины – бабы; и никакие дорогие тряпки, а вошла она в шифоновом платье, которое наверняка было создано в мастерской именитого кутюрье, уже не могли спасти положения. Ее муж был облачен в костюм того божественного серого оттенка, рядом с которым и пепельный, и антрацитовый кажутся линялыми тряпками. Кажется, хотя я вовсе не уверена, что этот цвет называется жемчужно-серым.
Лазарев сел в кресло, актриса – на диванчик, закинув ногу за ногу. Я заметила, что при этом она почему-то метнула взгляд на Павла, но он был занят разговором с ее мужем. Представив меня и назвав свое имя, капитан кратко объяснил, зачем мы сюда приехали.
Едва Лазарев понял, что мы работаем не на Петровке, а в самом обыкновенном отделении полиции, на его чисто выбритом лице показалось нескрываемое отвращение. Какие странные, однако, люди служат в полиции! Его жене, его обожаемой Алисе угрожает опасность, а ему присылают двух каких-то… Он искал слова, способные не оскорбить нас, и не мог их найти.
– Давайте все-таки перейдем к делу, – предложил Павел, которому было совершенно безразлично мнение Георгия Лазарева о нем, точно так же, как и сам Лазарев. – Начнем с дня рождения. Это правда, что он состоится в пятницу, пятого апреля?
– Да, – подтвердил Лазарев.
– И его будут отмечать в клубе «Бегущая по волнам»?
– Теперь уже, очевидно, нет, – подала голос Алиса, очаровательно улыбаясь симпатичному капитану.
– Но это просто глупо – отменять такое торжество! – вскинулся ее муж.
Алиса сделала рукой легкий жест, который, очевидно, означал: все в порядке, все под контролем. К моему изумлению, Бармалей тотчас стих.
– Я хотел бы, чтобы вы прослушали запись звонка, – сказал Ласточкин, доставая из внутреннего кармана диктофон. – Может быть, вы узнаете голос звонившей?
Паша включил запись, и мы в полном молчании прослушали ее до конца.
– Нет, – сказал Лазарев, – этот голос я не знаю.
– Я тоже, – поддержала его жена.
– Жаль, – вздохнул мой напарник. – Это бы многое нам упростило. – Он откинулся на спинку стула. – Как, по вашему ощущению, следовало бы относиться к этому предупреждению? Это может быть чьей-то шуткой или?..
– По-моему, это вы как раз и обязаны установить, – сварливо встрял муж. Но Алиса опять успокоила его легким движением руки.
– Разумеется, – ответил Паша на слова Лазарева. – Но нам надо хотя бы приблизительно знать, где искать. – Он обратился к Алисе: – Скажите, у вас есть враги?
Она улыбнулась. Честное слово, если бы я была цветком, то я бы точно завяла от этой улыбки.
– У всякого, кто чего-то добился, есть враги, – проговорила она низким мурлыкающим голосом, который сама она, вероятно, считала наиболее обворожительным.
– Я бы хотел знать о них конкретнее, – тихо промолвил Павел.
Алиса улыбнулась еще шире.
– О, это будет очень долгий рассказ, – не без иронии заметила она. – Все актрисы, которых я обошла, все певицы, дела у которых идут хуже, чем у меня, все неудачницы, которые мечтают оказаться на моем месте, они все спят и видят, как я окочурюсь. Люди ужасно завистливы, – извиняющимся тоном прибавила она.
– И все они могли бы вас убить? – также не без иронии отозвался Ласточкин.
Алиса выдержала паузу, поднесла руку ко рту и прикусила костяшку указательного пальца. Мы терпеливо ждали.
– Нет, не все, – с неожиданной резкостью промолвила она, убирая руку. – Есть один человек, который действительно обещал меня убить. Многократно, – и она значительно подчеркнула это слово голосом, как двумя жирными чертами.
«А-а, старая история, – смутно подумала я. Брошенный любовник, которого ты променяла на этого процветающего господина».
– Ее зовут Оля Баринова, – продолжала актриса. – Когда-то мы были подругами, потом поссорились.
– Из-за чего? – спросил Ласточкин, который быстро писал в своем блокноте.
– Из-за моего первого мужа. Грустная вышла история. Оля тоже была в него влюблена и вбила себе в голову, что он отвечает ей взаимностью. Когда она узнала, что мы поженились, то попыталась покончить с собой, но неудачно.
– Как зовут первого мужа?
– Сергей. Сергей Шестопалов, – поправилась Алиса.
Ласточкин поднял голову:
– Не тот ли Шестопалов, что был вице-директором автозавода?
– Да, – подтвердила Алиса. – Но это было довольно давно. Фирма обанкротилась, ему пришлось уйти из бизнеса. Сейчас у него небольшое охранное агентство или что-то вроде этого.
– Как я понимаю, с первым мужем вы разведены?
– Вы понимаете правильно, – сказала Алиса, глядя на него прозрачными глазами слишком многое перевидавшей женщины.
– То есть теперь он свободен и мог бы связать свою жизнь с этой Олей. Зачем же ей убивать вас?
– Сергей никогда не станет связывать с ней свою жизнь, – с металлом в голосе отчеканила актриса. – Ему ни к чему лишняя обуза, поверьте. А Оля вбила себе в голову, что я разрушила ее жизнь. Она уверена, что, если бы не я, у нее все было бы хорошо. Она неоднократно грозилась убить меня – по телефону и лично, причем в присутствии посторонних.
Паша кивнул, словно это его вполне устраивало, и спросил, где живет Оля Баринова и какой у нее номер телефона. Последний Алиса не помнила, сказала лишь, что бывшая подруга ютится где-то на Юго-Западе.
– Может быть, Шестопалову известно, где она живет?
– Вряд ли, – с сомнением отозвалась Алиса, но все же дала телефоны бывшего мужа – домашний и сотовый. Судя по номеру домашнего, Сергей тоже обитал далеко не в центре Москвы.
– Последний вопрос, – сказал Ласточкин. – Оля Баринова была приглашена на ваш день рождения?
– Еще чего не хватало! – вскинулась актриса.
– Как же тогда она могла бы вас убить?
– О, она всегда была жутко пронырливая, – с пренебрежением ответила Алиса. – Уверена, если бы она захотела, она смогла бы пробраться ко мне на вечер.
Ласточкин захлопнул блокнот, спрятал его вместе с ручкой и поднялся с места.
– Я надеюсь, вы сообщите нам о принятых мерах, – сухо сказал Георгий Лазарев, вставая. Паша спокойно поглядел на него сверху вниз. Лазарев был далеко не мелким мужчиной, но рядом с высоким капитаном казался коротышкой.
– Обязательно, – сказал мой напарник. – На всякий случай, если вы не передумали насчет празднования, я бы посоветовал вам удвоить охрану.
– Это уже сделано, сержант! За кого вы нас принимаете?
– Капитан, – тихо поправил его Ласточкин и подтолкнул меня к двери.
