В начале июня Лена и Володя поженились. Свадьба была скромной, как и многие свадьбы в середине восьмидесятых. Володины родители приехать не смогли, тяжело заболела бабушка, но выслали на свадьбу восемь тысяч – огромная сумма по тем временам, равная покупки автомобиля «Москвич». На талон в салоне для новобрачных под названием «Весна» молодые купили для Лены белое короткое платье, недорогое, но очень элегантное, с выбитым кружевным узором, и широкие свадебные кольца. А белые французские лодочки – мечта любой девушки Советского союза, достала бывшая одноклассница, продавец главного магазина страны – ГУМа, за огромную по тем временам сумму – 50 рублей.
День свадьбы выдался солнечным и по-настоящему летним. Володя приехал к ЗАГсу с огромным букетом роз и в своей новенькой лейтенантской форме выглядел настоящим красавцем. Лена в свадебном платье, слегка облегающем ее хрупкую фигурку и высокой прической, украшенной белыми цветами, смотрелась истинной юной леди. Свидетелями пары были Сережа и Марина. Во время регистрации Володя шепнул Лене на ухо: «И в горе, и в радости…Обещаю, что больше в радости!». Она посмотрела в его любящие глаза и только слегка кивнула. За один месяц столько всего произошло, что Лена еще полностью не осознала важность происходящего события в своей жизни.
Свадьба проходила в небольшом уютном кафе на набережной. Гости – в основном новоиспеченные лейтенанты со своими подругами, пели под гитару бардовские песни, красиво танцевали вальс, обучившись этому в училище, мало пили и много смеялись. А еще много шутили над будущей кочевой жизнью молодоженов, рассказывая байки из жизни своих родителей или знакомых. Большинству из этих молодых лейтенантиков как раз и предстояла такая неустроенная в бытовом плане жизнь в ближайшие лет пятнадцать.
Уже в конце вечера случился один курьезный инцидент. Напился непьющий Серега и, взяв слово как свидетель, с пафосом произнес:
– Володя и Леночка, желаю вам счастья и много детишек, – и потом, повернувшись к другу, – Но на твоем месте Володька должен быть я, потому что никто не будет любить Елку больше меня. Даже ты.
Выпив полный бокал шампанского, он с яростью бросил его об пол. Постоял минуту в полной тишине, ставившись в пол, затем быстро прошел через весь зал к выходу. Гости посмеялись, сочтя его странные слова как неудачную выходку ранее не пившего молодого человека и потерявшего контроль. Одна Леночка поверила в искренность его слов, хотя и не подала виду, посмеявшись вместе со всеми.
***
– Ну как, подружка, ночь провела? – позвонила на следующий день Марина.
– Давая без пошлостей, ладно? – покраснев, ответила Лена.
– Извини, Ленюсь. Не разбудила? Сережка вчера явился к нам домой далеко за полночь, пьяный вдрызг, и до утра плакался мне в плечо, как он тебя любит, что ты для него единственная на всю жизнь. Короче, нес всякую сентиментальную чушь. И я с ним всплакнула. Мы же с Сережкой оказались почти в одной ситуации.
– Смешной он, – сказала Лена, нервно перебирая пальцами бахрому скатерти. – «Ах, Серега, Сережка – Сероглазка!» – промелькнула мысль.
В оставшиеся несколько дней отпуска молодожены решили поехать к Володиным родителям в Харьков.
– Володя, а вдруг я им не понравлюсь? – держа мужа за руку, заволновалась Лена, когда поезд прибывал на станцию. Уж очень ей хотелось понравиться новым родственникам.
– Любимая моя, ты не можешь не понравиться! – ответил он, привлекая ее к себе и нежно целуя в щеку.
Встречали их на вокзале с огромным букетом красных пионов. Нина Иосифовна – мама Володи, маленькая худенькая симпатичная женщина, с копной вьющихся каштановых волос, обняв Леночку, сразу же стала называть ее «моя девочка». Отец – Виталий Семенович, высокий статный мужчина со звучным голосом, сначала шумно поприветствовал сына, чуть не задушив его в объятиях, а потом протянул большую красивую ладонь Лене. «Вот в кого Володька, прямо под копирку», – подумала она.
Оба новых родственника сразу же понравились Лене, и, почувствовав симпатии с их стороны, она немного успокоилась.
Сразу же по приезду с вокзала вновь образованная семья села за хорошо сервированный стол с накрахмаленной белой скатертью и цветами в изящной хрустальной вазе. Все, как любили они с мамой, устраивая себе тихие семейные праздники. И этот первый совместный обед молодая жена запомнила на всю жизнь. Хотя Лена и успокоилась при встрече, но, когда сели за стол она снова засмущалась от волнения. Володя отлично понимал ее состояние и старался поддержать. Видя, что она ничего не накладывает в свою тарелку, он стал заботливо за ней ухаживать как за маленьким ребенком – положил салат, хлеб, налил сок. Лена интуитивно почувствовала, как напряглась Нина Иосифовна: хотя доброжелательная улыбка не сходила с ее милого лица, но спина ее напряглась, и пальцы левой руки судорожно сжали вилку.
После обеда Володя предложил молодой жене показать «старую» часть города. Гуляя по брусчатой мостовой, он много рассказывал о своем детстве, о счастливых мгновениях, связанных с местами, мимо которых они проходили. Лена не перебивая, внимательно его слушала. Он раскрывался с совершенно другой стороны, ее поразила глубина и искренность его суждений. Это «узнавание» вызвало в ее груди теплое чувство, и она теснее прижалась к мужу. И сейчас, любуясь его мужественным профилем, она вдруг поняла, что любит его, по-настоящему, как мама отца, и решение выйти за него замуж не было спонтанным. И что он, ее Володечка, самый дорогой и родной для нее человек на свете, наравне с мамой.
Они пешком дошли до Покровского сквера. Лена искренне восхищалась его фонтанами, редкими старыми деревьями и чудесными видами на соборы города. Уже изрядно уставшие, они сели на деревянную скамью под могучим деревом, тесно прижавшись друг к другу, став на несколько минут гармоничным целым. Лена внутренним женским чутьем почувствовала, что сейчас можно поговорить с мужем о своих ощущениях, беспокойстве, возникшем у нее во время обеда с родителями мужа.
– Володенька, мне очень понравилась твои родители, – начала она, гладя его большую красивую ладонь с длинными пальцами.
–Ты им тоже, – ответил он, прижимая ее ладонь к своим губам.
– Твои родители тебя очень любят, особенно Нина Иосифовна.
– Знаешь, мама в детстве меня оберегала от «любого сквознячка» и до шести лет я рос явно «маменькиным сынком». Папа как мог противодействовал ей в этом, даже записал меня в секцию бокса, но мама, узнав об этом, закатила грандиозный скандал – «а вдруг у мальчика будет сотрясение, или нос разобьют и руку сломают!». Пришлось отцу из секции меня забрать. С мамой лучше было не спорить в методах моего воспитания. Но мы с ним за ее спиной договорились, что на уроках физкультуры в школе я буду лучшим. Да и бегать по утрам он меня приучил. Но мамину опеку я ощущал постоянно, одним словом – «докторский сынок». Я и в военное училище пошел, чтобы познать настоящую жизнь, почувствовать себя мужчиной, ответственным за свою жизнь. Хотя в первое время мне действительно было трудно без маминых обедов и ее постоянной заботы, – рассмеялся Володя.
«С какой любовью он говорит о родителях!», – с нежность подумала Лена.
– Любимый мой, я тобой очень горжусь! И родители тобой гордятся! – горячо сказала Лена. – Но сейчас я хочу тебя кое о чем попросить. Только не смейся, хорошо?
– Проси о чем хочешь! Хоть луну с неба достать! – с улыбкой ответил Володя, но увидев огорчение на лице жены, уже с участием произнес:
– Что случилось, солнышко? Я что-то сделал не так?
– Да, милый. Ты оче-нь был внимателен ко мне за обедом, даже слишком! И как мне показалось, Нину Иосифовну это огорчило, хотя она и старалась скрыть свои эмоции. Мы, женщины, такие обидчивые! Вот ты только что рассказывал, как она о тебе заботилась. А сейчас ей хочется получить это внимание и заботу от тебя, такого взрослого и красивого, – Лена погладила мужа по руке. – Ты же, за столом ухаживал только за мной, и ей это не понравилось. Для налаживания хороших отношений между Ниной Иосифовной и мной – главных женщин в твоей жизни, постарайся разделять внимание и заботу между нами поровну. Тем более мы же здесь ненадолго. Хорошо! Ей будет очень приятно осознавать, что она вырастила не только галантного мужчину, но о заботливого сына. Подожди, милый, не перебивай, – торопливо сказала Лена, увидев его стремление возразить ей. – Вот о чем я подумала – вот родится у нас сын, мы будем о нем заботиться, не спать ночами, когда у него режутся зубки, или когда у него высокая температура. Потом переживать, когда он уйдет в поход с друзьями. Радоваться вместе с ним его успехам, огорчаться неудачам. И незаметно из мальчика он вырастет в красивого мужественного юношу, как его папочка. Потом он влюбится, женится, и будет забывать поздравлять нас с Днем рождения, звонить и интересоваться, как мы себя чувствуем. Ужасно грустно, правда?
– Ну, ты и паникерша! – засмеялся Володя. – Но я все понял. Сейчас мы на трамвайчике поедем на базар, там еще, наверное, сидят бабушки с цветами, купим маме ее любимые белые розы. Какая ты, солнышко мое, мудрая! – восхищенно сказал Володя, глядя влюбленными глазами на Лену.
Младший лейтенант получил направление в степной городок под Ростовом-на-Дону, с одноэтажными частными домами и несколькими панельными многоэтажками. Вновь прибывшим выделили большую комнату в общежитие, оказавшуюся светлой и квадратной, с двумя окнами, но крайне запущенной. Похоже, прежние ее обитатели мало озаботились об уюте – обои висели лохмотьями, пол неопределяемого цвета, окна настолько грязные, что едва пропускали свет. «Мама меня предупреждала», – с грустью подумала Лена, осматривая их новое жилье. Первую ночь они заночевали на матрасе, оставленном предыдущими хозяевами комнаты, благо постельное белье на первое время Елена Сергеевна предусмотрительно заставила дочь взять с собой.
Со следующего дня начались обычные будни молодой жены военного. Володя в шесть утра отправился к командиру части. Лена тоже встала в столь необычно для нее раннее время, умылась в общей умывальне в конце коридора и пошла на кухню ставить новый, разрисованный букетиками полевых цветов чайник – подарок свекров. В столь ранний час там уже кашеварили ее соседки – Люба и Света, жены старших лейтенантов. Они снабдили вновь прибывшую ведром, тазиком, стиральным порошком и ворохом тряпок для уборки. И Лена принялась за благоустройство своего самого первого «семейного гнездышка». Сначала она до блеска оттерла старыми газетами мутные стекла окон. Пол после ее титанических стараний приобрел красивый коричневый оттенок. Чтобы подклеить отвалившиеся обои, Люба сварила клейстер из обычной муки, и помогла в этом незнакомом для Лены деле. С для первого раза получилось очень даже неплохо.
Сколько еще за восемь лет мытарств ей предстоит наклеить обоев и уже самой выступать в роли мастера!
Усталая, но очень довольная собой, Лена села на единственный стул, обдумывая, где – что можно поставить. Эти приятные раздумья прервал осторожный стук в дверь. Открыв дверь, Лена увидела двух молодых «бойцов» – своих одногодок. Смущенно улыбаясь, один из них, протягивая ей большой пакет, сказал:
– Здравствуйте, Елена Андреевна. Мы вам принесли продукты, и еще Владимир Витальевич попросил помочь с расстановкой мебели, которая в машине у подъезда.
Так в девятнадцать лет Леночка стала Еленой Андреевна, и довольно быстро привыкла к отчеству, да так, что и сама стала представляться только как Елена Андреевна. Однажды с ней произошел один курьезный случай, когда она представилась еще по отчеству. Через полгода по приезду поздним ноябрьским вечером она согнулась от боли – прихватил правый бок. Володя ужасно перепугался и вызвал скорую, которая и увезла ее в местную больницу с подозрением на острый приступ аппендицита. Молоденький хирург, подтвердивший диагноз, настоял на срочной операции. Лена, поплакав на плече мужа, вынуждена была согласиться. Пройдя нехитрые процедуры, уже через час она стояла у двери операционной, представ перед врачами в масках в коротенькой, только что из автоклава рубашке, открывающей ее тоненькие руки, и с хвостиком волос на затылке.
– Девочка, как тебя зовут? – спросил один из них.
– Елена Андреевна, – ответила Леночка испуганным голосом. Среди мужчин, а в этой в операционной бригаде не было женщин, раздался громкий хохот.
– Ну, снимайте рубашку и проходите к нам, Елена Андреевна, – с улыбкой в голосе предложил уже знакомый молоденький хирург, оказавшийся ее оперирующим врачом.
Жизнь жены военного текла своим чередом. Сидеть дома, как многие жены офицеров, почти все имеющие маленьких детей, Лена не могла, и после продолжительных усилий найти хоть какое-то занятие, устроилась в местную библиотеку. Ей очень нравилось выдавать книги, советовать, что выбрать. У нее даже появился свой круг читателей, которые предпочитали обращаться только к милой улыбчивой Елене Андреевне. В январе она съездила домой в Москву – пришел вызов на сессию, и пробыла там двадцать дней, но всем сердцем очень скучала по Володеньке и даже своим читателям.
Весной они с Володей узнали о долгожданной Лениной беременности. Стояла жара, привычная для конца мая в этих краях, все вокруг цвело и благоухало. Но Лену впервые весеннее буйство и роскошь южной природы не радовали. Ее первая беременность протекала тяжело и с осложнениями. Она практически ничего не могла есть, утром с трудом вставала с кровати, на груди и руках полопались мелкие капилляры. В женской консультации ей прокапали витаминные системы, но улучшения состояния не наступило.
– Ничего, милый, – утешала Лена, переживавшего за нее мужа, – максимум через два месяца все наладится.
Не наладилось. В один из июльских жарких дней, гуляя в скверике, сохраняющем относительную прохладу, она вдруг почувствовало, что по ногам течет липкая жидкость, во рту пересохло, липкий пот выступил на коже, голова закружилась, и Лена потеряла сознание. Очнулась уже в больничной палате. Врач сказал, что у нее случился выкидыш, а привезли ее на машине в больницу молодая пара, которая, на ее счастье, сидела на скамейке в том же сквере и увидели, как она повалилась наземь. Вечером в больницу примчался Володя. Лена уткнулась ему грудь и долго горько рыдала как ребенок, не промолвив ни слова. Он гладил ее по спутавшимся волосам, целовал в макушку, в глазах его стояла предательская слеза, но стараясь не выдавать своего состояния, спокойно говорил:
– Солнышко, главное с тобой все хорошо. Я так испугался за тебя. Врач сказал, что завтра уже можно пойти домой. Мы с тобой поедем на море, отдохнешь, наберешься сил. Ты же мечтала о море, да, моя родная? Все наладится, у нас вся жизнь впереди…
Лена слушала его слова утешения, и ей казалось, что он не понимает ее горя, ее потери. «Какое море? Какой отдых?» – горестно думала она. И еще сильнее зарыдала. «Если бы рядом была мамочка, она бы нашла что сказать…». Вдоволь наплакавшись, она молча отстранилась от мужа и легла на постель, повернувшись лицом к стене.
И она, и Володя от настигшего их горя один день повзрослели.
После обследования в местной больнице, и сдав кучу анализов, Лена записалась на прием к лучшему в городке гинекологу. Пожилая женщина-врач, смотря на нее поверх очков, монотонным голосом долго говорила непонятными медицинскими терминами о группах крови, резус-факторе, особом антигене. Лена ее внимательно слушала и не могла понять, какое отношение это имеет к ней и к ее народившемуся ребенку. И только после уточняющих вопросов она, наконец, уяснила суть проблемы. Оказалось, что у Лены резус крови «отрицательный», а Володи резус «положительный», а так как первая беременность закончилась выкидышем, то есть вероятность резус – конфликта при последующей беременности, и может так случиться, что ребенка она никогда не сможет выносить. Людей с отрицательным резусом на Земле всего около пятнадцати процентов, и она попала в этот роковой для нее процент. «Ну почему именно я!», – в отчаянии думала Лена, глядя на эту усталую врачиху, сухо сыплющую незнакомыми терминами.
После такого «приговора», у Лены случилась затяжная депрессия. Она замкнулась в себе, почти престала выходить из дома и часами сидела у окна, уставившись в одну точку. Спроси ее, о чем она сейчас думает, Лена не смогла бы ответить. Так, ни о чем. Иногда просто жалела себя, и тогда слезы катились по ее исхудавшим щекам. Соседки по общежитию сочувствовали ей, пытались вытащить ее из этого состояния, приглашали на прогулку или в гости, но она вежливо им отказывала. «У них у всех дети, разве они могут понять, что я чувствую? – эгоистически, упиваясь своим горем, думала Лена. О том, что чувствует муж, что ему также тяжело, она не думала.
Володя, потеряв всякую надежду вывести жену из этого состояния, вызвал из Москвы Елену Сергеевну. Увидев дочь, с потухшим взглядом, исхудавшую и разучившуюся улыбаться, у Елены Сергеевны от жалости и нежности к ней сжалось сердце. Ей хотелось взять ее на руки, и как в детстве, когда у дочки резались зубки или болело горло, укачивать, пока боль не утихнет, и ее девочка спокойно уснут. Но сейчас перед ней была взрослая женщина, с болью в сердце, потерявшая своего еще не родившегося первенца. И кто, как не мама, может понять и поддержать свою единственную дочь!
Через два дня на семейном совете решили, что Леночка временно переедет в Москву. Там есть возможность проконсультироваться с самыми опытными врачами, пройти современное обследование и, если понадобится, лечение.
На следующий день Лена с мамой уехали. На вокзале, прощаясь с мужем, она видела тревогу и грусть в его глазах, но осталась равнодушной к его переживаниям. Сейчас ее волновало только собственное состояние, и в душе она испытывала облегчение от того, что покидает этот «пыльный городишко», где ей пришлось испытать такое потрясение. Она вновь ощущала себя слабой и маленькой под «маминым крылышком», а не Еленой Андреевной. И ей казалось, что, вздохнув столичный воздух, к ней снова вернется состояние легкости и безмятежности.
***
Действительно, перемена обстановки пошла Леночке на пользу. Елена Сергеевна водила ее на спектакли, гастролирующих в это время в столице лучших провинциальных коллективов, на модные выставки и показы. Лена с головой окунулась в привычную с детства жизнь, и боль постепенно утихала, притуплялась.
От Володи приходили письма полные любви и нежности, с сквозившими грустью и тоской по ней, «по его солнышку». Каждое письмо начиналось – «единственная моя девочка», а заканчивалась фразой «целую миллион раз твои глаза и губы». Однажды, гуляя вечером в парке Горького, она залюбовалась на такую же молодую парочку, как они с Володей. И вспомнила, как еще год назад такими же счастливыми беззаботными влюбленными гуляли здесь, взявшись крепко за руки, или как сумасшедшие хохотали на цепных качелях, отталкивая друг от друга взмывающие вверх кресла и упиваясь ощущением полета вдвоем. И впервые за время расставания с мужем Лене вновь захотелось прильнуть к его груди, почувствовав громкий стук сердца, и ощутить крепкие объятия. «Володька, мой любимый Володька, мой муж, как же я по тебе соскучилась!», – впервые с грустью подумала Лена, глядя с завистью на обнимающуюся молодую парочку.
С Мариной, как только Лена приехала в Москву, часто перезванивались, но в гости, как подруга ее не зазывала, не могла решиться пойти, придумывая множество неотложных дел. Дело в том, что Марина ждала ребенка, и Лену пугала своя непредвиденная реакции при виде беременной подруги. «А вдруг я не сдержусь и разрыдаюсь, и тем самым напугаю и расстрою Маришку», – думала она, откладывая свой визит на неопределенное время. Но за несколько дней до отъезда она все-таки набралась решимости и, улыбающаяся, с тортом в руках, появилась у знакомой двери.
– Ой, Маринка, какая ты красивая! – воскликнула Лена, увидев подругу. Если Лена практически не красилась, то Марина даже дома пребывала в полной боевой раскраске: густые фиолетово-сиреневые тени, синяя тушь на длинных ресницах и в завершении образа модной девушки 80-х – перламутровая сиреневая помада на губах.
– Проходи, Ленок, быстрее, сквозняк, боюсь простыть, мне сейчас себя беречь надо, – ответила Марина, запахивая на груди красивый шелковый халат.
Подруги обнялись, у обоих на глазах появились слезы.
– Маринка, ты действительно похорошела. Животик уже так округлился! Сколько уже недель? – деловито спросила Лена.
– Тридцать две, уже рожать скоро. Врач меня гоняет, говорит – стремительно вес набираю, могу ребенка перекормить. А я не могу себя остановить, в последнее время на сладкое и печеное тянет. Вот и ты тортик притащила! Ну, давай ставь чайник, будем чай пить. Как же долго я тебя не видела! Все такая же худая! Куда только Володька смотрит! Рассказывай, как ты, как служба?
– Давай, Мариночка, обо мне позже поговорим, – отводя взгляд, ответила Лена. – Лучше ты о себе рассказывай. Как это ты рожать решилась? А говорила, что не раньше тридцати, и чтобы муж законный рядом…– быстро заговорила она, стараясь придать голосу бодрости.
– Ну, как видишь, Ленок, законного мужа нет. Я уже от Вадьки два аборта сделала, когда в третий раз забеременела, то врач категорически запретил прерывание беременности. Да я особо и не сопротивлялась. Мама также настояла, говорит, что с работы уйдет, чтобы возиться с внуком или внучкой.
– А как отец отнесся к такому повороту? Ведь он у вас при должности…
– Кода мать ему рассказала про ребенка, то орал так, что все соседи слышали до первого этажа, чуть ли не шалавой меня обзывал. Кода же меня увидел, то видно уже успокоился и только спросил, кто отец ребенка. Ну, я наплела что-то про старшекурсника, которого разлюбила, а срок беременности уже большой… Короче, всякую муть, в которую верят мужчины. Не могла же я ему сказать, что отец твоего будущего внука, папочка, твой заместитель, добропорядочный семьянин и отец двоих детей! – в запальчивости произнесла Марина.
– А как Вадька?
– Ой, Ленок, такой клубок за три года завязался, не распутать! Представляешь, оказывается, жена Вадима уже два года знает про меня, а развод давать не собирается. Второго ребенка родила, думала – муж одумается. Вот стерва! – хлопнула ладошкой по столу Марина.
– А мне ее жаль. Двоих его детей воспитывает, а он на стороне еще и третьего завел. Прости, Маришка! – воскликнула Лена, увидев, что девушка вот-вот расплачется, и бросилась обнимать подругу.
– Да я и не обижаюсь. Может ты и права, ты ведь тоже – замужняя. Мы с тобой по-разному смотрим на эту ситуацию – ты, как вечная жена, а я – вечная любовница, – с горечью сказала Марина.
Обе надолго замолчали, сосредоточившись на торте с чаем.
– Да, Ленка, недавно Сережка звонил, – прервала молчание Марина, – спрашивал, как Елка.
«Надо же, не забыл», – с грустно подумала Лена.
Елкой звал ее отец, и она как-то в разговоре рассказала об этом Марине, а та Сергею, а он запомнил…
– Знаешь, Маришка, я за Володей как за «каменной стеной» и люблю его, но в последнее время у меня иногда возникают мысли, как бы сложилась моя жизнь, если бы выбрала тогда не его, а Сережку. Мне с ним было легко, он меня чувствовал на интуитивном уровне…
– В истории нет сослагательного наклонения, подруга, – перебила ее Марина.
– Это я так, от безделья, – с грустью сказала Лена. – Как он, не женился?
– Не, Сережка делает карьеру, служит под Норильском, на хорошем счету. Его родители мечтают перевести его в Москву, в штаб, – ответила Марина.
– Я знаю. Они ведь с Володькой помирились. По телефону.
– Да? А ты мне об этом не говорила, – удивилась Марина.
– Как-то не пришлось. Да и Володя вскользь обмолвился всего парой слов. Притворился, что до сих пор ревнует, – ответила с улыбкой Лена.
– И не напрасно ревнует! Серега только и расспрашивал о тебе, даже спросил, какую ты прическу носишь. А когда я задала вопрос, есть ли у него девушка, то знаешь, что он ответил? – заинтригованно спросила Марина.
– Ну и…
– Ответил, что есть и даже много, а ту, единственную, как Елка, до сих пор не встретил. Вот так!
И снова подруги надолго замолчали, думая каждая о своем.
– Лена, извини, за бестактность, вы, что детей не хотите иметь? Уже больше года вместе, штамп в паспорте…, – в затянувшейся паузе спросила Марина. То, что у Лены около двух месяцев назад случился выкидыш, она не знала.
Тут уже Лена не смогла сдержаться, с ней случилась настоящая истерика. Слезы полились ручьем, и сквозь них она сбивчиво рассказала Марине о случившемся. Та гладила ее по спине, молча сопереживая ее несчастью. «Как Маринка изменилась, раньше бы закатила целую тираду, о том, что у меня еще вся жизнь впереди и детей успею нарожать…», – успокаиваясь, с благодарность отметила Лена. Она прижалась головой к ее округлившему животу, почувствовав там другую жизнь, слабые движения еще не родившегося малыша, и притихла. Слезы на лице высохли, а губы растянулись в умиротворенной улыбке, впервые за последнее время.
Потом они с Маришкой долго сидели в уютной кухне, допивая остывший чай.
– Ленок, вот ты сейчас здесь живешь с мамой, раньше писала, что Володька, часто в командировки ездит, может у него такая же, как я появилась? Он мужчина видный, за таким глаз да глаз нужен! – неожиданно сказала подруга, внимательно рассматривая пустую чашку.
– Скажешь тоже, Маринка! Во-первых, в командировки он ездит не один, обязательно кто-то бы проговорился жене, и та в свою очередь с радостно поделилась бы со мной или с моими соседками. Во-вторых, ты же знаешь, как он меня любит. Мама говорит, что он просто боготворит меня и старается ограждать по возможности от всех проблем. Это я иногда поступаю как эгоистка. Ну а в-третьих, мне кажется, я бы сразу это почувствовала, – ответила ей Лена.
– Да-да, их почувствуешь! – с сарказмом сказала Марина.
– Знаешь, Маришка, уже больше года мы Володей вместе, а я долго так и не понимала, люблю ли я его, или только принимаю его любовь, играя в любящую жену. И только в разлуке с ним пришло осознание, что люблю. По-настоящему.
А вообще, Маришка, что такое любовь, о которой так много пишут? – задала вопрос скорее себе, чем подруге, Лена. – Ты заметила, в лучших мировых произведениях больше повествуется о любви мужчины к женщине, а женщина – это как образ для поклонения, отвечающая на его любовь. Ее любовь либо жертвенная, либо зависимая. Вот приведи мне пример настоящей женской любви сравнимой с мужской?
– Ну, например, Татьяна Ларина. Хотя, пожалуй, у нее больше похоже на влюбленность, – ответила Марина.
– Но, по крайней мере, она влюбилась и не побоялась первая в этом признаться, а не отвечала на любовь, как большинство из нас, – сказала Лена. – А Анна Каренина? На мой взгляд, она зависима от своей любви, любит, прежде всего, себя и свою любовь. Между тем, ее любят трое мужчин – Каренин, Вронский и сын Сережа, а она никого не сделала счастливым. Да и знаменитая Катерина, погибшая из-за любви…
– Я с тобой не соглашусь, Ленок. Думаю, что женская доля – это жертвовать, зависеть, ждать… как у меня, и это и есть любовь…по крайней мере для большинства русских женщин.
Они еще долго рассуждали об особенностях женской и мужской любви, пока их затянувшиеся «девичье» общение не прервал телефонный звонок. Звонил Вадим. Марина сразу расцвела, услышав его голос. «Ну, разве это не зависимость? Или все-таки любовь?», – глядя на подругу, подумала Лена.
Глава 6
Через два года Володю уже в чине старшего лейтенанта перевели в Днепропетровск. Квартиру или комнату пообещали через месяц, а пока им временно сняли комнату в центре города у пожилой четы. Володя на следующее же утро на неделю уехал в командировку, и Лене не впервые пришлось в одиночестве обустраивать их семейный уголок. Все что она сделала, так это вымыла окна и пол и уже через пару часов гуляла по мощенным булыжником мостовым и широким зеленым бульварам старого центра города. В апреле он походил на огромный сад, утопающим в цветущих каштанов и акаций. И Лена буквально влюбилась в город с первой же прогулки.
Домой она возвратилась поздно вечером и застала следующую картину: хозяйка дома, полная рыхлая женщина лежала на полу в коридоре, перегородив телом вход в свою комнату. Лена, не раздеваясь, бросилась к ней, но через минуту поняла, что произошло. Пожилая женщина была мертвецки пьяна и, видимо, не дойдя до своей комнаты, просто рухнула у двери, крепко заснув пьяным сном. Заглянув в «хозяйскую» комнату, она увидела храпящего на диване хозяина. Перешагнув с опаской и отвращением лежащую женщину, Лена зашла в свою комнату, закрыла изнутри дверь на ключ и не выходила до утра. Она еще никогда в жизни с не сталкивалась пьющими людьми и как поступить, если они постучат к ней – не знала. От пережитого страха она заснула, когда в окне забрезжил рассвет. Утром, не выспавшись, она вышла из комнаты, чтобы умыться, и увидела мирно завтракающую пожилую чету.
– Доброе утро, – тихо поздоровалась она, опустив глаза и не глядя в их сторону, и как мышь прошмыгнула в ванную комнату и обратно.
Через несколько минут в дверь постучали. «Начинается!» – подумала в страхе Лена, и, стараясь придать голосу решимости, громко сказала:
– Войдите!
Это был Иван Степанович, хозяин квартиры, невысокий сухощавый мужчина лет шестидесяти, с щетиной трехдневной давности и спутанными курчавыми волосами с проседью. Внешне, он был полной противоположностью своей дородной высокой супруги со следами былой красоты. Про таких женщин говорят «бой-баба».
– Дочка, вижу, напугана ты после вчерашнего…, а может, и презираешь нас. Пенсию нам вчера принесли…, – смущаясь заговорил он.
Лена молчала, опустив глаза, не в силах посмотреть ему в лицо и хоть что-то ответить.
– Да, пьем мы с Марьей Антоновной, но пьем то с горя! Сын у нас, единственный – Славик, погиб в Афганистане, в цинковом гробу похоронили… Сначала я стал пить, а потом и жена, чтобы мне меньше доставалось, стала выпивать. Ты не думай, мы не запойные, но еще два дня будем выпивать. Так что извини, дочка, – сказал он и не дождавшись ее ответа, направился к выходу.
– Это вы меня извините, – неожиданно для себя сказала Лена, подняв голову и увидев поникшую спину пожилого мужчины. Иван Степанович обречённо махнул рукой и даже не обернувшись, вышел, плотно закрыв за собой дверь.
«Какая я все-таки … чистоплюйка. Какое право я имею кого-то осуждать! Мне надо было вчера помочь встать пожилой женщине, чтобы добраться до кровати. Хотя, конечно, маловероятно, что я смогла ею даже приподнять, а я – носик зажала и трусливо перешагнула через беспомощную женщину! Хороша, нечего сказать! Очень гуманно!», – корила Лена себя. Но в душе она осознавала, что повторись подобное сегодня – Марью Антоновну она, вряд ли, будет поднимать, гуманно это или не гуманно. Она выросла в другой среде, где никто и никогда не напивался до бесчувствия, не устраивал разборки и драки…Это был другой мир, незнакомый, никогда не пересекающийся с ее миром, в котором она выросла и жила.