Вадим Иванович Кучеренко
Ян и Яна
Но вместо благодарности она отпускает крошке домовому весомую затрещину. Тот хныкает и прячется под мое кресло. Сегодня явно не его ночь. Яна садится в освободившееся кресло напротив.
– Нам надо серьезно поговорить, – произносит она звенящим, как литавры, дискантом.
– О чем? – интересуюсь я, мысленно проклиная себя за нерешительность. Давно уже пора вернуть Яну в небытие.
Дальнейший наш разговор напоминает блиц-партию в шахматы, только вместо того, чтобы переставлять фигуры на доске, мы обмениваемся фразами.
– Обо мне.
– Зачем?
– Я тоже человек!
– Смелое заявление.
– Да, и у меня есть сердце.
– А также рожки, хвостик, копытца – и все это очень премилое.
– И я требую…
– А вот это уже шалишь! Требовать ты можешь только у своей родной чертовой бабушки.
– Но я хочу – и буду!
– Я тебя выдумал, я тебя и…
Но я не успеваю договорить. Вдруг глаза Яны начинают сверкать, как два солнца. Я чувствую, как туман окутывает мое сознание и погружает его в непроницаемый мрак. И порожденная моим воображением Яна освобождается из-под ига моей абсолютной власти. Впервые со дня своего сотворения. Так не должно было быть…
Но я уже бессилен помешать этому. Mea culpa.
Поставив последнюю точку после «Mea culpa», что в переводе с латыни означало «моя вина», Ян облегченно выдохнул, но все-таки нашел в себе силы, на всякий случай, перечитать свой рассказ. И похвалил сам себя за предусмотрительность, потому что обнаружил и поправил в нем несколько нелепых грамматических ошибок, допущенных явно второпях. Затем кликнул мышкой и отправил «Видение» электронной почтой в путешествие, конечной точкой которого была Яна. После чего, уставший, но удовлетворенный, лег спать. Уловка сработала. Впервые за последние ночи Ян заснул.
Когда он проснулся, между минувшим вечером и утром пробуждения прошла целая вечность, не меньше – по его, Яна, ощущениям. Он подумал, что каждый прошедший день, даже растянувшийся на годы, неотвратимо приближает их с Яной встречу. Эта мысль позволила ему встать и сделать зарядку, принять контрастный душ, а потом пойти на работу.
А когда он вернулся, его ждал ответ. Это была всего одна фраза: «Так вот что ты обо мне думаешь?» Она была безликой, но ужасной по скрытой в ней страсти. И требовала немедленного отрицания и отречения.
Но он не понял этого. И написал в ответ: «Тебе не понравилось?» После чего поставил улыбающийся смайлик.
Это была неудачная шутка. Смайлик стал последней каплей, переполнившей чашу гнева.
«Это подло».
Слово «подло» Яна повторила в своем письме не менее десяти раз. А затем добавила: «Ты вонзил мне нож в спину». Но это было уже в следующем письме. После чего было письмо с вопросом: «Почему ты не сказал мне этого в глаза?» И другие письма, в которых были заданы не менее ужасные и бессмысленные, с точки зрения Яна, вопросы, ответы на которые он не знал. Поэтому он не отвечал на ее письма. Это была лавина, внезапно и неожиданно сошедшая с горы, которая смела его со своего пути, как ничтожную пылинку. Только однажды он робко спросил, что ему делать. Ответ последовал незамедлительно: «Разорви свой пасквиль на мелкие кусочки, сожги, а пепел развей по ветру». Но как совершить подобное с электронным письмом, он не знал. О чем и проинформировал Яну. Она не вняла голосу разума и сообщила ему, что как только вернется, то подаст на развод. Это была плохая новость. Хорошей новостью стало то, что поток писем иссяк. Яну уже не надо было с содроганием открывать свою почту в ожидании смертного приговора. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. На душе сразу стало легче. Ожидание смерти всегда тяжелее самой смерти, как утверждают знающие люди. Впрочем, как они об этом узнали, для Яна всегда оставалось загадкой. Он просто поверил им на слово.
Он встретил ее на вокзале. Она была холодна и неприступна, как Снежная королева. И великолепна в своей решимости доказать ему, что он уже ничего не значит для нее, как Кай, так и не сумевший сложить из ледяных кубиков слово «Вечность». Это была не та женщина, которую он провожал несколько дней тому назад. И он был другим. Рыцарь, закованный в панцирь обиды, в котором он собирался принять бой и одержать победу. Но почему-то они не смотрели в глаза друг другу, словно опасаясь проявить слабость, которой незамедлительно воспользуется соперник. На их знаменах был начертан лозунг «Победа или смерть». И никто не собирался склонять свое знамя к ногам другого.
Они сели в такси. В разные. Но предварительно обменявшись парой фраз, которыми обговорили свой маршрут. Поэтому подъехали к ЗАГСу одновременно. Словно чужие люди, страшась ненароком прикоснуться руками, заполнили заявление. Узнали день, когда произойдет непоправимое, и расстались, так и не сказав друг другу ни слова и не обменявшись взглядами.
