– Нет, чего я никак не могу понять, – горячо заговорил Вл. Бобринский[2], – куда у них девались головы? Ведь они же у помещиков будут отбирать земли, хоть у поляков, да у помещиков.
– Добро бы еще у жидов! – грустно прибавил Пуришкевич.
– Отнимут у помещиков землю, – продолжал Бобринский, – разорят крупные хозяйства, уничтожат культуру, дворянство, любовь к отечеству…
– А на место патриотов – крупных землевладельцев – посадят мужиков сиволапых… – желчно добавил Крупенский.
– Да, но, ведь это ужасный прецедент! Ведь это заразительный пример! Ведь это утверждение мужицкого права на барскую землю!
– Прямо нечто невероятное! – вскочил, волнуясь, Крупенский.
– Помните, ваше сиятельство, когда в Румынии аграрные беспорядки были[3], посмотрели бы, что у нас тогда творилось: волки – не люди.