Валентин Колесников
Бриллиант из старинного портрета
Игра в рулетку продолжалась несмотря на то, что в большинстве казино Киева я числился в черных списках. И в этом была виновна моя система игры, которую я разработал, прикрывая свои истинные способности влиять на выпадение шарика в нужную мне ячейку колеса рулетки. Но все по порядку. Такие способности я обнаружил в себе, когда бриллиант из старинного портрета вернулся ко мне, став моим талисманом. В казино «Козерог» не все крупье поддавались влиянию внушения на расстоянии, поэтому нужен был именно тот человек, который легко шел на телепатический контакт, не подозревая об этом, потому что общение, или точнее, внушение шло на уровне подсознательного восприятия моих команд. Я обнаружил эти способности у себя случайно. Когда сыграл там с крупье, который всегда бросал шарик с определенной скоростью. Эта скорость бега шарика позволяла без труда контролировать движение шарика вокруг вертящегося колеса рулетки и в определенный момент останавливать, и загонять в нужное поле соседей того номера, на который была сделана ставка. А вот уже в казино «Dandy» включалась программа. В работу вступал магнит, который тянул шарик на ячейку колеса с номером, на котором не было ставок. Шарик иногда прекращал свой стремительный бег, скажем, по часовой стрелке. И вдруг, ни с того ни сего, начинал вращаться в противоположную сторону самостоятельно. Против часовой стрелки, подгоняясь к нужной ячейке колеса с необходимым номером, выгодным для казино. Мне было интересно раскручивать казино в свою пользу, особенно начиная с самой минимальной ставки в один жетон, доводя свой выигрыш до цифры сто. Мне было неприятно обнаруживать программу, которая загоняла шарик в нужную для казино ячейку на колесе рулетки, и однажды с этой программой пришлось столкнуться и мне. Не подозревая еще о ее существовании, и набрав с одного минимального жетона пятьдесят фишек, я решил поставить на номер пять, на соседи все пятьдесят фишек. В это время включили программное обеспечение. Стол завибрировал чуть уловимой вибрацией, программа вступила в действие. Шарик легко побежал вокруг колеса, постепенно замедляя свой бег. И, о чудо, останавливается на нужной мне цифре пять. Колесо почти закончило свое вращение, но еще медленно двигалось. Шарик резко выскакивает с ячейки номер пять, закатывается в ячейку 24, затем выталкивается с этой ячейки и вбегает в номер 16. В этот момент колесо застывает на месте, а шарик, медленно поднимается с ячейки 16 и становится на ребро между двумя ячейками 16 и 33. Я изо всех сил держал шарик, пытаясь затолкнуть в ячейку 16, но шарик продолжал стоять на ребре, колеблясь, то в одну, то в другую сторону. Конечно, мои силы не могут совладать с силой магнита программного обеспечения, и шарик пулей падает на номер ячейки 33, застывая там, под действием магнита, как прилепленный. В это самое время, когда я отвел свой взгляд от шарика и отвернулся, чтобы хоть немного перевести дух, увидел, что со стороны зала на меня смотрит не высокого роста коренастый и совершенно лысый охранник. Недобрый взгляд его сверлил меня, словно хотел просверлить насквозь. Моя рука машинально, как за пистолетом, опустилась в карман. Там еще оставались два жетона. Заметив мое движение руки в карман, охранник быстрыми шагами направился в мою сторону. Он взял меня за локоть, сказав:
– Можно вас на минуточку.
Я последовал за ним, сделав два шага. Он наклонился ко мне, почти к самому уху и не громко сказал:
– Кассу видишь?
– Да, конечно, вижу.
– Вот иди туда, сдай свои фишки и больше, чтоб духу твоего сегодня не было в казино.
– Что, мне вообще не приходить сюда?
– Сюда? Нет, почему же, можешь, только играть будешь в этом зале на первом этаже.
– А, в зале на втором этаже? – сделав наивные глаза, спросил я.
Но охранник мне не ответил, он отвернулся и ушел в дальний конец зала. Остановившись там, он стал наблюдать за мной. Все мои фишки в количестве пятидесяти единиц сгорели. В окошке кассы я поменял оставшиеся две фишки достоинством по две гривны, получив на руки четыре гривны, направился домой. По дороге стал размышлять, почему мне запрещено посещать второй зал казино, что на втором этаже? И все наконец понял. Там не было программного обеспечения на игральных столах. С этого казино, конечно, я ушел ни с чем. Но, когда я обнаружил себя в черных списках некоторых казино, то из откровенной беседы с менеджером, узнал, что администрация «Dandy» внесла меня туда и распространила эту информацию другим, но уже за деньги. Дома я внимательно стал анализировать систему игры при ставках на соседей. Из анализа отслеженных мною выпавших номеров мне стало ясно, что каждый крупье ведет игру со своего броского шарика. И в среднем его броски отличаются от бросков остальных крупье. Шарик падает в определенное поле соседей и таких полей семь для каждого крупье свое поле. Значит систему надо строит исходя из выпавших номеров, характеризующих поля того или иного крупье. Осталось выяснить, сколько времени отводится для анализа бросков того или иного крупье, чтобы фиксировать системой выигрышные поля. Смена крупье состоит из двадцати минут. Значит, минут десять я могу спокойно наблюдать за игрой, и концентрировать внимание на работе крупье за столом. Когда он механически начинает бросать шарик, сосредотачивая внимание на столе, вот тут включается его подсознание и броски не выходят за определенные поля соседей, можно включать систему и делать ставки не более чем на трех соседей, при условии, что стол не подключен к программному обеспечению. Итак, в казино «Dandy» мне путь заказан. Остается «Козерог» и казино «Василек». Первое, для крупных ставок. Второе для мелких ставок, тренировочных. И я стал раз в месяц навещать «Козерог», снимая там по 1000-1200 гривен. «Василек» посещал чаще, примерно два раза в неделю и что самое интересное в четверг. Потому, что четверг день профилактических работ и все программы в этот день не работают, поэтому ведется «честная» игра, если вообще игру в казино можно называть честной. Так продолжалось до тех пор, пока премьер министр Тимошенко Юлия Владимировна не запретила своим Указом деятельность казино в Украине, загнав игорный бизнес в подполье, с которым я не хотел связываться, да и не мог, в силу своего эмоционального настроя. Итак, сообщив жене, что мой бизнес с казино сам собою завершился, в силу сложившихся обстоятельств и, что мне необходимо искать нормальный заработок…
Глава 3. Неликвид
Что делать, и как решать свои дальнейшие денежные проблемы, я не знал. С этим осторожно выбравшись из постели, чтобы не разбудить жену, побрел на кухню пить кофе и хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию в этом не маловажном житейском вопросе. Неожиданный телефонный звонок, заставил оторваться от недопитой чашки кофе и вскочить с места. Выбежав в коридор, я схватил телефон и внес себя вместе с телефоном за кухонный стол:
– Валентин Альбертович, это Юрий Михайлович, – раздался мужской незнакомый голос, – вы меня не знаете? – продолжал он, – Но я помню вас по работе в первом цеху завода «Авиант».
Юрий Михайлович, бесследно исчезнувший в бурных девяностых, вдруг появился почти, не откуда, позвонив неожиданно. Я стал рыться в своей памяти, но никакого Юрия Михайловича мои закрома памяти не вспоминали, прошло больше двадцати лет с того времени, когда я там работал, вернувшись на родину после службы в армии, все и не упомнишь.
– Меня направили в техотдел цеха номер один после окончания политеха, как молодого специалиста. – Продолжал он.
– Юрий Михайлович, можно по конкретнее, что вы хотите от меня?
– Надо встретиться и обсудить некоторую тему не по телефону.
– Хорошо, где и когда?
– Да хоть сейчас, Валентин Альбертович. Если есть время, то я вас жду в переходе на станции метро «Театральная». Там есть кафе. Я буду в кожаном черном плаще и в шляпе. Вы узнаете меня, по черной бородке.
– Хорошо, Юрий Михайлович, ждите, через сорок пять минут буду.
За стеклянной стенкой кафе я сразу узнал Юрку Годунова, секретаря комсомольской организации цеха номер один в восьмидесятых годах, правда, немного располневшего.
– Привет, Юрий Михайлович! – еще с порога кафе крикнул я, – Ты куда пропал, что тебя нигде не было не видно и не слышно?
– Понимаешь, Валя, я теперь житель и поданный Израиля. С матушкой пришлось сменить гражданство, когда развалился Союз и начался беспредел девяностых. – Разливая в стаканы виски «Jameson», говорил Годунов. – Ну, давай за встречу двух коллег по восьмидесятых.
– Давай. – Чокнувшись с Годуновым, я спросил:
– Ну, рассказывай, что тебя привело к нам?
– Валик, расскажи лучше ты о себе; ведь так давно не виделись?
– Что рассказывать; дочь вышла замуж. Я без работы. Дочь требует, чтобы мы продали трехкомнатную квартиру и купили две однокомнатные. Одну отдали ей, а в другой жили бы сами. Это при падении цен на недвижимость и абсолютное безденежье.
– Вот я и предлагаю тебе заняться неликвидами.
– Это, что еще за хрень такая? – от хорошего напитка виски ударило в голову, и я стал более развязано, панибратски, как тогда, когда мы были молоды в восьмидесятых.
– Дело в том, что на фабрике имени Довженко, это такая есть в Киеве, отработанные киношные пленки, с содержанием серебра сжигали и пепел перерабатывали, добывая серебро гидролизным путем на этой же фабрике. Электролит с кислотных ванн сливали в отстойники, расположенные под фабрикой. В этом электролите, вернее в иле из электролита масса редкоземельных элементов, в том числе и серебра, и золота. Технологии по добыче серебра, сам понимаешь, при Союзе были не совершенны. Так что от тебя потребуется сходить на фабрику и взять образец этого ила для анализа, чтобы определить пригодность для дальнейшей переработки.
– Насколько я понял, этот образец доставить тебе.
– Конечно. Лучше всего трехлитровую полиэтиленовую емкость от воды, что продаются в супермаркетах.
– Послушай, но как я смогу проникнуть в этот отстойник?
– Там есть специальные заборщики, они на длинных металлических шестах. Ими черпают для анализа пробы этого самого ила.
– Хорошо, но сам понимаешь, в наше время никто и пальцем не пошевелит без денег.
– Само собой.
Юрий Михайлович достал из внутреннего кармана плаща пачку стодолларовых купюр, сунул мне.
– Держи. Это аванс, сделаешь дело, получишь еще столько же.
У меня глаза полезли на лоб от такой щедрости. Конечно, я согласился. И условившись о звонке по мобильному телефону, распрощавшись ушел домой.
– Где ты был, Валик? – с порога спросила жена.
– Деловая встреча была по бизнесу.
– Смотри не влипни никуда?! – Строгим голосом приказала жена.
– Лиличка, душа моя, не маленький же я? – ответил ей, и ушел на кухню, едва вскочив в домашние тапочки. Навстречу мне из кухни, виляя пушистым хвостом, выбежал наш песик немецкой породы Шпиц, по кличке Марселька, которого я подобрал возле супермаркета на берегу озера. Приветливо поскуливая, Марселька передними лапками погладил мои ноги по брюкам, и стал смотреть на меня огромными глазами, почти человеческим взглядом, ожидая угощений. Я поискал глазами на кухонном столе нарезанные ломтики моркови в блюдце и высыпал ему в его миску. Затем вытащил пачку стодолларовых банкнот и пересчитал. В этой пачке было десять тысяч долларов США. Меня стали посещать мысли сомнений. Почему такая большая сумма за пробу. Ведь при наилучшем раскладе этого ила на элементы не получим достаточного результата все равно. Согласно научно исследовательских работ доктора технических наук Федоткина Игоря Михайловича, описанных в книге Кавитация, разложение такого ила с помощью коллоидных растворов при помощи инструмента кавитации не даст эффективного результата. Так как содержание редкоземельных элементов в подобной суспензии крайне малое количество и не представляет особой ценности, чтобы извлекать в промышленных количествах. Хоть метод такой и эффективен, но только при содержании нужных элементов в руде или в материале более пяти процентов. Тут, что-то другое ищут заказчики, которых представляет в данной ситуации Юрий Михайлович Годунов. И это мне предстоит выяснить, когда я добуду ему образец осадочной смеси. Жене я не стал сообщать о крупной сумме денег. На следующий день, порывшись в компьютере и найдя месторасположения фабрики, уехал на метро в сторону станции «Голосеевская Площадь».
Фабрика располагалась на Московской площади, и найти проходную не составляло труда. Въездные ворота были открыты настежь, редкие посетители проходили мимо окошка вахтера, показывая пропуска, кто шагал, не утруждая себя доставать пропуск. Я так же прошел на территорию фабрики без остановок и предъявления, какой-либо бумажки с гербовой печатью, заклеенной в корочки удостоверяющую мою личность. У первого встреченного сотрудника спросил, где находится химический отдел. Он указал на административное здание, ответив:
– Вон там, спросите Маргариту Федоровну, она сейчас замещает главного технолога и это начальник технологического химического отдела.
– Спасибо! – Коротко бросил я, и направился в сторону администрации. Там, уточнив где кабинет главного технолога, поднялся на второй этаж и уже стучал в дверь кабинета. Услышав, женский голос:
– Входите! – вошел. За письменным столом сидела маленькая с круглым лицом женщина. Она внимательно смотрела в экран монитора, щелкая клавиатурой компьютера.
– Вам, что? – не отрывая взгляда от экрана, спросила.
– Я хотел бы поговорить с Маргаритой Федоровной.
– Ну, я вас слушаю? – оторвав взгляд от монитора, вопросительно взглянула на меня начальник химического отдела.
– Я представляю частную компанию, и меня интересуют производственные химические отходы гальваники.
– Конкретнее, что вас интересует? – в ее синих глазах мелькнули огоньки любопытства.
– У вас был гальванический цех, где вы производили покрытие кинопленок составом соединений серебра. От этого производства были отходы. Вы их сливали в отстойники, вот эти отходы меня интересуют.
– Ого, там за всю историю киноиндустрии Советского Союза знаете, сколько там скопилось тысяч тонн. А зачем это вам? – в крайней заинтересованности спросила Маргарита Федоровна.
– Простите, я забыл представиться, – пытаясь выиграть время и собраться с мыслями, чтобы чего не сказать лишнего, продолжал, – меня Валентин Альбертович зовут, я главный инженер компании «Солярис», – соврал ей, – слыхали такую?
– Нет. А, чем занимается эта компания?
– Редкоземельными металлами. А в отходах, которые накопились в отстойниках множество различных элементов.
– А, понимаю. – Маргарита Федоровна, пощелкала клавиатурой компьютера. Раздалось жужжание, и принтер выдал какую-то таблицу.
– Вот содержание всех элементов в процентном отношении, что мы получили в ходе анализа осадков. Она протянула мне сводку анализов.
– А давно вы изучали этот состав элементов?
– А, что за десять лет, там что-то изменилось? – вопросом на вопрос ответила она.
– Да нет, но я тут смотрю, что у вас выписаны элементы содержанием до четвертого знака, а наши анализы предусматривают точность до шестого знака после запятой.
– Что вы этим хотите сказать? – упрямо спросила Маргарита Федоровна, явно недовольная моей настойчивостью.
– Я прошу вас предоставить нам образец осадка для нашего анализа.
– Не поняла? – испугано спросила она, рука, держащая копию сводки, у нее задрожала. Заметив это, она прижала листок к столу, чтобы скрыть дрожь.
– Мы сделаем свой анализ, а затем, если он нас устроит, избавим вас от скопления вредных веществ накопленных почти в центре города.
– И, что выбудете с этим ядовитым хламом делать? – допрашивала меня упрямая женщина.
– Переработаем в безопасное сырье. – Спокойно ответил я.
– А не подскажите, каким это способом?
– Мы внедряем метод Федоткина на основе коллоидных растворов, которые смешивают измельченную субстанцию почти до атомного размера частиц с помощью кавитации в водном растворе.
– И, что из этого получается?
– Вы, что ни будь слышали о колоне Федоткина?
– Что это за новое изобретение?
– Да ничего нового. Просто каждый редкоземельный элемент имеет свой удельный вес и при определенном измельчении расслаивается в коллоидном растворе. В этом колоне образуются слои из редкоземельных соединений с содержанием основного вещества до пятидесяти шестидесяти процентов и извлечь элемент из обогащенной суспензии ничего не стоит. Или иными словами без особых затрат.
– Гениально! – не то насмешливо, не то восхищенно, воскликнула Маргарита Федоровна.
– Вы посуду принесли с собой?
– Да, на проходной оставил.
– Ну, я вам сейчас пропуск выпишу. У вас есть документы?
– Да, – и дал ей свой паспорт.
Она выписала мои данные, вернув паспорт, сказала:
– Идите, Валентин Альбертович за посудой, принесете сюда в кабинет. А я в это время подпишу вам пропуск, чтобы вопросов не было и дам вам сотрудника для забора проб.
Из кабинета главного технолога я вышел победителем. Пройдя за проходную, в супермаркете купил бутыль с водой, воду вылил в траву и вошел на территорию фабрики с порожней трех литровой тарой. Маргарита Федоровна вручила мне пропуск, со словами:
– Вот Василий Львович, – указав на пожилого мужчину в рабочей робе, – он вам наберет образец осадка. Он в курсе. Вася ты все понял?
– Так точно, командир! – как в армии ответил рабочий.
Я принес полную бутыль маслянистой зеленоватой пастообразной смеси отходов в плотно завинченной пробкой. Несмотря на это от моего кулька с этой пастообразной пробой несло химическим запахом серной кислоты, и жена сказала мне, чтобы я вынес эту гадость из квартиры, как можно быстрее, если мы хотим остаться в живых.
– Да не волнуйся так. Я сейчас вынесу химию на балкон и еще упакую плотнее в кульки.
Она согласилась. Утром, я созвонился с Юрием Михайловичем и понес ему образец, взятый на фабрике. В том же месте, как и в прошлый раз, он ждал меня с бутылкой виски за столиком в кафе в подземном переходе на выходе из метро станции "Театральная".
– Ну, ты, Валентин и специалист. И где таких знаний набрался? – спросил меня Годунов, когда я рассказал ему, как мне удалось добыть образец отходов.
– Книжки надо читать научные всякие, в том числе и профессора доктора наук Федоткина. Он же преподавал там вам в политехническом институте гидродинамику, помнишь, когда я с дуру из авиационного перевелся из Уфы в Политехнический, правда пришлось перевестись обратно и закончить продвинутый институт, а не шо попало?
– Ну да помню. Но особо я не интересовался этой кавитацией.
– По этой тематике у него двадцать семь книг написано, это он мне сам сказал, когда я ему задавал вопросы на конференции, куда меня от завода «Авиант» направили. Ты лучше скажи мне, зачем это тебе и, что ты собираешься с этим делать?
– Много будешь знать, скоро состаришься. – Шутливо ответил Юрий Михайлович.
– Ну, ты меня за лоха не держи, я ведь не лыком шит. А все же должен знать, что ты намерен с этим делать.
– Для начала вот возьми твою долю. – С этими словами Юрий вынул еще одну, такую же пачку стодолларовых купюр, и сунул мне в конверте. С улыбкой добавил:
– Заслужил. Больше я тебе ничего не скажу, не велено.
Он взял кулек с образцом и ушел. Я уехал домой, безмерно порадовать жену деньгами, которых хватило ровно на месяц, превратив в стиральную машину, новый холодильник и раскладывающийся диван кровать в комнату дочки.
Юрия Михайловича в гостинице Днепр, что на Европейской площади, в номере поджидал эксперт, о котором он не говорил мне.
– Ну, что есть? – спросил он на английском языке.
Юрий поставил бутыль на журнальный столик и распаковал кульки. Комната стала наполняться едким химическим запахом серной кислоты.
– Сем, давай быстрее, видишь какая вонь. – Обратился Годунов к напарнику по имени.
Сем, молча, достал из кейса аппарат, напялил на уши наушники, стал пультом аппарата внимательно водить возле бутыли с содержимым образца. В наушниках раздавалось потрескивание. Это потрескивание ослабевало возле двери комнаты, а при приближении усиливалось.
– Фонит прилично, – сказал Сем, – почти полтора рентгена в час, хоть времени прошло лет с двадцать, как мы там утопили два стержня с институтского ректора.
– Что ты намерен решить, какие выводы? – встревожено спросил Юрий.
– А выводы простые. В этом хранилище прекрасная изоляция. Я исследовал местность. Радиоактивный фон нормальный, никаких отклонений, так что можно давать команду.
– А это куда? – указывая на бутыль, спросил Юрий.
– Тебя учить, что ли? – с ухмылкой спросил Сем.
– Ну, понятно. И дальше как?
– Все зависело от нас. Теперь инвестициям на приватизацию фабрики дорога открыта. Хозяином можно сделать хоть бы и твоего Валентина Альбертовича.
– Ну и как это будет выглядеть, в Киеве и контейнеры с отработанным радиоактивным топливом? Европа же рядом, а? – спросил Юрий.
– Хранилище оснащено лучше Чернобыльского саркофага, так что не дрейф. Победа будет за нами, мы победили. – Похлопывая дружески по плечу Юрия Михайловича, с довольной улыбкой отвечал Сем. – А, что самое главное, что к этому хранилищу нет у общественности никакого внимания, никому даже в голову не придет, что там будет спрятано полторы тонны радиоактивных отходов. А нам приличные деньги. И экология не нарушена.
– Ты представляешь, что такое агрессивная среда. Эти контейнеры развалятся за сутки, и начнется такой фон, что Фокусима с Хиросимой и Нагасаки покажутся детской забавой.
– А тебе то, что? Мы будем уже далеко.
– Нет, дорогой, я на это не подписывался. – Запротестовал Юрий Михайлович.
– Ну, ты как знаешь, а мой самолет через два часа. Мне пора.
И эксперт вытащил из кобуры пистолет с глушителем, и выстрелил в Юрия Михайловича. Пуля попала в сердце Годунову. Сем подошел ближе и сделал контрольный выстрел в голову, добавив презрительно:
– Собаке собачья смерть! – Сказав это, он бросил пистолет на труп.
Бутыль забрал с журнального столика и закрыл за собой дверь на ключ. Кулек с бутылью выбросил из такси по дороге в аэропорт Борисполь. Из газет я узнал, что случилось с Юрием Михайловичем. Две недели, пока шло следствие, я боялся, что скоро за мной придут, как за соучастником преступления. Но все прошло без последствий, как видно человек под именем Сем Левински умел заметать следы…
Таким образом я пришел на завод «Авиант» и стал работать инженером технологом цеха №1 с зарплатой 800 гривен в месяц. Для удобства получения зарплаты мне выдали банковскую карту “Райффайзенбанк Виза” и деньги переводили на карту этого банка. Я тут же в банке открыл долларовый счет, и на часть снятых денег в банкомате стал покупать доллары и носить в кассу банка накапливая их на счету, благо в то время курс доллара к нашей гривне был в несколько раз больше не сравнимо с нынешним …