Валентина Осколкова
Стрелкотня

Когда у тебя есть оружие, ты смотришь на мир по-другому. Всё, что тебя окружает, приобретает странный потусторонний оттенок, и привыкнуть к нему очень непросто.

Харуки Мураками «1Q84»

Пролог

Когда-нибудь меня посадят за избыток энтузиазма. И фантазии.

Или за то, что слишком ответственно подхожу к своей работе.

Или произойдёт какое-нибудь ЧП, и нас всех просто прикроют к чёртовой бабушке – задним числом, от греха подальше.

Когда это понимаешь, вести молодёжную стрелковую секцию (сам недавно таким же был, когда взрослым стать успел?) становится гораздо интереснее! Да и жить вообще, раз уж на то пошло…

Ну, к делу.

– Стоп! Та-ак, оружие на предохранитель и в кобуру, наушники сняли, все повернулись ко мне. Слава? Глеб, тебя это тоже касается.

Поимённо каждого звать не собираюсь, но этих периодически надо одёргивать. Один слишком погружается в свои мысли, а другой слишком… слишком энтузиаст, скажем так.

Пока ребята один за другим оборачиваются, последовательно делаю сначала строгую, потом зверскую, а затем уже откровенно скучающую рожу. Наконец ловлю все пять взглядов и спрашиваю:

– Кто заметил, что изменилось сегодня в тире?

Молчат, смотрят, думают. Поблёскивает жёлтый пластик стрелковых очков. Андрей напряжённо хмурит русые брови – лидеру, даже неофициальному и почти непризнанному, надо верный ответ найти первым. Во всяком случае – раньше Наты, на которую Андрей между делом косится. А вот Ната – для друзей «Нато», да-да, в честь военного альянса, говорящее прозвище, – смотрит только на меня, внимательно, изучающе, как умеют девушки.

И снайперы ещё так умеют.

Прости, Нато, но ничего у тебя не получится, я старше тебя почти на десять лет и вообще ваш инструктор, так что давай без вздохов и этих ваших девчачьих штучек.

Выплюнуть жвачку я уже не прошу за полной безрезультатностью таких просьб. Если б она могла ею подавиться при стрельбе – это случилось бы полгода назад.

– Что, никаких идей?

Между Андреем и Натой – Слава. Что творится в его блондинистой голове – понятия не имею. Пресловутый «тихий омут», головняк любого инструктора. Утешаю себя тем, что из этого омута пока никто хвостатый не вылез, а старательности и усидчивости Славе не занимать.

– Так, Глеб, не коси лиловым глазом себе за спину! И остальные тоже.

На самом деле, конечно, у Глебки глаза обычные, то ли зелёные, то ли карие – не разобрать, да и я не приглядывался. Глебушка стоит в ряду предпоследним, вместе с Пикачу, сестрёнкой Нато. У Пикачу есть человеческое имя Даша, но прозвище прилипло к ней намертво с первого занятия, с той идиотской жёлтой толстовки с ушками. Милая хрупкая девочка, светленький растрёпанный хвостик, большие карие глаза… и упорство носорога. Это Пикачу затащила в тир сестру, это Пикачу буквально за две недели освоила всю необходимую базу и начала упорный путь к цели – стать лучшей. Пикачу не смущало, что у того же Глебки опыта, пусть и «на природе по пивным банкам», больше на несколько лет, а остальные ребята в секции и вовсе на три-четыре года старше. И что тринадцатилетним девчонкам, если дело происходит в реальности, а не в её любимом аниме, вообще не очень-то удобно стрелять из настоящего пистолета… Пикачу вообще не смущало ничего и никогда. Она видела цель и шла к ней, точка.

Глебка сначала смотрел на неё снисходительно, потом удивлённо, а теперь всё чаще замечаю в его взгляде чистое восхищение.

Ладно, время на раздумья вышло.

– Ну? Скажите хоть что-то, а то начинаю бояться, что веду занятия по практической стрельбе в секции слепоглухонемых!

Глебка ржёт, как будто слышит подобное первый раз, следом прыскает смехом Пикачу. Старшие хранят серьёзный вид – привыкли к моим выкрутасам.

– Ты про мишени? – наконец говорит Слава, как всегда, с лёгкой ленцой в голосе, словно делает мне великое одолжение.

Аллилуйя! Хоть кто-то!

Андрей бросает на товарища возмущённый взгляд – типа, что, и это весь ответ?! Да, Андрюха, это и был весь ответ, а кто не просёк – тот не молодец.

– Бинго, Слав. Я про мишени. По которым вы только что стреляли, целились в них и вообще всячески разглядывали. И никто ничего не заметил? Как говорил Станиславский, не верю.

Да заметили они, я же не слепой, видел их реакцию. Вот только эта самая реакция мне и не понравилась… Так, ладно, надо развить мысль, пока они готовы меня слушать.

– Да прикольные скелетики с кишками, Кир! – влезает Глебка. – Но я думал, ты так, просто… ну, для разнообразия! Поразвлечься!

«Поразвлечься»! Глебушка, это был чисто мне контрольный в голову.

– Спасибо, что так высоко оцениваешь моё чувство юмора, Глеб, но оно здесь не причём. То есть ни одного из вас не смутило, что вместо условных мишеней с кружочками вы отрабатываете стрельбу фактически по… человеческому телу?

Так, сбавить накал патетики, срочно сбавить, пока не посыпались насмешливые взгляды наших «взро-ослых» стрелков… а, чёрт, поздно, Андрей уже смотрит снисходительно, Нато удивлённо, серьёзным только Слава остаётся, ну и младшие, которым и так положено на меня снизу вверх смотреть.

М-да, второго великого педагога Макаренко из меня не выйдет.

– Кир, – уточняет Андрей, – а что с того?

У вас в руках как бы самое настоящее оружие, вы стреляете не по условным десяткам, а в прорисованные голову, сердце и прочие части организма – и вас ну вот совсем ничего не парит в этой ситуации?!

Я пока печатал эти мишени – уже аппетит себе отбил…

А если там манекен поставить, совсем «как живой»? Как среагируете?

Ещё раз оглядываю всех пятерых… и ясно понимаю, что Глебка предложит подрисовать ему усы, Пикачу с Натой просто не придадут значения, Андрей с интересом хмыкнет, а Слава… тут моё воображение ничего выдать не может.

«А что подумал Кролик, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный».

Предпринимаю ещё одну попытку достучаться до их мозгов:

– А что, вам нормально стрелять почти по… человеку?

Андрей вздыхает, смотрит на Славу, на Нато, на младших…

– Кир, ты что, в шутеры не играл никогда?

– Ну, играл, что я, динозавр, что ли?

Эй, Андрюша, восемь лет разницы – это не так много, как тебе кажется! Дум, контр-страйк… имя им – легион.

– И ты хотел нас бумажными картинками напугать после нового «фаркрая»? – Андрей снова бросает взгляд на Нато, та снова его игнорирует, и парню приходится продолжать речь: – Твои мишени – такая же абстракция, как и кучка пикселей на экране! Только там ещё «кровищща» очень реалистичная хлещет и прочие спецэффекты. Но оно ж не перестаёт быть абстракцией от всего этого!

Вот теперь моя очередь молчать и смотреть на них. Надо, надо найти слова, вот только какие? Андрей прав, в плане реалистичности нынешние игры шагнули далеко… и лишь полному идиоту придёт в голову делать из этого вывод, что каждый второй геймер – потенциальный убийца.

А каждый третий ещё и танкист, ага.

Вот только там у тебя экран и мышка, а здесь – боевое оружие. Пахнет порохом, дёргает отдачей и превращает мишени в решето с той же лёгкостью, что и живое тело – в… неживое.

А что будет, если такой же абстракцией на мушке вам покажется и человек? В один прекрасный… хотя ни для кого нихрена не прекрасный, но всегда очень внезапный день.

Вон, на той неделе очередной «колумбайн» все новостные ленты забил… и сколько ещё таких будет? Это же выглядит так легко. Ствол в руки – и вперёд, мстить миру за неведомую обиду.

Что творится в голове у таких «школьных стрелков»?

А что в ваших головах?..

Думай, Макаренко-младший, думай, ищи слова!

– Окей, понимаю, – вздыхаю я. – Да, абстракция, пиксели, бумажки. Но где та тонкая грань, за которой уже будет всё… по-настоящему?

Нато смотрит на меня… очень странно. И это сбивает с толку.

А ещё лёгкий запах гари. Нет, не пороха, обычной гари… Да не, глюки какие-то. Или просто кондей хватанул что-то с улицы.

– Да не будет никогда по-настоящему! – с лёгким испугом вступает Пикачу. Вот её, кажется, единственную проняло сейчас. – Ну мы же не убийцы, мы… спортсмены!

– По-настоящему – это только на войне. Для защиты мирного населения! – убеждённо добавляет Глебка. Ох уж эти юные патриоты.

Интересно, они-то ту новость видели? Или промотали, едва скользнув взглядом?

…или открыли с профессиональным интересом: ну-ка, а из чего стрелял?

Вздыхаю. Набираю полную грудь воздуха и медленно, спокойно, внятно говорю:

– Поймите. Из вот этого оружия – убить очень легко. Возьмите пистолеты, подержите их в руках, почувствуйте их вес. Одно нажатие на спуск – и одной смертью в мире больше. Предельно простая арифметика. Вы чувствуете ответственность за то, что взяли оружие у руки? Хоть тень ответственности?!

Молчат, паразиты. Руки удобно лежат на пистолетных кобурах – ПРИВЫЧНО. Привычная тяжесть на бедре, привычное знание о том, как выхватить оружие, как встать, как навести на цель, нажать на спуск…

Как их заставить прочувствовать реальность всего этого?

Взглянуть на нашу «стрелкотню»… по-новому?

Совсем по-новому.

– Ладно. Давайте проведём мысленный эксперимент. Допустим, вы оказываетесь… в замкнутом пространстве. Связи нет, света нет, уйти нельзя, зато оружие в руках. А в темноте впереди есть… другие люди. Тоже вооружённые. Они знают о вас – и договориться с ними не выйдет.

Что за шум в квестовой зоне? Вроде, там никаких мероприятий быть не должно сегодня. За гулом вытяжки не слышно, но… Надо сходить проверить. Чуть позже.

– Просто представьте. Так просто решить проблему, да? Ведь у вас есть оружие…

Глебка смотрит задумчиво, словно мысленно уже целится. Нато почему-то бросает взгляд на сестру. Быстрый, я еле успеваю его перехватить, а Пикачу уж точно не замечает. Они не очень ладят, мягко говоря, эти две такие разные сёстры. И хотел бы я знать, о чём Нато сейчас подумала.

– И у них оружие тоже есть. А между вами – темнота и тишина. Пока что.

Андрей смотрит всё ещё скептично, с ноткой превосходства. Эй, парень, я не оспариваю твоего лидерства в группе, не надо самоутверждаться за мой счёт… Я ваш инструктор. Это другое. Другая весовая категория.

Мигнули лампы. Что за скачки электричества, гроза где-то разыгралась, что ли? Ладно, зонтик у меня в машине есть, а кеды… ну, дома просушу. Потом. Не страшно.

– …И прежде, чем вы все сейчас откроете мысленный огонь по противнику… прочувствуйте одну простую вещь.

Славин взгляд меня откровенно пугает. Но вида подавать нельзя, совсем нельзя, давай, Макаренко-младший, соберись!

Каждое моё медленное слово разносится по тиру:

– Любой выстрел – вызовет ответный огонь. А он – ответный огонь на ответный огонь. И в таких условиях ваш – да, твой, Андрей! Или твой, – ловлю напряжённый взгляд Глебки, – или даже твой… – Дашка сама отшатывается от моего взгляда, – да, твой выстрел породит… кровавую бойню.

Несколько секунд царит разбавляемая только гулом вентиляции тишина – внутренние аплодисменты, товарищ инструктор, кажется, кого-то проняло!.. А потом эту самую тишину как ножом вспарывает вой сирены.

Пикачу шлёпается на пол – как стояла, так и села с квадратными глазами. Очки в процессе слетают.

Глебка дёргается к Пикачу, Андрей к Нато, Слава к Андрею.

Лампы ещё раз мигают – и гаснут. Сирена надрывается ещё пару секунд, а потом по ногам ударяет грохот – и снова нас охватывает тишина. Нет, не так. ТИШИНА.

Вентиляция молчит.

Чёрт.

Я знаю, что это за сирена и что за грохот, хотя никогда в жизни не слышал.

Никогда! Слышите, никогда! Не организовывайте тир в бывшем заводском бомбоубежище!..

Особенно в том, которое заботливо оборудовано автоматическим гермозатвором.

Твою мать.

Один за другим на телефонах ребят зажигаются фонарики – пять белых лучей. Нет, один луч мощнее – Глеб достаёт нормальный фонарь.

Немного медлю, потом достаю свой телефон, включаю тоже, и шестой луч присоединяется.

Поздравляю, Макаренко-младший, вот ты влип… все вы влипли.

Почти как в лифте, только хуже.

Самый обычный день. Андрей

Телефон на столе подпрыгивает и издаёт стук воткнувшейся в мишень стрелы, оповещая о новом сообщении в стрелковом чатике, шутливо обозванном в своё время «Стрелкотнёй».

«Выезжаю! до встречи на точки :)»

Это Глебка…

И следом за телефоном подпрыгивает на стуле сам Андрей: «Блин!.. Что, полчаса уже прошло?!»

Полчаса тому назад сработала последняя напоминалка, но Андрей выключил её не глядя – прямо тогда он был весь там, в игре, бегал по Карьеру от «когтей смерти», а патронов в пулемёте оставалось чуть меньше сотни. Ну какие напоминалки в такой ситуации!

Сейчас ситуация на экране была как бы не особо лучше, но… Хватит! F5 и вываливаемся на рабочий стол… Какая тут хит-команда Легиона, когда «в реале» наклёвывается локальный трындец?! Опаздывать на секцию – это… Короче, Кир не поймёт, а после дежурных тридцати отжиманий «по залёту» пистолет в руках дрожит. И Ната ехидно фыркает, когда у Андрея вместо «альфы» прилетает в «чарли».

Так. В сторону лирику. Телефон в карман ветровки, перчатки на месте, кепку (тактическую! Родная «5.11»!) на макушку, новенькие кеды… кеды шнуровать лень. Точнее, не лень, а тупо времени нет. Вот иногда хорошо быть Глебкой! Который демонстративно пол-июня, начитавшись Крапивина, заявлялся на секцию в шортах и босиком. Но то Глебка, в тринадцать годиков (летом ещё неполных) такое – худо-бедно канает, тем более когда «все свои». А мы-то – взрослые и суровые. Никаких шортиков и босиком.

Так что остаётся только вбить ноги в старенькие растоптанные кроссовки, запихнуть шнурки поглубже – и бегом-бегом-бегом.

Уже на выходе из квартиры отлавливает бабушка:

– Уходишь уже, сокол? Молока купи на обратном пути! И картошки… Мне позавчера врач опять тяжести таскать запретил!

Можно подумать, жалуется Ба не на здоровье, а именно что на врачебную тиранию. Запретишь ей, как же…

– Да, Ба, я на секцию! Куплю. Молоко, картошку. Ща в телефоне напоминалку запишу.

– На лоб себе запиши, а не в этот свой суперфон… а то точно забудешь. Так хоть Славка прочитает и напомнит! Деньги-то есть?

– На молоко с картошкой, Ба, точно есть…

– Ну, беги тогда, с Богом!

Перекрестившись на виднеющуюся в дверном проёме иконку над бабушкиной кроватью – мелочь, а бабушке приятно, – и чмокнув Ба в щеку (Ба как всегда пахнет чем-то цветочным… и ещё слегка валокордином, как и весь последний год, со смерти деда), Андрей вылетает из квартиры. Лифта отродясь в этом доме не было, зато есть перила, чудом не заменённые с советских ещё времён – деревянные, отполированные до блеска многими поколениями детских штанов. А это ничуть не хуже лифта, вскочил и поехал.

Лет с пяти Андрей на них катается. Это, конечно, тоже из категории «шортиков и босиком», но…

Хорошо, что сейчас никого рядом из секции нет. Там он главный Акела, весь такой суровый, немногословный, никуда не спешит и повсюду успевает… По крайней мере, очень старается таким быть. Так что с этой точки зрения нынешняя суматошная гонка со временем как-то из образа вываливается.

Хотя когда это последний раз Андрей не вылетал из квартиры с мыслью, что опаздывает? Если так посмотреть – то это для него обычное состояние.

Самый обычный, так сказать, день…

Всё это проносится в голове за считанные мгновения. Спрыгнув с перил на первом этаже, Андрей выуживает из кармана телефон и пытается одним пальцем набить на ходу сообщение, но плюёт на это дело и просто набирает номер.

– Славян! На выход с вещами!

– Уже! – «на том конце провода» само воплощение невозмутимости. Вот у Славяна это дело получается легко и естественно, аж завидки берут. – Ты где?

– Вытряхаюсь… Мотик?

Очень хочется хороших новостей. Позарез.

– Не… Мёртв.

Таким голосом патологоанатомы разговаривают в сериалах. «Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия».

Андрей спотыкается.

«Бли-ин! Вот теперь точняк опоздаем…»

– Я тут Шумахера тормознул, – всё так же невозмутимо сообщает Слава. – Он в ту сторону едет. Подбросит… Тебя где носит-то? Он ща свалит!

Ура, живём!

– Две минуты!

– Ну две так две. Давай!.. А то он время засёк.

Ф-фух… Их со Славой одноклассник Саня-Шумахер – счастливый владелец белой нивы, когда-то раздолбанной, но с тех пор уже десять раз вылизанной до последнего винтика. На Шумахере – точно успеют! Если его менты не тормознут…

А на улице-то, однако, теплынь и бабье лето вперемешку с золотой осенью. Красота, остановиться бы на секунду и полюбоваться, да всё некогда.

Как всегда.

Самый обычный день. Слава

«Этот парень – тот ещё тихий омут…»

Слава хорошо помнит момент, когда впервые услышал эту фразу.

Большой семейный сбор (а вот чему посвящённый, память уже не сохранила), Славе четыре года. Фразу эту говорит вполголоса мама про одного из Славиных двоюродных дядь, а Славка крутится неподалёку, вот и слышит – и весь вечер таскается за дядей, не отходя ни на шаг и всё пытаясь понять, как же человек может быть тихим омутом?

Как омут в него помещается, не выливаясь?

На краю дедова леса в омуте, говорят, водится огромный сом, «чёртов конь», как его называет дед. А у дяди такой сом – есть?

Потом уже дед объяснит Славе про пословицу, чертей и переносный смысл. Но образ большущей рыбы, плавающей у человека где-то в груди, намертво застревает в памяти.

О себе эту фразу Слава впервые услышит лет через десять, хотя внутри омут появится раньше, летом после четвёртого класса. Просто тогда никто его ещё не заметит.

Омуты, как и люди, тоже растут. Подтачивают берег.

Иногда Слава даже чувствует, как там, за рёбрами, на дне этого омута шевелится огромная склизкая рыбина, перебирает усами, смотрит сквозь толщу воды – Славиными глазами.

«Чёртов конь».

…Из раздумий Славу выбрасывает пиканье напоминалки. Пора в тир, пора в тир!

Слава разжимает руки и спрыгивает с турника. Повисел после подтягиваний, называется, подумал о вечном. Аж пальцы занеметь успели.

Ладно, проехали.

Андрей всё не пишет… Дёрнуть его, что ли? Хотя зачем отвлекать человека. Может, занят чем-то?

Гамает, например, ага. Спелся на секции с мелким Глебом и теперь с концами потерян для общества… Славу, правда, общество не волнует, а увлечения друга готов и потерпеть, если его лично не заставят в этот самый фоллаут лезть.

Короче, пока время есть, можно неторопливо собраться…

Или наспех покидать всё нужное в сумку и ещё раз попробовать воскресить мотик. Хотя, конечно, громко сказано – «мотик». Так, табуретка о двух колёсах, старенький скутер, вскладчину с Андреем купленный летом…

Кошелёк, стрелковые очки, пауэр-банка, наушники – не стрелковые, обычные, те на клубе. Всё? А, воды.

Бутылка, неприятно булькнув, летит в сумку, и Слава отгоняет мысли про тихий омут и сома.

Самый обычный день, чего старые образы так в голову лезут?!

Ничего, десяток выстрелов ровно в «альфу» – и все мысли уйдут. Слава воюет с воспоминаниями каждый раз – и каждый раз побеждает.

И сейчас победит. Как обычно. Бамс, бамс, мысль, ты труп.

На улице тепло, в тире прохладно, так что в качестве компромисса Слава просто накидывает камуфляжную «уличную» рубашку поверх футболки. Волосы, как-то незаметно совсем отросшие к началу осени, зачёсывает назад.

Вот теперь точно всё. Бейсболка задом наперёд, звякнувшие ключи, три щелчка замка (один – открыть, два – запереть с той стороны), десять шагов и четыре ступеньки. Двор, солнце, бабье лето, красота.

Слава машет рукой соседу, Сане-Шумахеру, подкачивающему свою ниву, и сворачивает к мотику – но увы…

Краткий следственный эксперимент устанавливает: чудо так и не случилось, мотик сдох и воскресать даже в виде зомби не собирается.

Ну да и хрен с ней, с этой табуреткой. Где там Андрей? Часики-то тикают… Если сегодня на автобусе добираться, то уже совсем пора двигать!

Слава присаживается на мотик, достаёт телефон, включает наушники, пробегает взглядом по новостной ленте под многозначительное сплиновское «каждый умеющий читать между строк – обречён иметь в доме ружьё». Глеб радостно отчитывается в «Стрелкотне», что выезжает, «до встречи на точки», и от его опечаток в Пикачу просыпается граммар-наци. Андрей не проявляется. Время неумолимо подбирается к отметке «цигель-цигель ай-лю-лю».

И чё делать?

Шумахер заканчивает возиться с нивой, садится внутрь, не закрывая дверцы, заводит мотор…

– Са-ань!

– Чё, Славян?

– Ты ща в какую сторону?

– А чё? Подбросить куда?

– Да к этой, «Фабрике». Ну, к заводу бывшему. Нас с Андреем.

– А-а, вы как обычно, – ухмыляется Шумахер, демонстрируя сколотый зуб. – Клуб юного киллера?

Внутри неприятно ёкает. Сом перебирает усами где-то на дне.

– Сань, выручишь?

– Да не вопрос! Я сам, считай, туда.

И вот тут-то наконец звонит телефон.

– Славян, – командует голос в наушниках, – на выход с вещами!

Ну наконец-то!

– Уже! Ты где?

«В каких фоллаутах тебя носит, дорогой?»

– Вытряхаюсь… Мотик?

Сколько надежды в этом голосе… Полчаса назад спросить не судьба была?

– Не… Мёртв.

В наушниках на несколько секунд воцаряется гробовая тишина, буквально кричащая об Андреевом отчаянии. Слава философски пинает пяткой мотик и, наконец, отрывает зад и топает к ниве. Когда тишина готова лопнуть незлым матерком на мироздание, Слава сообщает в трубку невозмутимо:

– Я тут Шумахера тормознул. Он в ту сторону едет. Подбросит… – Слава кидает задумчивый взгляд на экран и решает придать немножко ускорения товарищу: – Тебя где носит-то? Он ща свалит!

«Ща сваливающий» тихо ржёт на заднем плане.

– Две минуты! – в голосе у Андрея горячая мольба. Ага, судя по звукам – несётся бегом.

– Ну две так две. Давай. – И Слава не может удержаться и не добавить: – А то он время засёк.

И обрывает звонок, потому что Саня ржёт уже в голос, неприкрыто.

Слава пожимает плечами и, обойдя машину, забирается на заднее сиденье в ожидании друга. Чего ржать, разговор как разговор – ну, и немного мотивирующих психологических манипуляций.

Всё как обычно.

Самый обычный день, в общем.