Некоторые писатели указывают, что место действия и персонажи их произведений не имеют с действительными ничего общего. Другие, наоборот, подчёркивают, что их книги основаны на реальных историях. Про достоверность людей и событий, описываемых в этом романе, спокойнее ничего точно не знать.
Да! И не нужно здесь искать Глубокий Смысл. Его нет. По моему мнению, главный враг литературы – скука. Да простят меня классики. Надеюсь, что мёртвые львы живую собаку не укусят.
Несмотря на всё вышеизложенное, хотелось бы получить от читателей доброжелательный отзыв. Ну, хотя бы такой: «Афтар жжот! Пеши исчо!»
Автор
Что наша жизнь?
Прикол!
Из солидной «Трибюн де Женев»: «Сегодня на аукционе «Сотби’з» был продан один из самых знаменитых африканских бриллиантов. Легендарный «Сверкающий Могадишо» весит почти сорок карат, что уже само по себе прекрасно. К тому же он отличается оригинальной огранкой в виде «двойной розы».
История этого камня насчитывает свыше столетия. Алмаз, из которого изготовлен «Сверкающий Могадишо», был найден в начале прошлого века в речном песке недалеко от убогой столицы Итальянского Сомали. Первым владельцем сокровища стал губернатор колонии. Увидев алмаз, губернатор пылко воскликнул: «Если красота страшная сила, то какая же сила страшная красота!» Однако, как известно, второй возможности произвести первое впечатление не бывает, поэтому, быстро привыкнув к нереальной красоте «Сверкающего Могадишо», губернатор продал камень принцу Луиджи Амедео Савойскому. Темпераментный принц преподнёс его в подарок своей возлюбленной, русской княгине Безуховой. Та использовала бриллиант с юмором и толком: он превратился в застёжку её бюстгальтера. Ходили слухи, что кроме итальянского принца многие офицеры русской гвардии также прикоснулись к этому великолепному найдёнышу из сомалийского Зажопинска. Очень многие. Впрочем, такое случается не только с княгинями.
В романтическом тысяча девятьсот семнадцатом году «Сверкающий Могадишо» спрятали от греха и пьяных революционных матросов в тайник. Во время Второй мировой войны немецкие солдаты случайно обнаружили исторический бриллиант в бывшем княжеском имении под Ленинградом и преподнесли Адольфу Гитлеру. «У фюрера всё должно быть прекрасно!» Таким образом «Сверкающий Могадишо» снова оказался на Западе. Однако в дальнейшем фюрер не преуспел и умер от передозировки свинца в организме. После войны бриллиант вернули потомку любвеобильной княгини мсье Пьеру Безухофф из Парижа. И вот, наконец, более чем через полвека и мсье Пьер решил избавиться от редкого камня.
Главная интрига аукциона заключается в том, что точно неизвестно, кто сегодня приобрёл «Сверкающий Могадишо». Изначальная оценочная стоимость знаменитого камня, выставленного на торги британским аукционным домом, составляла от двух до трёх миллионов долларов. Но бриллиант ушёл с молотка за десять миллионов. «Это нормально», – меланхолично заметил потом аукционист Моня Адлер. Его предки торговали драгоценностями девять веков и видели ещё не такое.
Новый обладатель камня сделал покупку по телефону из Петербурга. Его конкурентами были серьёзный мужчина в дорогой европейской подделке под дешёвый китайский пуховик и сухопарая волевая женщина с противными ушами. В разговоре с корреспондентами женщина, говорившая по-русски, однако сказавшая, что она «не из России», сообщила, что «коллекционирует бриллианты с историей», и объяснила, что не предложила бóльшую цену, «потому что хотела остановиться на сумме в семь миллионов долларов». Она не стала называть своего имени, предпочтя представиться лишь как «частный коллекционер». Теперь «Сверкающий Могадишо» отправится обратно в град Петра».
Судьбоносно то, что в это самое время, когда знаменитый бриллиант пересекал границу России-матушки, на Красной площади полицейские увлечённо лупили резиновыми дубинками кучку сторонников однополой любви. Содомиты неубедительно отмахивались картонными плакатами. Единственный обитатель Мавзолея неподвижно лежал в своём саркофаге с мечтательным выражением на лице и слушал жалобные вопли представителей подавляющего меньшинства. По причине отсутствия жизни вождь трудового народа не догадывался, что отныне его судьба закономерно соединена с крошечным кусочком углерода и гомосятиной. Ведь закономерность – это же взаимосвязанная цепочка случайностей?
«Этточно!»
Товарищ Сухов, кинофильм «Белое солнце пустыни»
Света Ожгибесова по прозвищу Ноги Шире оказалась очень колоритной особой.
– Не жалей меня, мой Супертарзан! Ах-ах! Ох-ох! Ух-ух! Да! ДА! ДА-А-А!!!
Моисей Фрутков чувствовал себя хозяином жизни. Ноги Шире своё дело знала. Добрая волшебница. За сотню зелёных американских рублей и капельку водочки творила в постели настоящие чудеса. Широкий итальянский диван ритмично скрипел в такт стонам совокупляющихся.
Фрутков выгибался, как венский стул. Его носатое лицо с большой улыбкой окаменело. Свисающие с брюха складки жира резко хлопали по загорелой коже Ноги Шире. Давно он так физически не трудился. Но оно того стоило. Не шлюха, а прямо луна-парк какой-то!
Цель была совсем рядом. Ещё пару фрикций и… Фрутков приготовил было рот для рыка эякулирующего гамадрила, но! Его мобильник на антикварной тумбочке забился в электрических конвульсиях. Через секунду кабинет наполнила мелодия Исаака Дунаевского из кинофильма «Дети капитана Гранта» «А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер…». Отрыжка светлого прошлого. Как не вовремя! Фрутков вздрогнул и прекратил бурить.
– Ну, вот! Это что ещё за здрасьте? – недовольно спросила Ноги Шире. Она была по натуре добросовестным человеком.
– Ты же слышишь. Телефон.
Фрутков, кряхтя, слез с богини улицы, почесал то место, где спина уже называется по-другому и поднёс плоский аппаратик к уху. Человек с Вертикали. Москва, высшие бюрократические круги, большая политика. Это было сверхважно. Благодаря хронической коррупционности Человека с Вертикали и его неистощимому административному ресурсу, Фрутков ещё при Большом Теннисе стал одним из самых богатых питерских. Хотя Фрутков не был коренным жителем Северной Пальмиры. Его родители родились в затрапезных Кобеляках. До войны там жило много евреев, но потом туда явился Гитлер и помог…
– Я слушаю, Гений Эрастович, – произнёс Фрутков, выходя из кабинета в коридор.
– Привет, тырщик! – негодующе выплюнул мобильник. Фрутков непроизвольно напрягся. Обычно Человек с Вертикали не позволял себе подобных выражений. Значит, негодует всерьёз.
– Что случилось, Гений Эрастович? – корректно задал вопрос Фрутков.
– А сам не догоняешь, тырщик?
– Нет.
– «Сверкающий Могадишо»!
– Да?
– Ты увёл его у меня прямо из-под носа! В колодец плюёшь? Сук, на котором сидишь, рубишь? Дающую руку кусаешь? Да если бы не я, ты копался бы сейчас в мёрзлой земле на курортах Заполярья!
Было заметно, что Человек с Вертикали не старается быть дружелюбным, но ссориться с ним было чревато, поэтому Фрутков пропустил обидные слова мимо ушей.
– Я, как лох, попёрся в Женеву на аукцион, а ты, тырщик, только трубку снял и стырил мой бриллиант! Я слишком поздно узнал, что аукционист – твой хитровыдуманный родич! Но всё равно узнал!
Фрутков мысленно сполз по стенке. Это была правда, которую он тщательно скрывал. Моня Адлер приходился каким-то двоюродным плетнём фрутковскому забору. Тем не менее, родная кровь шла в зачёт, а обоюдная любовь к деньгам усиливала семейную привязанность. За пятьсот тысяч на счёте в малоизвестном банке на Каймановых островах Моня гарантировал Фруткову обладание «Сверкающим Могадишо» и своё обещание выполнил.
Фрутков от волнения перешёл на родной кобелякский язык:
– Шо ви хóчете?
– Значит так, тырщик. Сегодня первое июля, понедельник. У тебя есть ровно неделя, чтобы доставить «Сверкающий Могадишо» мне в Москву. В следующий понедельник у меня будет Сам. Я планирую показать Самому свою коллекцию драгоценностей. И «Сверкающий Могадишо» будет очень кстати. Сейчас тема Сомали вообще актуальна.
– Может быть, у вас есть другие варианты, Гений Эрастович? – промямлил Фрутков, ни на что не надеясь.
– Других вариантов нет, тырщик! Или в понедельник бриллиант украсит мою коллекцию, или я звоню Пограничнику. Ты сам знаешь, что тебя тогда ждёт. Будешь рукавицы на зоне шить. Рядом с одним бывшим нефтяником. А может, вообще мацой подавишься!
– Камень мне обошёлся в десять миллионов, – осторожно напомнил Фрутков, но Человеку с Вертикали было, как всегда.
– Ну и что? Кому ты жалуешься? Благодаря мне ты только на олимпийской стройке «поднял» в пятнадцать раз больше! Впрочем, я сегодня добрый. Будешь хорошо себя вести, получишь контракт на реанимацию какого-нибудь совкового атомохода и бюджетную поддержку. Там будет поболе твоих десяти амерских килорублей потраченных на «Сотбисе».
Фрутков вздохнул. Выбора не было. Человек с Вертикали не оставлял простора для действий. Он был широко известен в узких кругах как страстный коллекционер драгоценных камней. Как и сам Фрутков. До сих пор они не перебегали дорогу друг другу, но со «Сверкающим Могадишо» получилось действительно некрасиво. Если бы Фрутков знал, что за камнем охотится Человек с Вертикали, он вряд ли бы стал участвовать в аукционе. Это Моня заверил его, что никаких проблем не будет.
– Короче, тырщик, жду камень до понедельника. Постарайся, Моисей. И заруби себе на своем длинном носу: лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем!
На этой тревожной ноте нетёплый разговор был закончен. Человек с Вертикали вернулся в большую политику, а Фрутков в гнездо разврата, то есть на диван. Ноги Шире уже курила халявную дурь, запивая весёлый дым коллекционным белым вином и тупо лупозрела богатого клиента. Из-за дури её мозг был вял, поэтому прошло не менее трёх минут, прежде чем Ноги Шире обратила внимание на то, что на лице Фруткова уже нет большой улыбки. Остался только большой нос.
– Ты что такой законтаченный, Мося?
– Собирайся, Света, – ответил Фрутков, пеленаясь в алый шёлковый халат с вышитыми драконами – банальную хрень за две тысячи долларов. – Мне подумать надо, и жена скоро приедет.
– Залез такой загадочный, а слез такой задумчивый, – немного презрительно заметила Ноги Шире, послушно принимаясь натягивать дешёвый бадлон.
Люба, бывшая коллега Ноги Шире и нынешняя жена Фруткова, могла послужить серьёзным поводом для внезапной разлуки. Двадцатилетняя блондинка с круглым лицом, пронзительным голоском и интересным заскоком, Люба дико боялась птиц. Она говорила, что в детстве её испугал злой петух. С тех пор курицу она не ела. Однажды Фрутков предложил ей вместо ребенка завести волнистого попугайчика. Люба немедленно отреагировала оглушительным воплем: «Какой ужас! Это же птица!» Как-то летом в её комнату залетел воробей. Люба в панике выбежала на улицу и ждала там, когда птичка улетит.
Едва Ноги Шире покинула особняк Фруткова, неугомонный мобильник снова разразился весёлой песенкой Дунаевского. Фрутков с опаской глянул номер. Пограничник! Лёгок на помине. Силовик! Генерал с золотым пистолетом и унитазом. И снова не вовремя!
– Как поживаешь, дрыщ? – прогудел Пограничник в сотовый, как в трубу.
После неприятного звонка Человека с Вертикали Фрутков был готов к грубому обращению. Он спросил:
– Можно узнать, товарищ генерал, по какому поводу «дрыщ»?
– «Сверкающий Могадишо»! Кстати, не знаешь, почему великолепный камень назвали именем какой-то уебанской деревни? «Сверкающий Могадишо»! Ты этот Могадишо видел?
Ещё один коллекционер. Фрутков вздохнул.
– Вы были в Женеве?
– Там была моя жена, дрыщ! Ты её видел, когда мы у вас в Питере на «Авроре» бухали в день рождения губернатора. Помнишь?
Фрутков вспомнил волевую женщину с противными ушами. «Нефертётя, так, кажется, её звали в высших кругах. Точно. Нефертётя».
Пограничник безостановочно гудел в трубу:
– Начинай лгать, хуторянин. Мол, ничего не знаю, ни с кем не договаривался…
Фрутков попытался собрать в кучку разбегающиеся мысли. Пограничник – это, конечно, выпуклая личность, но Человек с Вертикали гораздо массивнее. В конце концов, он отдаёт приказы Пограничнику, а не наоборот. Значит…
– Зачем мне лгать, товарищ генерал? Я победил на аукционе, и теперь бриллиант мой.
– Так-так-так… Не уважаешь наши доблестные органы? Я мог бы предложить тебе восемь «лимонов», а два оставшихся обсудим.
Звучало примирительно, но Фрутков был твёрд.
– Органы уважаю, бриллиант не отдам!
Пограничник прощально прогудел:
– Ладно, дрыщ. Подумай об ответственности своего бизнеса. Налоги там… У тебя есть неделя. Потом я ни за что не ручаюсь. Долго говорить времени у меня сейчас нет. Я должен вернуться к той куче дерьма, которую разгребаю с утра. Бывай!
Пограничник вернулся к дерьму, а Фрутков побрёл на кухню размером с Ладожское озеро, чтобы спокойно там подумать. Громадная белоснежная кухня всегда его успокаивала. Её оформлял модный итальянский дизайнер, поэтому кухня была выполнена в средиземноморском стиле. Пол покрывала плитка, стилизованная под мозаику древнеримских бань. На стенах висели декоративные тарелки с южными пейзажами: оливковые рощи, пинии и кипарисы. Столешницы из розового каррарского мрамора. Ну и всё такое.
Фрутков налил себе кофе в фарфоровую чашку династии Цин, провёл пальцем по тонкому волнистому краю. Отхлебнул. Кофе был хорош! Мягкий, без обычной горечи. Знаменитый «Чёрный бивень». Его производили в Таиланде. Пропускали зёрна арабики через пищеварительный тракт слонов. Впрочем, лучше ничего не знать о тонкостях изготовления самого дорогого в мире кофе. Фрутков не знал.
– Вот придурки, ёпта! – сказал Фрутков своему отражению в натёртом до зеркального сияния мраморе стола. Он хотел добавить ещё что-то ненормативное, но тут таиландский кофе из слоновьего дерьма напомнил ему о Куале и Лумпуре.
После обеда в синем небе появились тёмные тучки. Бегая по своим делам, петербуржцы и гости города начали поглядывать вверх, ожидая, когда дождь примет решение и выйдет на работу. Но дождь всё ленился.
Майор Траулько, сидя в своем кабинете, ленилась тоже. Вместо сухих протоколов на столе лежала груда печенек, разломанная на дольки молочная шоколадка и стояла чашка с чаем. Траулько была лакомкой. К тому же над её головой висело эгоистическое руководство к действию: «Люби себя, наплюй на всех и в жизни ждёт тебя успех!» В соответствии с этим указанием Траулько, любя себя, подтачивала ногти пилкой. Майору была присуща миловидность. Не зря её непосредственный начальник подполковник Пучегоров говорил в тесном кругу друзей: «Я бы с такой проснулся». Но Траулько была не такая. Для всего интимного у неё был свой собственный чёпожрать – муж-водитель «Газели» плюс две чёкупилы – дочери. Да ещё вместе с ними жил мужнин брательник-алкаш с кучей судимостей и какая-то бабка. Тут далеко не разгуляешься.
Ухаживая за ногтями, Траулько обдумывала порученное задание. Она хорошо работала, иначе не дослужилась бы до звания «майор». Ведь если в полиции пить, прогуливать и вообще плевать на свои обязанности, можно стать максимум капитаном.
Траулько была присуща не только миловидность, но и последовательность, поэтому, закончив с ногтями, она попросила привести Манчестера. Старый жулик уселся на неудобный стул перед майором. Невысокий. Невыразительное лицо цвета прокисшего молока. Волосы, как ворс вытертого старого ковра. Усы, неряшливая бородка. Большая лысина. На бледных щеках красные пятна – свежие синяки.
– У тебя такой вид, Манчестер, будто тебя обстреляли разрывными помидорами, – улыбаясь, сказала Траулько. Она протянула ему измятую картонную коробку с картой Папиросно-Балтийского канала на крышке. Сама Траулько не курила, но держала дешёвые папиросы для душевного разговора с задержанными.
Манчестер печально улыбнулся в ответ, показав худшие в России зубы.
– Вошёл не в ту дверь.
Он закурил. Траулько открыла протокол, полистала.
– У меня другие данные. Вот тут сказано, что вчера ты со своим другом в чебуречной послал на три буквы президента и весь горячий народ одной маленькой кавказской республики. Или в пять букв? Давай уточним.
Манчестер уточнил:
– Дело шьёшь, гражданка начальник?
– Ага, шью. А зачем вы хозяину чебуречной налили за шиворот горячего чая? Уважаемому человеку в своей диаспоре. Ведь это уже экстремизм, дорогой мой жулик! Серьёзная статья – большой срок!
Манчестер подавился, закашлялся. Голубой дым заклубился у него над макушкой, выходя изо всех естественных отверстий головы.
– Фу, – брезгливо помахала ладонью перед своим лицом Траулько, – воняешь, как трофейная лошадь!
Манчестер отдышался и повысил голос:
– Эти «чебуреки» в свои чебуреки не докладывают мясо! А когда Дуремар высказал претензию, они первые начали нас дубасить! Закусились по чесноку! Я – не экстремист! Я – квалифицированный домушник! Это вам любой следак скажет!
Траулько ласково улыбнулась. Если майор полиции ласково вам улыбается, значит, сейчас сделает какую-то гадость. Манчестер это знал и насторожился.
– Вот и докажи делом.
– Как это? – опешил Манчестер.
– Кáком кверху, – неостроумно заметила Траулько, пшикая на себя духами. – У меня есть к тебе деловое предложение.
– А можно одну печеньку? – неожиданно попросил Манчестер.
Траулько, удивившись про себя, подала Манчестеру печенье.
– Угощайся.
Манчестер взял печенье и засунул себе в рот. Он был опытный каторжанин. Иногда лучше жевать, чем говорить.
– Я помогу тебе снова стать человеком, – произнесла ритуальное ментовское заклинание Траулько и перешла на отсебятину: – Ничего безумно сложного. Я не прошу тебя извлечь квадратный корень из круглого бревна. Мне просто нужны твои профессиональные навыки.
Побитый жизнью и кавказцами Манчестер молча скорчил недоверчивую гримасу. Траулько продолжала уговоры:
– Некоторые твои дружки уже свернули с прямой воровской дорожки и стали депутатами. А один даже президентом, хотя и не в нашей стране. Что мешает тебе последовать их вдохновляющему примеру? Чем ты хуже? Или у тебя в крови низкое содержание сахара?
Майор вопросительно уставилась на жующего печенье Манчестера. Тот на всякий случай перестал двигать челюстями. Не сводя с него глаз, Траулько полезла в ящик стола. Старый жулик, испуганно следя за её движениями, пробормотал:
– Куда уж нам, овсяным лепёшкам, в калашный ряд.
К его облегчению ничего страшного не произошло. Траулько сначала вынула из ящика большую расчёску, потом маленькое круглое зеркальце и принялась тщательно расчёсывать свои длинные густые волосы. В кабинете воцарилось молчание. Причесавшись, Траулько положила на стол расчёску и поставила вопрос ребром:
– Так ты поможешь мне или дело об экстремизме заводить?
– А что будет с Дуремаром? Останется на киче?
Траулько вздохнула.
– Ну, вы и беспокойные сердца! Накосячили в чебуречной по самое ё-моё. Тарантино впору про вас вторую часть «Бесславных ублюдков» снимать.
Манчестер, наконец, проглотил печенье.
– Я без кореша отсюда не уйду.
Траулько мило улыбнулась.
– Не будь настолько депрессивным, Манчестер. Так и быть, забирай своего Дуремара только мою просьбу выполни. Услуга за услугу.
– Что сделать-то надо, гражданка начальник?
Траулько доверительно понизила голос:
– Дело несложное. Как раз по твоему профилю. Нужно у одного нехорошего человечка изъять камешек.
– Что за камешек? – поинтересовался Манчестер.
– Тебе о том знать незачем. Твоё дело взять камень и передать его мне. А я постараюсь, чтобы ты не остался внакладе. Был бы ты чуть умнее, дружил бы не только с Дуремаром, но и со мной. Учти – ласковое теля две матки сосёт.
– Сколько?
– Пять тысяч.
– Рублей?!
– Долларов!
– А Дуремар что-то получит?
– Само собой и твой Дуремар, если он в деле. Пять тысяч долларов на двоих.
– На каждого. По телеку говорят, что у нас крысис.
Траулько недовольно сморщила симпатичный носик. Она с самого начала предполагала заплатить исполнителю десять тысяч долларов, но зачем об этом знать Манчестеру? Всё равно у неё в активе ещё остаётся сорок тысяч и повышение по службе.
– Сегодня твой день, Манчестер. Пять штук баксов каждому. Я рождена, чтоб сказку сделать быдлу.
Манчестер поёжился. «Пять штук баксов» звучало как-то по-гангстерски.
– А что за человечек?
Траулько придирчиво осмотрела в зеркальце свою причёску, кое-что поправила, взбила повыше. Потом перевела глаза на Манчестера.
– Какая тебе разница? Один барыга, богатый, как гном. Ты берёшь камешек, получаешь гонорар и навсегда забываешь про мою просьбу. Заработаешь нормальных денег, толково их пропьёшь, чтобы ляжку не жгли. Почувствуешь себя на минуту хозяином жизни. Что тут трудного? Лучше напрягай своё мозговое вымя над тем, как это сделать.
Манчестер даже задницей почувствовал, что пора соглашаться. Всё-таки с одной стороны экстремизм, с другой – гонорар. Срок или деньги? Истина где-то рядом. Хотя собственно выбора нет. Манчестер осторожно кивнул.
Траулько удовлетворённо улыбнулась, хотела что-то сказать, но тут не вовремя зазвонил телефон. Майор подняла трубку.
– Здравия желаю! Да, нашла. Договорилась. Двое. Нет. Нормальные быдланы. Сделают, куда они денутся, опыт разносторонний. Нет. Не дорого.
Пока Траулько говорила по телефону, Манчестер курил. Дожидался. Он не прислушивался к служебному разговору гражданки начальника. Меньше знаешь – реже икаешь. Старый вор думал о том, что пора завязывать. Всё-таки возраст. Возраст – это когда заходишь в ванную, думая побрызгать дезодорантом подмышки, а вместо этого чистишь себе уши ватной палочкой. Потом весь день мучаешься, понимая, что сделал что-то не то и только на следующее утро, проснувшись в мокрой постели, соображаешь, что вчера хотел просто сходить в туалет.
У каждого есть свои демоны. В отличие от Дуремара, который считал, что в жизни нужно потихоньку спиваться, Манчестер мечтал жить в горах и спать в спальнике. Совсем один.
– Значит, договорились? – вернула Траулько Манчестера в управление полиции. – Что ты на меня, как с кедра, смотришь?
– Задумался я, гражданка начальник.
– Ладно, тогда слушай инструкции. Никаких записей, запоминай так.
Траулько объяснила, что и как Манчестер должен сделать. Потом заставила его всё повторить. Удовлетворённая результатом, кивнула на стол.
– Молодец! Ещё печеньку хочешь?
Манчестер отказался. Он не был сладкоежкой. Траулько вызвала конвой и отправила старого жулика обратно в камеру. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, майор сняла трубку и набрала номер Фруткова. Ведь ласковое теля две матки сосёт.