Вацлав Ян Тале
Кот
– Пал Палыч, извини меня, конечно, но, по-моему, ты слишком много пьёшь. Алкоголь – медленное самоубийство.
– Я знаю меру, – Каблуков наполнил очередную рюмку до краёв.
– Хорошо ещё, не стаканами хлещешь, – продолжал Наполеон нотацию. – На цирроз себе зарабатываешь?
– Отстань. Я и без глупых наставлений знаю, что делаю. Лучше иди мышей полови.
– У нас нет мышей.
– Тогда найди себе занятие по сердцу. Заведи подружку, что ли?
– Меня кастрировали два года назад.
– Точно, – Каблуков опрокинул рюмку. Водка приятно обожгла горло, за ней последовал кусочек тефтели. – Ты обижаешься на меня, Наполеончик?
– За что?
– Ну… за это самое… за чик-чик…
– Да нет. Чего уж там! Хотя… знаешь… Когда Игорёк с третьего этажа зажимает нашу Аллочку в коридоре и целует шейку, а иногда ниже, то такая тоска на меня накатывает, что волком выть хочется… Пал Палыч, дай мне ещё тефтельку, пожалуйста. С каждым разом они получаются у нашей Аллочки всё вкуснее и вкуснее.
– Что ты сказал?
– Говорю, тефтельку дай мне. Ещё тефтельку хочу.
– До этого что ты сказал? Про Аллу. Кто её зажимает в коридоре?
– Никто. Э… э… Пал Палыч, прости, как-то само собой вырвалось… Я совсем другое имел в виду… Мне бы тефтельку.
– Павлуша… Паша… – Аллочкино прекрасное личико проявилось, словно из тумана. – Ты что забыл?
– Алла, как ты могла? – только и смог пробормотать Пал Палыч.
– Что могла, Паша? Сегодня четверг. Цыплаковы позвали нас на годовщину. Уже почти шесть, а ты дрыхнешь. Мы же договаривались…
