Вот он стоит перед нами – в грубой посконной рубахе, босой, с непокрытой головою, с угрюмым, вдумчивым взглядом, с огрубелым, почти мужицким лицом, – словно памятник скорби и страданий тех, чьи думы и надежды вылил он в косное учение о внутреннем спасении и совершенстве.
Но этот Толстой еще не вся Россия, не весь народ, не все, что в нем заложено и что в нем бродит.
Как ум человеческий не исчерпывается одной художественной деятельностью, но требует дополнения в деятельности аналитической, научной, – так и жизнь народа, его помыслы и стремления не исчерпываются одним формулированием, осознанием его тяжелого положения в настоящем и тех настроений, которые порождают это настоящее.