Валентина Скляренко
Загадки истории. Маршалы и сподвижники Наполеона

Полная версия

Созвездие Наполеона

Этого созвездия нет ни на одной астрономической карте. Все его звезды и звездочки значатся на других картах – военных. Одни сияют негасимым светом более двух столетий, другие – покрыты звездной пылью забвения или скрыты в таинственной туманности. Но для всех их когда-то единым центром притяжения стал Наполеон Бонапарт – великий завоеватель новых времен.

Военные специалисты признают, что в истории военного искусства ни до, ни после грандиозной и кровавой наполеоновской эпохи не было такой блестящей плеяды полководцев, которые, сражаясь в рядах Великой армии, принесли немеркнущую славу Франции. Этот исторический феномен – несомненная заслуга самого Наполеона, который как никто другой умел угадывать и привлекать на свою сторону людей с выдающимися способностями. В круг его сподвижников и боевых соратников, прежде всего, вошли 26 маршалов, возведенных им в это высочайшее звание в разные годы. Надо отметить, что Наполеон не просто восстановил звание, существовавшее в монархической Франции с XI века, а создал новый республиканский маршалат, рассчитывая на него как на свою опору в армии и государстве. «…чтобы стать маршалом Франции при Наполеоне, – писал российский историк Борис Фролов в книге „Военные противники России“, – недостаточно было быть только храбрым воином и способным генералом (тех и других в наполеоновской армии было предостаточно). Для этого прежде всего необходим был талант выдающегося военачальника. Поэтому звание маршала жаловалось только за особые заслуги. Это чаще всего происходило тогда, когда ликующие звуки победных фанфар, грохочущая дробь армейских барабанов и раскатистые залпы орудийного салюта возвещали о новой славной победе, одержанной императорской армией». Но главное отличие маршалата Наполеона состояло в том, что «производство в маршалы не являлось производством в очередной чин, а означало переход в качественно новую категорию имперских сановников». Им полагались особые почести и титулы. И Наполеон, как известно, «не скупясь награждал отличившихся в битвах своих боевых соратников». Многие из них стали не только маршалами, но еще и титулованными особами – графами, герцогами и князьями.

Первое производство в маршалы состоялось 19 мая 1804 года. Тогда этот чин получили 18 (по другим данным – 14) наиболее достойных полководцев французской армии, в том числе знаменитые Мишель Ней, Иоахим Мюрат, Жан Батист Бернадот и Гильом Брюн. С 1807-го по 1815 год маршальская когорта пополнилась еще 8 одаренными военачальниками. Все они были выходцами из различных социальных слоев. Вот лишь несколько примеров их происхождения, рисующих пеструю картину французского военного истеблишмента времен Империи: Мишель Ней – сын бочара, сбежавший в гусары, Иоахим Мюрат – сын трактирщика и несостоявшийся священнослужитель, Гильом Брюн – начинающий юрист, не ставший писателем, Жан Батист Бернадот – сын юриста, бывший старший сержант, Огюст Мармон – представитель обедневшего дворянского рода, артиллерист и однокашник Бонапарта, Эммануэль Груши – волонтер-революционер дворянских кровей. По своему социальному положению большинство из этих людей вряд ли когда-либо могли рассчитывать на столь высокое звание. Но, как пишет Я. Н. Нерсесов, «эти даровитые люди „от сохи“ чувствовали, что революция, покончившая раз и навсегда со всякого рода привилегиями, протекциями, прислужничеством, открывает широкую дорогу таланту, что ни одна искра дарования не будет затоптана, как это случалось при королевском режиме». Поэтому «неудивительно, что все они любили революцию и эту любовь пронесли через всю свою жизнь».

Разнились между собой маршалы не только родословной. Как справедливо отмечал историк, «все они были совершенно не похожи друг на друга по темпераменту, интеллекту и в различной мере наделены полководческими талантами. Почти все, кто был назначен на высшие должности в армии Наполеона, не имели специального военного образования. Их знания и навыки пополняла сама жизнь».

Несмотря на то что все маршалы своим возвышением были обязаны прежде всего императору, отношение к нему некоторых из них было довольно напряженным. В связи с этим автор книги «Военные плеяды Наполеона и Александра» Михаил Лускатов пишет: «Конечно, соратники Наполеона были разного калибра и разной степени профессионального таланта. Суровые события того времени расставляли все по своим местам. С некоторыми выдающимися военными деятелями Франции Наполеону не удалось наладить сотрудничество, как, например, с Моро. Бернадот лишь формально принадлежал наполеоновской плеяде – его поведение в делах часто бывало двусмысленным, а кончил он тем, что повернул свой военный дар против собственной страны и друзей по оружию». К сожалению, такой же упрек можно адресовать и некоторым другим знаменитостям из «созвездия Наполеона»: предавшим императора Нею, Мюрату, Мармону или не оправдавшему его надежд Груши.

Отдельные военачальники были с ним рядом в дни побед и предпочли отойти в сторону в горькую годину поражений. А ведь, по мнению российских историков М. Белоусовой и В. Рохмистрова, даже после отречения и знаменитых «Ста дней» у Наполеона еще был шанс вернуть Империю, если бы только рядом с ним оставались верные соратники его «созвездия»: «В том безнадежном положении, в котором он оказался в 1814 году, он действовал с азартностью игрока, поставившего на кон сразу все свое достояние. В таких условиях все конгрессы, переговоры и мирные передышки означали для него лишь еще одну возможность собраться с силами. И он действительно мог бы выиграть, если бы не одно обстоятельство. Если бы игра ва-банк устраивала и его сподвижников. Ради него никто из них не хотел терять полученного благодаря ему».

С этим можно согласиться лишь отчасти. Ибо в историях маршальских измен и предательств, просчетов и ошибок все гораздо сложнее и загадочнее. Не все можно объяснить нежеланием расстаться с покоем и благополучием. Да и сами историки понимают это, когда пишут о конкретных людях: «И, возможно, многие согласятся, что история слишком несправедливо осудила Мармона. Однако история его поступка, окончательно выбившего почву из-под ног у всех остальных героев драмы, была воспринята современниками событий совсем иначе, нежели история поступков Нея и Мюрата, также „предавших“ своего великого повелителя. В середине XIX века французы обливались слезами, наблюдая на сцене парижского цирка „Олимпик“, как доблестный Мюрат среди ужасного дыма и грохота вновь берет Бородинский редут и как в конце этой грандиозной героической пьесы короля Мюрата ведут на расстрел. Его отступничество все стараются представить всего лишь ошибкой, совершенной под влиянием коварной сестры императора Каролины».

В судьбах самых известных сподвижников Наполеона в тугой клубок сплелись отчаянные атаки и миллионы смертей, властные амбиции и политические провокации, безрассудные авантюры и роковые просчеты. Их истории – драматичные и загадочные – теперь перед вами.

Одиннадцать пуль для маршала Нея
Ушедший в бессмертие

Что за человек! Что за солдат! Что за сорвиголова!

Наполеон о Нее

Ранним промозглым утром 7 декабря 1815 года под мелким моросящим дождем из ворот парижской тюрьмы «Консьержери» выехала карета, в которой в окружении двух жандармских лейтенантов находились приговоренный к смерти узник и кюре. Доехав до решетки Люксембургского сада, карета остановилась на авеню де ля Обсервер. Жандармы вывели из нее высокого рыжеволосого человека в синем сюртуке. По команде плац-адъютанта он встал лицом к взводу солдат, державших ружья на прицеле, и до того как прозвучала команда «Огонь!», успел лишь выкрикнуть: «Французы, я протестую против своего приговора, моя честь…». Эта последняя фраза узника была оборвана залпом из двенадцати ружей, прозвучавшим под барабанный бой и крики войск: «Да здравствует король!».

Так, судя по мемуарам военного коменданта Парижа, графа Луи-Виктора-Леона де Рошешуара, трагически оборвалась жизнь выдающегося французского полководца – маршала Мишеля Нея, входящего в число наиболее знаковых личностей эпохи Наполеона. Хотя не стоит спешить с констатацией этого факта. Ведь даже сегодня, спустя два столетия после его казни, умы многих историков и просто любителей исторических загадок будоражат многочисленные версии чудесного спасения маршала, и они упорно продолжают искать тому доказательства. Немало исследователей всерьез говорят о так называемой «второй жизни» Нея, якобы прожитой им после расстрела, в изгнании. Сразу оговоримся: речь идет не о мистической, а вполне реальной жизни, продолжавшейся с момента описанного нами события еще более 30 лет.

Но «чудесное спасение» маршала – не единственная загадка в его бурной военной биографии. Осталось в ней и немало других неясностей и разночтений, дающих пищу для разного рода толкований относительно мотивов его поступков, особенностей характера и обстоятельств личной жизни. Для того чтобы разобраться в них, необходимо хотя бы в общих чертах проследить за стремительной карьерой этого, несомненно, талантливейшего военачальника, которого Наполеон, довольно скупой на похвалы, удостоил вслед за маршалом Ланном звания «храбрейшего из храбрых».

«Я обещал ей, что приеду домой генералом»

Это обещание 19-летний сын простого бочара из лотарингского местечка Саррлуи (Саарлуи, Сарици) Мишель Ней дал своей матери Маргарет Гревелингер (Маргерит Граванинье). Генеральский чин был самой заветной мечтой юноши. И ради ее достижения он в декабре 1788 г. бежал из родительского дома в приграничный Мец, чтобы записаться добровольцем в гусарский полк.

Если бы не этот решительный шаг, судьба мальчишки из бедной семьи ремесленника могла сложиться совсем по-другому. Ведь, несмотря на скромные доходы от бочарного производства и возделывания небольших участков земли, его отец Пьер Ней ухитрился дать сыну пристойное образование. Мальчик весьма успешно закончил католический коллеж, проявив при этом неплохие способности и усердие. Единственным предметом, который потребовал от него особых усилий, стал… французский язык. И ничего странного в этом не было: ведь жители Саррлуи, хотя и принадлежавшего тогда Франции, в основном были немецкоговорящие. Вот и для будущего маршала родным языком был немецкий, да и самого его в действительности звали не Мишель, а Михель Ней. К вопросу о роли языка в его судьбе мы еще не раз здесь вернемся. А пока лишь заметим, что отец Нея считал, что полученное образование сын использует на юридическом поприще или откроет по его примеру собственное бочарное производство. Но юноша предпочел избрать свой собственный путь.

Выбор им военной карьеры был вполне закономерен. Ведь благодаря присущей ему склонности к лидерству, энергичному характеру и отваге, он был способен увлечь за собой других людей, что немаловажно для военачальника. Под стать были и физические данные юноши. Будучи очень сильным, рослым и выносливым, к тому же еще и превосходным наездником, он с детства бредил кавалерией. А потому хорошо понимал, что тихая и однообразная служба писцом у нотариуса, которой он отдал почти четыре года, не для него. Вскоре это был вынужден признать и Пьер Ней. Тем более что до того, как освоить ремесло бондаря и обзавестись семьей, он тоже несколько лет, причем с охотой, прослужил во французской армии. Но хотя солдатом он был отменным и храбро сражался в битвах Семилетней войны, дослужился лишь до звания сержанта. И потому этому простому ремесленнику трудно было представить, что его сын может рассчитывать на что-то большее. А уж про то, что всего через восемь лет он вернется домой в генеральских эполетах, старик и помыслить не смел. Но порадоваться этому успел. А вот мать Мишеля, к сожалению, так и не узнала о том, что сын не только исполнил, но и превзошел данное ей обещание (она умерла за 5 лет до присвоения ему звания бригадного генерала).

Надо сказать, что такой стремительной и блистательной военной карьере, как у Нея, можно было только позавидовать: начав ее рядовым, сей бравый гусар за считанные годы прошел все ступени воинской службы и в 27 лет стал одним из самых молодых генералов французской армии, а в 35 – при провозглашении империи получил из рук Наполеона маршальский жезл.

Казалось бы, о таком важном событии в жизни Нея сегодня должно быть известно все, до мельчайших подробностей. На самом же деле, как это ни удивительно, вполне достоверными можно считать только два факта: молодой генерал вошел в первую группу военачальников, которым было пожаловано звание маршала, и произошло это событие 19 мая 1804 года. А вот относительно сведений, касающихся процедуры и оснований для присвоения ему столь высокого чина, в работах историков до сих пор существуют некоторые разночтения и толкования. Так, одни считают (в частности А. А. Егоров), что «в списке французских генералов, представленных к званию маршалов империи, фамилия Нея значилась одиннадцатой по счету», а сам список включал 18 человек. Это наиболее распространенная версия. Но есть и другие. К примеру, Б. Фролов утверждает, что «в первом списке генералов (14 человек), удостоенных высшего воинского звания – маршала Империи, имя Нея стояло 12-м (после Мортье)». Что касается количества кандидатов и очередности включения их в список, то это конечно же не главное. Гораздо важнее понять, почему из довольно большого числа талантливых генералов император выбрал именно Нея. Тем более что до 1801 г. он даже не встречался с ним и не видел его в бою лично. Ответ на этот вопрос историки тоже дают по-разному.

Так, уже упомянутый Б. Фролов считает, что выбор кандидатуры Нея в основном был обусловлен личным отношением к нему Наполеона. В связи с этим он пишет: «Необходимо отметить, что это высшее в наполеоновской Франции воинское звание Ней получил от императора, если можно так выразиться, как бы авансом. Дело в том, что в число полководцев революционной, а затем республиканской армий он никогда не входил, армейскими объединениями не командовал (временное исполнение обязанностей не в счет, поскольку оно было слишком кратковременным), оперативно-стратегических задач самостоятельно не решал и, несмотря на ряд выдающихся боевых подвигов, получивших, кстати, довольно широкую известность, являлся всего лишь обычным дивизионным генералом, каковых тогда во французской армии было много. При этом целый ряд генералов, обойденных императором при первом производстве в маршалы, имели по сравнению с Неем не менее весомые заслуги перед Францией и значительное превосходство перед ним в старшинстве. Правда, таких, как Ней, генералов, еще ничем не проявивших себя в качестве крупных военачальников, но получивших в 1804 году по личному усмотрению Наполеона маршальский жезл, было немало (Бессьер, Даву, Ланн, Мортье и др.). Слава знаменитого военачальника для Нея была еще впереди, так же как и для Даву или Ланна».

С формальной точки зрения с этим трудно не согласиться. Действительно, крупными армейскими подразделениями до получения маршальского звания (как, впрочем, и позже) Ней фактически не командовал. Только однажды, в самом конце своей военной карьеры, ему пришлось выступить в роли военачальника. И, по словам историка Я. Н. Нерсесова, это стало «катастрофой для французского оружия во времена „Ста дней“». «Бонапарт явно ошибся, доверив Нею самостоятельное командование большой массой войск в кампании 1815 г. „Храбрейший из храбрых“ был незаменим в отчаянных авангардных и арьергардных боях, но хладнокровные стратегические расчеты этому „тугодуму“ были неподвластны», – пишет он. Так что будь Ней командиром большого армейского подразделения до 1804 г., еще неизвестно, получил ли бы он чин маршала. И в этом случае несоблюдение Наполеоном формальностей сыграло только на руку не слишком удачливому «стратегу».

Это отступление от традиционных требований к обладателям маршальского звания было обусловлено особенностями революционного периода в истории Франции, предшествовавшего установлению Первой империи. Теми самыми, которые были удивительно точно подмечены известным специалистом по проблемам революционного движения в XIX веке и истории Отечественной войны 1812 г. Н. А. Троицким. Рассматривая в целом восстановление Наполеоном маршальского звания в стране, он писал: «26 маршалов Первой империи (1804–1814 гг.) во Франции – это исторический феномен. Появление такого количества военачальников впервые стало возможным благодаря не столько Наполеону, сколько Великой французской революции. Никогда ранее мир не видел столь яркого созвездия военачальников, поднявшихся из народных низов исключительно по своим дарованиям и независимо от родства, протекции или монаршего каприза». И далее: «Наполеон восстановил звание маршала Франции, как только Франция после 12-летнего режима Первой Республики была провозглашена 18 мая 1804 г. империей. Этот акт Наполеона был одним из многих его шагов по возвращению – правда, уже в условиях новой буржуазной Франции – старых званий и титулов, которые призваны были придать наполеоновскому двору монархический колорит. Вместе с маршальским званием был восстановлен и старый порядок его присвоения – по воле и за подписью монарха».

Но еще важнее было то, что в условиях революции изменился не только подход к награждению воинскими званиями и титулами, а и сами принципы комплектования и содержания армии. И здесь снова не обойтись без высказываний мудрого Троицкого. «То была массовая армия нового типа, – писал он. – Она комплектовалась на основе всеобщей воинской повинности, декретированной в 1793 г. и через пять лет несколько суженной в виде так называемой конскрипции. Эта армия не знала ни кастовых барьеров между солдатами и офицерами, ни бессмысленной муштры, ни палочной дисциплины, зато была сильна сознанием равенства гражданских прав и возможностей. „Последний крестьянский сын совершенно так же, как и дворянин из древнейшего рода, мог достичь в ней высших чинов“, включая маршальское звание. Наполеон любил говорить, что каждый его солдат „носит в своем ранце маршальский жезл“»^[1].

Так если маршалом мог стать любой наполеоновский солдат, то почему присвоение этого звания молодому, но очень храброму генералу, уже отличившемуся не в одном сражении, надо воспринимать как аванс за будущие заслуги? Не потому ли, что сегодня, по прошествии многих лет, мы просто знаем о более значимых победах и достижениях Нея, последовавших после 1804 года? А почему не допустить мысль о том, что Наполеон, который, по оценкам всех современников, прекрасно разбирался в людях, сумел по достоинству оценить не только потенциальные возможности молодого офицера, но и то, что уже было проявлено им на фронтах революции.

Вот и большинство исследователей считают, что званием маршала Ней был обязан исключительно своей доблести, мужеству и богатому боевому опыту, полученному им во время участия в революционных войнах Франции. Это утверждение подтверждается многочисленными фактами. Так, с начала службы в действующей армии (1792 г.) и до конца 1800 г. он отличился в 8 крупных сражениях, нередко играя решающую роль в победе над противником. Так было во время осады Маастрихта (1794 г.), в битвах при Опальдене (1795 г.) и Форхайме (1796 г.), в штурме Вюрцбурга (1796 г.) и взятии Кирхберга (1797 г.). К примеру, командуя кавалерией дивизии генерала Колана, во время сражения за Вюрцберг Ней с сотней гусаров бесстрашно вступил в бой со значительно превосходящим по численности отрядом противника и умудрился не только наголову разбить его, но и захватить две тысячи австрийцев в плен. В другой раз всего лишь с 30 драгунами он рассеял 200 знаменитых «черных гусар смерти» – наследников славы прусского короля Фридриха Великого.

Надо сказать, что всех подобного рода фактов в воинской биографии Нея не перечесть. И все-таки нельзя не упомянуть здесь еще об одном, происшедшем в 1807 году. Вот как описывает его историк Олег Плужников: «В Пруссии он так лихо воевал, что едва успевал пересчитывать пленных. Наконец, у Магдебурга в плен к нему попали 33 тысячи пруссаков при 800 (!) орудиях. Поскольку в III корпусе Нея было всего около 10 тысяч солдат, он приказал:

– Разоружайте их поскорее, пока они не увидели, сколько нас на самом деле». Впоследствии, объясняя такие дерзкие выходки Нея, Наполеон говорил, что тот не любит долго думать на поле боя и «всегда таков, атакует противника, как только увидит его!».

А вот в кампании 1799 года молодой генерал отличился не только в атаке, но и в… разведке. Да так, что о нем заговорила вся Франция. В ходе осады Маннгейма Ней совершил поистине легендарный подвиг. А помог ему в этом… родной немецкий язык. Это замечательное событие весьма колоритно и во всех подробностях описано в историческом обозрении «Адъютант»: «Переодевшись в крестьянина, он (Ней. – Авт.) переправился через реку. Знание немецкого языка позволило Нею беспрепятственно пройти по всем австрийским позициям. Правда, единственной проблемой, которая вызывала настороженность Мишеля, был ров вокруг цитадели, который можно было перейти через подъемный мост. Продолжая свою разведку, Ней обратил внимание на беременную женщину и австрийского солдата, находящегося рядом с ней. Он приблизился к ним и предложил проводить женщину до дома. Однако австриец заявил, что она не нуждается в его помощи. На это Ней ответил, что женщина вряд ли сможет остаться в таком состоянии здесь, тем более что разводной мост будет поднят. На это австрийский солдат ответил, что эта женщина – знакомая командира гарнизона, а посему разводной мост в случае необходимости будет опущен даже ночью.

Ней поклонился и ушел: он узнал много ценного. Он без проблем переправился на французский берег и, когда стемнело, взял 150 солдат и вновь бесшумно переправился через Рейн. К счастью для Нея, разводной мост был опущен, чтобы пропустить „знакомую“ женщину и австрийского солдата, которые подходили к мосту. Со штыками наперевес французские солдаты внезапным ударом опрокинули выставленную австрийцами стражу и ворвались в город. Внезапность нападения, темнота ночи, скрывшая от австрийцев малочисленность нападавших, командирский, громовой голос Нея, потребовавшего у коменданта немедленной сдачи крепости, – все это превратило в итоге дерзкий набег в успешную военную операцию».

Молодой генерал снова заставил говорить о себе и в следующем, 1800 году, после знаменитого сражения у баварского селения Гогенлинден (Хоэнлинден), в котором он молниеносной атакой взял в плен 10 000 человек. «Настоящим триумфом для Нея, – по словам Б. Фролова, – стал момент, когда прямо на поле битвы главнокомандующий армией Моро провозгласил его вместе с генералом А. Ришпансом главным героем только что завершившегося блистательной победой сражения».

Все эти победы – лишь начало славного пути будущего маршала. Но важно отметить, что они были достигнуты еще до того, как он попал под руководство Наполеона. Это дает право Я. Нерсесову утверждать: «Свою военную карьеру Ней сделал сам, без Наполеона. Он не принадлежал к „когорте“ Бонапарта». Мнения о том, что именно в годы революционных войн Ней, как и несколько других генералов, получивших впоследствии маршальское звание, что называется, «сделал себя сам», высказывают и другие исследователи. Так, говоря о молодых офицерах наполеоновской армии, автор книги «Военные плеяды Наполеона и Александра» М. Лускатов справедливо отмечает, что «все они, по крайней мере, на первом этапе своей карьеры, выдвинулись благодаря революции, а затем были введены Наполеоном в круг его соратников». Известно, что многие известные офицеры (Клебер, Даву, Моро, Бернадот и др.) и солдаты рейнской армии с некоторой неприязнью (порой обоснованной) либо предубеждением относились к своим коллегам из итальянской армии Бонапарта, и к нему в том числе, как бы давая понять: «Мы велики и без вашего „корсиканского выскочки“! Все мы делали себе имя сами!».

Думаем, что каждый из упомянутых здесь историков по-своему прав. Вот только делать акцент на том, что присвоение Нею высочайшего воинского звания являлось своеобразным авансом или было обусловлено его положением при дворе императора, не стоит. Не прояви себя молодой генерал столь отважно и решительно на полях сражений, он вряд ли бы вызвал интерес у Наполеона. А значит, не было бы ни включения его в первый список кандидатур на получение маршальского звания, ни введения в число приближенных к императору, ни присвоения последующих высоких титулов. Кстати, относительно одного из них, полученного Неем после Бородинского сражения, в исторической литературе также имеется немало неточностей и разночтений. Попробуем с ними разобраться.

1. Выделено курсивом Н. А. Троицким.

следующий лист >>