bannerbannerbanner
Репетитор 2. Чисто семейное дело

Вадим Россик
Репетитор 2. Чисто семейное дело

Полная версия

Часть первая

«В бой вступают только тогда, когда это неизбежно».

Вэй Ляоцзы – китайский стратег (IV в. до н.э.)


1

Если спросить людей, для чего существует воскресенье, то большинство, конечно, ответит: «Для отдыха». Ведь даже сам Господь Бог отдыхал от трудов праведных в седьмой день, после того как создал этот мир. Создатель посчитал, что получилось хорошо, видимо, потому что не с чем было сравнивать. А, по-моему, вышло не очень. Но это и неудивительно: за неделю трудно создать что-либо стоящее. Мне всегда было непонятно, почему Господь выделил на такой масштабный проект так мало времени. Возможно, просто куда-то торопился.

Как бы то ни было, лично для меня воскресенье всегда было днем, в который начинаются неприятности. Когда-то в этот злосчастный день началась Великая Отечественная война. В воскресенье умерла моя мама. И, наконец, именно в воскресенье я получил пулю в ногу, когда афганская оппозиция штурмовала Кабул. В общем, кто-то отдыхает, а кто-то огребает по полной.

Вот и эта грустная история началась в одно июньское воскресенье с обычного телефонного звонка. Звонил мой бывший коллега и друг Михаил. Когда-то мы с ним вместе служили, потом наши пути разошлись. Мишка был ранен, уволен по состоянию здоровья со службы и уехал в родную тульскую деревню. Я тоже вскоре ушёл из организации на вольные хлеба, но с товарищем связи окончательно не потерял, и изредка мы пересекались. В основном чтобы помочь друг другу в каких-нибудь жизненных ситуациях.

Мишка был в Москве и предложил срочно встретиться в знакомой пивнушке. По голосу было ясно, что у человека неприятности, поэтому без лишних церемоний я отправился на встречу. В пивной было людно. В большом прокуренном зале стоял сплошной гул голосов, прорезаемый звоном посуды.

Мишка уже ждал меня. На столике перед ним стояли четыре пузатые запотевшие кружки и тарелочка с сушёной рыбой. Пожав ему руку, я присел на свободный стул и спросил хмурого друга, что случилось.

– Дочь, Наташку, привёз показать столичным врачам, – начал Мишка, чистя рыбу. – В нашей-то Тмутаракани хороших специалистов днём с огнём не сыщешь.

– И что? – спросил я, потягивая холодное пиво.

Мишка положил полуочищенную рыбёшку на тарелку и глянул на меня. По его глазам я понял, что дело плохо. Друг отвёл взгляд, сделал несколько больших глотков, вытер рот и только после этого глухо сказал:

– Рак. Представляешь, Сергей, ей всего восемь лет, а у неё рак!

Мишка сжал в кулаке кружку с пивом и уставился куда-то в угол невидящим взглядом.

– Что можно сделать?

– Требуется лечение. Очень дорогое лечение, – не отводя глаз от угла, произнёс Мишка.

– Сколько нужно денег?

Друг наконец посмотрел на меня. В его глазах дрожали слезы.

– Пятьдесят тысяч долларов. Понимаешь, Сергей, цена жизни моей дочери – пятьдесят тысяч долларов!

– Сколько у нас есть времени? – продолжал я направлять разговор в деловое русло. Михаила нужно было вывести из состояния отчаяния, в котором он находился, и заставить искать решение проблемы.

– Врач сказал, что лечение необходимо начать не позднее четырёх месяцев. Иначе будет поздно, и Наташку не спасут уже никакие деньги.

Я кивнул:

– Значит, надо найти за четыре месяца пятьдесят тысяч долларов.

– Да где же их взять? – саркастически скривился Мишка. – Ты что, Сергей, с Луны упал? Это от нас государство требует работать, служить в армии, платить налоги, соблюдать законы, но, когда необходима помощь нам, оказывается, спасение утопающих – дело рук самих утопающих! Иди, ищи тех, кто поможет спасти жизнь твоей маленькой дочери!

Я пожал плечами:

– А ты чего хотел, рыцарь плаща и кинжала?

– Я другого хотел! – стукнул ладонью по столу Мишка и повысил голос: – Я за это государство жизнью рисковал на трёх континентах! Инвалидом стал. Живу теперь на грошовую пенсию. Это мне, понимаешь, мне государство должно! Да и тебе, между прочим, тоже.

На нас начали оглядываться посетители за соседними столиками. Я усмехнулся и жёстко сказал:

– Что-то ты, Миша, своими заслугами размахался! Я понимаю, что мы с тобой Гималаи, но, по-моему, право на помощь должен иметь любой человек. Неважно, убивал ли ты врагов своей страны или мусор убирал – всё равно государство должно о тебе заботиться. А кто же ещё? Спасать жизнь должны любому ребёнку, не глядя, кто его родители.

Вспышка у Мишки прошла, и он устало навалился на стол.

– Ты прав, командир. Каждый хочет жить. Но мне-то что теперь делать?

Я удивлённо посмотрел на товарища.

– Как что делать? Спасать дочь, конечно. Во-первых, не распускать сопли. Во-вторых, искать деньги. Проявляй инициативу! Открой благотворительный счёт, оповести всех друзей и родственников. Чему тебя учил полковник Сундуков? Прежде всего, надо думать. Вот и думай! – Я хлопнул друга по плечу: – Ещё Конфуций говорил: «Знать, что нужно сделать, и не делать этого – худшая трусость». В общем, ищите да обрящете! Спасём твою Наташку, не сомневайся! Я тоже постараюсь помочь.

Мишка уже с искрой надежды в глазах посмотрел на меня:

– Значит, не зря я надеялся на тебя, командир. Спасибо.

– Спасибо говорить рано. Ладно, пей пиво и вали отсюда. И чтобы больше никаких депрессий! Ты же спецназовец! Дочь должна знать, что папка выручит в любой ситуации.

Мишка заулыбался, допил своё пиво и успокоенный ушёл. Да… Товарищу я уверенность вернул, но сам никакой уверенности не испытывал. Я, так сказать, только начал зарабатывать свой первый миллион и из личных средств мог дать Мишке не больше сорока тысяч. Рублей, конечно. Правда, была у меня одна знакомая в Полтаве, успешно занимающаяся там бизнесом, но пятьдесят тысяч долларов она осилить тоже не могла.

Думая над тем, как помочь другу, я пил пиво и рассеянно скользил взглядом по залу. Моё внимание на минуту привлекла компания из пяти молодых людей, сидевших недалеко от выхода. Три парня и две девушки. Судя по всему, парни успешно прошли тюремные университеты. Взамен красных дипломов они могли бы предъявить синие наколки, обильно украшавшие их поджарые тела. Одна из девушек, та, что постарше, сидела на коленях у своего кавалера и пила с ним из одной кружки. Ее подружка – совсем молоденькая – была уже изрядно навеселе и, никого не стесняясь, по очереди целовалась с остальными молодыми людьми. Парни откровенно лапали её, заговорщицки перемигиваясь между собой. На некоторое время я отвлёкся от весёлой компании, а когда снова посмотрел в их сторону, там уже сидели другие любители пенного напитка.

«Пожалуй, пора и мне домой», – решил я и не спеша начал пробираться к дверям. На улице было тепло и тихо. Торопиться мне было некуда, и я отправился домой пешком по безлюдным московским улицам. Это была первая ошибка. Я совсем недалеко отошёл от бара, когда из соседнего двора до меня донеслось:

– Отвалите, козлы!

Кричала девушка. В ответ раздалась грубая мужская брань. Послышался глухой звук удара и вслед за ним болезненный девичий стон. И тут я сделал вторую ошибку. Проклиная себя за глупость, я бесшумно кинулся в тёмный двор.

К счастью, мои глаза уже привыкли к темноте, и я сразу узнал знакомую компанию. В тесном дворике, скорее даже не дворике, а проходе между домами, мне открылась печальная картина. Один из богато татуированных парней, широко расставив ноги, справлял нужду у стены. Подальше, в глубине двора, согнулась, держась обеими руками за живот, та, молоденькая. Рядом с ней стояли двое остальных дебилов и пьяно матерились. Второй девушки видно не было.

Я не стал дожидаться, когда ближайший ко мне урод закончит орошать стену. Воспользовавшись тем, что он стоит ко мне спиной, я резким ударом ноги сзади в промежность перекрыл ему кран. В результате второго удара в затылок лоб подонка встретился со стеной. Не обращая больше внимания на неподвижное тело, валяющееся в отвратительно пахнущей луже, я шагнул к остальным, вынимая из кармана ключ от квартиры. Один из дебилов бросился на меня, второй схватил девчонку и потащил её к дальнему выходу из двора. Крутнувшись вокруг своей оси, я пропустил мимо себя противника и успел чиркнуть сверху вниз ключом по его голове. Дебил заорал и, схватившись обеими руками за затылок, выбежал на улицу, оставляя на асфальте кровавую дорожку. На массивной бородке ключа повис изрядный кусок кожи с волосами.

Последний дебил, оттолкнув от себя девушку, поднял с земли обломок кирпича и запустил им в меня. Кирпич пролетел мимо и, отскочив от стены, попал в одно из окон первого этажа. Раздался оглушительный звон стекла. Вслед за этим ночную тишину взорвал истошный женский крик:

– Хулиганьё! Сейчас милицию вызову!

Последний дебил повернулся и побежал к выходу, больше не обращая внимания на меня и девушку. Я тоже решил, что миссия по спасению дамы закончена, и покинул место схватки, стараясь не терять достоинства, но со всей возможной скоростью.

Миновав несколько домов, я с удивлением услышал за спиной дробный стук каблучков. Меня настигала спасённая. Почему-то решив, что девушка хочет поблагодарить за помощь, я остановился. В этот поздний час на улице, кроме нас, никого не было. Девушка подошла, еле переводя дыхание и держась за бок. Я ждал. Она отдышалась и гневно выпалила:

– Ты что, больной на всю голову?!

Я несколько опешил от такого выражения благодарности, а девчонка тем временем продолжала орать:

– Кто тебя просил вмешиваться?! Тоже рыцарь выискался! Сама бы справилась! Из-за тебя там моя сумка осталась, а в ней документы и деньги! – Девчонка в отчаянии всплеснула руками. – Ну что теперь делать? Ирка обещала на ночлег меня пристроить, а теперь я куда? – Она вдруг заплакала.

Я молча стоял и смотрел, как она горько плачет, по-детски размазывая слёзы грязными кулачками. Потом повернулся и пошёл своей дорогой. Однако не тут-то было. Девчонка топнула ногой и сквозь слёзы крикнула вслед:

 

– Куда пошёл? Наделал дел и уходит! А я как же?

И я совершил последнюю ошибку, остановившись и спросив:

– Тебе что, правда, некуда пойти?

Девчонка разозлилась ещё сильнее:

– Ты что, тупой? Я тебе уже час повторяю, что из-за тебя мне теперь негде жить! И документов нет, и денег!

– Много денег-то было?

– Много-немного, но были, а теперь нет, – всхлипнула девчонка.

– Тебя как зовут-то?

– Сашка, – нехотя ответила девчонка, – но лучше называй меня Казанóва.

– Так Казанова же был мужчиной? – удивился я.

Сашка пожала плечами:

– Ну и что. Мне нравится.

– Ладно, Казанова так Казанова, – вздохнул я. – А я Сергей. Если не боишься, пошли ко мне. Переночуешь, а потом что-нибудь придумаем.

Сашка оглядела меня недоверчиво сузившимися глазами.

– А может, ты мне просто денег одолжишь?

– Денег у меня категорически нет, – сухо ответил я и пошёл, больше не обращая на неё внимания.

– Мужчина без денег – подруга, – ехидно сказала девчонка, пристраиваясь рядом. – Ладно, пошли к тебе, Сергей.

2

По дороге Сашка рассказала мне свою нехитрую историю. Она была детдомовкой. Её непутёвая мамаша согрешила с немецким туристом. Плодом этой короткой любви и стала Сашка Булкина. До семи лет девочка жила с мамой. Потом мамашу за систематическое пьянство лишили родительских прав, и Сашка оказалась в детском доме. Мать за несколько лет только однажды навестила дочь. Когда пришла пора вступать во взрослую жизнь, оказалось, что жилья у девушки нет. В родительской квартире давно жили приезжие кавказцы. О матери никто ничего не знал. Сашка попыталась получить какое-нибудь жильё от администрации, но после нескольких обращений к ней на улице подошли крепкие парни и посоветовали власти по пустякам не беспокоить. Сашка намёк поняла и больше к администрации и близко не подходила.

Вскоре девушка устроилась на асфальтовый завод, «на лопату», как она выразилась. На заводе Сашка познакомилась с пожилым водителем «камаза», который предложил ей жить вместе. Хотя водитель годился девушке в отцы, Сашка согласилась. Потянулась бесконечная череда однообразных будней. По двенадцать часов в день девушка вместе с другими женщинами вручную раскидывала горячий асфальт, а ночью вечно голодный и полупьяный шофёр терзал её тело. Другая бы сдохла от такой жизни, но хрупкая Сашка оказалась двужильной. Неизвестно, сколько бы она выдержала, если бы сожитель не стал предлагать зарегистрировать брак.

«Хватит, – решила Сашка, – пора что-то менять». Замуж за постылого водителя она не собиралась. Не сказав никому ни слова, девушка уволилась с завода и приехала в Москву. Подружка дала ей один адресок. По этому адресу Сашка познакомилась с какой-то Иркой, которая разрешила у неё переночевать. Пока девушки разговаривали, зашли Иркины знакомые парни и пригласили их в пивбар. Видимо парни что-то подсыпали Сашке в пиво, так как, по её словам, она быстро опьянела, перестала себя контролировать и очнулась уже только на воздухе. Ирка куда-то скрылась, а подонки потребовали рассчитаться с ними натурой за выпитое пиво.

– В общем, дороговастенький вышел пивасик, – подытожила Сашка, когда мы поднимались ко мне на пятый этаж.

На пятом этаже находилась огромная четырёхкомнатная квартира, которая принадлежала моему старому другу Жене Маргулису. Сам Маргулис постоянно жил в Питере, а квартиру в Москве, оставшуюся ему от родителей, сдавал. Он вечно выручал меня из разных передряг и, если квартира была свободна, пускал здесь пожить, когда я появлялся в столице.

– Есть будешь? – спросил я девушку, устало присевшую на кухне.

– Буду! – встрепенулась Сашка.

– Тогда иди умываться, – велел я, – а я что-нибудь попробую сообразить на скорую руку. Ванная комната по коридору налево.

Девчонка упорхнула, а я занялся приготовлением ужина. Прислушиваясь к шуму воды, доносящемуся из ванной, я почистил и пожарил картошку, заварил чай, нарезал хлеб. Теперь смерть от голода нам не грозила.

Когда всё было готово, я позвал нежданную гостью к столу:

– Эй, черепаха Тортила, хватит плескаться! Иди ужинать.

– Я не черепаха! – строптиво ответила девчонка, появившись на кухне. – Ты сам крокодил!

Я отметил перемену, произошедшую с Сашкой после купания. До этого момента я видел лишь замурзанную пигалицу. Теперь же передо мной стояла красивая сероглазая девушка. Сашка даже ростом стала, как будто, выше. На ней был надет мой мохнатый банный халат. Распущенные, мокрые волосы цвета спелой пшеницы тяжёлой волной спадали на плечи.

– Ну, что уставился? – вернула девушка меня к действительности. – Мы будем ужинать или нет?

После физкультуры в тёмном дворе я и сам был не прочь закусить, а Сашка набросилась на еду, как голодный карась на наживку.

– Да не спеши ты так, – попытался я замедлить мелькание её вилки.

– Сегодня не съем, завтра не дадут, – с набитым ртом пробормотала девчонка детдомовскую мудрость.

– Ну что, сыта? – спросил я её, когда сковорода опустела.

– Теперь бы ещё пивка для рывка! – удовлетворённо откинулась на спинку стула Сашка, поглаживая туго набитый живот.

– Пивка на сегодня тебе уже хватит! – оборвал я размечтавшуюся девчонку. – Ты лучше скажи, что дальше собираешься делать?

Сашка легкомысленно махнула рукой:

– А, не знаю. Может, на работу устроюсь. Может, замуж выйду за какого-нибудь москвича.

– Опять за водителя «камаза»? – усмехнулся я.

– Нет уж! – дёрнула плечом Сашка. – Я про кардан и солярку уже всё знаю. Чай будешь?

Я кивнул. Девушка легко соскользнула со стула и принялась наливать чай в чашки. Я наблюдал за её грациозными движениями. Сашка заметила мой взгляд и с вызовом спросила:

– Что ты всё время меня разглядываешь?

Я пожал плечами:

– А почему нет? Ты девушка симпатичная. На тебя приятно смотреть.

Сашка подвинула мне мою чашку и, снова усевшись на стул, серьёзно сказала:

– Слушай, Серёга. Давай договоримся на берегу. Спасибо тебе, конечно, что приютил, но, если ты за это хочешь от меня какой-то особой благодарности, так я тебе сразу говорю – нет. Мне девятнадцать, тебе лет сорок. Извини, но не стучи не в те двери!

Она замолчала и, глядя на меня своими серыми глазищами, напряжённо ждала ответа. Я улыбнулся и дурашливо пробормотал:

– А я чо? Я ничо! Другие вон чо и то ничо!

Сашка облегчённо рассмеялась:

– Да ну тебя совсем! Вроде взрослый дядя, а иногда ведёшь себя, как малолетка.

– Ладно, синьорита Казанова. Пей чай и ложись спать на диване в гостиной.

Сашка снова насторожилась.

– А ты где ляжешь?

Я хмыкнул.

– Если соскучишься по моему телу пряному, найдёшь меня в спальне.

Девчонка возмущённо фыркнула и, исчезая за дверью гостиной, напоследок издевательски пропела:

– Спокойной ночи, папочка!

После её ухода я ещё немного посидел на кухне, раздумывая над тем, как помочь Мишке. Потом, оставив мытьё грязной посуды на завтра, пошёл в душ. В ванной комнате сушилась выстиранная Сашкина одежда: бельё, джинсы, футболка. Все вещи были старенькие. Китайская дешёвка с базара.

«Всё же придётся дать ей немного денег», – внезапно решил я, становясь под тугие, прохладные струи воды.

После душа я на всякий случай закрыл входную дверь на ключ и тихонько заглянул в гостиную. Просторная комната была залита лунным светом. Сашка крепко спала, повернувшись лицом к стене. Слышно было только тихое посапывание. Из-под лёгкого одеяльца трогательно торчали худые ноги. На большущем старом диване девчонка казалась маленьким обиженным ребёнком. Я осторожно прикрыл одеялом её голые пятки и отправился к себе; в спальне улёгся, спрятал ключ под подушку и закрыл глаза. Перед тем, как уснуть, я ещё успел подумать: «Вот свалилась на мою голову морока…»

3

Проснулся я от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Возле постели стояла Сашка. Девушка была полностью одета, умыта и причёсана. Я взглянул на часы. Семь утра.

– Ты чего вскочила в такую рань? – недовольно пробурчал я. – Никакого покоя от тебя нет!

– Мне пора, – решительно заявила Сашка, отступая от кровати. – Отопри дверь.

– Куда ты так торопишься? – спросил я, поднимаясь. – Позавтракали бы вместе.

– Значит, есть куда, – нетерпеливо сверкнула глазищами девчонка. – Посуду я помыла. Завтрак в духовке. Всё. Я пошла.

Больше не задавая вопросов, я открыл дверь. Сашка выскользнула на лестницу и, обернувшись на ходу, помахала мне тонкой рукой.

– Спасибо, Сергей, за гостеприимство. Пока-пока!

– На здоровье, – сухо ответил я, закрывая дверь.

Послушав, как цокот Сашкиных каблуков затих внизу, я вернулся в спальню. Спать больше не хотелось. Умывшись и сделав свой обязательный утренний комплекс упражнений, я поплёлся на кухню. Там царил непривычный порядок. Моя гостья поработала на славу. Тарелки, сверкая белизной, выстроились на полках ровными рядами. Вилки и ложки были аккуратно разложены отдельно друг от друга. Кухонный стол вымыт и насухо вытерт.

Я достал из духовки омлет, налил кофе и принялся за еду. Китайский философ Ле Юйкоу в трактате «Ле-цзы» когда-то сказал: «Начинаю с воспитания привычек и взращиваю характер, а в конечном счёте получаю судьбу». Воспитанием моих привычек и взращиванием характера занимались не родители, а дедушка Исай. Его настоящее имя было Исао Такэда. Во время войны он, японский офицер, попал в плен и на одной из уральских строек познакомился с моим отцом, который отбывал там трудовую повинность. Один бог знает, каким образом смогли подружиться поволжский немец и пленный японец. Однако они не только подружились, но, благодаря этой дружбе, после войны Исао остался в России и женился на сестре моего отца Марии. Когда Мария умерла от туберкулёза, старый японец поселился у нас и превратился в дедушку Исая.

Такэда происходил из старинного самурайского рода и владел всеми секретами семейной школы дзю-дзюцу «Чёрный Леопард». Так как детей у него не было, Исао принял решение передать свои знания ближайшему родственнику. Этим родственником оказался я. Для порядка старик спросил разрешение у духов своих предков. Духи были не против. Мои родители тоже не возражали, и я был отдан на растерзание старому самураю. Несколько лет сэнсэй Исао безжалостно тренировал меня, закаляя волю и тело. При этом я должен был скрывать от всех своё умение, что для подростка особенно трудно.

«Одиночество самурая подобно одиночеству тигра в бамбуковых зарослях, – снова и снова повторял мне старик. – Чтобы не стать изгоем, чужим для всех, ты должен быть невидимым».

И я старательно соблюдал принцип неразглашения полученных знаний – монгай фусюсу (невынос за ворота). Воспитание, полученное от старого Исао, и заложило основу моей судьбы. Ещё учась в университете, я, благодаря знанию немецкого и японского языков и отличному физическому развитию, был приглашён на работу в так называемые компетентные органы. После прохождения спецподготовки мне пришлось принять участие во многих операциях наших секретных служб в различных странах мира.

Тогда я верил, что защищаю свою великую Родину от коварных врагов. Однако со временем мне всё труднее стало сохранять веру в наше правое дело. Видя ту ложь, которой пичкали советских граждан, я постепенно начал понимать истинное положение вещей. И когда Советский Союз рухнул, я решил больше никогда не служить никакому государству. Государство – это война и смерть. Как писал немецкий писатель и публицист Хёфлинг: «Война – это всегда цепь преступлений, хотя правительства тысячелетиями вдалбливали в головы своих народов, что убийство во славу Отечества есть не убийство вовсе, а геройство».

Я уволился со службы и попытался вести тихую, неприметную жизнь. Стал работать репетитором, натаскивая нерадивых студентов в английском и немецком. Один. Сам по себе. Ни от кого не завися, ни на кого не рассчитывая. Помня слова дедушки Исая: «Настоящего мастера не должно быть видно». Однако прошлое меня не отпускало. Через некоторое время бывшие коллеги нашли меня и попробовали использовать в своих интересах. Мне стоило больших усилий вырваться из этого капкана и снова исчезнуть.

Избежать смертельной ловушки обезумевших от ненависти врагов мне помог один из офицеров ФСБ. Я спас жизнь ему, он вернул долг с процентами. Прощаясь со мной в аэропорту, он, зная, что находится под наблюдением, смог подать тайный знак опасности. Мне удалось незаметно от врагов покинуть аэропорт и исчезнуть из страны. Около двух лет я провёл в Индии и других столь же экзотических местах. Деньги, добытые в ходе операции, подходили к концу, когда друзья сообщили мне, что в России меня считают погибшим в авиакатастрофе. Видимо, мой спаситель приложил к этому руку. Узнав, что меня больше никто не ищет, я вернулся домой.

 

Колесо судьбы сделало очередной круг и вернулось к началу. Я снова обучал всех желающих иностранным языкам и жил тихо, стараясь не привлекать к себе внимание. С тем офицером за прошедшие годы мы пару раз пересекались. Он сделал неплохую карьеру во время второй чеченской кампании. Недавно получил звание полковника и ответственную должность в центральном аппарате в Москве. Сейчас я вспомнил о нём в связи с необходимостью найти деньги на лечение маленькой Наташки. Возможно, он мог бы помочь. В конце концов мы жили и умирали не за грязные капиталы толстосумов, не за норковые шубы их продажных жён, не за бессмысленную тусню их мордастых деток, а за то, чтобы такие вот Наташки могли звонко смеяться, глядя на тёплое солнышко. Поэтому, отбросив колебания, сразу после завтрака я покопался в памяти и набрал номер полковника Казионова.

– На ловца и зверь бежит! – с характерным украинским акцентом приветствовал меня Казионов. – Я сам собирался тебе позвонить. Нужно встретиться. Есть дело.

Казионов ждал меня за столиком летнего кафе на Новинском бульваре. Место было тихое, безлюдное. Лишь неподалёку на бетонной площадке несколько тинейджеров сокращали себе жизнь с помощью роликовых коньков. Я издалека заметил гигантскую фигуру полковника, из-за которой прозвал его Человеком-горой. Несмотря на жарищу, Казионов был одет в строгий тёмный костюм в модную полоску. Перед ним стоял запотевший стакан с минералкой и пепельница с парой окурков.

– Минут двадцать ждёте? – поздоровавшись, спросил я.

Казионов молча кивнул. Он вообще отличался редкой лаконичностью и полным отсутствием внешних эмоций.

– Жаль народу никого, – продолжал я, оглядываясь. – Хотелось при толпе хоть руку пожать настоящему полковнику.

После таких слов большинство нормальных людей покрылось бы румянцем смущения и удовольствия или хотя бы улыбнулось, но мой Гулливер был из другого теста. Не сводя с меня своих маленьких, сверлящих глазок, он опять кивнул и принялся закуривать новую сигарету. Неторопливо сделав несколько затяжек, полковник наконец соизволил перейти к делу.

– На днях ко мне обратился один солидный человек. Мой друг. У него есть дочь. Сейчас она учится в Германии. Неделю назад она пропала. Его собственная служба безопасности ничего выяснить не смогла, и он попросил меня помочь её найти. Как ты понимаешь, это чисто семейное дело. Вмешивать сюда нашу контору я не могу, а ты лицо неофициальное. Поэтому я предлагаю тебе поучаствовать. Слетаешь, разберёшься и назад. Я думаю, никакого криминала там нет. Мочить никого не придётся. Ну загуляла девка с бойфрендом, вот и всё. В долгу мой друг не останется. Деньги для таких, как он, значения уже не имеют.

Казионов отправил докуренную до фильтра сигарету в пепельницу к лежащим там трупам двух её сестёр и выжидательно посмотрел на меня.

«Счастлив твой бог, Мишка», – подумал я, а вслух произнёс: – А ваша контора, герр оберст, имеет какой-то интерес в этом деле?

Человек-гора молча покачал головой. Я чувствовал, что всё не так просто. Гулливер явно чего-то недоговаривал, но Наташку нужно было спасать, и я сказал:

– На Востоке говорят: «Нельзя пренебрегать огнём, болезнью, врагом и другом». Хорошо. Я согласен заняться этим чисто семейным делом.

Казионов отпил из своего стакана с таким видом, словно там была не минералка, а рыбий жир.

– Тебе нужно встретиться с моим знакомым. Я позвоню ему и договорюсь.

– Как же зовут господина Мистериозо? – поинтересовался я.

– Габор. Виктор Юрьевич Габор.

О Габоре я слышал. Человек очень насыщенной судьбы. В начале девяностых он начинал свой бизнес в спортивном костюме с бейсбольной битой в руках. Впрочем, как и многие сегодняшние предприниматели и депутаты. Габору повезло уцелеть, с помощью биты начеканить монеты, обрасти солидными связями. Теперь его деловые интересы лежали в самых разных областях: от шоу-бизнеса до нефтедобычи. Журнал «Форбс» оценивал его состояние в полтора миллиарда долларов. Жена Габора несколько лет назад погибла в автокатастрофе, и он больше не женился.

4

Первое правило каждого разведчика гласит, что полученную информацию следует подтвердить данными из других источников, поэтому остаток дня я потратил на сбор дополнительных сведений о всех действующих лицах. Вдобавок к уже известному я установил, что Виктору Юрьевичу принадлежит немало недвижимости в разных концах Европы: старинное палаццо в Венеции, скромный замок в Шотландии, шале в Швейцарских Альпах и так далее.

Между тем позвонил Казионов и передал, что завтра в полдень у метро «Кунцевская» меня будет ждать машина от Габора.

Возвратился домой я уже в сумерках. В небе погромыхивало. Собирался дождь. В подъезде на ступеньках сидела Сашка и мрачно смотрела на меня.

– Здорово, синьорита Казанова! – весело приветствовал я её.

– Здоровей видали и то на хер посылали, – буркнула девчонка, поднимаясь.

– Почему такой гиньоль? – замысловато поинтересовался я, открывая дверь.

Сашка зашла следом за мной в квартиру и обессилено опустилась на скамеечку в прихожей.

– Сергей, умоляю, не грузи своими иностранными словечками. Сил нет. Я весь день носилась по вашей чёртовой Москве. Пешком. Билась, как рыба об асфальт, чтобы найти свои документы. Сходила туда, где вчера дрались. Думала, может, эти козлы мою сумку там бросили. Все ближайшие помойки обошла. Ничего! Побывала и у Ирки. Та сразу в отказ: мол, ничего не знаю, пацанов этих видела второй раз в жизни. Кто такие, где живут, не ведаю. – Девушка заплакала. – Как же я теперь без паспорта? Что теперь со мной будет?

Я успокаивающе погладил её по плечу:

– Не реви. Тебе нужно было подать в милицию заявление об утрате паспорта.

Сашка подняла на меня залитое слезами лицо.

– Я была и в милиции. Знаешь, когда я получу новый паспорт? Через полгода! Как я буду жить всё это время? На панель пойду?

– Тоже неплохой вариант, – невозмутимо кивнул я. – Знаешь скороговорку: шла Саша по шоссе и сосала?..

– Ах ты, гадёныш!

Сашка вскочила и бросилась на меня с кулаками. Спасаясь от разъярённой девчонки, я заскочил в спальню, но Сашка преследовала по пятам, колотя меня по спине. Удары были довольно увесистые. Мне пришлось бросить эту змеюку на кровать и закатать в одеяло.

– Пусти, гад! – извивалась девчонка, стараясь освободиться, но я держал крепко.

– Успокойся, ненормальная! Я же шучу, – пытался я её остановить.

Наконец поняв, что ей со мной не справиться, девчонка, тяжело дыша, притихла под одеялом.

– Больше не будешь драться?

В ответ было слышно только обиженное сопение. Похоже, Сашка опять собиралась заплакать. Чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу, я ослабил захват и попытался отвлечь девушку от тяжёлых мыслей:

– Ну хватит скорбеть! Не позорь родной асфальтовый завод! Поживёшь пока у меня. Так и быть, выделю тебе место на диване. Заработаешь денег – купишь мне новый.

Из-под одеяла ответил тонкий дрожащий голосок:

– Почему вы все думаете, что если детдомовская, то обязательно шлюха? А я не такая! Мне, может, обидно!

– Да верю я, верю, – засмеялся я. – Знаю, ты не такая, ты ждёшь трамвая. Извини, я не хотел тебя обижать.

Сашка высунула взлохмаченную голову из-под одеяла и улыбнулась:

– Ладно, мир. Слезай с меня. Мне нужно привести себя в порядок.

Я помог Сашке подняться с кровати.

– Сегодня твоя очередь готовить ужин. Приводи себя в порядок и марш на кухню!

–Подумаешь! – фыркнула девчонка. – И приготовлю, а то, пока тебя дождешься, умрёшь с голоду!

Пока готовился ужин, на улице прогрохотал стремительный летний ливень, и из раскрытого окна потянуло свежестью. Мы уютно устроились на кухне и приступили к еде.

– А чем ты вообще занимаешься, Сергей? – спросила Сашка, заваривая чай.

– Я лингвист, – невнятно ответил я, так как мой рот был занят вкусной картофельной котлетой с подливкой.

– Кто, кто? – засмеялась, сверкая ровными белыми зубами, девушка.

– Учёный, который изучает разные языки, – прожевав, объяснил я.

– А какие языки ты изучаешь?

– Разные. Например, санскрит.

– Что ещё за санскрит? – удивилась Сашка.

– Язык, на котором раньше говорили и писали в Индии.

– А ты был в Индии?

– Был.

Сашка перестала есть и поражённо уставилась на меня.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 
Рейтинг@Mail.ru