Вспомним о том, как пришли Вайлы на землю русскую, пришли несметною силою. А в руке – меч кривой, борода в косички плетёная, а на голове – шапка горшком. Много пеших шло, и много конных, налетали горшкоголовые на Дедов-Прадедов, как волки, по степи рыскали, скот отбирали, серебро-злато высматривали.
Вздохнули Деды, за мечи медные взялись и пошли обороняться от нечисти. Разбили одну часть Вайлов, за ней другая идёт, разбили ту, а за ней третья встаёт. Увидели Деды, что сила у врага немереная, и нет ей ни конца, ни краю.
И захватили злые Выйлы почти всю Русь. И стали они людей и царей-князей плетьми бить, требовать у них золота, и детей мучили, чтоб казну спрятанную указали.
А у Дедов тогда ни серебра, ни золота не было, а только медь одну знали. И сам царь дедовский старый Рогач никакой казны не имел, жил, как все люди племени, – скотину держал, молоком да сыром питался, а про золото ничего не ведал.
Убили его Вайлы злые. А когда поняли, что взаправду у Дедов ничего нет, тогда взяли половину людей в полон и погнали на солнце Египетское, и угнали их в рабство до конца жизни.
А другая половина Русов убежала к полуночи, там по лесам жила и скиталась.
А потом окрепли Русы, размножились и вернулись, чтобы Вайлов побить.
А те Вайлы давно в степях сгинули, только кости старые белелись в траве.
Когда не стало на Руси царя Маха, всё прахом пошло. Скотина умирала, разбойники нападали со всех сторон и уводили людей в рабство. Заплакали Русы:
– Сиромахи мы бедные! Некому теперь нас от врага боронить!
Услышала тот плач царица вдовая и так сказала:
– Ежели плакать да горевать, то ещё горше будет. Неужто не осталось средь вас молодцев храбрых? Пусть придут ко мне самые лепшие!
Сошлись добры молодцы – один другого краше – сошлись и стали спориться, кто сильней и ловчее, кто из них воеводой будет, а остальные чтоб слушались.
А царица сказала им:
– Почто споритесь? Я буду вашей начальницей. А кто мне не подчинится, тому голову сниму напрочь!
Примчались тут гонцы издалека и принесли недобрую весть, что царь Вайлов Киряка идёт на Русь с войском многим и перебил уже стражу полуденную.
Позвала царица Сиромахова сына своего Богураза, велела отправляться на полудень и выведать у врага его коварные замыслы.
Пошёл царевич Богураз искать Вайлов. А те, хитрые, с пути ушли, в горах спрятались, а на дороге обозы оставили. А в тех обозах кувшины глиняные, а в кувшинах вино старое, крепкое. Налетел царевич Богураз с войском своим на обозы, добро забрали, вино выпили. А потом попадали в будяки да заснули на солнышке.
Тут их, пьяных, Вайлы и порубили, а Богураза в полон взяли. Пришёл в себя Богураз-царевич, затужил и горько закручинился, что так оплошал и позволил взять себя пьяного.
А царица Сиромаха уже о том прознала, поставила над войском младшего сына Винамира и на выручку поспешила. Два дня шла, да опоздала: убили Вайлы царевича.
Поплакала Мать-Сиромахова, а потом на Киряку-царя напала, войско его разбила, а самого царя в полон захватила.
Привели Киряку к царице, а та и говорит ему:
– Ты почто сына моего Богураза сгубил? Почто пришёл пить кровушку русскую? А захотел крови, так будет тебе!
И велела царица отрубить пленным Вайлам головы, а кровью их напоить Киряку-царя досыта.
А когда напоили его так, что он пьяный стал, сняли и с него голову, чтоб другим впредь неповадно было на Русь зариться.
И долго царица Мать-Сиромахова Дедами нашими правила и суды праведные рядила.
И не раз ещё Деды с Вайлами бились, что войною на Русь шли, да не удалось им ни Дедов побить, ни Русь нашу закабалить.
В прадавние времена, о каких и старый ворон не крячет, во времена времён, которые от давности пожелтели, как старая борода Прапрадеда нашего, расскажем правду о тех временах, когда на русскую землю ойранский царь Киряка шёл с силой своей несметною. И шёл он первый раз на Русь, чтоб Щуров-Пращуров наших побить, землю дедовскую отобрать, русское имя на ней истребить и сделать её Ойранщиной.
Что за туча тёмная встала, что за туча весь полудень облегла?
А то Ойранцы идут с Кирякой, а за ними рать несчитанная с конями, верблюдами, с быками, ослами и припасами многими.
И была над Пращурами нашими царица, и звали её царица Сиромахова. Собрала она рати русские, поставила сына своего Винамира воеводою и послала их на врага.
Что за пыль по степи встаёт, и куда вороньё летит? А летит оно на поживу скорую, чует смерть многих храбрых витязей. И ещё летят гонцы борзые, всем разносят наказ царицы: уходить поскорей к полуночи в леса тёмные, в балках прятаться, чтоб стада врагу не досталися, чтобы враг людей не хватал, не бил, старых с малыми не уродовал, и не лил руду-кровь славянскую.
Ой, не плачь, не кричи, матерь русская, когда к сече зовут твоих детушек, не тужи по ним преждевременно. Коль сохранит их Перун – воротятся, а падут, как герои, со славою – уйдут в Ирий к лугам Сварожиим. Сам Перун им навстречу выедет на белом, как снег, коне и уведёт их в чертоги небесные…
Повернули возы к полуночи, пошли кони, быки с коровами, побежали телята с овнами. Потянулись в леса дремучие, чтобы там от Ойранцев прятаться, переждать беду неминучую.
И летят по степи комонники, и бросают клич во все стороны:
– Все, кто молод, на рать иди!
– Все, кто крепок, на рать иди!
– Защищать иди землю русскую!
– Идут нам Сербы на помощь, идут Славутане с Днипра широкаго, идут люди с Карпат-горы, спешат они на допомогу нам! Держитесь, братья, бороните землю свою, не отдавайте ворогу!
И схлестнулись две силы грозные, будто две волны в степном море. Застучали тут стрелы острые, заблистали кинжалы медные, полилась в землю кровь горячая. Бьются воины до самого вечера, и один день, и другой, и третий, лишь когда темнота спускается, то по станам своим расходятся.
И взяли Русы в полон самого Киряку-царя с воеводами и привели их к царице.
И велела Сиромаха отрубить им головы, а Киряку напоить той кровью, а потом казнить, чтоб другим неповадно было на землю русскую хаживать.
А когда наступило другое утро, исчезли Ойранцы, будто их никогда и не было, не захватили ни Русь, ни Пращуров, ни стада наши, ни волюшку.
И собрались все Русы на Великую Тризну – славить мёртвых, славить царицу Мать-Сиромахову и сына её Винамира, и богов русских, что врага одолеть помогли.
Ели Русы страву поминальную, пили мёды, играли на скрипицах, на кобозах своих журавчатых да гуслях переливчатых. Поминали героев-витязей, что до смерти с ворогом бились. А найлепшая смерть – в бою, она ведёт прямо в Ирий к Сварогу. И Мор с Марой тогда отступают и не могут взять того витязя, что со славой лёг в землю русскую. И Сварог-отец сам речёт ему:
– Садись, сыне мой, одесную, ибо в Навь принёс персть родимую, и отныне будешь иметь жизнь вечную!
Сказание про царя Кныша
Во времена Дедов и Прадедов наших, про которые и самые старые люди уже позабыли, был у наших Пращуров царь Кныш.
Жил он как все – ни в селе, ни в граде, а на своём добром возу, железом окованном и двумя лошадьми запряжённом. На возу было и добро его, и сундуки, сзади поставленные и попоной накрытые. А впереди – сам царь сидит и кныш хлебный жуёт, за то его Кнышом и прозвали.
И Деды наши о добре своём заботились, за детьми смотрели, чтоб не попал кто под колёса с воза, а скот чтобы траву зелёную ел и воду чистую пил.
Так всю весну и жаркое лето по степи на травы наши Деды ездили. А осенью приезжали Греки, покупали скот, продавали горшки, меняли пиво-вино и соль-перец на шкуры, а за гурты скота давали серебро-золото.
Кныш-царь сам за всем смотрел, чтоб Греки хитрые не обманули людей. Заметил как-то, что один Грек хитрит, и пригрозил ему своим кием дубовым. Грек стал кланяться и всё на шутку сворачивать. А потом сказал Кнышу, что Дурий-царь на него злобится и хочет отнять его землю.
Посмеялся царь, а когда уехали Греки, созвал к возу воевод и велел про всякий случай к войне готовиться, чтоб до весны всё было как надо.
Стали воеводы молодёжь обучать, как пику держать, как мечом владеть, как засады устраивать. А в полуденную степь выслал Кныш дозоры, чтоб неусыпно врага выслеживали.
Прошла зима холодная, стало тепло, началась весна цветучая, трава пошла яручая, только живи да радуйся!
Да примчались гонцы с полудня:
– Идёт Дурий-царь с силой страшною, и уже он в трёх днях пути от нас на полудне!
Поднял царь Кныш дуду в небо, загудел так, что трава склонилась, полетел гудёж над ланами дальними, возвещая людям о беде-войне:
– Эй, люди добрые, опасайтесь, идёт на нас война страшная! Уходите к полуночи в леса тёмные, угоняйте скот, забирайте детей и старцев!
А молодёжь и все воины – на коней с мечами и пиками!
Сел Кныш на коня, взял меч и повёл войско навстречу врагу.
И видит – земля на полудне дымом взялась, чёрной пылью окуталась, и гудит, и чадит, и полыхает пожарами. Это враг идёт, враг несчитанный, по земле русской валом катится. Полнеба уже в дыму и пыли, аж до Солнца та туча встала, и течёт враг силой немереной.
Пришёл и станом раскинулся. Выслал Дурий-царь в разведку Вайлов своих. Идут Вайлы, голова у них глечиком, а на голове валенки вместо шапки надеты, – шапки у них были такие, из войлока свалянные, на печные горшки похожие. Ничего не увидели Вайлы и в стан вернулись.
А Кныш спрятал своих людей по балкам, а ночью послал лепших герцев. Напали они на стан вражеский, шум устроили, переполох, не давали спать до самой зореньки. А как Заря встала, они исчезли, как не было!
А следующей ночью опять тревожат Дурия-царя до утра раннего. Потом спать ложатся, а другая часть днём выскакивает и Вайлов за собой выманивает. Ни днём, ни ночью нет Дурию-царю покоя, вымотались его воины, стали сонными, никуда не годными – ни в поле воевать, ни стражу нести.
И стояла тем летом в степи жара небывалая, трава высохла в порох, и многие источники иссякли. А в те, что остались, Кныш-царь приказал дохлую скотину кидать, чтоб враги не могли напиться. А сам опять посылает герцев – те поскачут, врага подразнят, а когда Вайлы за ними погонятся, уносятся прочь через кусты. А из кустов пешие воины русские выбегают, бесстрашно под коней вражеских бросаются и вспарывают им брюха длинными ножами-оконяками. Летят враги наземь и от мечей гибнут.
Растерялся Дурий-царь: вроде и войны настоящей нет, а каждый день людей его убивают, ни спать, ни отдыхать некогда, ни еды, ни питья не стало. Кони и люди мрут сами собой, без сражения.
И разверзлись как-то ночные пологи, заблистало над степью зарево, загремела гроза небесная, и с облаков поскакали всадники – то сам Ондра-Перун со Сварожичами на врагов незваных напал.
Полетели над степью Перуничи, стали бить-бросать в неё молнии. Загорелась степь сухостойная, сизым дымом и мглой укуталась.
Увидели Русы тот добрый знак, закричали радостно:
– С нами Ондра-Перун! Сварожичи с нами! А Ойранцам – смерть неминучая!
Стали пучки травы поджигать и бросать вокруг стана вражеского. Закричали тут в стане вражеском, стали в бубны бить, дудеть в трубы. А степь занялась вся жгучим пламенем, и метались в нём звери дикие, от пожара ища спасения. И не выдержали Ойранцы, дрогнули и побежали. А Огнебог русский погнался вслед за врагом.
А вослед им Русы наскакивают, догоняют обгоревших и обезумевших, гонят в стан.
Побросали Дурий-царь с вояками всё добро своё и награбленное, вскочили на коней и потекли к полудню. Вайлы ноговицы свои снимали, горшки с голов сдирали и бросали, мечи теряли и что есть духу удирали назад.
Покончил войну Кныш, сел на свой воз да опять за сладкий кныш взялся.
Тут сказанию конец, делу венец, а людям, что землю нашу от врага защитили – слава! И Богам слава, что победу нам дали. А теперь пора к столу поспешить, поесть-попить и Дедов похвалить!
Детям – в науку, старым – для памяти.
Сказания этой главы переносят нас к берегам Днепра-Славуты, в привольные степи Таврии, на Кубань и Дон – к местам обитания Русов с самой глубокой древности. В «Сказании про Родню Волынскую» речь идёт вообще о периоде каменного века. Другие сказания повествуют о более поздних временах, когда русы были скифами-скотоводами (от древнеславянск. «скуте», «скуфе» – скот), но ещё не занимались земледелием. Это потом их Орай-отец пахать и сеять научил («Сказание про царя-пахаря»).
А до этого «ходили Пращуры по степям, стада гоняли, в телегах жили, и всё добро – на возу, и жена с детьми, и всё добро – скотина в степи, овцы, коровы, лошади…» В «Сказании про царя Ругату» (помещён в пятой главе) рассказывается о плетёных кибитках, служивших домом для кочевых скифов («амаксобиев» – по определению греков). «И ходили люди табором на больших возах, лошадьми запряжённых, а на возах плетёные козыри поставлены, а сверху войлоком обтянуты, а внутри сено и овечьи шкуры настелены. И живут на тех возах деды старые, бабы, дети, жёны и раненые. А мужи сильные с мечами и пиками за возами скачут на баских буланых конях, а за спиной у них – тульи стрельные, а за спиной – луки тугие, и каждый муж с врагами биться готов». Это описание невольно вызывает в памяти строки из трагедии «Прометей прикованный» известнейшего древнегреческого драматурга Эсхила (525–456 гг. до н. э.):
Пройдя невспаханные земли,
ты Скифии достигнешь. Там живут
кочевники в возах с плетёной крышей
с колёсами большими, и у них
в колчанах спят губительные стрелы:
их нрав жесток и страшен – берегись…
Конечно, разные племена в различных местах обитания имели неодинаковую степень социально-экономического развития, ведь и до настоящего времени наряду с нашим ядерно-космическим уровнем цивилизации существуют народности, живущие первобытнообщинным строем.
Так и в древние времена одни имели ещё каменные секиры, другие – медные, а иные уже владели железом. Во время прихода киммерийцев в Крымские степи там был ещё медный век (см. главу четвёртую), а в «Сказании про Макодуна-царя», жившего на Дону «до Комырей», известно не только железо, но и серебро, и золото. Хотя нельзя исключать временных наложений и сдвигов из-за давности событий. Однако русы на Дону и Кубани могли быть потомками Русов-Ойразов с их высоким техническим и социально-государственным уровнем развития. Поэтому, обращаясь к древним источникам, нам следует помнить и о временных сдвигах, и об условной степени развитости различных племён, существующих даже в одних временных рамках.
Повествование сказаний данной главы передаёт неторопливый и размеренный, как скрип скифской телеги, едущей по привольным степям, ход тех времён, подробности жизни и быта древних народов.
Мы видим, как медленно движется похоронная процессия, слышим печальный перезвон медных и железных блях, подвешенных к телеге умершего. Осторожно переступают кони, провозя старого степного царя по его земле, чтобы он в последний раз посмотрел на неё, чтобы люди простились с ним. «И вырыли люди могилу большую, в земле хоромы сложили из дерева, камнем кругом обустроили. Положили царя Огылу в санях, дали ему коней борзых, чтоб ехать далее – на Тот Свет, до Нави-реки. А чтоб было чем платить перевозчику, положили горшки с червонцами, с серебром и мелкою медью… Положили ему мяса, сухого творогу и зерна и зарыли с плачем могилу ту. Насыпали над ней высокий курган, а на нём посадили дубок молодой, чтоб хранил царя, тень давал летом, да чтоб гнездились на нём птички вешние…» («Сказание про Огылу Чудного»).
Под такими дубами потом вершились правосудия, справлялись Тризны по погибшим воинам, молодые бойцы устраивали богатырские потехи, чтоб умершие, на них сверху глядя, порадовались.
А вот обряд братского степного пира, обычай «вздынать» к небу рог с хмельным мёдом и лучший кусок мяса, наколотый на острие меча, чтобы Боги и Пращуры приняли дар и благословили еду и питьё, незримо присоединившись к застолью, где певцы – гусельщики-велесовичи, кобзари и домрачеи поют людям «про старовину», утверждая тем самым неразрывное единство живых и мёртвых, людей и богов, отцов и детей, отдельных Родов и всех Племён русских. До сих пор, поднимая бокал на застолье и провозглашая здравицы, мы продолжаем исполненную глубокого смысла традицию наших Пращуров и любим слушать народные песни, обретая тем самым чувство единства и силы.
Исполнено своеобразной романтики предание о том, как Русы, живя некогда в богатом краю, ушли с прародины в поисках Земного Рая – страны, где никто не умирает. Об этом упоминается и в «Велесовой книге»: «Род славян пошёл в ту землю, где солнце спит в ночи, где много травы на тучных лугах, а реки рыбы полны, и где никто не умирает» (дощ. 9-Б).
В «Сказании о древней Русине» также описывается, как русы, покинув Пращурский край, пошли «на медовые речки и кисельные берега. А там хлеб прямо с неба падает – бери и ешь! А там люди не стареют, а там дети не умирают!» Горькое разочарование постигло Русов, когда они поняли, что «нигде нету такой земли, по которой текли бы молочные реки». Что на новом месте нужно так же в поте лица трудиться, сражаться за пастбища для скота, за свою жизнь и безопасность Родов. И люди так же болеют и умирают, а времени уже много прошло – путь назад забыт и потерян.
В процессе этой непростой, исполненной опасностей жизни в степях Русы пришли к выстраданной философской истине, что лишь бы был хлеб да мир, «а что лишнего – то не надобно. Ибо от лишнего жена портится, сыны гуляют, работу бросают, дочки расходятся по чужим людям, и от лишнего человек остаётся один сам с собой – всем лишний» («Сказание про Усилу Доброго»).
Сказания часто упоминают царя Дида-Маха, объединившего много русских Родов, хотя сделал он это силой и хитростью: приказал своим воинам перебить напившихся царей, а затем «похоронил достойно в земле русской, а племена их под свою руку взял. С тех пор укрепилась Русь намного…»
«Сказание про царя Замаха» интересно своим перечнем родословной царя Маха. «Когда жили наши Щуры и Пращуры, был у них царь Замах, сын Свята. А Свят-царь был сыном царя Маха. А тот царь был сыном царя Гура, который тоже являлся сыном царей русских». Таким образом имеем цепочку Рода: царь Гура – царь Мах – Свят-царь – царь Замах – Замашко-царевич.
Также узнаём, что царь Замах был инициатором постройки Городищенской Руси в районе Северского Донца. Однако в это время роды и племена вновь стали обособляться. Пришли к Замаху гонцы «с Волыни, от Хорпов горянских (горских), от Карпат-горы и Дуная синего» и стали напоминать про Деда-Маха, который славянские племена вместе собрал, а теперь Словены не хотят признавать власть единого царя. Царь Замах послал сына Замашко-царевича, чтобы «ладу дал и Словенов до купы пригорнул». Но царевич был убит, пошла война, и Словены окончательно «отреклись от Русов… И стали с тех пор Словены и Русы раздельными».
Когда это произошло, мы можем только предполагать. Так, ежели царица Смромахова является вдовой царя Маха, то они жили в VI в. до н. э. (время войны с Киром). Замах является их внуком. Значит, разделение Русов и Словен (предков нынешних Словенов, Словаков, Сербов и др.) произошло где-то в V в. до н. э.
Другая, чрезвычайно интересная сторона собранных в данной главе сказаний заключается в том, что здесь можно отыскать истоки появления некоторых персонажей из наших сказок, былин, легенд. Это, например, колоритная фигура Бабы-Яги, которая в «Сказании про Дедовщину и Бабовщину» предстаёт в своём первоначальном виде, как совершенно конкретная женщина – баба Огуда. Она была инициатором своего рода революционного переворота в одном из Родов с насильственным захватом власти над мужиками, так как те постоянно ссорились и никак не могли «дойти до ладу». Старейшину Рода – Деда Углая – «осрамили, порты с него сняли, так водили, а потом на холме мечом голову сняли», и других мужиков «много было перебито насмерть». Бабы их сначала напоили брагой, затем отобрали оружие, а непокорных казнили смертью. Так воцарился матриархат – «Бабовщина», и длился он, «пока дети не подросли, и молодёжь не захотела старой бабе подчиняться. Сговорились юноши и как-то ночью на баб напали, старую Бабу Ягуду-Огуду убили, у остальных мечи отобрали, плетьми выпороли и заново детьми заниматься заставили, коров доить, молоко на-суръ ставить, волну сучить да борщи варить. Так и кончилась наша Бабовщина… а Дедовщиной-Русью и до сих пор живём».
Имя Бабы Огуды-Ягуды трансформировалось в сокращённое «Яга» и приобрело нарицательный смысл. Этот период последнего ренессанса матриархата крепко запомнился нашим предкам, так что дошёл и до нынешних времён, обрастая домыслами и легендами. Отсюда становится более понятным образ сказочной Бабы-Яги.
Некогда имевшая силу грозную и страшную, в старости она её утрачивает. Вспомним описание из «Сказки про Василису Прекрасную»: «Василиса вышла на полянку, где стояла избушка Бабы-Яги, забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами, вместо дверей у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами». То есть приводятся доказательства зловредной деятельности Бабы-Яги в прошлом. Но тщетны её потуги удержать былое влияние и могущество – близок конец её власти. Ведь в действительности только состарившуюся бабу Огуду смогли убрать мужики с престола Бабовщины. И потому падение матриархата, связанное со старостью Бабы-Яги, явилось столь радостным и запомнившимся на долгие времена событием для Дедовщины.
Также детализируется в сказаниях образ Змея Горыныча. Враги, которых Русы именовали «змеюкой» за их изворотливость и внезапные нападения, в какие-то исторические времена находились за рекой Горынью (приток Припяти), откуда совершали набеги на Русов. Своих противников Готов они также именовали «Годяки» или «Гадюки» (см. «Сказание про Родич-град, Род-князя и Рода-Рожанича» в десятой главе).
Позднее собирательный образ врага персонифицировался в Змея Горыныча с одной стороны и Богатыря – Защитника земли русской – с другой, тем более, что традиция поединка один на один с незапамятных времён существовала в воинской среде многих народов.
Таковы удивительные сказания этой главы.