Вацлав Воровский
О М. Горьком
Григорий Орлов по профессии сапожник; человек он сметливый, знает мастерство; он женат и любит свою жену, – казалось бы, имеются все элементы, чтобы создать скромное мещанское счастье. «Другие живут – не жалуются, а копят денежки, да свои мастерские на них заводят и живут потом уже сами-то, как господа»[14].
А Орлов не может примириться с своей жизнью. «Научился я мастерству… – рассуждает он, – это вот зачем? Али, кроме меня, мало сапожников? Ну, ладно, сапожник, а дальше что? Какое в этом для меня удовольствие?.. Сижу в яме и шью… потом помру… И зачем это нужно, чтобы я жил, шил и помер?» (стр. 90). И вот с горя и тоски от такой жизни Орлов стал запивать; периодически, от времени до времени, на него нападали приступы беспричинной злобы, во время которых он безжалостно избивал жену и напивался в кабаке в веселой компании. Приступы эти начали повторяться все чаще, и Орлов бесповоротно шел по наклонной плоскости, внизу которой ожидала его печальная участь босяка. Но пока он еще держался в положении ремесленника и, подобно Коновалову, старался объяснить свое несчастье с точки зрения личной неприспособленности. Впоследствии, дойдя-таки до положения босяка, он иначе посмотрит на вещи и, как подобает истинному босяку, будет винить общество в своих неудачах. Пока же, не порвав еще связи с этим обществом, он считает его нормальным, правильным, себя же – непригодной единицей. «Я родился, видно, с беспокойством в сердце, – рассуждает он. – Характер у меня такой. У хохла[15] он – как палка, а у меня – как пружина; нажмешь на него – дрожит… Выйду я, к примеру, на улицу, вижу то, другое, третье, а у меня ничего нет. Это мне обидно. Хохлу – тому ничего не надо, а мне и то обидно, что он, усатый черт, ничего не хочет, а я… и не знаю даже, чего хочу… всего. Н-да… Я сижу вот в яме и все работаю, и ничего нет у меня» (стр. 92). Сознавая свою неприспособленность к установившимся формам жизни, Орлов нисколько не сомневается в том, что его место в среде «босой команды». «В босяки бы лучше уйти, – говорит он. – Там хоть голодно, да свободно» (стр. 93). И эта участь постигла бы его гораздо раньше, если бы не вмешательство совсем постороннего случая.
В городе появляется холера и начинается самоотверженная борьба с ней. Среди опасностей заразы, среди недоверия, почти враждебного отношения со стороны темной массы населения борьба с эпидемией возвышается до подвига, до самопожертвования. Я упомянул выше, что неприспособленные к данной среде личности могут, при более благоприятных условиях, подняться до героизма. Таким условием является для Орлова холерная кампания с ее лихорадочной деятельностью, ежеминутной опасностью и ореолом подвижничества. Он поступает санитаром. Самоотверженность медицинского персонала, сознание, что «из-за денег так работать нельзя», увлекают Орлова, и он идеализирует свою роль, перенося героические элементы с личности на самое дело. Такое чуждое всякой поэзии явление, как зараза, принимает в его воображении художественный облик былинного характера. «Горит у меня душа, – признается с восторгом Орлов жене. – Хочется ей простора, чтоб мог я развернуться во всю мою силу… Эхма! силу я в себе чувствую – необоримую! То есть, если б эта, например, холера да преобразилась в человека… в богатыря… хоть в самого Илью Муромца, – сцепился бы с ней. Иди на смертный бой! Ты сила – и я, Гришка Орлов, сила, – ну, кто кого? И придушил бы я ее и сам бы лег… Крест надо мной в поле и надпись: „Григорий Андреев Орлов… Освободил Россию от холеры“. Больше ничего не надо» (стр. 127). Эта фантазия Орлова очень характерна для психологии неприспособленного типа. Он может подняться до героизма, но не может устоять на уровне планомерной, постоянной работы, как бы высоко он ее ни ставил. Отрицатель одной общественной формы, он, как крайний индивидуалист, не может примириться с другой формой, а всякая планомерная работа предполагает определенную общественную форму, определенный порядок. Если бы по щучьему велению изменились в одну ночь существующие общественные формы, и изменились в пользу неприспособленных, – они устранили бы возможность появления в будущем Орловых, Коноваловых и пр., но живых, сложившихся Орловых они не исправили б, самое большее – они увлекли бы их в первую минуту.
