Валерия Вербинина
Аквамариновое танго
– Вы что, один ведете всю хронику? Я думал, вы только фотограф…
– Я и фотограф, и интервьюер, и мастер на все руки, – пожал плечами Габриэль. – Мы ж не в Париже! В газету дают не так много рекламы, доходы небольшие, поэтому мне и приходится всем заниматься. Так у вас все-таки нет никаких соображений по поводу того, кто ухлопал Рошара?
– Нет. И вообще, – решился инспектор, – дело это какое-то мутное, я нутром чую. Пошли.
– Куда?
– Пить пиво.
– Как скажете, начальник! – развеселился Габриэль. – Только, чур, вы мне дадите знать, как только что-нибудь прояснится?
– Непременно. Если заплатишь за нас обоих.
Габриэль расхохотался.
– За что я люблю нашу полицию, так это за то, что она своего не упустит… Идем в «Сирену», старик, там у меня неограниченный кредит!
Глава 3
Надпись помадой
– Мама, проснись!
Амалия открыла глаза. Встревоженная Ксения трясла ее за плечо.
– Мама, там тебя спрашивают… Срочно.
– Кто?
– Полиция.
– В чем дело? Чего они хотят?
– Это не связано с приютом для беженцев… Произошло еще одно убийство.
– Скажи, я спущусь через пять минут.
Амалия встала, оделась, наскоро причесалась и, подумав, сунула в карман сложенный газетный лист – фото обгоревшей стены «Лорьяна» с выведенным на нем номером два.
Внизу с отсутствующим видом сидел инспектор Лемье в мятом плаще и серой шляпе. Возле стены стоял мрачный блондин, казавшийся старше своих лет – Михаил.
Завидев Амалию, инспектор поднялся с места.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, сударыня.
– Да, конечно… Вы можете снять плащ.
– Нет, благодарю вас.
Она покосилась на Михаила. Он понял и вышел. В гостиной остались только Анри и Амалия. Под глазами инспектора лежали темные круги. Шляпу он все-таки снял.
– В чем дело, инспектор?
– Вы не отрицаете, что это ваша карточка?
Он вытащил из кармана свернутый в некое подобие конверта листок бумаги и, повозившись, аккуратно раскрыл его. Внутри лежала визитная карточка баронессы Корф, разодранная на множество мелких кусков.
– Мы нашли ее в доме Рошаров, – пояснил инспектор, испытующе глядя на Амалию.
– Да, я заходила к мадам Рошар и оставила ей свою карточку.
– Зачем?
– Мне показалось, что я знаю, кто был номером вторым.
И Амалия, достав газету, предъявила ее полицейскому.
– Не понимаю, – пробормотал он.
– Взгляните на фото.
Инспектор Лемье увидел нарисованный мелом номер, и его брови поползли вверх.
– Однако… Но…
Больше он ничего не сумел сказать.
– Я подумала: каким образом Оноре Парни мог быть связан с Жозефом Рошаром? Проще всего было спросить об этом у жены убитого.
– И что она вам сказала?
– Она все отрицала. Однако я поняла, что она лжет. Она напряглась, услышав это имя. Видите, как она разорвала мою карточку? На множество мелких кусков, с большим ожесточением… Мой визит оказался для нее крайне неприятным, потому что я спросила ее о том, о чем она, скорее всего, не хотела вспоминать.
– Почему вы не обратились ко мне?
– А что именно я могла вам сказать? Я увидела фото в общедоступной газете, только и всего. Мадам Рошар все отрицала. Я ей не поверила, но какие доказательства у меня были? Выражение ее лица, интонации голоса? Это не улики.
В комнате наступило молчание.
– С ней что-то произошло? – наконец спросила Амалия.
– Да. Ей проломили голову. Тело нашла служанка и сразу же вызвала нас.
– Сюзанна?
– Вы даже имя ее запомнили? Да, это она.
И он добавил, поднимаясь с места:
– Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной.
– Вы собираетесь меня задержать? – на всякий случай спросила Амалия.
– Нет. Я бы хотел, чтобы вы взглянули на место преступления. Вы там были вчера, может быть, вам удалось запомнить или заметить что-то ценное.
– Хорошо. У вас нет никаких соображений, какая связь была между Оноре Парни и Рошаром?
– Я только вчера вечером узнал о Парни. То есть…
Он покраснел, сердясь на себя.
– Кто-то подслушал мой разговор с вдовой, – заметила Амалия в пространство. – Так?
Инспектор исподлобья покосился на нее, изо всех сил стараясь сохранить достоинство, и неожиданно Амалии стало смешно.
– Скажите, Анри, только честно: сколько вам лет?
– Двадцать два.
– И сколько убийств вы уже расследовали?
– Дюжину, может, больше, – вздохнул молодой человек. – Но там все было более-менее ясно. А тут я ничего не понимаю.
– Вы на машине?
– Да.
– Тогда едем.
Через несколько минут они уже были возле «Плюща». Стоявший у дверей полицейский пропустил инспектора, с любопытством покосившись на Амалию.
– Сюда…
Кот сверкнул на лестнице желтыми глазами и пропал. Амалия и инспектор Лемье вошли в гостиную. Первое, что увидела Амалия, была надпись алыми буквами на зеркале:
«Номер четыре».
И более ничего. Осмотревшись, Амалия заметила, что дверь забрызгана кровью.
– Ее убили здесь?
– Да. Она пыталась отползти, в коридоре он настиг ее и ударил еще несколько раз.
– Он?
– Убийца.
– Орудие?
– Доктор сказал, скорее всего, кастет.
– Когда это случилось?
– Около пяти утра. Убийца выждал момент, разбил окно и забрался в дом. На жертве была ночная сорочка, предположительно мадам Рошар поднялась с постели, услышав шум. Он ударил ее здесь, потом настиг и ударил снова, на сей раз удар оказался смертельным.
– Свидетели есть?
– Старик Бельо говорит, что видел неподалеку какую-то машину.
– В пять утра?
– У него бессонница.
– Что еще он сказал?
– В машине был один человек.
– Мужчина?
– Он говорит, что да.
– Приметы?
– Он не обратил на него внимания. Кроме того, тот двигался, избегая освещенных мест, а на этой улице горят всего два фонаря…
– Понятно. А что с машиной?
– Темная машина, марку он не знает, номер не заметил. Она тоже стояла вдали от фонарей.
Амалия вздохнула и, подойдя к зеркалу, принялась рассматривать надпись.
– Похоже на помаду, – заметила она.
– Это и есть помада.
– Откуда?
– Простите? – удивился инспектор.
– Я хочу сказать, мадам Рошар была не той женщиной, которая станет использовать помаду такого цвета, – пояснила Амалия. – Так откуда эта помада?
Инспектор поглядел на Амалию, хмурясь, затем быстро вышел. Баронесса Корф еще раз поглядела на надпись и недовольно покачала головой.
Итак, номер один – неизвестен, номер два – Оноре Парни, номер три – Жозеф Рошар и четыре – его жена.
Кто же был номером первым? И главное, мрачно помыслила Амалия, кто станет пятым?
Анри Лемье вернулся и тщательно притворил за собой дверь.
– Я расспросил Сюзанну. Она приходящая прислуга, но держит в доме кое-что из мелких вещей. Так вот, таким цветом помады она не пользуется. Насчет хозяйки вы тоже оказались правы – она вообще не использовала косметику.
– Итак, мы имеем мужчину, приехавшего на автомобиле. Он старательно избегал освещенных мест, залез в окно и убил мадам Рошар – всего через день после того, как был застрелен Жозеф Рошар. Кстати, тот был убит на дороге.
– Я помню, – кивнул инспектор. – Похоже, наш автомобилист времени даром не теряет.
– Мало того, убийца не поленился принести с собой красную помаду и оставить на зеркале известную нам надпись.
– Сумасшедший? – без особого энтузиазма предположил Анри.
– Не думаю, – медленно ответила Амалия. – Между несчастным случаем номер два и убийством номер три прошел месяц. Третье и четвертое убийство сразу же следуют друг за другом…
– А не могла ли смерть Оноре Парни тоже быть убийством? – внезапно спросил инспектор.
– Не знаю. Теоретически – да, но, чтобы узнать это, надо ехать в Париж. Однако меня беспокоит быстрота, с которой были убиты друг за другом супруги Рошар. – Амалия поморщилась. – Скажите, кто еще, кроме вас, мог знать, о чем я говорила с вдовой?
– Думаете, ее убили из-за того, что она не пожелала вам сообщить?
– Я не исключаю, что кто-то узнал содержание нашей с ней беседы. Так как, инспектор?
– Мне сказал о Парни Габриэль Форе, – сдался Анри.
– Репортер? Кому еще он мог сказать об этом?
– Я полагаю, всей Ницце, – проворчал инспектор. – Любому, кто пожелал бы слушать. Хотя сам он, конечно, будет все отрицать.
– Не исключено, что это и было причиной смерти мадам Рошар, – сухо заметила Амалия. – Кстати, не забудьте занести в реестр примет убийцы, что он среднего роста. Где-нибудь 170 сантиметров.
– Потому что человек обычно пишет на уровне своих глаз? – улыбнулся инспектор. – Вы сделали этот вывод на основании высоты надписи?
– Вот видите, инспектор, – сказала Амалия. – Мы мыслим в одном и том же направлении. Рошары были богаты?
– По местным меркам – скорее да, чем нет.
– После них все унаследует сын?
– Полагаю, что да. Детали можно уточнить у нотариуса.
– Конечно, вряд ли это убийство из-за наследства, но лучше всегда все проверять… Сюзанна уже осмотрела вещи? Ничего не пропало?
– По ее словам, ничего.
Амалия огляделась. Взгляд ее упал на маленький столик.
– Вы что-то заметили?
– Когда я была здесь вчера, на углу стола лежало несколько писем. Теперь их нет.
Инспектор Лемье не стал тратить время на дискуссии о том, могут ли письма быть важными или нет, а просто вышел, чтобы поговорить с Сюзанной. Через минуту он вернулся вместе со служанкой. Та была бледна и избегала смотреть в ту сторону, где на двери застыли кровавые брызги.
– Повторите госпоже баронессе то, что вы мне только что сказали, Сюзанна.
– Ну, что… – пробормотала служанка. – Вчера мадам получила почту… Газета, четыре конверта… одно от сына, два от поставщиков…
– Откуда вы знаете?
– Так как же мне не знать почерк ее сына, – обиделась Сюзанна, – я же давно у нее работаю… А про поставщиков она мне сама сказала.
– А четвертое письмо?
Сюзанна боязливо взглянула на Амалию.
– Я не знаю, сударыня… Она как его прочитала, так переменилась в лице.
– Это было уже после моего ухода?
– Да… С утра ее вызвали в полицию, потом она стала искать себе черное платье… не до писем ей было. Потом она вспомнила о них…
– Нам нужно это письмо, Сюзанна, – вмешался Анри. – Где оно может быть?
– Кажется, она унесла все письма в спальню…
Инспектор, баронесса Корф и Сюзанна переместились в спальню. Машинально Амалия отметила, что здесь было куда меньше фотографий супругов и гораздо больше – карточек их сына. Однако, хотя Лемье и обыскал все самым тщательным образом, были найдены только три письма. Четвертое и самое важное из них как сквозь землю провалилось.
– Как оно выглядело, это письмо? – допытывалась баронесса.
– Мне сначала показалось, что оно тоже от поставщиков… Адрес был напечатан на машинке.
– А конверт?
– Обычный конверт, ничего особенного…
– Чья это пепельница? – внезапно спросила Амалия, кивая на пепельницу, стоявшую на столике возле изголовья.
– Месье Рошара…
– Вчера он курить не мог… В ней пепел, который образовался совсем недавно.
Анри с возгласом изумления повернулся к пепельнице.
– Как же я не подумал…
Он стал хлопать себя по карманам и наконец извлек откуда-то маленький пинцет.
– Что-нибудь сохранилось? – спросила Амалия, подходя ближе.
Анри, наморщив лоб, сосредоточенно ковырялся в пепле.
– Вот… Краешек конверта…
– А это, по-моему, уже не конверт…
Рассортировав пепел, Анри тщательно осмотрел те кусочки, которые пощадил огонь.
– Напечатано на машинке… «Скажите»… нет… «скажете…» «Лил» с большой буквы… «прис»… Больше ничего прочесть нельзя.
Амалия оглянулась на Сюзанну.
– Это вряд ли нам что-то даст… Скажите, Сюзанна, ваша хозяйка… как по-вашему, она сильно испугалась, прочитав это письмо?
– Я бы не сказала, что она испугалась, – ответила молодая женщина, подумав. – Мне показалось, что она была… поражена, что ли… Неприятно поражена. Словно получила письмо от призрака… или что-то вроде того.
– Скажите, вы давно знали Рошаров?
– Ну… прилично…
– Сколько лет вы у них работаете?
– С 1916-го… Шесть лет. А что?
– Они местные уроженцы?
– Нет. Они приехали откуда-то из Турени, кажется… Купили кафе…
– В 1916 году? Шла война, это не самое лучшее время для покупок. У них было много денег?
– Мне они не отчитывались, но, я так полагаю, достаточно.
Она оглянулась на молчащего инспектора, словно спрашивая его, имеет ли право посторонняя дама в его присутствии задавать ей вопросы. Но Анри Лемье держался так, словно все происходящее было в порядке вещей.
– Они не упоминали, откуда у них деньги?
– Конечно, упоминали… Мадам получила наследство после смерти своих родителей.
– А что с ними случилось?
– Что могло с ними случиться? Шла война, они погибли, наверное.
– То есть определенно вы ничего не знаете, – спокойно подытожила Амалия. – Можете идти, Сюзанна, если у инспектора больше нет к вам вопросов.
– У меня нет, – ответил Анри, и Сюзанна удалилась шаркающей походкой, всем своим видом выражая недовольство.
Когда она вышла, Лемье приотворил дверь и смотрел, как она удаляется. Затем он закрыл дверь и привалился к ней плечом.
– Вы когда-нибудь работали в полиции? – внезапно спросил он.
– Нет. Я, скажем так, дилетантка. Но кое-какой опыт у меня есть.
– Это я дилетант, – вздохнул инспектор. – Итак, во время войны Рошары появляются здесь с приличной суммой денег и покупают кафе. Через несколько лет мужа убивают, по почте приходит странное письмо, а затем убивают жену. Есть, кроме того, этот владелец мюзик-холла, который как-то был с ними связан и о котором мадам Рошар не пожелала говорить. Возможно, в прошлом существует некая тайна, которая связывала Рошаров с Парни. Не исключено, что благодаря этой тайне Жозеф и Савини сумели обзавестись деньгами, а разговоры о наследстве были только для отвода глаз. Я ничего не упустил?
– Ничего. Постарайтесь навести справки о Рошарах. Кем они были до 1916 года, где жили, откуда у них появились деньги, правда ли, что это наследство, или нет. Что могло их связывать с Оноре Парни, нет ли в смерти Парни чего-либо подозрительного, и так далее. Кроме того, желательно вычислить номер первый. Проверьте, не было ли в окружении Парни странных несчастных случаев или убийств. Один раз мне повезло, потому что в кадр попало то, что нам требуется, но не стоит ожидать, что так везти будет всегда. Вам придется серьезно поработать, инспектор Лемье, и, боюсь, это та область, где я уже никак не смогу вам помочь.
– Однако я буду держать вас в курсе расследования, – заметил молодой инспектор, и его глаза блеснули.
– Это сколько угодно, сударь, – ответила Амалия. – Тут я всегда к вашим услугам.
* * *
Четырнадцать человечков стояли на полке. В соседней комнате, разговаривая сам с собой, бродил, бормотал и жестикулировал человек. Странный, одержимый человек, который сотворил этих человечков – и, собственно говоря, заварил всю кашу.
Наконец он перешагнул порог, но споткнулся обо что-то и едва не упал.
– А, черт побери…
Он зажег свет и, дергая щекой, стал искать на полке человечка, на спине которого было написано: «Савини Рошар».
Страдальчески морщась, он отрезал человечку голову, бросил его в кучу казненных фигурок и оглядел оставшиеся.
– Было семнадцать, минус четыре, – хихикнул он. – Значит, тринадцать?
Лицо его передернула гримаса гнева.
– И кто же теперь покинет их первым, а?
Он обхватил ладонями виски, словно у него невыносимо болела голова, и, шатаясь, побрел прочь из комнаты.
Глава 4
Загадочное самоубийство
– Я навела кое-какие справки об этом инспекторе, который ведет дело, – сказала Ксения на следующее утро.
– Анри Лемье? И кто же тебе о нем рассказал?
– Сестра Анна из местного монастыря. Она возглавляет монахинь, которые помогают нам ухаживать за больными и ранеными.
– Не сомневаюсь, что она предоставила тебе самые точные сведения, – заметила Амалия с улыбкой.
– Не думаю, что это плохо. Итак, наш инспектор родом из Авиньона. В Ниццу он переехал из-за слабых легких. В Авиньоне в полиции прослужил полтора года или около того, вел мелкие дела и заполнял разные бумаги.
– Вот как?
– Да, но в принципе у начальства он был на хорошем счету. В Ницце он находится с начала года. Раскрыл несколько убийств, которые, судя по всему, не представляли особой сложности.
– То есть в общей сложности он меньше двух лет в полиции и уже инспектор?
– Да, но вовсе не за какие-то особые заслуги. Дело в том, что он отыскал потерявшуюся собачку любовницы мэра. Любовница была счастлива заполучить своего Коко обратно, и благодаря своей находке Лемье стал инспектором.
– Передай мне сахар, пожалуйста… Спасибо. Значит, по-твоему, на Лемье рассчитывать нечего?
– Если речь действительно идет о череде убийств, совершаемых с непонятной целью, то – нет. Мы же все-таки не о пропавшей собачке говорим…
– Все зависит от того, насколько он честолюбив, – сказала Амалия. – Вряд ли он желает остановиться на чине инспектора. Впрочем, мы в любом случае договорились действовать совместно.
– То есть ты раскроешь дело, а его произведут в комиссары?
– Сидя на одном месте и читая газеты, дело не раскрыть, – парировала Амалия. – Нужны власть, знания и возможности, которых у меня нет, зато они есть у полиции. Разумеется, я буду давать советы, в каком направлении вести поиски. И, разумеется, в конечном итоге, если убийца будет найден, все лавры достанутся инспектору. Меня это более чем устраивает, потому что для меня самое главное – чтобы этот инцидент не использовали против нас.
Однако вскоре выяснилось, что Ксения недооценивала молодого инспектора. На следующий день он явился на виллу и попросил у Амалии аудиенцию, которую тотчас же получил.
– Я опросил знакомых Рошаров, – начал Анри, едва сев по приглашению хозяйки. – У них сложилось впечатление, что хозяин кафе и его жена не слишком любили распространяться о своей жизни до войны. Впрочем, жене булочника мадам Рошар как-то проговорилась, что находилась в услужении в каком-то замке, где ее муж был дворецким.
– Значит, кое-что уже вырисовывается, – заметила Амалия. – Замок, муж – дворецкий, жена – прислуга… Хотелось бы узнать кое-какие подробности, к примеру, название этого замка.
– Мадам Рошар его не упоминала.
– Вы смотрели их семейные фотографии? Может быть, на какой-нибудь из них запечатлен замок, который нам нужен?
– Я обыскал весь дом, но почти все фотографии сделаны в ателье уже много лет тому назад. Впрочем, одно фото супругов в одежде прислуги я все же нашел.
И в подтверждение своих слов он вытащил карточку и положил ее на стол.
– К сожалению, здесь виден только вход в замок, дорожка и часть стены, увитая плющом. И в кадре, так же, как и на обороте, нет никаких надписей или иных примет, которые позволили бы точно определить, где именно сделано фото.
– Досадно, – вздохнула Амалия, разглядывая снимок. – Но уже то, что до кафе эти двое были слугами, многое нам дает. К примеру, они могли служить у Оноре Парни. Кстати, у него осталась жена или дети, у которых можно навести справки по этому поводу?
– Парни не был женат, и детей у него не было. По крайней мере, официально.
– Это осложняет дело…
– Согласен. Тем не менее я все же послал запрос в парижскую префектуру, нет ли каких-либо признаков того, что Оноре Парни мог погибнуть не своей смертью.
– Этого недостаточно. Нужно узнать, где и когда он пересекался с супругами Рошар. Кстати, они действительно получили наследство в 1916 году?
– Я как раз уточняю этот момент, но так как наследство было получено не в Ницце – если оно вообще имело место, – наведение справок может занять некоторое время.
– Больше вам ничего узнать не удалось?
– Нет. Но мне кажется, что я нащупал связь между Рошарами и Парни.
– Мсье Лемье, с этого и надо было начинать!
– Я не совсем уверен, что я прав, но… Словом, я решил пойти вашим путем.
– Простите?
– Я решил просмотреть газеты за 1916 год и поискать, где в них фигурирует фамилия Рошар. Понимаете, – доверительно прибавил Лемье, – меня не оставляет ощущение, что за происходящим стоит какая-то темная история, а раз так, не исключено, что она могла отразиться в газетах. Полицейские архивы Ниццы мне ничего не дали, ну и… я вспомнил о вашем методе.
– И?
– Я просмотрел уйму газет за 1916 год, но ничего не нашел. Тогда я подумал, что надо расширить круг поисков, и стал изучать прессу за 1915 год.
Он достал блокнот, бросив на Амалию взгляд, которым ученики, ожидающие поощрения, смотрят на учителя, который их кое-чему научил, и это не могло ей не польстить.
– Так что вы нашли, Анри?
– Я сделал все необходимые выписки… нет, это дело о краже шелка из лавки… – он говорил, нетерпеливо листая страницы. – Вот. «Похороны Лили Понс состоялись 27 декабря на местном кладбище, в отсутствие священника. Присутствовали ее слуги, шофер, раненые, которые нашли приют в замке, где жила певица. Трогательную речь произнес ее дворецкий Жерар Рошар, вспоминая добрые качества умершей…» и далее: «Одной из присутствующих, мадам Савини, стало дурно. Франция никогда не забудет чудесный голос…» ну, дальше уже не слишком интересно, сплошные штампы.
– Кажется, я слышала это имя, – заметила Амалия. – Лили Понс была довольно известной певицей, хотя… – Она нахмурилась. – Что значит это многозначительное – «в отсутствие священника»?
– Она покончила с собой в ночь на Рождество. Застрелилась. – И Анри пустился в объяснения: – Мы все знаем, что журналисты нередко грешат неточностями. Он принял имя мадам Рошар – Савини – за ее фамилию, а Жозефа Рошара окрестил Жераром, возможно, из-за рифмы. Кроме того, Лили Понс покончила с собой в замке, расположенном в Турени, а ведь Рошары приехали как раз оттуда… Все сходится.
– А Оноре Парни? Он ведь был владельцем мюзик-холла… Стоп, уж не выступала ли она в этом мюзик-холле?
– Да, и с большим успехом. Я нашел подтверждение этому в газетах… Одно время он был ее импресарио. Кроме того, за несколько дней до самоубийства Лили Понс он приехал к ней в гости.
– Откуда вам это известно?
– Я нашел в библиотеке региональную газету, где с гордостью упоминается, как Лили Понс сняла в их краях замок, чтобы быть подальше от войны, но при этом разрешила разместить в нем нескольких раненых. В десятых-двадцатых числах декабря к ней приехали гости, в числе которых названы прежде всего Оноре Парни, затем «родственники ее мужа» без имен, во множественном числе, и адвокат Сезар Гийо. Возможно, были и другие приглашенные, но в заметке они не отразились. 26-го числа та же газета вышла с сообщением, что Лили Понс покончила с собой, выстрелив себе в висок.
– 26-го? Почему, если она умерла в ночь на 25 декабря? Тогда весть о ее самоубийстве должна была попасть в выпуск 25-го числа. Я не права?
– Так или иначе, газеты – не только «Вся Турень» – сообщили о самоубийстве только 26-го. Возможно, решили сначала, что это утка… или не хотели портить измученным войной людям рождественский праздник.
– Тем не менее такая отсрочка представляется довольно странной, – сухо заметила Амалия. – Почему она застрелилась?
– Она была замужем за преуспевающим промышленником, у них недавно родился сын. Муж и сын погибли, когда Париж бомбили немцы.
– А Лили Понс?
– Она давала концерт в каком-то театре, превращенном в бомбоубежище. Благодаря этому она осталась жива.
– Значит, она очень переживала гибель своих родных?
– Получается, что да, если она покончила с собой.
– А если нет?
Анри распрямился в кресле и недоверчиво покосился на Амалию.
– Судите сами, – продолжала Амалия, – она уехала из Парижа, сняла замок, на Рождество к ней приехали гости…
– Один из очевидцев, не называя себя, сказал, что Лили выглядела очень подавленной, часто плакала, и они ни капли не удивились, когда все закончилось трагедией.
– Погодите, Анри, давайте разберем факты по порядку. Ее хоронят двадцать седьмого числа, и кто приходит на ее похороны? Журналист, который не слишком хорошо запоминал имена, тем не менее должен был довольствоваться только дворецким, его женой и ранеными. Понимаете, куда я веду?
Анри нахмурился.
– Вы хотите сказать, почему никто из гостей не явился на похороны?
– Вот именно. Если это было только самоубийство, произошедшее по трагической, но вполне понятной причине, почему никто не пришел проводить Лили Понс в последний путь? Почему все они бежали, причем все – и родственники мужа, и адвокат, и владелец «Альгамбры», которому Лили Понс наверняка в свое время принесла кучу денег? Нет, тут что-то не так.
– Может быть, журналист и тут оказался неточен? – без особого энтузиазма предположил Анри. – Хотя нет, наверное, вы правы. Он не стал бы обращать внимание на какого-то дворецкого, если бы на похоронах оказались фигуры покрупнее.
– Кроме того, – добавила Амалия, – не забывайте, что Лили Понс умирает в самом конце 1915-го, а в 1916-м чета Рошар с деньгами объявляется в Ницце и покупает здесь кафе. Кстати, слуги часто мечтают о том, чтобы открыть свое дело, какое-нибудь небольшое заведение, чтобы зависеть только от себя. Получается, смерть Лили Понс каким-то образом их обогатила… если только они не получили деньги по ее завещанию.
– Не думаю. Судя по всему, она знала их всего несколько недель. К чему ей упоминать в завещании людей, которые были ей мало знакомы?
– Тем не менее все это хорошо бы проверить, – заявила Амалия. – Самым тщательным образом. Во-первых, вы сказали, что муж певицы был промышленником, и он погиб. Что именно она унаследовала от него? Кому завещала? Во-вторых, в каком настроении она была в последние дни? Откуда взялся револьвер? Мы вправе задать такой вопрос, потому что женщины все-таки стреляются редко, это скорее мужское оружие. В-третьих, свидетели самоубийства, неназванные родственники мужа, возможно, другие лица – ведь вокруг актеров и певцов всегда вертится много людей. Кто они, кто были раненые, оказавшиеся в замке, остальные слуги – ведь в заметке упоминается и шофер? Вероятно, разумнее всего было бы начать с Сезара Гийо, адвоката. Конечно, если он живет в Париже, у вас могут возникнуть сложности с допросом, но ведь телефоны никто не отменял.
– Он не живет в Париже.
– А где?
– К сожалению, он вообще нигде не живет. – Инспектор поморщился. – Дело в том, что в марте этого года он утонул в ванне.
