Валентин Рунов
Неизвестный Сталинград
Планы и создание группировки немецких войск
Решив деблокировать окруженные под Сталинградом войска Паулюса, Верховное командование вермахта организовало новую группу армий «Дон», между группами армий «А» и «Б». Командование этой группой армий было возложено на генерал-фельдмаршала фон Манштейна. В нее были включены: оперативная группа «Холлидт» (в районе Тормосина), остатки 3‐й румынской армии, 4‐я немецкая танковая армия (вновь созданная из управления бывшей 4‐й танковой армии и соединений, прибывших из резерва) и 4‐я румынская армия в составе 6‐го и 7‐го румынских корпусов.
На усиление группы армий «Дон» спешно перебрасывались дивизии с Кавказа, из-под Воронежа, Орла и из Франции, Германии, Польши. Манштейну также были подчинены и войска, окруженные в районе Сталинграда. Группа армий «Дон» занимала фронт общей протяженностью 600 км, от станицы Вешенской на Дону до р. Маныч. В ее составе было до 30 дивизий, в том числе шесть танковых и одна моторизованная, не считая соединений, окруженных под Сталинградом. Перед войсками Юго-Западного фронта находились 17 дивизий из группы армий «Дон», а 13 дивизий (объединенных в армейскую группу «Гот») противостояли войскам 5‐й ударной армии и 51‐й армии Сталинградского фронта. Манштейн в своих мемуарах рассказывает о том, как формировалась группа армий «Дон». По приказу ОКХ в качестве ее управления был использован штаб 11‐й немецкой армии, находившийся в районе Витебска.
Э. фон Манштейн и сопровождающие его лица 24 ноября прибыли в штаб группы армий «Б» в Старобельск, где он был ознакомлен с обстановкой командующим группой генерал-полковником фон Вейхсом и начальником штаба генералом фон Зоденштерном.
В группу армий «Дон», помимо окруженной в Сталинграде 6‐й армии, первоначально входили остатки разбитой 4‐й танковой армии и двух румынских армий и, наконец, не участвовавшая в боях немецкая 16‐я моторизованная дивизия и еще четыре боеспособные румынские дивизии.
«Группе выделялись следующие новые силы: в 4‐ю танковую армию (для наступления на Сталинград с юга с целью деблокирования находившихся там войск) от группы армий «А» штаб 57‐го танкового корпуса с 23‐й танковой дивизией и значительными силами АРГК, а также вновь пополненная 6‐я танковая дивизия, которая должна была прибыть из Западной Европы.
На левый фланг, 3‐й румынской армии – один штаб корпуса и 4–5 дивизий (так называемая группа Холлидта) – с задачей наступать с Верхнего Чира в восточном направлении с целью деблокировать Сталинград.
В штабе группы армий «Б» мне показали радиограмму, которую направил Гитлеру командующий 6‐й армией генерал Паулюс (если я не ошибаюсь, 22 или 23 ноября). Он сообщал, что, по его мнению, как и по мнению всех его командиров корпусов, абсолютно необходим прорыв армии в юго-западном направлении. Правда, чтобы получить необходимые для этого силы, требовалась перегруппировка сил армии и отвод северного фланга с целью его сокращения и высвобождения необходимых сил. В штабе группы армий «Б» полагали, что даже при немедленном согласии Гитлера прорыв мог быть начат не ранее 28 ноября. Но Гитлер не дал своего согласия…» (1)
Э. фон Манштейн, поставленный Гитлером во главе группы армий «Дон» и получивший приказ деблокировать окруженную советскими войсками под Сталинградом группировку Паулюса, был испытанным фашистским военачальником, стяжавшим себе известность во многих захватнических походах гитлеровской армии. Впоследствии Паулюс характеризовал его как военачальника, который «пользовался репутацией человека, обладающего высокой квалификацией и оперативным умом и умеющего отстаивать перед Гитлером свое мнение». Генерал-майор Ф. фон Меллентин, 27 ноября назначенный на должность начальника штаба 48‐го танкового корпуса, рассказывая о своей поездке из Ставки Гитлера в штаб группы армий «Дон», не скупится на краски, останавливаясь на личности Манштейна. «Утром 28 ноября я вылетел самолетом в Ростов, где должен был явиться во вновь созданный штаб группы армий «Дон». Перелет из Восточной Пруссии на старом испытанном Ю-52 показался мне бесконечно долгим. Мы пролетели над разрушенной Варшавой, затем пересекли бездорожный район Пинских болот и занесенные снегом степи Украины и, сделав короткую посадку в Полтаве с ее зловещими памятниками, напоминающими о нашествии Карла XII, прибыли в Ростов во второй половине дня. Совершив перелет в 2400 км, я мог составить себе ясное представление о бескрайних просторах России и тех огромных расстояниях, на которых ведутся боевые действия.
В тот же вечер я явился к фельдмаршалу фон Манштейну и его начальнику штаба генералу Велеру. С момента посещения нашей дивизии в Польше в 1940 году Манштейн очень постарел, но его авторитет вырос, а подвиги, совершенные в начале войны с Россией и затем при завоевании Крыма, принесли ему такую славу, которой мог бы позавидовать любой командующий на Восточном фронте. Как специалист по ведению осадных боевых действий, он в свое время был направлен на ленинградский участок фронта для разработки плана по овладению старой русской столицей, а впоследствии был переброшен под Сталинград с задачей восстановить положение на Дону и организовать деблокаду окруженной в Сталинграде немецкой группировки. Манштейн, которого метко называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия», направил меня к полковнику Буссе, первому офицеру штаба группы армий «Дон».
С нескрываемым пессимизмом описывает Меллентин окончание своего путешествия к 48‐му танковому корпусу. «На рассвете 29 ноября я вылетел на командный пункт 48‐го танкового корпуса. Мы летели на «Шторхе» и вместе с пилотом очень внимательно смотрели вниз, боясь ошибиться и совершить посадку по ту сторону фронта. Самолет шел над самой землей, и я получил довольно полное представление о «матушке России». Местность по обоим берегам Дона представляет собой огромную бескрайнюю степь; лишь изредка попадаются глубокие лощины, в которых прячутся деревни. Пейзаж напоминал пустыню Северной Африки, только вместо песка внизу белым ковром лежал снег. Когда мы совершили посадку на небольшом фронтовом аэродроме, я понял, что начался новый и очень мрачный период моей службы в армии» (2).
Э. Манштейн подробно пишет об обстановке, которая сложилась в связи с окружением немецких войск под Сталинградом. В его рассказе наряду с заслуживающими внимания конкретными деталями есть и много тенденциозного, неверного. Так, он утверждает, что в сталинградском «котле» оказалось 200–220 тысяч человек окруженных войск, хотя их было 330 тысяч. Оценивая положение войск Паулюса, он подчеркивает решающее, по его мнению, значение снабжения их по воздуху. При этом всю ответственность за допущенный здесь просчет он возлагает на Гитлера и Геринга, следуя усвоенной в этом отношении манере послевоенных воспоминаний гитлеровских генералов. В то же время он говорит о недостаточности сил, которыми располагал как командующий группой армий «Дон» для нанесения деблокирующего удара. «…Вскоре стало ясно, – пишет Манштейн, – что первоначальный план – с целью деблокирования 6‐й армии предпринять удары силами 4‐й танковой армии из района Котельниково восточнее реки Дон и силами группы Холлидта со Среднего Чира на Калач – окажется невыполнимым ввиду недостатка сил. Можно было, правда, рассчитывать на то, что удастся сосредоточить достаточно сил в одном месте. При нынешнем положении вещей для деблокирующего удара могла быть использована только 4‐я танковая армия. Ей ближе было до Сталинграда. На своем пути к Сталинграду ей не приходилось бы преодолевать Дона. Можно было также надеяться, что противник меньше всего будет ожидать такое наступление на восточном берегу Дона, так как при существовавшей на фронте обстановке сосредоточение в этом районе крупных сил было бы связано для немцев с большим риском. Поэтому противник вначале выдвинул только относительно слабые силы в направлении на Котельниково для прикрытия внутреннего фронта окружения. Здесь на первых порах 4‐й танковой армии противостояло только 5 дивизий противника, тогда как на р. Чир противник имел уже 15 дивизий».
Для выполнения поставленных задач Э. фон Манштейн планировал нанести два деблокирующих удара. 4‐я танковая армия армейской группы «Гот» должна была начать наступление основными силами с района Котельниково восточнее Дона. Основным ее заданием было прорвать фронт прикрытия, ударить в тыл или фланг войскам Красной армии южнее или западнее Сталинграда и разбить их. 48‐й танковый корпус из состава армейской группы Холлидта должен был ударить в тыл войскам прикрытия противника с плацдарма на реках Дон и Чир в районе станицы Нижне-Чирская.
В случае, если еще до начала наступления количество войск Красной армии перед фронтом 4‐й танковой армии севернее Котельниково значительно возрастет или если снова возникнет критическая ситуация на фронте 4‐й румынской армии, прикрывавшей восточный фланг, приказом был предусмотрен следующий запасной вариант: танковые дивизии 4‐й танковой армии должны были быть срочно переброшены по западному берегу Дона на север, на донско-чирский плацдарм в Нижне-Чирскую и нанести главный удар оттуда. Меньшая ударная группа с донско-чирского плацдарма должна была нанести удар западнее реки Дон на Калач, чтобы разорвать фронт и открыть 6‐й армии путь через Дон по мосту. 6‐й армии командованием группы армий «Дон» было приказано подготовиться к прорыву в южном направлении навстречу армейской группе Гота. Выход 6‐й армии из «котла» должен был начаться согласно плану «Доннершлаг».
Этот вариант операции «Винтергевиттер» был изложен в приказе группы армий «Дон» от 1 декабря 1942 года.
Однако точная дата наступления не была определена, но операция могла начаться не раньше 8 декабря. Такая ситуация была обусловлена задержкой в сборе сил: армейская группа Холлидта не успевала занять исходные позиции для наступления вследствие недостаточной пропускной способности дорог, а 4‐я танковая армия ожидала прибытия 23‐й танковой дивизии, которая из-за оттепели на Кавказе не могла двигаться своим ходом и добиралась по железной дороге. Днем начала операции было названо 12 декабря.
Через несколько дней Манштейн был вынужден пересмотреть начальный план из-за неудовлетворительного состояния комплектации ударных групп. Из числа семи дивизий, предназначенных для группы Холлидта, две (62‐я и 294‐я пехотные дивизии) уже было задействованы в боях на фронте 3‐й румынской армии, и оперативное состояние не позволяло отозвать их обратно. 3‐я горнострелковая дивизия вообще не прибыла, приказом ОКХ она была передана группе армий «А», а потом группе армий «Центр». Группой армий «А» была также задержана артиллерия резерва главного командования.
Активизация частей Красной армии на фронте 3‐й румынской армии заставила ее штаб докладывать: «В настоящий момент сил 48‐го танкового корпуса недостаточно для одновременной борьбы с прорывами и контрнаступлением, назначенным на 12 декабря».
Поскольку рисковать устойчивостью чирского фронта было невозможно, Манштейн принял решение отказаться от двух деблокирующих ударов. Окончательно было решено, что главный удар должна была нанести 4‐я танковая армия.
Главная роль в решающем ударе была возложена на 57‐й танковый корпус. Он состоял из двух дивизий: прибывшей из Франции 6‐й танковой дивизии (160 танков и 40 самоходных установок) и прибывшей с Кавказа 23‐й танковой дивизии (30 танков).
1 декабря командование группы армий отдало приказ на проведение операции «Винтергеви́ттер» (нем. Wintergewitter – «Зимняя гроза»), которая предусматривала следующее.
4‐я танковая армия должна была начать наступление основными силами из района Котельниково восточнее р. Дон. Начало наступления намечалось на 8 декабря. Войскам армии предлагалось прорвать фронт прикрытия, ударить в тыл или во фланг советским войскам, занимающим внутренний фронт окружения южнее или западнее Сталинграда, и разбить их.
48‐й танковый корпус из состава группы «Холлидт» должен был ударить в тыл советских войск с плацдарма на реках Дон и Чир в районе станицы Нижне-Чирская.
6‐й армии в соответствии с категорическим приказом Гитлера предлагалось удерживать свои прежние позиции в «котле». Вместе с тем в определенный день, указанный штабом группы армий, 6‐я армия должна была прорваться на юго-западном участке фронта окружения в направлении на р. Донская Царица и соединиться с наступающей 4‐й танковой армией.
Войска противника, закрепившиеся на рубеже р. Чир у Нижне-Чирской, находились всего в 40 км от окруженных войск Паулюса, тогда как котельниковская группировка (армейская группа «Гот») была удалена от них перед началом наступления на расстояние 120 км. Тем не менее Э. фон Манштейн решил наступать именно отсюда. «Он отказался от форсирования Дона, как от рискованной и трудной операции, а выбрал для своих действий район Котельниково юго-восточнее Дона: по его мнению, именно отсюда было выгоднее всего начинать наступление».
Решение на деблокирующий удар со стороны Котельниково зависело от ряда факторов, и прежде всего от реально складывавшейся тогда обстановки. По этому поводу Шейберт пишет, что, после того как советские войска укрепили кольцо окружения, они сразу же начали атаки против немецкой стороны по реке Чир. Центром этих атак было нижнее течение реки и плацдарм в ее устье у Дона. Гитлеровские войска полностью исчерпали здесь свои возможности. Наконец врагу удалось с помощью войск, объединенных под командованием 48‐го танкового корпуса, отбить эти атаки. Но, прежде чем ударная группа «Холлидт», предназначавшаяся как основная сила для деблокирующей операции, успела подойти в конце ноября к немецкому оборонительному фронту по реке Чир, вновь созданный 48‐й танковый корпус был уже потерян для деблокирующей операции.
«48‐й танковый корпус не только не смог содействовать этому удару с помощью операции с Чирского плацдарма – напротив, он вынужден был уже 15 декабря сдать эту позицию, ближе всего находившуюся к окруженным войскам».
О подготовке деблокирующего удара из района Котельниково приводит данные X. Шейберт в другой своей книге: «До Сталинграда – 48 километров. Деблокирующий удар 6‐й танковой дивизии, декабрь 1942 года». Шейберт являлся командиром 8‐й танковой роты 11‐го танкового полка (полковника Гюнерсдорфа) 6‐й танковой дивизии генерал-майора Рауса. Эта дивизия наряду с 23‐й танковой дивизией, а затем и 17‐й танковой дивизией входила в 57‐й танковый корпус генерала танковых войск Кирхнера. Корпус стал основным бронированным кулаком, с помощью которого гитлеровское командование пыталось пробить брешь в кольце окружения. Рассказывая о практической стороне подготовки удара, Шейберт приводит детали, показывающие сильные и слабые стороны вражеских войск, привлекавшихся для контрудара, в частности, 6‐й танковой дивизии. Она играла едва ли не главную роль среди соединений 57‐го танкового корпуса.
Шейберт пишет и о событиях, непосредственно предшествовавших переброске 6‐й танковой дивизии в район Сталинграда. Так, он сообщает, что после тяжелых зимних боев в 1941–1942 гг. в районе Москвы 6‐я танковая дивизия в мае 1942 года была переброшена во Францию для пополнения и перевооружения, 11‐й танковый полк, имевший на вооружении чехословацкие машины «Шкода-35», должен был получить вместо них новые немецкие машины. Танковый полк был развернут по штатам военного времени, так же как и вся 6‐я танковая дивизия. Дивизия была хорошо вооруженным соединением. В ней имелось наряду с опытными обер-ефрейторами кадровое ядро унтер-офицеров и офицеров. Подразделения были сколоченными, обладали боевым опытом. Шейберт пишет: «Боеспособность дивизии можно оценить как выдающуюся. Каждый чувствовал свое большое превосходство над противником, верил в силу своего оружия, в подготовленность командиров».
В ноябре началась погрузка первых эшелонов. «В Париж мы не попали, – пишет Шейберт, – наши эшелоны шли объездными маршрутами, затем пересекли Западную Германию и, двигаясь дальше на Восток, проехали Берлин… Когда достигли Барановичей в Белоруссии, началась партизанская область. Разрушенные локомотивы и вагоны по обе стороны железнодорожной линии отчетливо показывали, какая ожесточенная малая война шла здесь. Всюду на этой огромной лесистой территории вплоть до Гомеля была усиленная охрана железнодорожных путей. Локомотив толкал перед собой вагон с песком, как защиту от мин. Брянск лежал в глубоком снегу. Мы двинулись дальше через Курск в Белгород, где местность была более открытой. Далее лежала Украина со своими степными просторами, раскинувшимися на юг и на восток. В беседах господствовали сообщения о Сталинграде. Несмотря на осторожность первых сводок, было ясно, что 21 ноября крупные войсковые объединения были окружены и что сейчас продолжаются бои и вне котла. Офицерам стало ясно, что 6‐я танковая дивизия рано или поздно будет действовать на этом участке».
Фельдмаршал Манштейн, следуя из Витебска для вступления в должность командующего группой армий «Дон», принял в Харькове командира 6‐й танковой дивизии генерал-майора Рауса. Они вместе проехали до Ростова, и Манштейн лично информировал Рауса об обстановке и распорядился, чтобы дивизия во изменение первоначального приказа сосредоточилась не в Миллерово, а юго-западнее Котельниково, вошла в состав 57‐го танкового корпуса и вела на этом участке сдерживающие бои. О действиях советских войск Манштейну было известно, что их 4‐й кавалерийский корпус, усиленный танками и поддерживаемый двумя пехотными дивизиями, наступает по обеим сторонам железнодорожной линии, ведущей из Сталинграда в Котельниково.
27 ноября утром эшелон 6‐й танковой дивизии прибыл в Котельниково. Как раз в это время, после артиллерийского обстрела, советские подразделения ворвались в город. «Уже через несколько минут дивизия докладывала о первых убитых и раненых». Прибывали (с Кавказа) и части 23‐й танковой дивизии, которые должны были действовать правее 6‐й танковой дивизии.
Срок начала деблокирующего удара противник вынужден был перенести сначала на 8‐е, а затем на 12 декабря. Происходило сосредоточение войск, предназначенных для наступления.
6‐я танковая дивизия к 5 декабря была полностью сосредоточена в районе Котельниково, ее мотопехота и артиллерия заняли оборону примерно в 15 км восточнее города. 11 декабря Манштейн отдал приказ о начале операции. Положение на южном участке фронта было таково, что «в дальнейшем деблокада Сталинграда вообще могла стать невозможной».
Враг решил нанести удар силами 6‐й и 23‐й танковых дивизий, к которым в дальнейшем присоединялась и 17‐я танковая дивизия. Генералу Паулюсу Манштейн предложил нанести встречный удар из «котла».
Сотрудники Института военной истории и другие специалисты считают, что немецкое командование, решившись на контрудар в районе Котельниково, вне всякого сомнения, шло на огромный риск. Ведь без решающего превосходства в силах на избранном для наступления направлении трудно было рассчитывать на успех. Поэтому при нанесении контрудара на этом направлении командование группы армий «Дон» основную ставку делало на достижение внезапности. По его расчетам, массированное применение танков, артиллерии и авиации на узком участке фронта позволит быстро прорвать оборону и путем стремительного развития наступления ударной танковой группировкой соединиться с 6‐й армией еще до того, как ошеломленные неожиданным ударом советские войска смогут принять какие-либо контрмеры. Именно внезапность, по замыслу Манштейна, и должна была спутать все карты советского командования, дезорганизовать его действия и привести к неизбежным в подобной ситуации ошибкам, которыми он не замедлит воспользоваться. Только этим можно объяснить ту редкую для немецкого командования поспешность, с которой была предпринята эта недостаточно обеспеченная операция. Один из лучших полководцев рейха 55‐летний генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн-Левински шел ва-банк. Трезвому учету всей совокупности реальных факторов он предпочел риск, во многом основанный на использовании случайных факторов.
1. Манштейн Э. Утерянные победы. С. 347.
2. Меллентин Ф. Танковые сражения. М., 1957. С. 183–185.
Планы советского командования
Внимание советского командования в первой декаде декабря 1942 года было сосредоточено на одновременном решении нескольких задач: боевых действиях по ликвидации окруженных войск, укреплении внешнего фронта окружения и подготовке к операции по разгрому врага на Среднем Дону, план которой Ставка ВГК утвердила 3 декабря. Начало операции «Сатурн» было назначено на 10 декабря. Однако по ходатайству представителя Ставки ВГК генерала Н.Н. Воронова и Военного совета фронта, которые ссылались на незавершенность подготовительных мероприятий, этот срок был перенесен на 16 декабря.
К исходу 11 декабря войска Сталинградского фронта, действовавшие на внешнем фронте, который в то время проходил по линии устье р. Лиска (приток р. Чир), Верхне-Курмоярская, Верхне-Яблочный, наступала 51‐я армия генерала Н.И. Труфанова, левее ее, в калмыцких степях, – 28‐я армия. Общая протяженность внешнего фронта окружения в полосе Сталинградского фронта достигала 360 км. Его удаление от внутреннего фронта окружения на правом фланге не превышало 40 км, а на котельниковском направлении – 100–105 км. Вновь сформированная 5‐я ударная армия (генерал М.М. Попов) продолжала развертывание на правом фланге внешнего фронта окружения (в районе устья Чира и южнее). В нее были включены и находившиеся до этого в резерве Сталинградского фронта 87, 300 и 315‐я стрелковые дивизии. После этого в резерве фронта оставались лишь 235‐я отдельная огнеметная танковая бригада, 234‐й отдельный танковый полк и 20‐я истребительная бригада.
К 12 декабря Сталинградский фронт имел 38,5 расчетной дивизии, 274 тысяч человек личного состава, 578 танков, 5017 орудий и минометов (калибра 76 мм и выше). Его силы почти равномерно распределялись на внутреннем и внешнем фронтах окружения. Однако большая часть танков – 369 единиц – была сосредоточена на внешнем фронте. Главные силы 8‐й воздушной армии – 320 самолетов – поддерживали войска на внутреннем фронте.
К началу немецкого контрудара на котельниковском направлении в 140‐километровой полосе действовала 51‐я армия. В предыдущих боях она понесла значительные потери и имела 50‐процентный некомплект в людях и боевой технике. Всего в ней насчитывалось 34 тысяч человек, 159 орудий, 195 минометов, 65 зенитных орудий, 1809 автомашин и 105 танков. Обеспеченность материальными средствами составляла лишь половину комплекта боеприпасов и до ¾ заправки горючего (1).
Более двух недель армия вела непрерывные наступательные бои на котельниковском направлении и только с 9 декабря начала закрепляться на достигнутых рубежах. Поэтому ее соединения успели подготовить лишь главную полосу обороны, глубина которой не превышала 2–3 км.
Оборона войск 51‐й армии в инженерном отношении была подготовлена слабо, так как земляные работы были начаты только 9 декабря и в условиях зимы велись крайне медленно. Поскольку дивизии оборонялись в очень широких полосах – до 28 км – они не могли создать сплошного фронта обороны. На переднем крае имелись отдельные опорные пункты с большими промежутками между ними (от 2 до 4 километров), которые слабо прикрывались артиллерийским и минометным огнем. На ряде участков были установлены минные поля. В опорных пунктах были подготовлены только окопы на стрелковые отделения и площадки для огневых средств.
С целью прикрыть большой фронт пришлось большую часть сил сосредоточить на переднем крае обороны. Поэтому оперативное построение армии, а также боевых порядков соединений и частей было одноэшелонным. В районе населенного пункта Аксай, что в 30 км от переднего края, располагался ее резерв – 13‐й танковый корпус (31 танк, в том числе 13 легких танков Т‐60). В целом же 51‐я армия существенно уступала противнику в силах и средствах.
Соотношение сил и средств в полосе 51‐й армии на 12 декабря 1942 г. (2)
Таким образом, на направлении своего главного удара немецкое командование создало необходимое для ведения наступательных действий превосходство, прежде всего в танках и артиллерии. Некоторого преимущества добилось оно и в авиации (1,6: 1). О том, что немцы сосредоточили в районе Котельниково крупные силы, командованию Сталинградского фронта стало известно еще в первых числах декабря.
Однако, когда 2 декабря разведка доложила о появлении в районе Зимовники частей 6‐й танковой дивизии, прибывшей из Франции. Но это не вызвало беспокойства у генерала Еременко и его помощников. Не уделила должного внимания котельниковскому направлению и Ставка ВГК. Прежде всего, она решила ликвидировать плацдармы врага на Чире и Дону, чтобы лишить его тормосинскую группировку возможности использовать их для нанесения удара в направлении Сталинграда. Здесь предполагалось использовать вновь созданную 5‐ю ударную армию. К сожалению, в архивных документах нет никакого объяснения подобного решения. Но, по всей видимости, сама мысль о нанесении противником контрудара имевшимися у него в районе Котельниково силами представлялась советскому командованию маловероятной.
Основываясь на данных разведки, советское командование исходило из того, что ранее 14–16 декабря немцы не смогут начать операцию по деблокированию 6‐й армии. Поэтому их контрудар в районе Котельниково оказался полной неожиданностью. Об этом, в частности, свидетельствует разведывательная сводка штаба Сталинградского фронта от 12 декабря. В ней отмечалось, что «противник продолжает подготовку операции по соединению с окруженными в Сталинграде войсками» (3).
Таким образом, ни агентурная, ни войсковая разведка Сталинградского фронта не смогли распознать готовившиеся планы противника в той мере, которая нужна для принятия конкретных решений. Поэтому в планах советского командования ней нет ни малейшего намека на возможность перехода противника в решительное наступление на котельниковском направлении, которое началось через два с половиной часа после этого донесения.
Однако в своих мемуарах командующий Сталинградским фронтом Еременко пишет следующее:
«Уже с самого начала формирования этой группировки командование Сталинградского фронта опасалось, что основной удар будет нанесен именно этой группировкой из района Котельниково. И с точки зрения выбора района для ее сосредоточения, и с точки зрения быстроты и решительности этого сосредоточения, а также качества подтягиваемых соединений можно было предполагать, что проводимые здесь мероприятия имеют далеко идущие цели. Командование фронта стало принимать все зависящие от него меры, чтобы не быть захваченным врасплох.
Мы обратились к И.В. Сталину с просьбой выделить нам помощь в виде танковых частей. Мы считали, что необходимо нанести удар на Котельниково, в районе которого сосредоточивается основная группировка, предназначенная для освобождения окруженных. Но И.В. Сталин пообещал нам незначительную помощь – три танковых полка (то есть 60 танков).
Представитель Ставки товарищ Василевский, предполагая, что противник будет наносить удар с целью деблокады из района Тормосин, предложил обеспечить внешний фронт окружения по линии Громословка, Абганерово, Ивановка.
Забегая несколько вперед, скажу, что дальнейшие боевые действия показали, что если бы мы создали свой внешний фронт в соответствии с этим предложением, то, во-первых, мы не разведали бы сосредоточения противника в районе Котельниково, а это привело бы к тому, что вражеский удар отсюда оказался бы для нас неожиданным; во-вторых, наш внешний фронт был бы настолько близок к окруженным (примерно 40 км), что при внезапном ударе противник мог бы преодолеть нашу оборону за 1–2 суток.
Чтобы доказать правильность своих выводов, командование Сталинградского фронта решило с целью разведки сил противника и отнесения внешнего фронта окружения на большую глубину от окруженных войск врага нанести удар наличными силами двух стрелковых дивизий, действовавших до этого на широком фронте (правда, ослабленных предыдущими боями), двух, также малочисленных, кавалерийских дивизий 4‐го кавалерийского корпуса при поддержке танковой бригады. Мы полагали, что таким образом удастся окончательно выяснить реальную обстановку в районе Котельниково: если там противник не сосредоточил сил для основного удара, а лишь отвлекает наше внимание от тормосинской группировки, как это считал товарищ Василевский, мы и имеющимися у нас (перечисленными выше) силами овладеем Котельниково; если же именно отсюда враг предполагает нанести свой главный удар, как считали мы, тогда наши действия выльются в крупную оперативную разведку и раскроют всем нам истинный смысл намерений противника; одновременно наш внешний фронт отодвинется примерно на 40–50 километров дальше, что сыграет важную роль в упрочении кольца окружения».
1. Еременко А.И. Сталинград: Записки командующего фронтом. М., 1961. С. 369; ЦАМО. Ф. 220. Оп. 459. Д. 4. Л. 426; Oп. 468. Д. 24. Л. 40;
2. Великая победа на Волге. С. 370.
3. ЦАМО. Ф. 220. Oп. 453. Д. 8. Л. 106, 129.
