Валентина Филиппенко
Папа едет на море

Лабрадор

Когда я научилась быстро и спокойно плавать не только брасом, но и на спине, папа купил мне первую настоящую подводную маску. Конечно, этот «аквариум» сильно давил на лицо. Зато с ним я столько всего увидела! Свою тень на песчаном дне, водоросли, разных рыб, извилины камней, крабов, ракушки. Как будто тебе показывают морской мир по телевизору. Только его можно еще и потрогать, если хватит сил нырнуть поглубже.

На второй день отпуска мы с папой встали очень рано и сразу побежали к морю. Мама еще спала, а мы уже были на пляже. Бросили тапки и полотенца и забрались в воду. Какая же красота! Я скучала по ней целый год и теперь не могла налюбоваться на тень волн на дне. Сеточка ряби качалась и разбегалась вокруг меня. Лучи просвечивали воду насквозь. Рядом, словно морской житель, плыл папа.

Потом мы сидели на берегу, пытаясь отдышаться, и делились впечатлениями.

– Я видела трех крабов и странную пивную банку.

– А я – какую-то большую плоскую рыбу и то, как ты пыталась смешно пронырнуть до дна. Надо вертикальнее нырять!

Папа меня очень любит, но иногда… Вот правда! Его так и разбирает меня покритиковать. Я ему сразу же напомнила, что вообще-то от такого я перестаю в себя верить. А он же сам знает, как это важно.

Папа кивнул и чуть наморщил лоб.

Но вернемся к морю.

К нам пришла мама. Следом появился директор пансионата. В сверкающих лаковых ботинках он балансировал на гальке, как девочка на шаре. За ним следовал лабрадор.

– Господин Глушков! Как я рад видеть вас среди наших гостей, – нараспев, за три лежака от нас, заговорил директор. На пляже его рубашка единственная была белее нас. Папа встал, явно стесняясь своих плавок рядом с по-банкетному серьезным директором, но, похоже, переборол стыд и протянул руку.

– Очень благодарен вам за гостеприимство.

– Ну что вы… Мое удовольствие! – Плёнкин расплылся в улыбке. – Предлагаю вам после обеда еще раз осмотреть музыкальный инструмент и заодно потолковать о том о сем.

«То-се» прозвучало скользко, как мокрая галька. Папа согласно кивнул и, не присаживаясь, проводил взглядом уходящего директора. Лабрадор остался с нами и приветливо вилял хвостом, глядя то на папу, то на маму, то на меня.

– А вдруг этот пес – директорский шпион? – пошутила я. – Потом доложит ему, о чем мы тут говорим.

Папа мягко погладил лабрадора по голове и расплылся в счастливой улыбке.

– Собака… и море. Сбываются мои мечты.

Он о чем-то вспомнил и нахмурился. Лабрадор подтолкнул папину руку носом: не отвлекайтесь, уважаемый известный композитор, гладьте.

– Чей же ты, такой хороший, такой красивый? – спросила мама и принялась чесать лабрадора за другим ухом.

Эх… Я обожаю собак. Мечтаю о собаке. Но рядом с этим красивым и наверняка умным лабрадором мне было не по себе. И, как вы потом узнаете, не зря!

И снова лабрадор

На следующее утро я пошла купаться одна.

Папа проснется – а на моей кровати записка «Ушла в море». И ему придется меня догонять. Такой у меня был план. И он удался!

Маску и полотенце я еще вечером предусмотрительно положила на тумбочку у кровати. Из номера мне удалось выйти беззвучно. Пляж был абсолютно пустым, вода – тихой, а я – очень счастливой. Следуя за стайкой рыб, я заплыла подальше. Бульк! – разбегались из-под маски пузырьки воздуха и моя гордость собой. Я умею быстро плавать! Бульк-бульк! Могу глубоко нырять! Бульк!

За губчатыми, обросшими зеленым бархатом камнями начинались подводные поля. Сплошные волны песка, похожие на водную рябь. Иногда, словно цветы, мелькали ракушки и рыбешки. Кое-где в дно ввинчивались черные лунки. Папа сказал, что это домики крабов.

Я нанырялась и побрела к берегу, чувствуя себя космонавтом, который только что вернулся на Землю. Сильно кружилась голова. Хотелось лечь и не двигаться. А на пляже меня уже ждала мама. Приподняв очки, она смотрела, как ее дочь, пошатываясь, выходит из воды, и махала рукой.

– А где папа? – растерянно спросила я, плюхнувшись на лежак и скидывая балласт в виде маски.

– Он… работает, – так же растерянно сказала мама и протянула мне персик.

Вечером, уставшие от солнца, новых впечатлений и любопытных взглядов других отдыхающих, мы ужинали молча. Папа, блестя лысиной, медленно и мелодично черпал сырный суп. В супе отражались сияющие люстры, и папа разглядывал их то на потолке, то в тарелке. Мама изучала других отдыхающих. Я пыталась есть шоколадное мороженое и одновременно читать книгу. «Так-так-так», – папа стряхнул с ложки капли супа и нацелил ее на мой десерт. Я прикрыла вазочку рукой – терпеть не могу посягательств на еду. Но тут же вспомнила про приторные слова Ларисы, и все мороженое досталось папе.

– Вам пора кое с кем познакомиться. – Двумя взмахами ложки он разделался с мороженым и встал. – Идем.

Лабрадор тут же появился рядом с папой, хотя еще полминуты назад дремал у входа в столовую. Пломбирный пес с умными глазами попадался нам повсюду. На пляже, на лестнице, даже у двери нашего номера. Вот и сейчас он явно решил пойти с нами.

Папа потянулся погладить его, но остановился.

– Знаете… что-то не позволяет мне относиться к этой собаке как к животному.

– Может быть, потому что его зовут Дебюсси? – У нас за спиной, словно песок на кафеле, заскрипели слова. Голос доносился из-за рояля, стоявшего в фойе.

Папа наотрез отказался работать за этим роялем. И тем более по вечерам «репетировать» за инструментом что-нибудь «свеженькое», как упрашивал его Плёнкин. Во время этой довольно стыдной сцены (нам с мамой было очень стыдно!), то за роялем, то за листами огромного папоротника в горшке, то за крошечным Плёнкиным прятался пианист Николай Остролобов. Он сразу невзлюбил папу. Еще бы! Теперь никто и слушать не хотел его игру. Все внимание доставалось известному композитору.

Так вот, этот самый Николай и проскрипел про Дебюсси.

Лабрадор одобрительно гавкнул и повел нас прочь из фойе. Папа через плечо спросил, где же хозяин этого благородного создания. Остролобов лишь криво улыбнулся и скрылся за папоротниками и роялем. А мы направились за псом.

Ковролин мягко проминался под нашими шагами. Пока мы шли по длинному коридору, я читала надписи на дверях.

ПРАЧЕЧНАЯ

ГЛАДИЛЬНАЯ

403

ТЕХНИЧЕСКАЯ

041

КОМНАТА ДЛЯ ОТДЫХА ГОРНИЧНЫХ

МУЗЫКАЛЬНАЯ КОМНАТА

ВТОРАЯ СТОЛОВАЯ

МЕДПУНКТ

– Папа, куда ты нас ведешь? – спросила мама, и тут мы остановились у нужной двери.

«Особая комната» – таинственно сообщила нам табличка. Папа достал ключ и быстро справился с замком.

А за дверью скрывался целый актовый зал – с бархатными стульями и шторами, нарядными люстрами и сценой. Не такой большой, как фойе в главном здании, но тоже очень красивый, довольный собой, как полный чайник, и с хорошей акустикой. Посреди сцены стояло фортепиано. С ним-то мы и должны были познакомиться.

Дверь в особую комнату скрипнула. И тут у нас из-за спины удивительно ловко для своей старости и слюнявости выпрыгнул лабрадор. Он очутился у фортепьяно и…

Мы с мамой зажмурились. Подумали, что сейчас пес, который всю дорогу беззвучно ступал за нами по ковролину, поднимет лапу и сделает сами знаете что! Но он только обошел инструмент по кругу два раза, обнюхал его, завилял хвостом и удалился.

– Очень необычная собака, – сказал папа. Но тут же забыл о лабрадоре и торжественно сел за фортепиано.

– Пишется мне тут – от-лич-но, – протянул он и опустил пальцы на клавиши, словно ноги с пирса в теплую морскую воду.