В сырой хижине было зябко и пахло тиной. С потолка свисали пучки трав и паутина. Алена перевела взгляд на окно, из которого бил яркий свет. Она попыталась приподняться, чтобы сесть, но вдруг поняла, что тело ее не слушается. Руки и ноги словно тисками держала невидимая сила, только голова слегка приподнималась на затекшей шее.
– Эй, – позвала Алена, – есть кто?
– Очнулась, – вдруг услышала она откуда-то сбоку хриплый голос.
И тут же хозяин голоса появился перед ней. Это был седой старик, крепкий, но уже придавленный возрастом к земле. Чуть сутулясь, старик подошел и присел на край тахты.
– Что со мной?
– Знамо что, – ответил он, – нечистая сила платы требует. А ты думала, что бед наделаешь, а тебе за это ничего не будет? Нет, так не бывает.
– О чем вы, дедушка, – испугалась Алена, – каких бед?
– Сама не помнишь?
– Помню. Ой, не помню, – на лице девушки выступили слезы. – Да что же со мной? Почему я не могу пошевелиться?
– Болезнь ента, – пожамкав губами, ответил старик, – по-научному зовется па-ра-лич, – произнес он по слогам. – Дохторы все отказались лечить, вот дядька и притащил тебя ко мне.
– Павел Ефимыч, значит, принес, – задумчиво произнесла Алена. – А почему я ничего не помню?
– А это после моих снадобий так. Когда душу достаешь из тела на допрос, потом тело долго еще вспоминает, что было, пока дух обратно не обустроится.
– Ничего не понимаю, – сказала Алена и из глаз ее невольно хлынули слезы. – Так вы, дедушка, знахарь?
– А, почитай, и знахарь. Лукьян меня зовут.
– Дедушка Лукьян, так что со мной, когда ходить смогу?
– Когда захочешь, тогда и пойдешь. Нешто не чувствуешь, что ноги могут?
– Чувствую, что могут, силы есть, а двинуть нет мочи ни рукой, ни ногой.
– Ото ж душа не дает. Стыдно ей по земле змеюку такую носить.
– Почему змеюку? Я отродясь никому зла не желала.