Вадим Зиновьевич Кудрявцев
Простая история
– Катись ты… – и выпила залпом. – Фу, кислятина. Бр-р-р. Ты всегда такое любил… Никогда не понимала…
– Если б только это…
– Ну, давай-давай, заводи свою любимую песню… Какой ты бедненький-несчастненький. Слышали уже, можешь не напрягаться. Закажи лучше мне еще выпить.
– Тебе ж вино не понравилось…
– Не, такое вино ты сам пей. Ты мне водки закажи.
– Да, водка, конечно, вкуснее, – усмехнулся Дмитрий Васильевич и поднял руку, подзывая официанта.
Официант, не особо загруженный работой в почти пустом кафе, тотчас подошел.
– Будьте добры, принесите нам водки грамм, эдак, триста.
– Бокалы можно забрать? – по лицу официанта было видно, что где-то в глубине души он усмехнулся, стараясь не показывать это посетителям. – Может еще какой-нибудь закуски под водку принести?
– Ты как? – обратился Голубев к спутнице, но та лишь отрицательно мотнула головой. – Тогда пока ничего не нужно. Ее бокал можете забирать, а свое вино я еще допью. А что до закуски – посмотрим по мере выпивания и доедания.
– Хорошо, – официант забрал пустой бокал Елены Никитичны и удалился.
Буквально через минуту он принес две рюмки и небольшой графин, пузатый внизу и с длинным узким горлышком, стеклянную пробку венчал стилизованный кристалл. Прозрачная жидкость была налита ровно по самую широкую часть.
– Я сам налью, спасибо, – предупредил попытку официанта наполнить рюмки Голубев.
Официант кивнул и удалился. Дмитрий Васильевич налил половину одной из принесенных рюмок.
– Ну, что… – Елена Никитична подняла рюмку.
– Куда ты так торопишься? Поешь. Сейчас напьешься на голодный желудок…
– Это мое дело – мой желудок. Ты за собой смотри. Так вот. Что я хочу сказать… Говорят, ты хороший врач, Дима. Я, к счастью, в твои стерильные руки не попадала, Бог миловал. Но, говорят, хороший. Так что же ты, хороший врач, одних лечишь, а других калечишь?
– Это кого же я калечу, позволь спросить? – возмутился Голубев.
– Себя ты калечишь, Дима. Прежде всего, себя! Всё у тебя кувырком, всё не как у людей. Живешь через постоянные терзания какие-то, метания. Через боль. И сам же себе боль эту выдумываешь. Теперь вот уехать собрался… Не перебивай меня, – пресекла она попытку Голубева возразить. – Ты же понимаешь, что уехать с насиженного, обжитого, привычного места – это тебе не хухры-мухры. Это так просто и так сложно. Ты снова причиняешь себе боль. А думал ли ты, что рану эту зализывать будешь еще неизвестно сколько, если вообще залижешь. А зачем? Объясни мне, зачем?! Только потому, что ты себе так выдумал? Выдумал! Кроме твоих каких-то больных фантазий в этом нет никакой необходимости. Но ты себе вбил в башку, что надо уехать. Без этого тебе, видите ли, не живется дальше… Так вот я желаю тебе, доктор Дима, чтобы ты, леча других людей, обратил внимание на собственную жизнь. И перестал калечить себя и близких тебе людей. Аминь!
Елена Никитична осушила стопку сразу после слова «аминь», не чокаясь. Сначала она скривилась и начала махать ладонью около рта, словно пытаясь таким образом потушить вспыхнувший пожар, а потом взяла бокал ошарашенного Голубева и запила водку вином. Опешивший и замерший Дмитрий Васильевич только после этого пришел в себя.
– Ты чего, дуреха, делаешь?! Совсем обалдела?! Ладно, водку после вина. Но водку вином запивать!… Совсем что ли?! Закусывай давай! – Елена Никитична закусывала мясом и без настояний Голубева. – Ты головой думаешь?!
– А, знаешь, после водки и вино твоё не такая уж дрянь, – сказала она, улыбаясь, изрядно захмелев.
– Да… Это что-то новенькое…
