Вадим Валерьевич Булаев
Зюзя. Книга первая
Я довольно долго думал, что моя знакомая просто дура, пока не стал свидетелем её ссоры, в которой она очень лихо отмазывалась от всех обвинений. Все аргументы оппонента красиво разбивались о «Я не давала своего согласия» или наоборот. Ловко как, и предъявить нечего с такой манерой отвечать на вопросы! Похоже, что ещё с одной такой же хитрюгой встретился…
– Знаешь, – задумчиво произнесла она, – тут сейчас четыре беззащитных бабы, а ты ничего не требуешь. Странно это… Но пусть по-твоему будет, давай начистоту. Слово даю, больше никаких игр разума не устраивать не стану… Ты спрашивал, чего мы так вырядились? А что, надо было в кружевах и стрингах встречать? Так мы можем, легко… И накормим, и уложим, и обогреем, и отсо…
Я махнул рукой, прекращая это весьма интересное для одинокого мужика предложение. Не то место и не то время для утех.
Елена продолжила:
– Когда тебя у камня увидели, то мои вонючки, ну, мужики в смысле, сразу решили путника на тот свет спровадить. Я предлагала это ночью сделать, и то, если ты один будешь. Пустить, накормить, обогреть и только потом… Но им словно вожжа под хвост попала. «Да чё мы, лоха не уделаем!» – кого-то передразнивая, низким голосом проговорила она, – вот и уделали, дебилы… Раньше мужиков у нас пятеро было, но двое, как снег сошёл, ушли куда глаза глядят. И оружие всё с собой прихватили, козлы… Вот и пришлось на тебя чуть ли не с голой жопой идти. Так бы чёрта с два у вас получилось моих поубивать, те в этом деле красавцы были. Прохожих как орехи разделывали…
Она вздохнула, её взгляд подёрнулся мутной поволокой вспоминающего хорошие времена человека, затем покосилась на меня и продолжила:
– Пойми правильно, мне покойничков не жалко вообще. Мы не семья, не родня, да вообще никто. Жизнь случайно свела, и только. Но вот где мне новых брать? Самим нам никак тут не справиться.
– Не повторяйся, я это уже слышал. А почему вы здесь осели, а не в Фоминск ушли?
– А что мне там делать? Портянки вручную с утра до ночи стирать и мужа по разнарядке получать? Нет, спасибо. – засмеялась женщина. – В Фоминске уже есть хозяин, тесно нам там двоим будет. Я, чтобы ты знал, раньше сетью магазинов управляла, в подчинении около полутора тысяч человек было. И всех вот тут держала! – она яростно сжала кулачок. – Так что на вторых ролях жить уже не смогу. Да со мной даже учредители спорить боялись!
– Напиши про это мемуары, – грубо оборвал Елену я. – Давай ближе к сути.
– Почти всё уже рассказала. По разным причинам мы там не прижились. Мужики мои, что остались, как один ленивые и с судимостями, даже там посидеть по мелочи успели, потому назад ни ногой. У баб своя судьба, не спрашивай – скучно тебе будет в женском копаться.
– Ясно. Не интересны мне ваши биографии, тут ты права. Объясни мне лучше, зачем вы концерт с плачем и воем устроили, когда за раненым пошли?
Елена зябко повела плечами и, немного удивлённо, ответила:
– Так мы же не знали, ушли вы или нет. Долго ждали, пока хоть кто-то из кустов выйдет. Думали, что уже нет никого, но на всякий случай скорбь изобразили. Ну, кроме Таньки – та по-настоящему выла, и про отсутствие штанов в мотеле тоже ляпнула, дура…
– Штанов? – не понял я. – Объясни.
– Ну мужчин, мужиков, волосатых, яйценосцев – как тебе нравится. Мы так вас между собою, девочками, зовём.
Ого, сколько ласковых синонимов для сильного пола придумано! Хотя и мы не лучше – в долгу не остаёмся…
– Разобрались. Продолжай.
– Остальное ты видел. Поплакали, осмотрелись заодно – никого. Машка сбегала, тех двух придурков в кустах мёртвыми нашла, и тоже никого не заметила. Тогда успокоились и в дом пошли.
– А если бы на засаду напоролись?
– И что? Воющая баба – зрелище отвратительное, далеко не каждого возбуждает. На крайний случай попользовали бы нас как нравится, на том и успокоились. А мы бы со всей лаской и нежностью постарались вас тут остаться уговорить. Как надёжу и опору. И поверь, жёны из нас хорошие… Риск, что поубивают, был конечно, не без этого… Но маловероятно. Кто же от такого места, да ещё с женщинами, откажется?
Мне оставалось только восхищаться её рассудительности, решимости и логике. Права она, вот так, на всё готовое… Это же красота и гарем в придачу! Прямо вот вспомнился товарищ Сухов с его бессмертным: «Зарина; Джамиля; Саида; Гюзель…». Умна, умна тётка, не отнять.
– Никто, согласен… Точнее почти никто. Оставим этот вопрос пока. И последнее – чего от ваших мужчин такая вонь? Четыре бабы, а они как бомжи вокзальные?
– Сами виноваты. Привыкли, пока в Фоминске сидели, мыться раз в месяц или реже. Тут и банька есть, и все условия – парься, не хочу! Но им ведь дрова про запас заготовить лень. Лучше ягод в округе набрать, бражку поставить и хлебать эту дрянь постоянно. Тьфу, алкаши! Мы-то хоть на печи воды нагреем для дамской гигиены или голову помыть, а эти… Да что там говорить, до себя допускали только со скандалом, чтобы хоть причиндалы ополоснули! – в сердцах Елена сплюнула на землю и пригорюнилась.
– Расскажи про Фоминск этот. Что за место? – решил сменить тему я.
– Хорошее место. Ой! – Елены неожиданно дёрнулась, и уставилась на меня, по-детски прикрыв ладонью рот. – А я и не спросила, как тебя зовут. Неудобно как-то…
– Называй Витей, ну или как тебе удобнее, если это имя не нравится. Мне всё равно. Ты от темы не отходи.
Она закивала головой.
– Так вот, Фоминск – это городок из новых. Вроде как на его месте раньше толи коттеджный посёлок был, толи детский лагерь – не скажу точно. По тогдашней моде в экологически чистых местах ведь строили, на отшибе, поэтому и выжили. Трудно сказать, сколько сейчас там народа обитает, но за тысячу точно перевалило. Крепко живут, спокойно. У них там главный – у-у-у-у, что за мужик! Сама не видела, но, по слухам, всех в кулаке держит! Крепкий хозяйственник. Идут туда люди, кто без власти над собой не может или по жизни всегда вторые. Таким там хорошо. Работай, как лошадь и сопи себе в две дырки. И комнату в общем доме дадут, и бабу свободную предложат в жёны… Всё по разнарядке у них, хотя может так и лучше ими управлять… Не знаю, – Елена тряхнула головой и неожиданно зло проговорила. – Совсем охамели, скоты. Уже границы владений во всю расширяют. Оба моста через реку под себя подмяли, просто так не пройдёшь, а до ближайшей переправы километров под двести. Ты не знал? Река же дальше к югу петлю делает и Фоминск именно в самой её нижней части, с трёх сторон водой защищён, так что сухопутный путь туда только через нас, с севера открыт. Или по воде, хотя я о таком и не слышала.
Я припомнил карту и согласно кивнул головой. Действительно, старый город оставался в стороне, километрах в пятидесяти отсюда. Помню, ещё удивлялся, планируя маршрут – почему в таком месте, рядом с мостом в придачу, нет ничего? Лишь потом дошло, что город довольно древний и построили его значительно раньше появления стационарных переправ. Он стоит на месте слияния реки, через которую мне надо переправиться и ещё какой-то, не помню названия. У предков свои резоны были при застройке.
– Ты мне прямо разбойничье гнездо с сирыми да убогими описала, – рассмеялся я. – А поторговать там можно, или на работу пойти по охранной части?
Женщина смешно наморщила нос, покрутила пальцем выбившийся из-под платка локон волос, и ответила:
– Думаю… да. Беспредела там нет, за этим строго следят. Они вообще себя позиционируют как статусное место, в которое на ПМЖ можно попасть только за особые заслуги или будучи крайне ценным специалистом для них. Ну или просто здоровой бабой или мужиком, но об этом не болтают, чтобы марку держать. Торговать – пожалуйста. Если ведёшь себя спокойно, не портишь им жизнь – то хоть чёрта лысого приноси и продавай, никто ничего не скажет. Специалисты твоего рода тоже лишними не будут. Это же не военное поселение, а больше сельскохозяйственное. Нет, по соплям всем, кто решит их на крепость попробовать дадут с гарантией, безобидных там нет, но больше числом, а не умением. Так что попробуй с приятелями счастья, авось повезёт.
– Слушай, а откуда столько информации? – стало интересно мне.
– Так люди же ходят. И туда, и оттуда. Редко, конечно, но тем не менее. Так вот и узнаём. Не всех же под нож пускать – заподозрят и вышибут. Пришлют человек двадцать – и край нам наступит. Аккуратные мы были, вот только на тебе обожглись…
Основное я узнал, пора было и к ночи готовиться.
– Подвал где?
Женщина указала мне на стоящий у забора здоровый бугор с дверью. Знакомая конструкция, у меня на родине так же строят хранилища для всяких там овощей и солений. За дверью лестница вниз, потом комнатушка квадратов пятнадцать с воздуховодами, а сверху накат из земли. Почти холодильник получается, если правильно сделать.
– Собирай всех туда. Переночуете, а завтра видно будет, что с вами делать. Подранка только не забудьте, я с ним нянчиться не буду.
В то, что из подвала, точнее погреба в данном случае, они сбегут – совершенно не опасался. Подземный ход – глупо, дверь изнутри вскроют – так там помимо замка засов из мощного бруса имеется. Да и куда им бежать? А у меня ещё и Зюзя есть, она их точно не упустит.
Не спуская глаз с Елены, я прошёл за ней к ограде. Женщинам явно устали стоять, они переминались с ноги на ногу, однако сменить положение не решались. Стараясь близко не приближаться, визуально убедился, что ничего страшного или непонятного за это время не произошло, повторил приказ не делать резких движений и идти в подвал.
Местные жительницы послушно, волоча находящегося в бессознательном состоянии пегобородого Андрюху, поплелись в указанном направлении. Ружьё при этом я с них не спускал, мало ли что… У дверей подвала я скомандовал всем раздеться догола, женщины возмущённо запереглядывались, однако спорить никто не решался.
– На ночь девочку выбираешь? Молодец! – игриво подмигнула мне Елена и первой стала снимать одежду. – Таньку возьми, ей сейчас утешение нужнее, да и сама она не полное мурло на рожу. Обслужит как надо!
Этот выпад я проигнорировал. Дождавшись, пока на них останутся из одежды лишь серьги, заставил раздеть и раненого, а потом загнал всех в погреб. Одежду я ещё раз тщательно осмотрел, и не найдя ничего похожего на нож, заточку или иное оружие, обрадовался. Ну не хотелось мне продолжать все эти бессмысленные разборки. Хватит смертей на сегодня.
Вернув тряпки владелицам, я закрыл вход в погреб на засов, подпёр для надёжности какой-то палкой, найденной тут же, после чего вышел за ворота.
И свистнул.
Зюзя, по своему обыкновению, появилась откуда-то сбоку. Ни как увидеть не могу, как у неё это получается. Словно фокус какой – нет собаки, есть собака. Она вообще очень подвижная, вёрткая, быстрая. Теперь, когда я вволю понаблюдал за ней, стало понятно, почему я промахнулся тогда, на дороге. Даже объяснение на досуге этому выдумал – если мы, люди, проводя аналогию с автомобилями, живём на первой скорости, то она, как минимум, на четвёртой. Знаю, корявенькое обоснование, но другого у меня нет.
Вдвоём мы зашли внутрь фортика и я запер ворота, после чего предложил осмотреться вместе. Она сразу же подбежала к дверям погреба, долго внюхивалась в щель между дверью и луткой, фыркнула и сообщила:
– Там четыре целый люди, один человек много кровь нет, больной. Сидеть тихо, бояться.
Мне оставалось лишь согласно кивнуть, раскрыв рот. То, что она учует местных, было понятно. Но никак я не мог подумать, что только по одному запаху можно определить количество человек в запертом помещении и их состояние. Да, собачий нос – великая вещь!
… Осмотр занял у нас около двух часов. Нет, живых мы больше не нашли, зато обнаружили две подсобки, до верха забитые разной одеждой и иным хламом. Так же, не без помощи Зюзи, нашёлся и тайник в полу. Под не закреплёнными в углу одной из комнат досками хранилась вместительная жестяная коробочка из-под чая, а в ней золото в основательно перепутанных между собой браслетах, цепочках, кольцах. Даже на вес тут было никак не меньше килограмма. Вывалив из любопытства находку на стол, начал пытаться рассортировать украшения по видам. И тут же бросил это занятие – из спутанного жёлтого клубка начали выпадать зубы. Золотые зубы, их было много. Сразу вспомнились рассказы выживших в концлагерях, которые нам регулярно зачитывали перед 9-м мая на классных часах в школе. У фашистов такое хобби было – вырывать золото у покойников из челюстей и домой отправлять, на благоденствие семей верных сынов Рейха.
Откуда появились в тайнике ценности – мне объяснять не надо. И так знаю – точно не от прежних хозяев, такое на произвол не бросают. Давно, видно, здесь конвейер по отправке на небеса отлажен. Вот уроды…
Поразмыслив, я решил оставить всё это богатство тут. К чему лишний вес на горбу носить, да и человек с килограммом золота – сам по себе двойная мишень. Случайно или неудачно засветишь цацки – и в искушение введёшь даже того, кто тебе зла не желал. Люди до сих пор на жёлтое падки, как сороки. Хотя жалко, конечно… Ведь появится рано или поздно эквивалент денег – и это на девяносто девять с огромным количеством сотых процентов будет золото, к гадалке не ходи. А, плевать, не жил богато – нечего и начинать.
С ещё одной ценной добычей мне повезло в кухне – помимо пачки пшеничной, превратившейся за десятилетие в труху, крупы, я нашёл картошку. Мелкую, прошлогоднюю, но вполне достойно сохранившуюся, без гнили. Видимо, огородик здесь на неприметной полянке есть, с дороги ничего такого не видел. Такая находка – дорогая вещь! Это раньше никто всерьёз этот корнеплод не воспринимал, а теперь с ним плохо. Те посевы, что сажались особо удачливыми на семена людьми, берегли как зеницу ока. Но и они вырождались, а семенной фонд обновлять неоткуда. Раньше, помню, отец тоже за картошкой для посадки ездил либо в соседний район, либо на рынок в город. Свою старался не садить повторно, в крайнем случае на другом огороде. Как он объяснял – на второй раз хорошо, если соберёшь столько же, сколько посадил. Вырождается она. Потому теперь и трясутся над каждым клубнем, загодя разрезая его на несколько частей, бережно проращивая перед посадкой.
Понятное дело, что найденная мною добыча к числу элитных или ценных для сельского хозяйства сортов не относится. Но эта картошка будет для знающих людей ценнее того золотишка, пожалуй. Ну или сам слопаю в крайнем случае.
Я неспешно выбрал около пяти килограмм практически одинаковых по размеру клубней, аккуратно упаковал в свой мешок. Всё, осмотр закончен. Можно покушать и укладываться спать.
Готовить ужин в этом каннибальем убежище было противно. Пересмотрев плошки с каким-то жиром, пузатые фарфоровые бочонки с неизвестной мне смесью круп явно травяного происхождения, я решил не рисковать и достал предпоследнюю банку тушёнки, ещё той, с базы. Открыл, повздыхал, и отдал её Зюзе. Ну вот не было аппетита, хоть плачь. Смотрю на мясо, а перед глазами золотые зубы, аж тошнить стало.
Расстроившись от собственной мнительности, я принялся за чистку оружия. Меня этот процесс всегда успокаивает, да и нагар в стволе после сегодняшних событий убрать надо.
Закончив удалять всю эту пороховую гадость, смазал основные узлы, затем собрал ружьё в единое целое и вышел во двор. Поискал глазами колодец – он обнаружился неподалёку от входа, когда-то красивый и резной, достал ведро ледяной воды из потемневшей от времени бревенчатой шахты и тут же, в соседнем ведре, постирал кое-что из одежды. Затем ополоснулся, почистил зубы, после чего отправился в дом спать. В погребе было тихо…
… Но выспаться не получилось. Практически до самого рассвета в голову лезли разные мысли, больше частью ни как не связанные между собой. Я ворочался с боку на бок, пару раз вставал, подходил к окну, вглядывался в ночь. И лишь когда на горизонте показалась тонкая полоска зари, я понял причину моей бессонницы – Елена. Именно эта женщина не давала мне покоя. Перед глазами возникли самопроизвольно выплывшие из памяти обнажённые женские тела у погреба, смущённые взгляды, натруженные руки, стыдливо прикрывающие груди и низ живота. Натруженные… У всех, кроме неё… Я прокрутил в голове всю нашу с Еленой беседу, пугливые взгляды остальных женщин… Выходит, не врала почти тётка, она и вправду тут главная, а, значит, именно она решала, кого казнить и миловать… И опять жёлтый металл зубов на столе… Меня чуть не вырвало. Кое-как, под встающее солнышко, удалось забыться тяжёлым, без сновидений, сном…
Проснулся я примерно в десять утра, что для по моим меркам было уже глубоким днём. Поздоровавшись с Зюзей, лежавшей и позёвывающей тут же, на ковровой дорожке, начал собираться в путь, попутно объясняя собаке о том, почему завтрака не будет (одна банка с мясом осталась, потерпим или подстрелим кого) и о пользе диеты вкупе с лечебным голоданием. Последнее доберман вообще не поняла, посмотрев на меня, как на безумца.
Пришлось идти на компромисс – договорились поохотиться ближе к обеду. По завершению переговоров я её выпроводил из фортика, наказав произвести разведку прилегающей территории и ждать меня примерно через час в километре по дороге от этого места.
Из одежды на мне были только трусы с сапогами, ну и моя «мурка» – куда же я без оружия. Согласен, не самый прекрасный вид, но и не на светский раут иду. Поглядел вслед опять неизвестно как испарившейся в кустах собаке, потянулся до хруста в костях, а после пошёл к колодцу и занялся обязательной утренней гигиеной.
Покончив с водными процедурами, направился к погребу.
– Так, бабы! – громко сказал я. – Все отошли от двери вниз. Слышите?
Из-за двери ответили, что слышат меня хорошо и уже сидят в самом дальнем углу.
– Елена! Выходи одна, и медленно! Руки на виду держи.
Затем отбросил ногой упор из палки, сдвинул засов и отошёл шагов на десять назад, наведя ствол ружья на вход (или выход? – кому как) в погреб.
Женщина вышла одна, после чего по моему приказу задвинула засов обратно. Судя по её бледному, с тёмными мешками под глазами, лицу, ночь в погребе прошла так себе, без удовольствия.
Увидев меня, Елена озорно улыбнулась, и с придыханием произнесла:
– А ты ничего, мосластенький, но жилистый…
– Рад, что оценила. Раздевайся.
– Прямо здесь? – она недоуменно посмотрела на меня. – Может, в спальню пройдём?
Я рассмеялся, оценив её ход.
– Нет, здесь давай. Ещё раз твоё барахло осмотрю. Вдруг ты ножичек какой для капусты там нашла и под юбку спрятала. С тебя станется…
Теперь рассмеялась она и мигом лишилась всей одежды.
– Смотри, красавчик, нет ножичка. Есть, правда, одно место, куда его можно засунуть при большом желании, но и там можешь досмотреть меня, и как можно тщательнее… Можешь и друга позвать, я не против…
От её слов стало мерзко. Она что, кроме как о сексе думать вообще ни о чём не может, профурсетка этакая?! Умная же баба! Вот к чему этот спектакль? – так подумал я и сам себя одёрнул. А что ей думать при виде мужчины в трусах в её незавидном положении? Ну явно не творчество Бодлера обсуждать с ней пришёл. Подстраивается под ситуацию, как умеет, жить все хотят.
– Заманчивое предложение, – решил поддержать игривый тон и я. – Рассмотрим всенепременно, но после кратенькой беседы.
Мы, не сговариваясь, прошли к знакомой уже скамейке. Только успели сесть, как пальчики Елены игриво пробежали по моей груди вниз и она страстно прошептала:
– А хочешь, Витенька, я на колени перед тобой встану, прямо здесь? – розовый язычок призывно облизнул губы.
С сожалением убрал женскую руку со своего паха, грустно вздохнул и ответил:
– Потом встанешь. Обязательно. Но пока поведай мне, как тут дела с тварями?
Глаза Елены округлились от удивления. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Однако ответила:
– Нет их здесь. Во время мора, видно, вместе с людьми передохли. Один только раз зимой след волчий видели, но давно, два года назад. Лось иногда заходит, но он как был тупой, так и остался. На яму с приманкой легко ловится. Этой зимой только через него и спаслись, иначе голодуха бы настала…
О других методах борьбы с бескормицей в голодные зимы она тактично умолчала. Что же, понимаю, сам бы о таком молчал изо всех сил…
Больше серьёзных вопросов у меня к ней не было.
– Ну что, пойдём? – я внимательно посмотрел на женщину. Она, истолковав по своему мой взгляд, грациозно встала, игриво потянулась, давая лучше рассмотреть её вполне приличную фигуру, подмигнула мне и пошла к дому.
Я тоже встал, глубоко вздохнул и посмотрел на её затылок. Потом схватил левой рукой женщину за волосы, слегка притянул голову к себе, и засапожным ножом, который без колебаний извлёк правой из-за голенища, полоснул ей по горлу.
…Елена медленно опустилась на колени, захрипела булькающее, а затем некрасиво упала лицом на землю, подрагивая в предсмертных конвульсиях. По свежей траве стало растекаться пятно крови…
Я отвернулся, не на что тут смотреть. Ещё раз вздохнул и пошёл к колодцу, обмыться. Вроде бы и старался не испачкаться, но куда там! Рука, в которой был нож, по локоть покрыта свежей кровью. Хорошо, что ума хватило одежду снять. Иначе бы пришлось её неизвестно сколько отстирывать.
Мне было грустно. Не стыдно, что убил безоружную, не радостно от выполненного решения, а именно грустно. Вот как так происходит, что, в общем-то, неплохая женщина стала такой… хуже твари? Оставь я ей жизнь – и она опять бы нашла мужичков, опять вертела ими как хотела, и опять бы стали исчезать с дороги малочисленные путники. И опять жестяная коробочка начнёт наполняться зубами и колечками… Неужели так можно любить вещи и власть? Не понимаю этого… Нас, людей, и так мало, а мы сами своё поголовье сокращаем без устали. Ладно, лирика это всё…
Смыв с себя кровь покойной, я зашёл в дом, оделся и забрал свои вещи. Трофейное ружьё, подумав, решил оставить здесь, только патроны от него припрятал в одном из шкафов на кухне. Их найдут, но потом, когда я буду уже далеко от этого проклятого фортика. Не оставлять же совсем баб без оружия, не правильно это.
Что же, пришла пора их выпускать. Снова подошёл к двери погреба и снова потребовал всех отойти подальше. Неожиданно изнутри раздался голос:
– Убил?
Сказано это было ровно, без эмоций. Мне даже стало не по себе. Хотел промолчать, но передумал и ответил:
– Да. Убил.
– Бог тебе судья, человек, – и через минуту. – Мы отошли.
Я приоткрыл погреб, бросил внутрь ручную пилу, найденную вчера во время осмотра, и обратно закрыл дверь на засов.
– Слушайте внимательно. На ступеньках лежит пила. Если постараетесь, то часа за два перепилите запорный брус. Щель тут вполне приличная, справитесь, коль жить захотите.
Посчитав все свои дела в этом месте оконченными, я вышел из ворот и направился дальше по дороге. На труп Елены даже не взглянул. Тварь – она и есть тварь, без разницы, в чьём обличье.
