Вадим Панов
Сады пяти стремлений

На некоторое время в кают-компании установилась полная тишина – изумлённые офицеры, которые внимательно прислушивались к достаточно громкому разговору, пытались осознать заявление капитана.

– Как такое возможно? – пробормотала Аурелия.

– Идеальный шторм, – пожал плечами Хасина.

– Судя по всему, да – идеальный шторм Пустоты, – подтвердил Дорофеев. – Уникальная аномалия, воспользовавшись которой Галилей протащил нас через весь Герметикон… или шторм протащил нас, а Галилей позаботился о том, чтобы мы оказались на пригодной для жизни планете.

– Без единой остановки… из Северного – в Южный без единой остановки, – выдохнул Аксель.

– Совершенно верно.

– Учёные будут в экстазе.

– Очень на это надеюсь, адира. – Капитан вновь позволил себе улыбку. – Очень надеюсь на то, что мы сумеем добраться до учёных Герметикона и рассказать им эту удивительную историю.

– У вас есть сомнения в возможности возвращения? – Кира задала вопрос чуть тише, однако её услышали все находящиеся в кают-компании офицеры.

Ответил же Базза громко. Но спокойно.

– Астрологический атлас утверждает, что к югу от Калпана доступных обитаемых планет не обнаружено.

– Доступных означает – в зоне досягаемости астринга?

Дорофеев молча кивнул.

Такое сообщение, последовавшее сразу после обнадёживающей новости, могло выбить из колеи кого угодно. Однако офицеры «Пытливого амуша» не привыкли опускать руки после первой же неудачи. Тем более что сейчас это была не неудача, а просто неприятное известие.

– То есть мы видим Калпан, если, конечно, это Калпан, но не можем до неё допрыгнуть?

– Если верить тому, что написано в Астрологическом атласе, адира.

– В нём может быть допущена ошибка?

– Не ошибка, а неточность, – с прежним спокойствием ответил Дорофеев. – Калпан открыта недавно, причём открыта исследовательским рейдером, а не Астрологической экспедицией. До вхождения в Герметикон планета была необитаемой, пригодной для жизни, но пустой, и её только-только начали осваивать. И поскольку Астрологическая экспедиция на ней до сих пор не побывала, существует большая вероятность, что исследования звёздного неба не проводились с должной тщательностью. – Пауза. – К тому же, как мы все знаем, тинигерийцы торопливостью не отличаются.

Последняя фраза вызвала у слушателей улыбки. Да, слабые, но всё-таки улыбки – надежда на спасение оставалась.

– В ближайшее время я изучу этот сектор через «дальний глаз» астринга, но скрывать не стану – максимально точный ответ на возникшие вопросы способен дать только Галилей.

И все перевели взгляды на Аурелию. На ведьму-спорки, взятую на борт именно для того, чтобы присматривать за астрологом. Никто из присутствующих не знал, помогла ли Аурелия во время шторма, но сейчас все ждали, когда она вернёт его в строй.

– Мне нужно время, – вздохнула ведьма, отвечая на невысказанный вопрос Дорофеева.

– Как много?

– Сегодня до обеда я планировала провести глубокое обследование, по результатам которого смогу дать прогноз.

– Хорошо, – кивнул капитан. – Какова вероятность, что Галилей придёт в себя?

– Я уверена, что он придёт в себя, – твёрдо произнесла Аурелия. – Сегодня к обеду я постараюсь дать прогноз по времени.

– Хорошо.

Дорофеев закончил с кофе, но поняв, что офицеры не прочь поговорить о происходящем, налил себе и Кире ещё по чашке, повернулся лицом к залу и громко произнёс:

– Кроме того, теперь мы точно знаем, что планета обитаема.

Дав понять, что ждёт мнения подчинённых.

– Аборигены находятся на достаточно высоком уровне развития, – тут же произнёс Бедокур. – Найденная табличка демонстрирует высокое качество и работы, и металла.

– Жаль, что у нас не было времени тщательно изучить риф, – вздохнул Аксель. – Не сомневаюсь, что мы бы обязательно обнаружили остатки судна.

– Ни времени, ни средств, – уточнил Дорофеев. – Без подводного снаряжения пловцы лишь осмотрели бы судно, не получив сколь-нибудь важной информации. К тому же поисковые работы под водой сопряжены с риском, а у нас серьёзная нехватка личного состава.

Задача рейдера – разведка, а не глубокие исследования, он должен двигаться быстро и ходить далеко, экипаж «Пытливого амуша» был весьма немногочисленным, поэтому потеря пятерых нижних чинов и двух офицеров, а если прибавить пребывающего без сознания Галилея, то трёх офицеров, стала для Дорофеева существенной.

– Изучим их цивилизацию, когда встретим людей.

– А вдруг вся их жизнь – море? – предположила Аурелия. – Тут ведь вокруг вода.

– Просто мы ещё не добрались до суши, – проворчал Хасина.

– Если они живут в море, то как выплавили медь? – добавил Бедокур.

– Пожалуй, – улыбнулась Аурелия. – Я об этом не подумала.

– Надпись на универсале означает, что мы имеем дело с переселенцами, – продолжил Дорофеев. – Или они бежали от Белого Мора, или от Инезирской династии. В любом случае их бы не отправили на планету, полностью покрытую водой.

– То есть суша есть?

– Обязательно. И я надеюсь, что мессер до неё добрался.

При упоминании дер Даген Тура вновь наступила тишина, пусть и ненадолго. Пауза получилась не горестной, не тяжёлой, но заметной.

– Как поведёт себя мессер, оказавшись на суше? – спросила Аурелия.

– Вступит в контакт с местными, – пожал плечами Аксель.

– Попробует прикинуться своим?

– Только в том случае, если это будет возможно, – добавил Хасина. – Но отсиживаться мессер не станет.

– Станет, если будет выгодно, – усмехнулся Базза.

– Да, капитан, – согласился Крачин. – Но вероятность того, что мессер останется в тени, я расцениваю как низкую.

– Пожалуй.

– Не забывайте, что мессеру придётся заботиться о Мерсе, – улыбнулась Кира.

– И Бабарском, – добавила Аурелия.

– Бабарский сам будет заботиться о мессере, – подал голос Бедокур. – А вот Мерса не очень приспособлен к ведению разведывательной деятельности, особенно, Энди.

– То есть, если мессер будет один или с Бабарским, он сможет затеряться среди местных, хотя бы для того, чтобы понять, как получить больше информации о цивилизации, – ровным голосом продолжил Дорофеев, глядя Аурелии в глаза. – Если Мерса с ними, а я на это искренне надеюсь, им будет проще вступить в контакт с местными властями. В этом случае мессер не станет скрывать, кто он.

– И расскажет, что он с другой планеты?

– А что в этом такого? – удивился Крачин. – Раз они потомки переселенцев, то вряд ли забыли о существовании других планет.

– Как показывает опыт, на всех открываемых планетах сохраняется память о Герметиконе и появление его посланников вызывает интерес и удивление, но не страх, – вернул себе слово Дорофеев. – С этой точки зрения мессеру ничего не угрожает. Однако отсутствие корабля вызовет вопросы и породит недоверие к рассказу.

– Его могут принять за мошенника?

– Уверен, мессер сумеет убедить аборигенов в том, что не является мошенником. А также – в своём высоком статусе.

– Он расскажет о нас? – спросил Бедокур.

– Нет, – качнул головой капитан.

– Почему? – растерялась Аурелия.

– Потому что мессеру неизвестна судьба «Амуша», – объяснил Базза. – Кроме того, в его обстоятельствах информацию следует выдавать дозированно, всегда оставляя что-то в рукаве. Что же касается нас… – Дорофеев выдержал короткую паузу. – Мессер уверен, что мы живы, и будет действовать исходя из предположения, что мы в скором времени появимся.

– Потому что он верит в нас? – тихо произнесла Кира.

– Потому что он уверен в нас, адира. И мы его не подведём.

Ответить капитану никто не успел: дверь распахнулась и появившийся на пороге цепарь выкрикнул:

– Прямо по курсу земля!

* * *

– Моя земля!

– Траймонго – наш общий дом. Мы все за него в ответе.

– Правда?

– С чем ты не согласен?

– От таких пафосных речей скулы сводит.

– Можешь называть мои слова пафосными, но лично я чувствую огромную ответственность за всё вокруг, – твёрдо произнесла Феодора. – За всю нашу планету.

И прозвучавшая в её голосе убеждённость заставила сенатора Фага умолкнуть и даже слегка смутиться. Наамар увидел, что молодая женщина настроена весьма решительно и если он продолжит «шутить», то разговор завершится скандалом, и решил сбавить обороты. Но тем не менее пробубнил:

– У нас не вся планета, а один-единственный материк.

– Мы не знаем, есть ли на Траймонго другие материки, – подал голос Радбуд.

– Раз мы о них не знаем, то можем считать несуществующими.

– А если они существуют и заселены?

– Вы действительно хотите говорить сейчас об этом? – изумилась Феодора, по очереди разглядывая собеседников, двух мужчин, двух сенаторов. – Или мы всё-таки поговорим о том, что действительно важно?

– Что может быть важнее освоения планеты? – поднял брови сенатор Фага. – Ты постоянно поднимаешь эту тему.

– Наамар, хватит дурачиться! – не выдержала сенатор Уло.

– Я абсолютно серьёзен.

– Если тебя так сильно волнует исследование Траймонго, то почему ты не построил флот?

– И не убрался с вашего континента?

– Просто: почему ты не построил флот? – Продуманные «дурачества» сенатора Фага разозлили Феодору, но молодая женщина держала себя в руках. – Почему не использовал свою энергию на благо планеты?

– Мы всё время топчемся вокруг одного и того же вопроса.

– И будем топтаться, пока ты не ответишь на мой вопрос, – громко произнесла Феодора, глядя сенатору Фага прямо в глаза. – Мы планировали снарядить экспедицию для исследования планеты, но ты выбрал войну. И я хочу знать: почему? Почему, Наамар? О чём ты думал?

Несмотря на то что во Дворце Пяти Стремлений оставались все лидеры Траймонго, сенаторов Суно и Харо на эту встречу не позвали. И не потому, что они были старше Радбуда, Наамара и Феодоры, которые ко всему прочему ещё и знали друг друга с детства, а по той простой причине, что Идлен и Габрис не были самостоятельными фигурами. Им оказывали уважение, они ярко выступали в Сенате и перед своими избирателями, но в конечном счёте делали то, что им приказывали: Наамар – Габрису, Радбуд – Идлену. И потому в их присутствии на встрече старых друзей и почти смертельных врагов не было никакой необходимости. Для разговора же они выбрали Дальнюю террасу, уединённое расположение которой позволяло надеяться на то, что всё произнесённое не выйдет за её пределы. И ещё уединённость Дальней террасы позволяла общаться свободно, без церемоний.

– Я объяснял свою позицию не один раз, – грубовато резанул Наамар.

– Твои объяснения не выдерживают критики. – Радбуд тоже начал горячиться. – Экономика – это экономика…

– Война – это всегда экономика, а экономика – это война, – перебил его сенатор Фага. – Наши Стремления много воевали в своей истории, и я искренне надеялся, клянусь – я искренне надеялся! – что противостояние осталось в прошлом. Но ты так разогнал экономику, что не оставил мне выбора: тягаться с тобой в бизнесе я не могу, поэтому перевожу противостояние в другую форму. – Наамар грустно усмехнулся: – В более привычную.

– Почему именно противостояние?

– А как ты это называешь?

– Мы торгуем. Производим товары. Конкурируем.

– Не прикидывайся идиотом, Радбуд. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду: пройдёт десять-двадцать лет и ты купишь моё Стремление с потрохами.

– Можно обсудить протекционистские меры. У тебя есть возможность защитить свою экономику законодательным, а главное – мирным способом, и я готов обсудить возможные варианты.

– Я хотел так поступить, – кивнул северный сенатор. – Но ситуация поменялась: для чего ты устроил погромы?

– Я?!

– А кто?! – взревел Наамар. – Фага убивают по всему твоему Стремлению! Убивают за то, что они – фага!

– Ты несправедлив!

– Я говорю так, как есть.

– Серифы делают всё, чтобы поймать негодяев!

– А кто вернёт к жизни убитых?

Несколько мгновений Радбуд внимательно смотрел на Наамара, а затем вернулся в кресло, взял в руку бокал с вином и прищурился:

– А что ты скажешь, если расследование докажет провокацию? Твою провокацию.

– Сначала докажи, – очень спокойно ответил сенатор Фага, располагаясь в кресле напротив.

– То есть ты не отрицаешь? – изумилась Феодора. – Наамар? В кого ты превратился?

– Сначала Радбуду нужно доказать свои обвинения, – холодно произнёс сенатор Фага. – Только после этого ты сможешь потребовать объяснений.

– Наамар, как ты мог… – Сенатор Уло покачала головой, а затем чуть повысила голос: – Зачем ты раскачиваешь лодку? Ты уже всё решил, да? Ты хочешь войны?

– То, что я делаю, – это самозащита, – отчеканил Наамар. – Я устал повторять, что в противном случае Мэя купит весь север. И, думаю, Феодора, ты это понимаешь – и Уло они тоже купят. – Он перевёл взгляд на Радбуда. – Ты предлагаешь договориться? Мои условия тебе известны. «Северная инициатива».

– Я посмотрел документы, твои предложения абсолютно неприемлемы. Давай искать компромисс.

– Никаких компромиссов. – Наамар бросил быстрый взгляд на Феодору: – Как видишь, я сделал всё, что мог.

– Ты можешь сделать больше.

– Что?

– Сдаться, например. – Сенатор Мэя не позволил Феодоре ответить Наамару. – Тебе хорошо известно, что моя армия обучена не хуже твоей, а вооружена – лучше. Но самое главное – и ты это признаёшь – моя экономика лучше твоей. Я не хочу войны, но я тебя и кровью умою, и задушу.

– Попробуй, – равнодушно отозвался сенатор Фага.

– Это будет несложно.

– Вы совсем сдурели? – всплеснула руками Феодора. – Вы себя слышите? Наамар, ты действительно устроил эти провокации?

– Нападения на фага – результат дискриминационной политики Мэя.

– Да ты послушай, что происходит! – Сенатор Уло бросила ему несколько листов с отпечатанными сообщениями. – Погромы случились во всех крупнейших городах Стремления Мэя. Это правда сделали твои люди?

– Это сделали поганые расисты.

– Я поймаю всех причастных к этим преступлениям, – пообещал Радбуд.

– Но не сможешь доказать, что за ними стою я, – жёстко ответил Наамар. – И тем более не сможешь доказать это моим фага, которые и так-то косо смотрели на проникших в наше Стремление людей.

Радбуд побледнел:

– Если хоть один волос упадёт с голов…

– То что? – издевательски поинтересовался сенатор Фага. – Начнёшь войну?

– Могу и раньше.

– Тогда чего мы ждём?

– Я не хочу воевать, – громко произнесла Феодора. – И вам не советую.

– Можешь остаться в стороне, – пожал плечами Наамар. – Мы выясним отношения без тебя. Просто не вмешивайся.

– Будете воевать на моей земле?

– Ничего личного, просто твоё Стремление оказалось между нами.

Между молотом и наковальней.

– Я атакую того, кто первым пересечёт границу Стремления Уло, – пообещала Феодора.

– И станешь союзником второй стороны.

– Иначе мой народ меня не поймёт, – объяснила сенатор, глядя Наамару в глаза. – Но есть и другой вариант: я не стану защищать Сады, уведу армию к Небу, подожду, когда измотанный победитель добьёт побеждённого и оторву ему голову.

– Сильная заявка, – оценил сенатор Фага.

– Вы оба меня достали.

– Не противься естественному ходу вещей, – вздохнул Наамар. – Рано или поздно на Траймонго должно будет сформироваться единое государство.

– Естественный ход вещей – это пять Стремлений, которые живут, как пальцы одной большой руки, – убеждённо сказала Феодора.

– Так и останется, – пообещал Наамар, поднимаясь, чтобы уйти. – Просто у руки появится голова.

* * *

«Ты возвращаешься не с рыбой, а с нами, – сказал Помпилио капитану шхуны. – И должен сразу это показать. Только в этом случае ни к нам, ни к тебе не возникнет дополнительных вопросов. Сначала возникнут – у дураков-патрульных, но потом их начальник всё поймёт и не выдвинет против тебя обвинений».

Поэтому они направили судно не к привычному месту, а к самому шумному причалу, где была наибольшая вероятность встретить серифов. И поэтому все аборигены – по приказу дер Даген Тура – собрались на баке. Оспаривать решение Помпилио рыбаки не стали, по опыту знали, чем чревато, и это обстоятельство позволило Бабарскому спокойно подготовиться к высадке. ИХ с сожалением оставил на борту цапу – в ней было жарко, и она резко отличалась от одежды аборигенов, поморщившись, накинул на себя прихваченную у рыбаков куртку – лёгкую и вонючую, как рынок, и, едва шхуна подошла к причалу, ловко спрыгнул на него. Пару мгновений изображал рыбака, готовящегося принять швартовы, а когда понял, что окружающие не обращают на него внимания – умело растворился в толпе.

Пообщавшись с аборигенами, Бабарский понял, что на большие подъёмники, доставляющие людей и грузы в Сады, его без документов не пустят, и потому прихватил не только одежду, но и подходящий паспорт. К счастью, на Траймонго ещё не додумались использовать в документах фотографии, ограничивались описанием владельца, а один из рыбаков оказался невысоким и темноволосым. Что же до различий – их можно было списать на прошедшие со времени получения паспорта годы. Действовал ИХ быстро и шаги свои продумал досконально: по дороге к подъёмнику он не торгуясь купил крупную рыбину – мелочь на первые расходы тоже позаимствовал у рыбаков, логично рассудив, что золотая монета и обещанная дер Даген Туром награда с лихвой покроют этот небольшой кредит, и в тот момент, когда патрульные серифы подошли к шхуне, Бабарский ступил на подъёмник и показал контролёру паспорт.

Такой же вонючий, как и всё в рыболовецком порту.

– Наверх? – осведомился контролёр, едва взглянув на документ.

– Да.

– Не всё продал? – кивок на рыбину.

– Решил побаловать свою старуху.

– Чтобы она побаловала тебя?

– Хороший размен. И не очень дорогой.

– Согласен.

В результате в тот момент, когда на причале – и по всему рынку – началась суматоха с поиском третьего пришельца, ИХ уже оглядывал лежащий над Морем город. Аккуратный, чистенький, выстроенный из белого камня. Симпатичный южный город, нежащийся под тёплым солнцем, но, на вкус суперкарго, ничем не примечательный.

Подбираясь к Морю, чтобы превратиться в водопад, Стремление сильно расширялось, поэтому Абергульф располагался только на правом берегу, а ближайшие мосты на левый находились примерно в трёх километрах от водопада и были перекинуты через плотно застроенный остров. От подъёмника вела большая улица, но прежде, чем отправиться по ней, ИХ, не удержавшись, прошёл к водопаду, ширина которого, по оценке снизу, не превышала двух сотен метров, и увидел разгадку: в этом месте скалистый край плато представлял собой естественную плотину, пробить которую Стремление ухитрилось в одном-единственном месте. Полюбовавшись водопадом сверху, ИХ вернулся на широкую улицу, но прошёл по ней недолго, свернул в первый же переулок и ещё через сотню метров оказался на большой, сначала показавшейся огромной, площади, полностью занятой другим рынком, не таким вонючим, как нижний, несмотря на то что на изрядной его части тоже торговали рыбой – и морской и речной. А ещё – фруктами, овощами, мясом, хлебом, одеждой, мелким инструментом… другими словами – всем, что могли предложить рыбаки, ремесленники и фермеры. Большой рынок был идеальным местом для лёгкого перекуса – Бабарский не чувствовал голода, но знал, что на всякий случай нужно поесть, – и пополнения запаса мелких денег. Быть пойманным ИХ не боялся, поскольку в таких местах чувствовал себя как рыба в воде. Он остановился, прикидывая, как будет лучше избавиться от рыбины, и вдруг услышал:

– Отличный смоллет! – воскликнул мальчишка лет восемнадцати, одетый в лёгкую рубашку с закатанными рукавами, шорты и сандалии на босу ногу.

Поношенная одежда выдавала мелкого уличного проходимца, однако прогонять юношу Бабарский не стал. Вместо этого улыбнулся и кивнул на рыбину:

– Нравится?

– Выглядит свежей. – Парень почесал в затылке. – Моя мама умеет готовить его в сметане – получается очень вкусно.

– Хочешь порадовать матушку?

– У меня нет денег даже на треть такого здорового смоллета.

– Заплатишь информацией.

– Чем?

Объяснять значение сложного слова ИХ посчитал излишним и сразу перешёл к делам:

– Как тебя зовут?

– Занди.

– Ответишь на пару вопросов, Занди? И тогда получишь рыбу в подарок.

– Вопросов о чём? – Судя по тому, что паренёк не насторожился, получение платы за информацию считалось в Абергульфе делом обыденным. Несмотря на то что само слово употреблялось нечасто.

– Я – гость в вашем городе, хочу наладить толковый бизнес, но не знаю, к кому обратиться, – рассказал Бабарский.

– Бизнес честный или нет?

Вопрос показал, что ИХ обратился к нужному человеку. Пусть и к юному.

– Вижу, ты смышлёный малый, мне повезло.

– Спасибо, синьор, думаю, мне тоже.

– Почему?

– Вы – забавный.

– Но получишь ты только рыбу.

– И ни одной монетки? – погрустнел Занди.

– Среди твоих предков были галаниты?

– Кто?

– Забудь, – добродушно рассмеялся Бабарский, отметив про себя, что детали своего прошлого аборигены знают недостаточно хорошо. С другой стороны – зачем им? – Что же касается твоего вопроса, то я ещё не решил. Врать не буду – мне хочется получать как можно больше прибыли, но при этом совсем не хочется в тюрьму.

– В Стремлении Мэя хорошие законы, синьор, можно прилично заработать, и не нарушая их.

– Очень интересная информация.

– Вы опять использовали это странное слово.

– Оно означает то, что ты отдаёшь.

– Сведения?

– Сведения, – подтвердил ИХ, отметив, что паренёк и впрямь смышлёный.

– Если вы хотите быть честным, то нужно идти на остров Золотого Карпа, там ведут самые разные дела, в том числе – большие. – Занди указал на застроенный остров, через который были переброшены мосты на левый берег. – Если же у вас другие планы, то нужно посетить Старые Казармы на острове Пушкарей. Он чуть дальше, там, где в Стремление впадает Карава.

– Как выглядят Казармы? – поинтересовался любящий точность Бабарский.

– Сложены из красного кирпича.

– Почему не из камня?

– Так дешевле. Из белого камня в Абергульфе строят только в центре. Дальше – из кирпича. А на окраинах дома деревянные.

– Хочешь угадаю, где ты живёшь?

– Хотите угадаю, куда вы пойдёте?

– А ты молодец, – одобрил ИХ.

– А вы будьте осторожны, синьор, – продолжил Занди, не обратив на этот раз внимания на тёплые слова.

– Что не так? – насторожился Бабарский.

– Вы разве не слышали о погроме?

– Нет.

– Сегодня утром какие-то громилы разнесли несколько заведений фага. Так что сейчас серифы перетряхивают Казармы, и на остров Пушкарей лучше не соваться.

– Спасибо, – протянул ИХ, мысленно обложив крепкими цепарскими выражениями неизвестных громил. – Что происходит?

– Никто не знает, синьор, и никто этого не ожидал, – вздохнул Занди. – Зато теперь все боятся, что фага будут громить заведения людей – чтобы отомстить.

– Но ещё не громили?

– Может, ждут, когда серифы успокоятся?

– Может быть… – Бабарский протянул пареньку рыбину. – Бери – заработал. Рыба очень свежая, твоей матушке понравится.

* * *

«Пытливый амуш» неспешно подходил к континенту, и удивлённые цепари – те, у кого была возможность выглянуть в иллюминатор, – внимательно разглядывали отвесную скальную стену, поднимающуюся из воды не меньше, чем на двести метров. А то, что путешественники добрались именно до континента, а не до следующего острова, было понятно по тому, что колоссальная стена заняла весь горизонт и тянулась, насколько хватало глаз.

– Интересно, весь континент лежит на плато или только его восточная часть? – пробормотал Аксель.

– Удивительное строение, – улыбнулась Кира.

– И мало на что похожее.

– Мне доводилось видеть подобное геологическое строение, но те структуры не были столь высоки, – вступил в разговор стоящий у лобового окна Дорофеев.

– Возможно ли, что континент лежит на плато? – повторил вопрос Крачин.

– Скоро узнаем, – ответил капитан, внимательно изучая поднимающуюся из воды стену.

Опасаясь ветров, Дорофеев распорядился начать подъём примерно в пятнадцати лигах от линии плато, и, когда «Пытливый амуш» набрал достаточную высоту, путешественники увидели песчаную пустыню с грязно-жёлтым песком и редкими вкраплениями коричневых скал. И ни одного зелёного мазка, насколько видел глаз и добивали бинокли, – только жёлтое и коричневое.

– Если планета обитаема, то люди явно живут не здесь, – оценил Крачин.

– Люди живут и в пустынях, – заметила Кира.

– Не видно воды, адира.

– В пустынях редко бывают реки, Аксель.

– По тому, что я наблюдаю, здесь скорее будут оазисы, а не реки, – вставил своё слово Дорофеев. – Эта сковородка чересчур раскалена.

– Надеюсь, Помпилио не пришлось её преодолевать, – прошептала Кира.

Прошептала едва слышно, однако Базза услышал, дёрнул щекой, посмотрел рыжей в глаза и кивнул.

– Пустыня кажется большой, – произнёс Крачин, продолжая разглядывать землю в бинокль. – Пойдём вдоль берега или над континентом?

– Над континентом, – уверенно ответил Дорофеев. – Пустыни рано или поздно заканчиваются.

– А вдруг она занимает весь континент?

– Это будет означать, что мы ошиблись континентом, адира, – мягко сказал Базза. – Проблемы с водой не позволили бы переселенцам построить здесь развитую цивилизацию.

– Люди упорны и умеют удивлять, – не согласился Аксель. – У переселенцев должны были быть с собой инструменты и припасы, чтобы обустроиться.

– Даже в пустыне? – удивилась Кира.

– Люди упорны, – повторил Крачин, и Дорофеев кивнул, поддерживая помощника. – Это наше самое главное качество.

– Не всякие обстоятельства можно победить упорством.

– Всякие, адира.

– Позвольте согласиться с Акселем, адира, – вернулся в разговор капитан. – Во время путешествий мне доводилось видеть поразительные примеры мужества и умения людей приспосабливаться к самым неблагоприятным обстоятельствам. На Сельере, спасаясь от частых ураганных ветров, люди строят города в котлованах как естественных, так и искусственных. На очень холодной Хееде жители видят воду только в виде льда и растапливают его для своих нужд.

– Не проще ли им переселиться?

– Хееда необходима в качестве перевалочного пункта к большому скоплению планет, к тому же на ней добывают уникальный молочный жемчуг – создающие его моллюски живут во льдах.

– Герметикон велик…

– Да, адира, Герметикон велик. Мы с мессером побывали во многих его уголках и много видели, и я думаю, что если мессер оказался здесь, то шансы на выживание у него хорошие.

– Вы пытаетесь меня утешить?

– Ни в коем случае, адира, – качнул головой Дорофеев. – Мессер прекрасно подготовлен и знает особенности пустынь. Поверьте: ему не составит труда отыскать воду.

– Если она здесь есть.

– Я ещё не видел пустынь, в которых не было бы хоть капли воды. А если она – эта капля – есть, мессер её найдёт.

– Спасибо, Базза.

– К вашим услугам, адира. – Капитан помолчал. – Или в пустыне, или за её пределами мы обязательно встретим людей и с их помощью организуем масштабные поиски мессера и наших товарищей. – Пауза. – Если, конечно, мессер ещё не возглавил местные племена.

Шутка вызвала смех и у Киры, и у Акселя.

Однако следующие часы заставили их засомневаться в словах Дорофеева.

Цеппель неспешно, поскольку находился в поиске, шёл над пустыней, всё дальше и дальше удаляясь от берега, а пейзаж не менялся, словно она, мёртвая, решила посмеяться над цепарями, отчаянно надеющимися отыскать своих друзей. Песок, камни, скалы… Скалы, камни, песок… И всё это время Кира не покидала мостик. Молчала, то разглядывая пустыню через окна, то погружённая в задумчивость, держалась очень хорошо, однако Дорофеев видел, что рыжая на грани. Таинственное исчезновение Помпилио ударило по ней очень сильно, и с каждым часом его отсутствия Кире становилось всё труднее оставаться спокойной. И чем дольше летел «Пытливый амуш», тем лучше рыжая осознавала грандиозность стоящей перед ними задачи. Чужая, оторванная от Герметикона планета, о происходящем на которой им ничего не известно. И не только о происходящем: они не представляют себе географию этого мира и то, где искать Помпилио. Он может оказаться в лиге к северу, умирать от жажды, прячась в тени скалы, а они просто пройдут мимо… И ещё он мог утонуть, оказаться в воде в бессознательном состоянии и не суметь себя спасти. Он мог повстречаться с диким животным и погибнуть. Он… Переживания рвали душу Киры, заставляли кусать губы и сжимать кулачки… А потом она переводила взгляд на внешне спокойного и собранного Дорофеева и понимала, что должна учиться у капитана сохранять хладнокровие.

И училась.

И лишь однажды не сдержалась.

Нет, не закричала, не устроила истерику – высказалась. Они сидели в креслах: Базза – в своём, Кира – в кресле мужа. Других кресел на мостике не было. Выпили кофе, который принёс Валентин, а когда он ушёл, рыжая очень тихо сказала:

– Вы очень спокойны для наших обстоятельств, Базза.

И так упрекнула Дорофеева.

Капитан помолчал, едва заметно улыбнулся, поняв, что там, где иная женщина зашлась бы в истерике, адира дер Даген Тур сумела ограничиться коротким замечанием, и, не собираясь ни обижать Киру, ни обижаться на неё, ответил:

– Вы ведь знаете, что мы с мессером воевали друг против друга на Бреннане?

– Да, капитан.

– И вы знаете, что мессер спас меня от смерти?

– Помпилио вас очень уважает, Базза.

– Мессер сказал, что история межзвёздных перелётов обеднела бы без меня.

– Помпилио не умеет льстить.

– Я знаю. – Он выдержал паузу. – Мессер считает меня своим другом, адира. Он никогда об этом не говорил, но я это знаю. И это знание для меня очень важно. Мы не уйдём с планеты без моего друга и вашего мужа, адира.

– Спасибо, Базза, и… – Она тихо вздохнула. – Извините меня.

Он кивнул:

– Всё будет хорошо, адира. Мы справимся.

И, словно подтверждая слова капитана, на весь мостик прогремел голос вперёдсмотрящего:

– Вижу цель!

– Люди? – Дорофеев вскочил с кресла.

– Строение.

– Взять курс на него.

«Пытливый амуш» медленно повернулся и направился к приземистому зданию, выстроенному из обработанных коричневых камней и представляющему собой довольно большой купол с круглым отверстием на самом верху. Точнее, о том, что там есть отверстие, Кира узнала чуть позже. А сначала она обратила внимание на венчающую купол башенку, которая изрядно пострадала от ветра:

– Как интересно: зачем они сделали чёрную башню?

И услышала в ответ:

– Имя этой башни – Печать Прощения, – очень серьёзным тоном произнёс Дорофеев. – Она четырёхугольная, и на каждой её стороне написано «Боль». И ещё она чёрная, обязательно чёрная, чтобы подчеркнуть горечь тех, кто её ставил. Купол может быть любого цвета и из любого материала, который окажется под руками, но Печать – всегда чёрная. Печать Прощения символизирует нашу горечь и нашу веру в то, что больше этому не бывать. Она такая, потому что только чёрное может закрыть ему дорогу. – Капитан выдержал короткую паузу, но изумлённая Кира не стала его перебивать. – Люди, которые здесь живут, знают правила, и они очень постарались, чтобы притащить сюда чёрный камень. Но они это сделали, и я надеюсь, у них всё получилось.