Эдуард открыл дверцу вездехода, с опаской высунул голову, словно ожидая подвоха от пустыни. Вокруг было тихо, и он, успокоенный, вышел. Обошел вездеход кругом, попинал колеса, заглянул в двигатель. Присвистнул сквозь зубы. Песок был везде: на машине, в двигателе, в горючем, он мягким пушистым ковром простирался до самого горизонта, безмятежно нежась под лучами начинавшего набирать знойную силу солнца, бесконечный и вечный.
Эдуард выругался, потом еще раз и еще, будто стремясь нарушить звенящую в ушах тишину пустыни. Сердито постучал по броне вездехода. Выглянул Иван.
– Приехали, – махнул рукой Эдуард. – И могилы копать не надо. Само засыплет.
Иван предостерегающе поднял руку, опасаясь, что услышит Маша. Вышел из вездехода.
– Придется пешком. Дорогу знаешь? – спросил он, закончив неутешительный осмотр вездехода.
– До ближайшего колодца дня три, – сморщив свое маленькое лисье личико, ответил Эдуард. – Не дойдем. Воды нет. Жратвы нет. Да и эта…
Он показал жестом на вездеход.
– Не беспокойся за нее,– хмуро отрезал Иван. Взглянул жестко в бегающие глаза Эдуарда. – Струсил?
Тот криво усмехнулся.
– Двум смертям не бывать…
– А одну уже пережили, – договорил Иван и дружески потрепал его по плечу. – Не тужи, браток, дойдем.
А что им еще оставалось?
Тронулись в путь, не мешкая, пока солнце не успело опалить пустыню своим жарким дыханием. В машине нашли две запасные фляжки с водой, три одеяла. Маша очнулась и пошла сама. Настроение у всех поднялось, и если бы не мысль о погибшем товарище, останки которого, скрытые песком, они так и не сумели найти, совсем легко было бы на душе. К опасности и трудностям им было не привыкать, а пока жив, верится в лучшее.
Первый привал пришлось сделать уже через пару часов. Мужчины еще шли бы и шли, но Маша, видел Иван, еле передвигала ноги. Он пожалел ее и остановился. Женщина тут же обессиленно опустилась на песок.
– Плохо тебе? – склонился над ней Иван.
– Ничего, только передохну немного. – Тень виноватой улыбки мелькнула на ее губах. – Попить бы.
Эдуард недовольно присвистнул, когда Иван открутил пробку у фляжки и поднес горлышко к губам Маши, но промолчал.
Чуть погодя отозвал Ивана в сторону и горячо зашептал на ухо:
– Зря ты, нельзя в пустыне много пить. Вода же внутри закипит.
– А может, воды пожалел? – тяжело ворочая распухшим от жары языком, спросил Иван. Сам он не выпил ни капли, экономя воду.
– А что, и пожалел, – с неожиданно прорвавшейся злобой ответил Эдуард. – Не одна она живая. Еще три дня топать, а ты тут реки разливаешь.
Иван резко схватил его за ворот и рывком притянул к себе.
– Мужик ты или нет? Она же женщина! Да и досталось ей больше нашего, сам видишь.
– Да мне не жалко, – испугавшись его ярости, пошел на попятный Эдуард. – Пусть пьет. Только не транжирь.
– Ладно, – внезапно остыл Иван. Ему стало стыдно за свою грубость. – Ты извини. Я еще не в себе после этой ночи.
Он отошел, опустив голову. Гул наполнял ее изнутри, рвал барабанные перепонки, выдавливал глаза из орбит. Ему и в самом деле крепко досталось ночью.
«Не мешало бы отлежаться дня два, – подумал Иван. – Или даже три. А то возьму отпуск, заберу Машу и махнем с ней на север, на самый полюс. К белым медведям в гости. Или лучше к пингвинам? А-а, – зевнул он, – пусть Маша реша…»
Сон едва не сморил его, оборвав мысль. Иван встряхнул головой и закинул тюк с поклажей на плечи. Невесомые прежде одеяла теперь казались неподъемными.