bannerbannerbanner
Кардонийская рулетка

Вадим Панов
Кардонийская рулетка

Полная версия

Глава 3
в которой Дагомаро много говорит, Кира получает хорошее известие, Помпилио возвращается в семью, офицеры «Амуша» готовятся, а Лайерак выходит на работу

Страх, подозрительность, недоверие, настороженность…

Людей не переделаешь, и эти чувства они будут испытывать всегда. Тем более – на новой, неизведанной планете, тем более – оказавшись на этой планете не по собственной воле, почти без оружия и припасов, и только-только пройдя через ужасы Белого Мора.

Первые кардонийцы встретили новую родину без улыбок. Обрадовались, конечно, что оказались в свободном от страшной заразы мире, но облегчение быстро сменилось пониманием трудностей, ожидавших их впереди. И потому, едва оглядевшись, первые кардонийцы, точнее ушерцы, принялись строить крепость Тах – некрасивое, но надежное убежище, в котором переселенцы чувствовали себя в относительной безопасности. И лишь после того как эта работа была закончена, люди занялись нормальным освоением планеты.

И позволили себе улыбнуться.

Потому что люди долго отходят от пережитого ужаса.

С тех далеких пор минуло не одно столетие. Кардония расцвела, превратилась в большой и богатый мир, пусть и не единый, но с прочной конфедеративной основой, никогда не испытывала «прелестей» войны, но надежная, хоть и некрасивая крепость по-прежнему возвышалась в центре города, которому она дала имя, в самом центре столицы архипелага. И именно за ее древними стенами собирался сенат Ушера. Не во дворе, конечно же, собирался, а в большом зале крепкого прямоугольного дома, что стоял в северной части крепости и вот уже сто пятьдесят лет так и назывался – Сенат. Высокие окна зала выходили на зубчатую стену, которую давным-давно облюбовали чайки, разбавляя серый камень белым, а тишину – шумным базаром. При этом птицы активно гадили, но стражники все равно их не гоняли – к чайкам на архипелаге относились с добродушием.

Но его категорически не хватало в зале.

– Война? Винчер, ты сошел с ума!

– Фил, мы старые друзья, и ты можешь называть меня как угодно. – Консул Дагомаро широко улыбнулся и добавил: – Но аргументируй, дружище, аргументируй.

– Доказать, что ты псих?

– Сделай одолжение.

Несмотря на летнюю жару, Винчер явился на заседание в традиционном, наглухо застегнутом пиджаке с воротником-стойкой, строгих брюках и блестящих туфлях, тогда как остальные сенаторы предпочли легкие сорочки с короткими рукавами, тончайшие брюки и обошлись без галстуков. Но Дагомаро неудобств не испытывал, создавалось впечатление, что он запретил своему телу реагировать на зной, и за все время заседания на его лбу не появилось даже намека на пот.

– Хорошо, докажу. – Сенатор Фраскетти медленно оглядел присутствующих. – Мы знаем, что за Приотой стоит Компания. А воевать с Компанией – самоубийство. Объяснения закончены, я прав!

– Почему самоубийство?

– Догадайся сам.

Сенаторы поддержали заявление Фраскетти одобрительным гулом, но консул твердо стоял на своем:

– Мы на своей земле, Фил, на своей планете.

– Которая поделена пополам, – напомнил сенатор Дзинга.

– Не важно. – Дагомаро перевел взгляд на Даркадо. – Адмирал! Выскажите, пожалуйста, сенату мнение военного человека.

Начальник Генерального штаба кивнул, но подниматься не стал. Этого не требовалось, поскольку все двенадцать присутствующих: десять сенаторов, консул и он, знали друг друга с детства.

– В истории Герметикона нет примеров удачных вторжений в развитые миры, – проскрипел адмирал. – Если население планеты превышает пятьдесят миллионов человек, интервенция гарантированно заканчивается провалом, поскольку в существующих условиях невозможно организовать достаточное снабжение войск.

– Вы уверены?

– Последняя попытка захвата развитой планеты случилась тридцать лет назад, с тех пор никто не выражал желания повторить опыт – слишком велики потери.

Цеппели – это не легендарные Вечные Дыры, которые часами можно было держать открытыми, а значит, успеть перевезти большое количество войск и припасов. Цеппели ограничены в размерах, и никому, даже мирам Ожерелья, еще не удавалось создать армаду, способную единовременно перебросить в мир-жертву серьезную ударную группировку. И только благодаря этому Герметикон успешно избегал разорительных межпланетных войн.

– Адмирал, мы все прекрасно знаем, что прямое вторжение невозможно, – подал голос сенатор Онигеро. – Но Кардония разделена, и у Компании будет огромный плацдарм – вся Приота.

– Галаниты науськивают на нас землероек, – согласился с коллегой сенатор Дзинга. – Воевать будет Приота, а не Компания, и это обстоятельство в корне меняет ситуацию.

– Мы их в порошок сотрем, – пообещал консул. – Компания не сможет доставить на Приоту столько техники, сколько есть у нас. И уж тем более столько, сколько мы в состоянии произвести. Ушер силен.

– Нас в три раза меньше, чем землероек, – напомнил Фраскетти.

– Но мы лучше оснащены.

Ни Ушеру, ни Приоте большие армии не требовались. Между собой половинки Кардонии давным-давно договорились, амбициозными планами по захвату соседних миров не страдали, а потому перед военными стояли всего две задачи: защита от гипотетического вторжения и борьба с загорскими пиратами. Небогатую Приоту такое положение дел вполне устраивало, во всяком случае до сих пор, а вот ушерские промышленники быстро поняли, что военные расходы – не груз, а вложение, и щедро финансировали профессиональную армию, оснащению которой могли позавидовать лучшие вооруженные силы Герметикона. Помимо основных обязанностей ушерские военные снаряжали экспедиции, составляя подробную карту неосвоенных земель планеты, испытывали создаваемое на архипелаге оружие и служили инструкторами в мирах, куда это самое оружие поставлялось. Часто – в очень «горячих» мирах, где получали бесценный опыт ведения серьезных войн. Ушерская армия на голову превосходила вооруженные силы Приоты, и это обстоятельство придавало консулу уверенности.

– Мы знаем, что полгода назад Компания открыла Приоте колоссальный кредит, а поскольку паротягов и паровозов на материке не прибавилось, можно сделать вывод, что землеройки покупают оружие. – Дагомаро выдал сообщение резким и жестким голосом. – Покупают уже полгода, и никто не знает, в каких количествах.

– Ты сам себе противоречишь, Винчер, – развел руками Фраскетти. – Если землеройки окрепли, нам и подавно не стоит трепыхаться.

– Время еще есть.

– Сколько?

– Достаточно, чтобы обернуть ситуацию в свою – пользу.

– Каким образом? – поинтересовался Онигеро.

И услышал холодный ответ:

– Единственным.

– То есть?

– Да, Винчер, конкретизируй.

– У тебя есть план?

Нешуточная проблема – а дело пахло то ли войной, то ли распадом Конфедерации – выбила сенаторов из колеи. И вот уже две недели они никак не могли решить, что делать. Бесконечные совещания, согласования, прения и обсуждения – разговоры, разговоры, разговоры… Сенаторы растерялись, но сегодня консул собирался склонить их к принятию окончательного решения.

– Спокойно, спокойно, у меня есть план! – Дагомаро выставил перед собой руки. – И только он поможет нам избежать поражения.

– Война еще не началась, – уточнил Фраскетти.

– Война идет давно, Фил, с тех самых пор, как Компания решила наложить лапу на наш мир. А точнее – на Ушер, поскольку на Приоте ничего интересного нет. – Консул выдержал паузу, позволяя сенаторам согласиться с высказыванием, и продолжил: – Им не удалось нас купить, им не удалось посадить нас на кредиты, и потому они решили нас завоевать. Или же создать угрозу завоевания.

– Весьма реальную угрозу.

– Мы должны понимать, что попытка развязать войну – последний козырь Компании, – повысил голос Дагомаро. – Если мы отобьемся, нас оставят в покое.

– С чего такая уверенность? – осведомился Дзинга.

– Это логично, – поддержал консула Онигеро. – Винчер прав: все остальное Компания уже пробовала, а больше ничего не придумано.

– Спасибо, Питер.

– Так что ты предлагаешь? – поинтересовался Фраскетти.

– Будем лавировать между Компанией и адигенами, – твердо ответил консул. – Стоять на своем, обещать, врать и слегка поддаваться. Полагаю, мы сумеем выйти из ситуации с минимальными потерями.

– Ляжем под адигенов?

– Попытаемся столкнуть их с Компанией, – улыбнулся Дагомаро. – Мы станем призом, за который они начнут драку. Призом, который не достанется никому.

– Как это? – не понял Фраскетти.

– Они упрутся, но в какой-то момент поймут, что проще отступить, – сообразил Онигеро.

– А мы останемся при своих, – закончил консул.

В зале повисла тишина. Примерно полминуты сенаторы взвешивали услышанное, после чего Фраскетти кивнул:

– В целом мне нравится.

– А что с Приотой? – кисло спросил Дзинга. – Будем воевать с землеройками?

– Приотская армия – сброд, – уверенно произнес адмирал Даркадо. – Им нечего нам противопоставить, кроме численности. У нас полное превосходство в технике и боевом опыте. Воздух – наш, море – наше, если же мы соберемся оккупировать континент…

– Пока не собираемся, – поспешно перебил военного консул. И вежливо ответил сенатору: – С Приотой постараемся договориться.

– А если не получится?

Пылкая речь адмирала Дзингу не впечатлила, и Дагомаро пришлось поддержать старого вояку:

– Если мы готовы сдаться после первой серьезной угрозы. Подчеркиваю: не после удара или тычка, а только после угрозы, то нам не следовало ссориться с Компанией. Нужно было допустить в Ушер их банки и позволить скупить акции наших предприятий. Мы получили бы деньги и ушли со сцены. Тихо и мирно.

– Ты выгнал отсюда банки Компании, – напомнил Дзинга.

– Потому что наши предки создали Ушер! – прогрохотал консул. – Наши отцы и наши деды! Их труд, ум, деньги, их упорство создали Ушер, а значит – Кардонию! Это наша планета! И я ее не отдам!

 

Яростные возгласы, яростно вспыхнувшие глаза – Винчер изменился в мгновение. Только что перед сенаторами сидел настаивающий на своем консул, а через секунду – лучший оратор Кардонии, прирожденный боец, патриот. И эта вспышка показала, что не зря, ох не зря именно на груди Винчера Дагомаро сверкал крылатый жлун – золотой значок консула.

– Но…

– Пойми, наконец, что нет никакого «но»! Нет! – Дагомаро вскочил на ноги. – Или Кардония принадлежит нам, или Компании. Или мы хозяева, или никто! Вы хотите оставить предприятия детям? Вы хотите, чтобы они владели Кардонией? Фил?

– Ты знаешь, что да, – пробурчал сенатор Фраскетти.

– Питер?

– Мог бы не спрашивать.

– Дзинга? Роджер?

Против никто не выступил. Сенаторы поджимали губы, неохотно качали головами, вздыхали, но было видно, что пламенная речь консула задела их за живое. Они привыкли чувствовать себя хозяевами и не собирались уходить со сцены.

– А раз мы этого хотим, – громко произнес Дагомаро, возвращаясь в кресло, – то придется перегрызть пару глоток. – И улыбнулся: – Впрочем, мы это умеем.

– Ты говорил об угрозе, но захват Валеманской группы – это уже не угроза, а тычок, – медленно произнес Фраскетти. – Болезненный тычок.

– Землеройки проверяют нас на прочность, – сипло произнес Онигеро и откашлялся. – Если поддадимся – на переговорах они не отступят ни на шаг.

– Согласен, – кивнул Дагомаро. – Мы обязаны вернуть Валеманскую группу до начала переговоров.

– Которые в этом случае могут не начаться, – бросил Дзинга.

– Аргументирую: мы не можем садиться за стол слабаками, нужны козыри.

– Звучит логично.

– И еще нам следует укрепить армию, – продолжил консул. – Землеройки покупают у галанитов оружие? Отлично! Продемонстрируем силу. Адмирал?

– Генеральный штаб предлагает сформировать две дополнительные бригады и одну эскадру в западном секторе архипелага. Кроме того, необходимо срочно доукомплектовать существующие подразделения техникой.

– Теперь я понял смысл сегодняшнего совещания, – язвительно заметил Дзинга. – Две новые бригады и техника!

– И что?

– То, Винчер, что ты – главный производитель – оружия.

– Но не единственный.

– Но ведь армии потребуется самое лучшее, а твой холдинг опередил всех.

– Кажется, я не забываю делиться открытиями Гатова, – с трудом сдерживая злость, ответил консул. – И вы все неплохо зарабатываете на инвестиции, которую я сделал много лет назад.

– Мы говорим об оружии, – напомнил Дзинга. – На войне ты разбогатеешь.

– Потребуется много металла с твоих шахт, энергии с твоих электростанций и грузовых судов с твоих верфей. Война – это не только патроны и пулеметы, дружище. Война жрет все.

– И тут мы подходим к действительно важной теме, – громко произнес Фраскетти. – Винчер, ты забываешь об одной мелочи: казна Ушера большая, но не бездонная.

– И я хочу, чтобы именно мы, ушерцы, продолжали ею распоряжаться. Если для этого нужно драться, мы должны драться. Но не голыми руками.

– Хватит лозунгов, – поморщился Фраскетти. – Мы уже решили, что будем драться.

– О чем, в таком случае, мы говорим?

– О казне, которая не бездонная, – твердо произнес сенатор. – Ты готов поставлять технику в кредит?

– А ты?

– Я?

– Нам потребуется еще одна эскадра, – улыбнулся Дагомаро. – С твоих верфей, Фил, с твоих. И я задаю тебе тот же вопрос: будешь вооружать страну в кредит? То есть за собственный счет? Будешь вкладывать свои средства в наше общее будущее? Я – буду. Не один, разумеется, а только в том случае, если каждый из вас согласится на эти условия. Если мы сожмемся в кулак, о который Компания разобьет физиономию. Мы готовы к этому? Мы все еще жлуны в этом Банире?

– Мы – жлуны, – подал голос Фраскетти. – Лично я кредит предоставлю, потому что кардониец. Потому что ушерец. Потому что я здесь главный и мои дети станут главными после меня!

* * *

Семейным, или, если можно так выразиться, наследным, увлечением анданийских даров Лиронг было коллекционирование оловянных миниатюр, именуемых в простонародье «солдатиками». Но не тех примитивных фигурок, что продают на ярмарках по пятьдесят грошей за коробку, а маленьких, с любовью воссозданных и аккуратно раскрашенных скульптур, в точности копирующих обмундирование и вооружение реальных воинов. Рыцари, ландскнехты, первые артиллеристы, первые мушкетеры – по коллекции Лиронгов можно было изучать историю военного дела Герметикона от Эпохи Ожерелья до наших дней. Именно Герметикона, поскольку увлеченные дары не ограничивались родной Анданой. В коллекции были представлены лингийские егеря и офицеры Астрологического флота, верзийские гренадеры и каатианские стрелки, летчики и моряки, механики из броневойск и кавалеристы. Тысячи фигурок и тысячи мундиров: пышных, с аксельбантами, золотыми погонами и широкими поясами и простых, рациональных, которые стали шить в последнее время; офицерских и солдатских, парадных и повседневных. Коллекция даров Лиронг охватывала все армии и рода войск, каждая миниатюра была уникальной, однако объединяло их то, что все они изображали мужчин.

Потому что война – не женское занятие.

Эта аксиома не подвергалась в Герметиконе сомнению. Точнее – почти не подвергалась, и на богатой, но считающейся провинциальной Кардонии вот уже двадцать лет женщин принимали на военную службу, с тех самых пор как свободолюбивая дочь консула Даркадо делом доказала, что является лучшим летчиком Ушера. Солдатскую лямку кардонийки не тянули, служили астрологами, радистами – на должностях, где требовались усидчивость и внимание, и, по заложенной Рози Даркадо традиции, – пилотами. И носили особую форму, отсутствующую в коллекции анданийских даров, форму, разработанную специально для них. Форму, которая великолепно сидела на Кире Дагомаро. И не только потому, что сшил ее лучший портной Тахасы, не только.

В свои двадцать три Кира обладала превосходной фигурой – не юношеской, еще слегка угловатой, а женственной, демонстрирующей, что прекрасная роза находится в самом расцвете. Стройная, подтянутая, с небольшой грудью и округлыми бедрами, она привлекала мужские взгляды, а строгость синего кителя и черной юбки лишь добавляла девушке шарма.

Однако бригадир Хоплер повидал на своем веку много женщин, в том числе пилотов, и не отвлекался на подчеркнутые мундиром прелести.

– Майор Дагомаро!

– Да, мой бригадир, – по-уставному отозвалась стоящая навытяжку Кира.

– Вам понятна причина наложенного взыскания?

– Так точно, мой бригадир.

По мнению девушки, на этой фразе встречу можно было заканчивать: разнос проведен, взыскание наложено, обещание отдать под военно-полевой суд прозвучало, чего еще? Но Хоплер считал иначе.

– Ваше самоуправство могло привести к международному конфликту, коммандер Дагомаро, – строго продолжил бригадир, холодно глядя на Киру. – Вы понимаете, что из-за ваших действий наши страны оказались на пороге войны?

– Да, мой бригадир.

Справа от Хоплера сидел полковник Вестербильд – прилетевший из Тахасы военный атташе Приоты, – и именно поэтому бригадир не мог остановиться слишком рано. Политика, чтоб ее, проклятая политика. Кира старалась не обращать внимания на землеройку – поздоровалась едва заметным кивком, после обращалась исключительно к командиру, но постоянно ощущала на себе заинтересованный взгляд полковника. Понравилась красивая девушка? Возможно. Лицо Киры было столь же привлекательным, как фигура: густые рыжие волосы, стянутые сейчас в тугой узел, карие, с золотыми искорками глаза, не очень большие, но живые, маленький, чуть вздернутый носик и большой рот, который мог испортить кого угодно, но только не Киру. Девушка была красива, но понимала, что интерес Вестербильда вызывает не столько ее внешность, сколько фамилия. Землеройка с нетерпением предвкушал, как будет измываться над дочерью консула. Слегка печалился отсутствием публики – на разнос Хоплер не позвал даже высших офицеров базы, – но был полон решимости высказать «вздорной девчонке» все, что о ней думает.

– Вы – грамотный и умный офицер, и я удивлен проявленной вами несдержанностью, – закончил Хоплер. – Свободны.

– Одну минуту, бригадир, – улыбнулся атташе. – Вы позволите?

Ушерцы – и Хоплер и Кира, – посмотрели на полковника, как на… землеройку. Но инструкции Генерального штаба гласили: «проявлять вежливость, оказывать содействие». И бригадиру пришлось кивнуть:

– Пожалуйста.

– Спасибо. – Вестербильд повернулся к Кире и вкрадчиво осведомился: – Коммандер Дагомаро, я обратил внимание на то, что вы смотрите на меня с какой-то необъяснимой агрессией. Я ошибаюсь?

Землеройка, судя по всему, решил зайти издалека.

– Да, – холодно отчеканила девушка, глядя на портрет консула Онигеро, признанного всеми кардонийцами «отцом Конфедерации». – Ошибаетесь.

– То есть вы не считаете приотцев врагами?

– Нет. – Какими-либо обращениями: «полковник», «атташе» и даже «синьор» девушка подчеркнуто пренебрегала. Если Вестербильду хотелось уважения, ему следовало поискать его в другом месте. – Не считаю.

– Но вы открыли огонь.

– Никто не пострадал.

– Но вы открыли огонь, – повторил Вестербильд. – Мне интересно, что вы чувствовали, приказывая стрелять в кардонийцев?

– Мне было неприятно, – без раздумий ответила – Кира.

– Хоть что-то, – оживился атташе. – Но мало.

– Вполне достаточно, – невозмутимо продолжила девушка. – Мне было неприятно видеть оккупантов на землях Ушера так же сильно, как разговаривать сейчас с вами.

Вестербильд покраснел.

– Бригадир?

Но на поддержку дипломат мог рассчитывать в той же степени, что и на уважение.

– Флаг Приоты оказался в грязи задолго до того, как его швырнула туда коммандер Дагомаро, – задумчиво произнес Хоплер, вертя в руке карандаш. – Вы, полковник, забыли, что на глазах моего офицера погибли люди.

– Насколько я знаю, геологи выразили желание вернуться на архипелаг и командир нашей экспедиции с уважением отнесся к их решению.

Дипломатические выверты хороши на переговорах, с военными так шутить не следует.

– Не желаете повторить опыт? – осведомился бригадир. – Я могу выделить вам катер на обратную дорогу. Боюсь только, что не смогу снарядить команду.

Кира удивленно посмотрела на Хоплера: на ее памяти старый и крикливый бригадир никогда не отходил от полученных инструкций и не мог, физически не мог сказать то, что сейчас прозвучало.

– Вы мне угрожаете? – растерялся атташе.

– Конечно нет, – усмехнулся бригадир. – Угрожал я своему офицеру, обещая отдать под суд. А вас я просто спрашиваю. По-дружески. С уважением. Как кардониец кардонийца.

Вестербильд вновь покраснел.

«Вонючая землеройка!»

Из штаба Кира вышла в приподнятом настроении: шумный разнос, наложенное взыскание, обещание суда, ядовитые вопросы атташе – все услышанные гадости были перечеркнуты последними высказываниями Хоплера, жесткими заявлениями настоящего ушерского офицера, который плевать хотел на дипломатию, когда дело касалось жизней сограждан. И пусть столичные бюрократы лебезят перед землеройками в попытке «найти приемлемый выход из кризиса» – пусть! Армия и простые ушерцы думают иначе, а значит, сенату придется прислушаться!

– Кира!

– Драмар!

Полковник Накордо ждал девушку во дворе: нервно курил, сидя на лавочке в тени платана, и вскочил, едва Кира появилась в дверях.

– Как все прошло?

– Взыскание и обещание суда. – Девушка поправила фуражку. – Все в порядке.

– От должности отстранили?

– За что?

– Согласен – не за что, – с облегчением рассмеялся Накордо. – Но со штабных станется.

– Не отстранили.

– Вот и славно.

Они вышли за ворота и медленно, прогулочным шагом направились по набережной в сторону порта: рыжая девушка и высокий черноволосый мужчина с орлиным носом и крупным волевым подбородком, украшенным тонкой, словно нарисованной бородкой. Темно-синие мундиры, золотые погоны и наградные планки: у девушки только за отличия в подготовке, у Драмара – еще и боевые.

– Штабные велели продемонстрировать неудовольствие, и Хоплер честно орал на меня двадцать минут. – Кира улыбнулась. – А потом взял и макнул землеройку в помои.

– Да ну?

– Я тоже не ожидала. Всегда считала Хоплера занудой.

– Я был с бригадиром на Менсале, и поверь: Хоплер не зануда, – негромко произнес Накордо. – Но Вестербильда он оскорбил напрасно.

– Что? – изумилась девушка.

Все пилоты… да что пилоты – вся база единодушно поддержала поступок Киры. Все сходились во мнении, что девушка действовала правильно, а наиболее горячие головы честно признавались, что не удержались бы от настоящей атаки, от крови. Драмар тоже одобрил уничтожение приотского флага, а потому его замечание поставило Киру в тупик.

 

– Почему напрасно?

– Утром Хоплер получил секретный пакет из Тахасы: принято решение выдавить землероек с Валеманских островов.

– Правда?!

– Тихо!

– Извини. – Кира вцепилась в рукав Драмара. – Когда?

– Вечером твой приятель Вестербильд возвращается в столицу, а завтра к нам прилетит адмирал Даркадо, чтобы лично проинструктировать офицеров. Командовать операцией будет Хоплер.

– Чудеса!

Слухи о том, что «решение принято и завтра в бой», ходили с самого инцидента, но всякий раз, к огромному разочарованию военных, оказывались ложью. Однако Накордо был замполетом – заместителем бригадира по летной части – и зря языком не трепал. Особенно – Кире.

– Так что готовь машину, коммандер, будет работенка.

– Наш первый бой, – улыбнулась девушка.

– Твой первый бой, – отозвался Драмар. – Не наш.

– Как это?

– Я… В этом самом пакете был приказ о моем переводе, – вздохнул Накордо. – Через три дня я перестану быть замполетом.

– Тебя переводят? – Кира похолодела. – Куда?

– Я остаюсь в бригаде, но на другой должности, – успокоил девушку Драмар.

– Тебя сняли с замполетов? Но почему?! Все знают, что ты – лучший пилот бригады! Ты – ас!

– Именно поэтому меня сняли и переводят…

– Куда? – не сдержалась Кира.

Сначала страх: «Драмара переводят!», затем облегчение, а теперь оно сменилось обидой за мужчину: «Как смели они снять его с должности?!» Замполет бригады – это серьезное карьерное продвижение, следующая ступенька – командир отдельного авиационного соединения, но в Северном Кадаре такого подразделения не было.

– Куда тебя переводят?

– Я не могу сказать.

– Драмар!

– Но… – Накордо улыбнулся. – Но ты могла случайно оказаться в нужном эллинге и сама все увидеть, ведь так?

– Так, – с готовностью кивнула девушка.

– Тогда поехали в нужный эллинг, – рассмеялся Драмар. – Я как раз туда собирался. – За разговором они подошли к пирсу, где Накордо ожидал паровой катер. – У тебя есть время?

– До завтра я совершенно свободна.

– В таком случае – прошу. – И Драмар картинно подал девушке руку, приглашая ступить на борт катера. – Через двадцать минут ты все увидишь.

Самая северная, самая удаленная от столицы база Северный Кадар была при этом одной из самых больших, уступая лишь столичной Новой Тахе. В зоне ответственности базы находились огромные территории, и бригада Хоплера считалась усиленной, а по существу – сдвоенной. Двенадцать авиационных крыльев вместо восьми, девять батальонов морского десанта, двадцать канонерок и восемь корветов. Кораблей большего размера на Кардонии не строили – не требовалось, а два гигантских вооруженных судна, что использовались в экспедициях, боевыми не считались. Одно из них, кстати, базировалось в Северном Кадаре. Поместить всю эту армаду в одной бухте, даже в такой большой, как Солнечная, не представлялось возможным, а потому военные забрали и две соседние: Сонную и Глубокую, и именно в последнюю, самую дальнюю, направился катер. Мимо знаменитой набережной – географического центра светской жизни Северного Кадара; скучающих на рейде кораблей – орудия зачехлены, вахтенные прячутся в тени; и береговых батарей, прикрывающих Солнечную с моря. На Кардонии не существовало силы, способной штурмовать ушерцев, однако все базы архипелага были надежно защищены.

– Иногда мне кажется, что мы сами провоцируем землероек на агрессию, – произнес Драмар, задумчиво разглядывая длинные стволы береговых орудий. – Они видят, насколько мы сильны, и начинают бояться.

– Так боятся, что нападают? – прищурилась Кира.

– Да, – серьезно подтвердил Накордо. – Страх – лучший повод для войны. Страх проиграть еще до ее – начала.

– Ушер всегда выступал за Конфедерацию.

– И каждый год мы демонстрируем Приоте свою мощь. – Знаменитая оружейная выставка только называлась кардонийской – устраивал ее Ушер, поскольку промышленность Приоты пребывала в зачаточном состоянии.

– Конфедерация – залог мира и процветания Кардонии, – убежденно заявила девушка.

Не заученно, а именно убежденно: Кира верила в то, что говорила.

– Меня агитировать не надо, – вздохнул Драмар. – Но участие в Конфедерации дело добровольное, и если один сосед обижен, добра не жди.

– Нас крепко обидели.

Накордо помолчал, давая понять, что имел в виду другого соседа, но кивнул:

– Согласен.

И отвернулся, подставив лицо под соленые брызги.

Несмотря на название, Глубокая бухта была самой мелкой из всех и предназначалась для вспомогательных судов, катеров и ремонта паровингов. По ее периметру стояли четыре эллинга, к одному из которых и подошел катер.

– Меня пустят?

Накордо загадочно улыбнулся.

К удивлению девушки, охрану эллинга несли не привычные вахтенные, а морские десантники в полной боевой выкладке: каски, пистолеты в кобурах и карабины. К тому же их было слишком много: на пирсе, у ворот, у дверей, на крыше – куда ни повернись, взгляд обязательно упирался в хмурых парней.

– Так меня пустят?

– Понятия не имею.

– Драмар!

– Я сделал тебе допуск, – сдался мужчина.

– Напомнил о моем происхождении? – нахмурилась Кира.

– Сказал Хоплеру, что не смогу тебе солгать, а о происхождении он вспомнил сам.

– Ну и ладно, – махнула рукой девушка. Козырять фамилией она не любила, но никогда не отказывалась принять то, что гарантировало происхождение. – Что внутри?

– Маленькое чудо.

На самом деле – огромное.

В закрытом эллинге прятался самый большой паровинг из всех, что Кире доводилось видеть, – гигантская машина, больше похожая на готовящегося взлететь простера. Невозможная и невообразимо прекрасная.

Пятидесятиметровое крыло, на котором покоились четыре тяговых двигателя. Всего четыре, но каждый в полтора раза больше стандартного «Ромса», а значит – мощнее. Массивный фюзеляж, внутри которого прятался классический кузель, – именно из-за него, а точнее, из-за Философского Кристалла паровинги превосходили размерами паровозы. Кабина пилотов остеклена, словно капитанский мостик цеппеля: снизу доверху. Выглядит необычно, но обзор из нее, как прикинула Кира, открывается великолепный. Пушек нет, но курсовая башня на месте – шестиствольный «Гаттас» гордо смотрит на ворота эллинга.

Колоссальная машина важно покоилась на опорах, внушая уважение одним лишь видом, и даже бомбардировщики по сравнению с ней казались недомерками.

– Драмар, что это?

– Нравится?

– А ты как думаешь?!

Раскрасневшаяся Кира была похожа на ребенка, которому сдали в аренду кондитерскую лавку.

– Когда его официально примут на вооружение, он будет называться БДР – большой дальний разведчик. Ребята из Мелепорта называют его «бродягой».

– Дальний разведчик? – Такого обозначения Кира еще не слышала.

– Мой здоровяк способен пролететь без посадки две тысячи лиг. – Накордо с гордостью похлопал паровинг по фюзеляжу. – В нем полно воды, даже в крыльях установлены дополнительные баки.

– Здорово.

– А еще предусмотрены насосы с фильтрами, так что воду можно набрать из любой реки или озера. – Драмар распахнул люк. – Прошу.

«Салон», кабина пилотов, все с виду стандартное, но одновременно непривычное. Необычные кресла – широкие и удобные, огромное, как, впрочем, и ожидалось, лобовое стекло, обтянутый кожей штурвал, все новенькое, блестящее, остро пахнущее. Рабочее место астролога увеличено вдвое, а под радиостанцию отдана добрая половина «салона».

– Радиостанция такая же мощная, как на корветах, – можно связаться с Тахасой с расстояния в четыре тысячи лиг. – У Накордо блестели глаза. – А еще мой «бродяга» – высотный разведчик! Гатов гарантирует, что он спокойно поднимется на две лиги и сможет держать эту высоту сколь угодно долго. У нас даже кислородный баллон есть!

– Ты сможешь облететь всю планету!

– Обязательно! – Мужчину распирало от эмоций, чувствовалось, что Накордо давно хотел поделиться секретом, и теперь захлебывался от восторга. – Здесь даже спальня есть!

Мужчина за руку отвел Киру в следующий за «салоном» отсек и показал привинченные к стенам койки.

– Не отель, конечно, и даже не казарма, зато можно вытянуться и отдохнуть. По очереди.

И замолчал, продолжая держать девушку за руку.

Люк задраен, в эллинге тишина, которую стерегут вооруженные до зубов десантники, – они одни, и их никто не потревожит. И маленькая койка в большом паровинге кажется самым желанным на свете ложем.

– Довольно тесно, – прошептала Кира. – Особенно вдвоем.

– Как раз вдвоем – совсем не тесно, – так же тихо ответил Драмар, нежно целуя любимую в шею. – Вдвоем хорошо.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru