Вадим Андреев
Комсомолец-4 и мамочки. Повести и рассказы о любви

Мать друга

– Знаешь, я только и слышу о тебе со всех сторон: Гусар то, Гусар это, с той, с этой, умеет так или этак, несносен, божественный, незабываемый, всеми любимый, ничей… Ну и еще кучу утверждений и прилагательных. Угадай, кто это говорит? Молчи. Это говорят все женщины и девушки из моего окружения. Они воспевают твои ухаживания и отрицания, любовь и безразличие, как встретил и как бросил, как шел, стоял, сидел, как постоянно поет, как… и тысячи «как».

Жана Сергеевна вытирала посуду на кухне. Я зашел к Сашке, – другу, – но не застал его дома. Мама позвала меня на кухню и стала мыть какую-то посуду и разговаривать со мной. Разговор вскоре перешел на наших с другом одноклассниц. Потом…

А потом я стал разглядывать ее лицо. Не выглядит на свои годы. Знаю, что рассталась с мужем давно, – Сашка еще был крошкой. Друг говорил, что с тех пор относилась к вопросам новых партнеров и нового брака, как к совершенно неприемлемому для нее событию. Да и вообще, всю жизнь посвятила сыну. Сначала соски-пеленки, потом садик-школа. Смогла восстановиться на работе в нашем институте. Когда он поступил в институт, то была самой счастливой мамой в городе.

Я несколько раз был у них в гостях, и всегда ловил на себе внимательный изучающий взгляд и понимал, что проводилась оценка нового друга ее сына. Думал, что про учебу, развитие, комсомольскую деятельность волнуется мама за сына. А теперь оказалось, что и другая сторона мой жизни участвовала в оценке.

– Жана Сергеевна, да не берите Вы в голову никакие дурные мысли, – я подошел к ней сзади и взял двумя руками за плечи. – Всё у Саши и у меня хорошо. Мы молоды, энергичны, быстро схватываем и учебу, и окружающий нас мир.

– Я за вас обоих волнуюсь, – обернулась ко мне всем телом Жана Сергеевна и тоже положила мне руки на плечи. – Эта энергичность помимо положительных сторон может привести и к большим ошибкам. А вы так сдружились… И мне страшно за вас обоих.

Жана Сергеевна обняла меня за шею, положила голову мне на грудь и всхлипывала. Я обнял ее за спину, прижал к себе и стал успокаивающе гладить по спине. Ее блондинистые волосы попадали мне в лицо и щекотали кожу. Я старался отодвинуть их носом в сторону, или раздвинуть, чтобы не чихнуть. А Жана Сергеевна поняла это по-другому. Она подняла на меня лицо, отодвинула рукой волосы и с закрытыми глазами потянулась ко мне губами.

Не знаю почему, я в ответ стал ее целовать. Во время затянувшегося взаимного поцелуя мои руки всё крепче прижимали тело женщины к себе и спускались всё ниже и ниже. Я уже тискал ее ягодицы, вжимая ее в низ своего живота и бедра. Развязал завязку халата у нее на спине, от чего халат стал расходиться в разные стороны.

Жана Сергеевна вдруг развернулась ко мне спиной и наклонилась вперед, уперевшись в столешницу кухонного стола. С затуманенной головой я задрал халатик вверх, а она довершила это тем, что натянула его себе на голову. Под халатом по-домашнему не было трусов. Быстро расстегнув брюки, я вызволили из трусов член и стал тыкаться в ее промежность. Жана Сергеевна одной рукой помогала направить его в нужном направлении, всё ниже наклоняясь к столу.

Попал! Я попал во влагалище членом и сразу же вошел и, не задерживаясь, голодным зверем побежал по этому тоннелю всё глубже и глубже. Тяжелое глубокое дыхание партнерши и подрагивания мышц всего тела давали мне понять, что она тоже участвует и телом, и эмоциями, и своими половыми органами в случившемся у нас процессе. Она всё ниже нагибалась к столу, пока не легла на него поясницей. А я, дотянувшись, постоянно мял ее груди и соски.

– Ну ты хорош!.. Ну ты молодец!.. Ну ты… Ты… ТЫыы-ы-ыыы… – Жана Сергеевна произносила бессвязно и хрипло, а потом замычала и упала грудной клеткой на стол перед собой. Я заторопился и, вонзив член как могло получиться глубоко, бурно кончил, от чего Жана Сергеевна снова тихонько пискнула.

Минуту или чуть меньше спустя женщина побежала в душевую, а я обмыл член над раковиной, вытер его носовым платком и привел себя в порядок.

Когда хозяйка вернулась назад, я снова сидел у стола. Она посмотрела на меня и улыбнулась. После чего поднесла указательный палец к своим губам. Тс-с-ссс… На что я понимающе улыбнулся и кивнул головой.

– Ты… начала она, но над входной дверью раздался звонок и сразу защелкал ключ в замке.

– Мама, мама, я дома. Я такой голодный. Мама ты где?

– Я на кухне, привет. Сейчас покормлю тебя. У нас твой друг, Гусар, ждет тебя тоже в кухне. Займи его, пока я накрою на стол. И уговори его тоже пообедать с нами, а то он отказывается, – и со строгой улыбкой посмотрела на меня

Я кивнул головой и прошептал, что договорим и продолжим в другой раз…

Сестра друга

Я приехал к Антону в пригородный дом. Они тут жили со старшей сестрой после смерти родителей. Антон говорил, что Мария – сестра, – заменила ему родителей. И теперь жили вместе, потому что никто из них не обзавелся семьей. Антону еще учиться, а у Марии как-то не встретился нужный человек для жизни.

Сестра встретила меня радушно. Сказала, что Антон планировал приехать еще вчера, но возникли срочные дела. И ему придется задержаться в городе еще два-три дня. Но я могу располагаться в отдельной комнате Антона до самого его приезда. И с голоду она мне умереть не даст.

Некоторое время я отнекивался, порываясь уехать в город на эти дни. Но она долго и активно меня уламывала. Окончательно соблазнила тем, что у нее, как оказалось, уже банька растапливается, и я смогу попариться вволю, «пока зимний запас дров не закончится», – как она сама сказала и сама же расхохоталась.

– Гусар, или как там тебя? Баня готова, залетай, – громко позвала она меня через весь двор. Я окошко я увидел, что она, не ежась, стоит на морозе в одном купальнике. «Вот огонь-баба!» – была первая мысль от этой картины.

А почему бы и не покричать? Село, – или даже не знаю как правильнее сказать, – практически пустое, никто не услышит, даже если воздушную тревогу включить. Можно кричать, включать музыку на любую громкость, рычать моторами, стучать и пилить, работать отбойником, перфоратором, забивать сваи, производить взрывные работы… Никто не услышит и не прибежит от любопытства, испуга или с руганью. Как в городе часто бывает при нескольких ударах молотком или при отбитии отбивных котлет. Можно и голыми ходить, если хочется.

– Вот здесь мыло, квас холодный, а пиво в бутылках, если захочешь, за дверью бани в снегу воткнутые, перекусить на полке припасла, до обеда перекуса хватит, – напутствовала она меня в предбаннике.

Сама прошла проверить парок и долго не выходила. Я уж начал скучать в ожидании, что она выйдет и я займу ее место, когда из бани опять раздался ее крик:

– Ты куда там делся? Заснул? Купаться собираешься? Или так и будешь ходить в городской пыли?

Раздевшись, я вошел внутрь. Мария сидела на топчане и активно работала мочалкой. Голая.

– Потри мне спинку, а то с моими телесами не могу до хребта достать, – и протянула мне намыленную мочалку. – Да брось ты шайку. Можно подумать, что я не знаю, что там у мужиков между ног. Брата вырастила с малолетства, знаю.

Я зашел сзади и начал активно тереть ей спинку.

– Погоди, погоди, дай-ка я лягу, а ты верхом садись. Тогда и тереть будет легче, и удобнее будет нам обоим.

Мария на самом деле легла голая на полотенце, расстеленное на топчан, выставив свои ягодицы в потолок. Аккуратно пристроился верхом на ее аппетитных буграх у основания ног, я приналег на мочалку.

– Ты сильнее намыль мочалку и не миндальничай, три сильнее с нажимом. Дыру не протрешь, не бойся, – напутствовала она. – Я не сахарная, не растаю и не рассыплюсь, как рафинад. И потри, пожалуйста, поясницу и чуть ниже. С моим-то весом там часто ноет как-то не вовремя и по вечерам да по ночам.

Я сдвинулся на ее бедра, не менее могучие, чем поясница с ягодицами, и отдался приятной работе натирания мылом большого женского тела. Да и сам не заметил, как член, ранее маленький от холода, уже расправился в тепле и стал тоже тереться о Мариины телеса. Точнее о ее ягодицы.

– Чувствую, что ты согреваться начал? – усмехнулась она, поводив из стороны в сторону задницей, чем давала понять, о чем идет речь. – Ты его хоть намыль хорошенько, прежде чем меня, чистенькую уже, им трогать.

Мыльной пены на члене и без ее указаний хватало. А сестра начала с ним играть в догоняйки и в ловитки. То прихватит его ягодицами, то упустит его, скользкого от мыла. То снова схватит.

В какой-то момент ноги были расставлены шире обычного, и головка члена достала до ее половых губ. Я не стал церемониться и загнал его ей в п**ду по самые яйца.

– От це то зовсем гарно діло, – вдруг заговорила она украинскими словами. – Долго же ты прицеливался, – и расхохоталась.

Теперь стало понятно, чего она так добивалась и баней, и мочалкой по спине, и вообще удержанием меня в доме до приезда Антона.

Продолжая тереть ее мочалкой, я стал вводить/выводить член в такт своим же движениям руками.

– Давай-давай, активнее, – понукала она меня. – Не горшки везешь, а бабу е**шь.

Ну, раз такое дело, я уперся в ее поясницу руками и развил темп движения тазом и членом до скорости швейной машинки.

Было похоже, что Марии это нравилось, – я и продолжал.

– Ух! Бл*ть! Ох ты, бл*ть! Загоняй глубже, с*ка! Давай-давай быстрее! – вдруг начала она кончать и словно бы жевать член стенками ранее спокойного влагалища. – Е*и же сильнее!

Ее не вполне литературный лексикон содержал и другие понятные мне слова, но писать из здесь не хочется. Разгулявшаяся баба уже в порыве страсти и оргазма, согнулась в поясе с упором на колени и локти, и сделала что-то типа дуги. Аж меня приподняла на ягодицах, отчего я продавил в нее член еще глубже и начал кончать сплошной струей. Да так и остался лежать на ней, на расслабленном женском теле, чувствуя, как постепенно уменьшается и расслабляется член внутри нее.

– Эй, ты там не ночевать собрался? – окликнула она меня. – В парную пойдем?

И со смехом не понятно к чему, аккуратно высвободилась от меня, соскользнувшего на кушетку, и пошла в парную. По дороге активно виляя задницей.

Я обдал себя тазом холодной воды, выскочил в предбанник попить квасу, и уже только после этого побежал догонять Марию в парную.

– Ну, ты, точно, бл*ть, заснул там, – пробурчала она с полки. – Антон говорил, что ты сильно активный с бабами, но я что-то пока сама тебя подгоняю. Бери вон там в тазике веники и начинай работать, а то вон замерз уже, вижу. И не вздумай на каменку плескать чего-то. Задохнешься с непривычки и сдохнешь, бл*ть. Сама, если понадобится, накапаю.

Ни хрена себе замерз! В парной, как мне изначально показалось на входе после предбанника, было не меньше чем в плавильном цеху в момент выпуска чугуна из печи, когда одежда на людях рядом загорается. Правда, пар был сухой, и потому продохнуть можно было.

Я взял в руки веники, помахал ими в воздухе, чтобы приноровиться и почувствовать их в руках. И стал хлестать хозяйку по спине, лопаткам, пояснице, ягодицам и бедрам. Словом, по всем мягким задним частям тела. Та только постанывала от удовольствия. Потом перевернулась на спину и приняла на себя каскад «ласк» веником тоже по всей поверхности.

– Гость, а гость! А приласкай-ка мне снова своей палочкой ТАМ, – и она раздвинула широко ноги и спуская их по обе сторону короткой полки.

Что называется, сто раз «ни хрена себе»! Парная перегрета по моим ощущениям, а ей в п**ду жару поддать? «Вот огонь-баба!» – припомнилась мне еще недавняя сегодняшняя мысль. Ну, да, ладно…

Я подошел к ней со стороны растопыренных ног, подвинул ее к самому краю толи полки, толи скамьи, и приставил головку члена к половым губам. Член оказался достаточно «разогретым» для этого дела, и вошел «без сучка, без задоринки». Однако уже через несколько минут активной работы внутри женского тела, я начал задыхаться.

– Вот слабаки пошли, эти городские мужики, – проворчала Мария. – Старые бабки рассказывали о недельных загулах в бане, а ты спекся уже сразу.

Вскочив с лавки, она уложила меня на спину и села верхом. Не, ну, на высоте лавки еще можно дышать, – воздух чуть менее перегрет, чем на высоте моего роста. А лежа на спине можно и отдохнуть, и в себя прийти.

А Мария скакала на члене не просто кобылой, а устроила скоростной забег на длинную дистанцию без перерывов до самого финиша. Даже не запыхалась, бл*ть!

К финишу пришли почти вместе. Я отстал от нее на пол «корпуса», – она уже замедляла движения с воем и рычанием, а я тоже начал стрелять и стонать ей в унисон.

После этого мы пошли в банное отделение и стали обливаться из тазиков. Просто шалить, плеская друг на друга.

Уже когда сели отдохнуть на кушетки друг напротив друга, Мария подскочила и убежала в предбанник. Отсутствовала некоторое время, а потом в клубах пара вернулась.

– Я там дровишек и угля подкинула снова в топку. Ты же не собираешься пока выходить?

– Ну, разве что в снегу или проруби немного охолонуть…

– Не советую. Слабак еще для таких киношных приколов. Без обид. Для таких упражнения надо хотя бы несколько лет этому тренироваться. И летом больше, чем зимой.

– Тогда не выхожу. Только в предбаннике подышу.

– Вот и сходи да подыши. Я тут пока накрою «для перекусить», а ты пива с улицы прихвати на обратном пути.

На обратном пути с улицы я влетел в баню, как ошпаренный ледяной водой! С офигевшими глазами размером с блюдце после уличного мороза, опрокинул на себя тазик теплой воды, заботливо приготовленный хохочущей Марией.

– Опять разыграла? – мне точно было не до смеха, когда на морозе мокрая рука чуть не примерзла сначала к ручке двери, потом к бутылке пива.

– Да не хотела я тебя разыгрывать, – отмахивалась дама. – Садись перекусим.

Но когда я стал шлепать ее по ягодицам в качестве мести за пиво, она легко завалила меня на деревянный подстил на полу и начала … Даже не знаю, как и назвать. Насиловать или просто трахать?

Снова устроила скачку верхом, но при этом стегая меня мочалкой и время от времени поливая кружкой из тазика с теплой водой. Не знаю, сколько по времени я продержался, но кончил на удивление приятно. А Мария потащила меня к столику с едой.

– Ты же у меня с голоду так помрешь, от истощения, – смеялась она, запихивая мне в рот разные вкусности домашнего сельского приготовления. – Но не вздумай переедать и перепивать, а то в парилке точно сдохнешь.

Пиво пила сама, мне не дала из соображений «умрешь в парилке».

– Всё, харэ! – провозгласила она. – пошли в парную. Теперь я тебя веничками буду охаживать, моя очередь.

– А я? – с тоской в голосе застонал я.

– Свою очередь ты уже использовал, и потащила меня за руку в парную.

– Умирать – так с песней, запеваем, братцы, – громко провозгласил я и стал петь какие-то революционные песни.

– Так ты точно хочешь умереть? – с хохотом спросила Мария, держа кружку с водой над красной от жара каменкой. – Могу устроить. Быструю смерть без мучений не гарантирую, но ментам скажу, что невиноватая я, ты сам плеснул воду не вовремя.

Скачка задастого ковбоя Марии по прерии на этот раз продолжалась дольше, чем раньше. Она старалась, чтобы я догнал ее, сама кончила несколько раз, и только тогда мне удалосьвыдать хиленькую капельку к ней внутрь.

– Устал? – сочувственно спросила она, слезая и провожая меня в баню. – Или заездила тебя?

– Знаешь, я никогда не был таким голодным, как ты. И на рекорд никогда не сдавал. Потому не могу сказать, что заездила, – просто устал немого.

– Ладно, ты пока полежи на кушетке, а я поблаженствую в парной.

Когда я проснулся, Марии рядом не было. Я рванул дверь парной и чуть не свалился от ошпарившего меня воздуха. Схватил за руку женщину и потащил ее волоком на выход.

– Ты чего? – услышал я вслед и оглянулся.

– Так здесь же угореть можно!

– Да нет, я только немного пару добавила. Антон пострашнее разогревает, когда парится.

Я прихватил из предбанника большую кружку кваса и почти всю ее высосал, когда из парной вышла Мария.

– За то, что пытался меня спасти, рискуя своей жизнь, я тебе благодарна и в награду готова на тебе снова поездить, – с улыбкой сказала она, на что я только покачал головой. – Бедненький! Точно заездила.

И села рядом на низкую табуреточку, словно специально изготовленную для ее широкой задницы. Мне от обилия впечатлений даже и думать не хотелось. Я с закрытыми глазами откинулся на вытянутые руки на краю кушетки и блаженствовал от тепла снаружи и прохладного кваса внутри.

Мария некоторое время смотрела на меня, а потом уложила спиной на кушетку, – на самый край, весив ноги.

– Полежи так, чтобы кровь от головы оттекала, – сказала она участливо.

Я начал уже снова засыпать, то почувствовал, как член был взят в рот и аккуратно обсасывался. Попытка приподняться и сесть была прервана толчком в живот, от которого я снова упал на спину. Но за миг попытки привстать, я увидел, что Мария сидит на своей скамеечке у меня между ног, играя с членом языком и губами и массируя его в ладони. От такого даже секундного видения и под воздействием ее ладони и рта, член стал оживать. Бедненький, как же ему досталось сегодня!..

Некоторое время дама играла с членом, тот вставал, твердел и снова и становился мягким и непригодным к прямому половому использованию.

– Ладно, хватит на сейчас, – сказала она решительно и встала с табуреточки. – Ты будешь еще париться?

– Нет, не сейчас. Давай отдохнем сегодня.

– Хорошо, тогда топку здесь я гашу, а ты ополоснись, пока я тут вожусь, и иди в дом.

– Не хочу идти один, – я подошел и обнял ее со спины. – Пойдем вместе, когда ты здесь закончишь.

– Даже так? – улыбнулась и чмокнула меня в щеку Мария. Тогда ополоснись и жди.

И мы пошли в дом.

– Значица так, – сказала она после ужина. – Сейчас мы заляжем под телевизор. Но при малейшей возможности… – и она погладила меня по яичкам и члену.

– Есть, товарищ командир, – отрапортовал я. – Позволите погрузиться в Ваши перины?

– Разрешаю, – со смехом ответила она…

Пофиг

– Ты ее хочешь, мальчик?

Мы сидели с … – да какая разница, с кем? – на шезлонгах на его даче и смотрели в сторону моря. Человек, пригласивший меня к себе на дачу на небольшой уик-энд кроме своего положения в обществе был еще и очень интересным и оригинальным человеком.

На фоне моря стояла ослепительная крашеная блондинка в больших солнцезащитных очках и прозрачном, словно стеклянном, купальнике. Есть такие творения зарубежного текстильного производства, которые непрозрачные при покупке и носке становятся совершенно прозрачными после того, как их намочить.

– А кто это?

– Не узнал? Хотя… ты на каком курсе?

– На третьем, а что?

– А, ну тогда вы встретитесь с ней в будущем году. Хочешь интересный совет?

– Ну, да, конечно.

– Ты переспи с ней сейчас, только не говори из какого ты института на самом деле. А когда она придет к вам в группу преподавать, то увидишь ее глаза. И сможешь снова и длительное время с ней спать с огромным удовольствием и удовлетворением, что спишь уже не с будущей, а со своей настоящей преподавательницей. Как тебе совет?

– Шикарный совет, спасибо! А она захочет меня?

– Она хочет всех, кто может ее трахнуть. И ОЧЕНЬ любит студентов, – молодых мальчиков, как ты. Полина Федоровна, можно Вас на минутку? Я хочу Вам представить моего друга…

Точно! «ПОФИГ»! Такую кликуху я слышал от друзей старших курсов – «Пофиг», от Полина Федоровна. Но ничего крамольного о ней они мне не рассказали. Сами не знали, или не хотели, чтобы я знал? Ну так и я тоже ничего никому рассказывать не буду.

Ну, голодная баба – она всегда и везде голодная баба. А уж обойденная мужским вниманием или даже частично обойденная им, – это особая стать. Особенно на излете своего возраста.

Я представился ей студентом совсем другого института, потом она отрывалась со мной на этой даче почти все каникулы. Днем и ночью я изучал ее снаружи и изнутри. Но об этом не так интересно рассказывать, – всё как обычно. По окончании летнего сезона отношения как-то прекратились. А вот то, что произошло год спустя…

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -

– Добрый день. Меня звать Полина Федоровна. Доцент, кандидат наук, ведущий преподаватель этой кафедры. Я буду не только читать вам лекции по этому предмету, но и вести занятия и практику.

Я сознательно прятался сам и прятал лицо за спинами своих однокурсников. И встал во весь рост и посмотрел ей в лицо только тогда, когда она назвала меня во время переклички.

– Вы можете меня звать, как и все в этом городе, – Гусар, – и поклонился весьма галантно.

Она смотрела на меня почти не мигая. Сокурсники, думая, что я переборщил со своим представлением, шикали на меня со всех сторон.

– Садитесь, Гу-сар. Зайдете ко мне после занятий.

На перемене народ напал на меня, запугивая небесными карами за дерзость с самой строгой и жестокой преподавательницей вуза. А для меня она была только «давательницей», какой мы друг друга и знали год назад.

После занятий с глазу на глаз мне был только назван адрес и время встречи.

Когда я прибыл, то оказалось, что это адрес ее квартиры. После звонка в дверь она провела меня в кабинет и села за стол.

– Кто и что знает о наших бывших отношениях? – без приветствия, вступления и предложения присесть спросила Пофиг.

– Никто. А должны были? – я спокойно сел на стул напротив нее без предложения. – Ни для кого это не надо знать. И почему отношения должны быть бывшими?

– Поговори мне, – вспыхнула дама. – Я тебе такие отметки поставлю, что вылетишь из вуза за милое дело.

– И зачем? – я встал о обошел стол и приблизился к ней.

Пофиг молчала. Я погладил ее по волосам.

– Не трогай меня, – вздрогнув, произнесла она каким-то загробным голосом.

Но я подхватил ее на руки и понес на кожаный диван напротив стола. Но потом передумал и уложил ее лицом на ее же рабочий стол.

– А помнишь, как мы хотели найти там на даче такой большой и крепкий стол? –спросил я, задирая ей юбку, но она молчала и не шевелилась.

Я содрал трусы с ее опущенных вниз со стола ног и шлепнул по ягодице открытой ладонью. Задранная почти на голову юбка не мешала приставить послюнявленную головку члена к ее п**де.

Рывок вперед, – и я уже в глубине тела. Пофиг молчала, но не проявила никакого сопротивления от начала до конца. Снова рывок вперед… Вот не люблю я сухой секс, чертовски трудно пройти дистанцию, некомфортно и даже временами больно. Но я делаю еще рывок вперед. И застываю.

– Что ты сказал сегодня однокурсникам? – спокойным голосом спросила из-под меня Пофиг.

– А ничего не сказал. Махнул рукой и сказал, что всё само собой рассосется со временем. И пошел в буфет.

– И они это приняли за ответ? – она немного выставила ягодицы в моем направлении. – Такого быть не может.

– Они меня слишком давно знают, чтобы что-то выспрашивать или как-то предсказывать и объяснять мои действия. Потому меня нисколько не волнует, что они подумают.

– Это волнует меня, – я почувствовал, как замершую во влагалище головку члена словно стало что-то обволакивать. – Они могут связать нас с тобой, и тогда…

– А что тогда? Они смогут что-то заподозрить и доказать? И какое им такое дело, что между нами было, есть и будет?

– Ты же даже не представляешь, как ревнивы дамочки-студентки.

– Я им всем заткну рот.

– И как?

Я вышел из нее, обошел стол и воткнулся членом ей в рот по самые гланды. Благо в этой дырке всегда мокро. Пофиг дернулась, но я крепко держал ее голову руками.

– Вот так и заткну. И потом буду долго и медленно не просто качаться, а стараться проникнуть членом как можно глубже, – я стал на самом деле проталкивать член дальше гланд. – Вот так. И нагнетать, нагнетать, нагнетать себя самого в них.

Фрикции-нагнетатели внутри ее горла лучше всего показали ей, как я буду затыкать им всем рот. А эта глотка из всех прошлых претенденток на рекорд была самой глубокой.

– Куда же ты? – возмутился я, когда Пофиг постаралась сдвинуться назад и освободить рот.

Снова вышел из нее и снова воткнулся ей в половой путь. Благо, что член был уже обильно смочен ее слюной, а из влагалища начала выделяться естественная смазка.

– Хотя, продолжай, продолжай сдвигаться и насаживаться сильнее на член.

– Ну ты и козел! – громко и понятно сказала Пофиг.

– Так тебе же раньше это нравилось! – возразил я.

– Всё равно козел.

А козел в это время, почувствовав родную смазку во влагалище, начал наступать вперед и глубже, – это с какой стороны смотреть на процесс.

Ей не просто нравилось, а у нее крышу всегда срывало от тех маленьких и больших «молодежных» нововведений для разнообразия половой жизни, что я показывал своей возрастной любовнице. Вот и теперь я подложил ей под пах тугой валик, чтобы приподнять намного вверх срамную область, и долбил ее без конца и края. Сам валик вдавливался в тело и сильным почти болевым воздействием усиливал ее ощущения внутри. Когда она начала кончать я совершенно для нее неожиданно сильно шлёпнул ее по ягодице открытой ладонью. Пофиг взвизгнула и просто зарыдала, задергавшись на члене еще сильнее. Она в голос рыдала и выла еще несколько минут и потом затихла. Тогда и я выплеснулся в нее, от чего она часто-часто задышала.

– Ты придешь еще? – она смотрела на меня, лежа на боку.

– Где теперь можем встречаться?

– Здесь, у меня. Другого места нет. Дача, где мы познакомились, продана. Я дам тебе знать, когда предохраняться будет не нужно. Придешь?

– Приду.

Впереди были еще пара лет учебы н это кафедре. Как не воспользоваться такой возможность?..