В. Л. Левицкий
На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917
Посвящаю свой труд богатырю земли Русской генералу Юденичу и дорогим кубинцам, на полях брани умноживших славу своих знамен.
В. Левицкий
Публикуется впервые по рукописи из фондов Государственного архива РФ.
Публикуется по рукописи: ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 452. Л. 1–642.
© Государственный архив РФ, 2014
© ООО «Кучково поле», 2014
© Чиняков М. К., предисл., примеч., 2014
Предисловие
Мемуарная литература, являясь важным историческим источником, всегда была востребована в интеллектуальном обществе, ибо через знакомство с ней можно узнать не столько о реальных событиях прошлого (иногда вольно или невольно подправленных автором), сколько об общей атмосфере событий, пережитых очевидцем. Конечно, наибольший интерес вызывают прежде всего мемуары полководцев и военачальников, особенно самых именитых и прославленных, вершителей судеб тысяч солдат на поле боя; и только потом мы обращаемся к воспоминаниям неизвестных или малоизвестных офицеров и солдат, которым не требовалось возвеличивать свои победы или искать оправдания поражениям.
В 2014 году в России и во всем мире отмечают 100-летие начала Первой мировой войны (1914–1918). Хотя Россия приняла в ней самое активное и непосредственное участие, носившее во многом определяющий и решающий характер, в последние десятилетия в отечественной исторической науке о Первой мировой войне, как правило, упоминалось только как о предтече другого, хотя и не менее значимого, события – Октябрьской революции. В последнее время на многочисленных примерах можно наблюдать резко возросший интерес в научной литературе к изучению Первой мировой, особенно в преддверии юбилея, благодаря которому поднимается пласт невостребованной до сих пор научной литературы, и прежде всего мемуарной.
Предлагаемые воспоминания принадлежат офицеру 155-го пехотного Кубинского полка, начальнику пулеметной команды Валентину Людвиговичу Левицкому. Они посвящены событиям не на широко известном Восточноевропейском театре военных действий, а на «второстепенном» – Кавказском, где в тяжелых условиях русские войска вновь повторили подвиг своих предков периода прошлых войн против Турции.
Биография автора мемуаров известна далеко не полностью, более или менее до лета 1917 года, благодаря сохранившемуся в отечественном военном архиве послужному списку.[1]
Левицкий родился 14/26 августа 1888 года в Тифлисской губернии, в семье надворного советника, православный. Окончил полный курс Тифлисской 2-й мужской гимназии.
Согласно поданному прошению, зачислен 8/21 сентября 1909 года в 1-й специальный класс Тифлисского пехотного юнкерского училища (с сентября 1910 года – Тифлисское великого князя Михаила Николаевича военное училище) юнкером рядового звания. По окончании курса наук по 1-му (высшему) разряду в силу высочайшего приказа выпущен 6/19 августа 1911 года подпоручиком в 155-й пехотный Кубинский полк, в котором прослужит вплоть до развала армии.
7/20 сентября 1911 года Левицкий прибыл в полк и был зачислен младшим офицером. В 1912 году исполнял должность временного командующего 1-й роты, с 18 сентября/1 октября 1913 года вошел в штат пулеметной команды. Затем служил младшим офицером 5-й роты запасных нижних чинов, отбывавших учебный сбор при полку, заведовал офицерским собранием. С 10/23 января по 15/28 февраля 1914 года временно исполнял должность начальника пулеметной команды.
Хотя в послужном списке присутствует запись о назначении Левицкого начальником пулеметной команды «на законном основании» 20 октября/2 ноября 1914 года, в воспоминаниях он свидетельствует, что вступил в войну уже начальником пулеметной команды. За выслугу лет 20 ноября/3 декабря 1914 года получил чин поручика. В бою 30 декабря 1914 года/13 января 1915 года получил ранение, убыл на лечение, вернулся 16/29 марта 1915 года. По высочайшему приказу от 16/29 февраля 1916 года был произведен в чин штабс-капитана. В октябре/ноябре 1916 года временно командовал 3-м батальоном. 19 января/1 февраля 1917 года произведен в чин капитана. В августе/сентябре 1917 года временно командовал 2-м батальоном.
Будучи человеком скромным, автор ни разу не сказал о награждении его боевыми орденами «за отличия, оказанные в делах против турок», о чем нам рассказал тот же послужной список: орден Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (приказом по Кавказской армии от 13/26 февраля 1915 года), Св. Станислава 3-й степени с мечом и бантом (приказом по Кавказской армии от 21 мая/3 июня 1915 года), Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом (приказом по Кавказской армии от 11/24 июня 1915 года), Св. Станислава 2-й степени с мечами (приказом по Кавказской армии от 2/15 октября 1915 года, утверждено высочайшим приказом от 25 декабря 1916 года/6 января 1917 года), Св. Анны 2-й степени с мечами (приказом по Кавказской армии от 21 мая/3 июня 1916 года). Кроме того, Левицкий являлся кавалером светло-бронзовой медали в память 300-летия царствования Романовых (21 февраля/6 марта 1913 года).
К моменту составления послужного списка (1917) женат не был.
Дальнейшая судьба Левицкого, а также обстоятельства, дата смерти и место захоронения неизвестны. По крайней мере, к октябрю 1932 года 44-летний Левицкий проживал в Югославии. Судя по возрасту, он мог пережить Вторую мировую войну.
Цель написания воспоминаний автор четко изложил во вступлении: «Итак, мой труд есть не летопись, не история, а лишь мои личные воспоминания о боевой деятельности 155-го пехотного Кубинского полка, одного из полков славной Кавказской армии, в котором я имел честь служить включительно до последних дней его существования».
Мемуары написаны в высшей степени занимательно, увлекательно и достаточно необычны. Автор, несомненно, обладая литературным даром, изобразил не только военные события, но и много полезных деталей военного быта, собственного отношения к войне, героические подвиги и славную смерть одних сослуживцев, неблаговидные поступки других, географические описания различных участков Кавказского театра военных действий, фамилии и привычки начальников, однополчан, психологические групповые и индивидуальные зарисовки, жизнь и настроения тыла и передовой. Здесь и бесхитростные размышления о прошлом и будущем, о патриотизме, и разнообразные мечтания и душевные переживания человека на войне, и ощущения от участия в первом бою, и боль от потери друзей и соратников, и мысли о Февральской революции и ее последствиях, порой не всегда логичные. Удачное сочетание прямой речи и повествовательного характера дополняет положительное восприятие произведения. С другой стороны, нельзя забывать, что Левицкий не литератор и не писатель, поэтому допускал определенные стилистические ошибки, несколько отягощающие прочтение текста, но ни в коей мере не нарушающие логического и стройного повествования.
Таким образом, воспоминания Левицкого должны занять достойное место на книжных полках, в списках научных работ и библиографических обзорах.
Стиль мемуаров максимально сохранен, за исключением незначительной литературной правки.
М. К. Чиняков, кандидат исторических наук
ВСТУПЛЕНИЕ
Я слишком далек от того, чтобы претендовать на ценность своего труда и на его какое-либо большое значение. Описать всесторонне события, а также боевую работу войсковой части в минувшую Великую войну, хотя бы и в рамках действительности, но на основании одних лишь впечатлений, – задача невозможная. Такой труд чреват будет большими пробелами, неясностями и т. п.
Всякая работа в области истории тогда лишь приобретает значение, когда она основана, помимо личных впечатлений, на всестороннем изучении фактов, при наличии к тому же всевозможных документов.
К сожалению, у меня всех этих данных в настоящий момент не имеется. Все то, что я и мои боевые товарищи когда-то так бережно собирали, записывали, – все пропало бесследно за время Гражданской войны.
Итак, мой труд есть не летопись, не история, а лишь мои личные воспоминания о боевой деятельности 155-го пехотного Кубинского полка, одного из полков славной Кавказской армии, в котором я имел честь служить включительно до последних дней его существования.
Глубоко веря в восстановление былой славы российской армии и ее традиций, я пишу свои воспоминания в надежде, что они могут оказаться полезными тому, кому представится возможность запечатлеть былую славу Кавказских полков на страницах истории. В память прошлого, в назидание грядущему – имя 155-го пехотного Кубинского полка должно занять себе достойное место в летописи Кавказской армии.
В интересах абсолютной точности, считаю долгом подчеркнуть, что я в воспоминаниях буду касаться только тех событий, в которых я сам принимал участие как рядовой офицер. Только один период боев, а именно с 20 декабря 1915 года по 11 января 1916 года, мной будет описан со слов других, так как я в это время отсутствовал в части.
Допускаю, что в изложенных мной событиях окажутся некоторые неточности в датах, но пишущему историю, при наличии других документов, легко будет исправить эти недочеты.
Кроме того, считаю нелишним изложить некоторые сведения о службе полка до начала Великой войны. Эти сведения, которые я в свое время почерпнул из документов полковой библиотеки, будут весьма кратки и, возможно, в то же время и единственны, так как, по имеющимся данным, весь хранившийся материал был уничтожен за печальные дни революции.
Загреб, Югославия, 19 октября 1932 года
Краткие сведения о службе полка со дня его сформирования до начала войны 1914–1917 годов
155-й пехотный Кубинский полк был сформирован в царствование императора Александра II в 1863 году в период разворачивания новых полевых дивизий. На укомплектование этих новых дивизий пошли различные в то время резервные, запасные и отдельные линейные батальоны. На укомплектование Кубинского полка пошли Крымский, Севастопольский и Ставропольский резервные батальоны (один из них запасный). Эти части раньше несли гарнизонную службу в пределах Северного Кавказа и, в свою очередь, пополняли полевые части, действующие против горцев. Местом формирования полка была станица Баракаевская Майкопского отдела Кубанской области. В том же году полку было пожаловано знамя и утвержден полковой праздник в честь святого великомученика Георгия Победоносца (26 ноября). Первым командиром полка был назначен полковник Ильич.
По сформировании полк пошел третьим полком в состав 39-й пехотной дивизии. Вначале полк был трехбатальонного состава, причем каждый батальон состоял из пяти рот (пятые роты назывались стрелковыми). Впоследствии пятые роты были расформированы, но полкам были приданы четвертые батальоны. На формирование 4-го батальона Кубинского полка вошел 24-й линейный батальон. Последний имел в прошлом большую боевую службу, и все его отличия (знаки на фуражках и особый барабанный бой за поход на Эривань) были присвоены 4-м батальоном.
По окончании формирования полк первоначально нес службу на Северном Кавказе, а затем был переведен в Закавказье. Здесь полк в продолжение нескольких лет принимает участие в работах по оборудованию и по устройству военно-шоссейных дорог, и только незадолго до войны 1877–1878 годов был поставлен на постоянную стоянку в местечко Джелал-Оглы Тифлисской губернии.
Перед началом военных действий против Турции 1877–1978 годов полк, вместе с другими частями дивизии, был сосредоточен в городе Александрополе непосредственно у границы (река Арпачай).
С объявлением войны полк, перейдя границу, двинулся к крепости Карс, овладение которой входило в число первых задач нашей армии. Однако овладение крепостью быстрым ударом не увенчалось успехом. Помимо своих природных достоинств, крепость была снабжена отличными средствами борьбы при наличии к тому же большого гарнизона. Нашей армии пришлось повести длительную и трудную осаду, ведя непрерывную борьбу с вылазками противника. В одной из крупных вылазок, где противник имел намерение, прорвав наши линии, соединиться с армией, подходившей из Эрзерума, Кубинскому полку пришлось принять на себя главный удар. Это было первое лихое дело кубинцев, где особенную доблесть проявила первая рота.
Получив жестокий удар, противник принужден быль отказаться от своего намерения.
Однако общая обстановка на всем театре в то время слагалась для нас неблагоприятно. Дело в том, что блокада крепости отвлекла слишком много сил с фронта, чем развязаны были руки у турецкого командования. Результаты не замедлили сказаться. Противник на всех направлениях перешел в наступление, угрожая нам глубоким обходом левого фланга, прорывом в центре и даже самой операции у крепости Карс. Тогда наше командование, ввиду ограниченности наших сил, решило в ущерб блокаде снять по возможности больше частей из-под Карса и бросить их в направлении приближавшегося противника.
Кубинскому полку было приказано двинуться в направлении Зерских высот, прикрывающих один из важных перевалов Агрыдагского хребта. Совершив назначенный марш в несколько переходов, полк с боем овладел высотами, отбросив противника в Алашкертскую долину. В то же самое время части Эриванского отряда энергичными действиями ликвидировали угрозу нашему левому флангу, а в Эрзерумском направлении после кровавых и упорных боев активность противника была окончательно сломлена. К октябрю линия нашего фронта продвинулась в глубь Турецкой империи, заняв Пассинскую и Алашкертскую долины. Кубинский полк по выполнении своей задачи на Зорском перевале был переброшен на Эрзерумское направление для присоединения к своей дивизии. Здесь полк принимает участие в штурме укрепленной позиции Деве-Бойну, защищающей крепость Эрзерум с восточной стороны. Атака была произведена с рассветом 23 октября, причем кубинцам было дано направление на форт Узун-Ахмет. После трехчасового боя форт был взят. Вслед за падением Деве-Бойну и ближайших к ней крепостных фортов судьба крепости Эрзерума была решена.
Вскоре после падения Карса был заключен мир, по которому Россия приобрела большую площадь турецкой территории, прилегающей к Закавказью, вместе с крепостью Карс. За отличия в делах против неприятеля в войну 1877–1878 годов полк был награжден четырьмя Георгиевскими знаменами и двумя серебряными трубами (с надписью «За Деве-Бойну»).
Из офицерского состава орденом Святого Георгия были пожалованы командир полка князь Ашираджиби, поручики Микеладзе и Магалов.
За Русско-японскую войну 8-я рота Кубинского полка была в составе Свободного батальона 34-й дивизии и отправлена на Дальний Восток. Рота участвовала в нескольких боях. Ее командир капитан Шимановский был награжден орденом Святого Георгия. По окончании войны рота вернулась в полк.
Потери полка исчислялись за всю войну около 100 человек убитыми и около 300 ранеными. Особенную убыль в личном составе понес полк от эпидемии тифа – эта цифра к концу войны достигла более 900 человек.
После войны полк простоял, за исключением нескольких кратковременных командировок, около 25 лет в крепости Карс.
За несколько (8–9) лет до Великой войны полк был переведен в местечко Сарыкамыш Карской области в 25–30 верстах от границы. Вся 39-я дивизия содержалась в усиленно-мирном составе. Причем срок Сарыкамышского гарнизона назначен был восьмичасовым, а для всей дивизии трехдневным.
Часть I
Начало войны и ее первый период с 19 октября до первых чисел ноября 1914 года: Кеприкейская операция
Обстановка перед войной
Еще за несколько лет до начала Великой войны можно было предположить о каких-то грядущих крупных событиях. Частые поверочные мобилизации, задержка увольняемых в запас, призыв запасных на повторные сборы хотя и не вносили существенных перемен в полковую жизнь, но все же были характерны.
Надо заметить, что местечко Сарыкамыш принадлежало к числу так называемых глухих стоянок, а продолжительная и суровая зима часто отрывала его от остального света. Но зато летом Сарыкамыш оживал: сначала дивизионные, затем корпусные и подвижные сборы меняли однообразную жизнь до начала осени.
То же самое ожидалось и в 1914 году. Но вдруг прогремел сараевский выстрел,[2] и с этим звуком все насторожилось. Несомненно, события были не за горами, но время и масштаб их трудно было определить. 15 августа (старый стиль) спешно были вызваны в Тифлис офицеры Генерального штаба, прибывшие несколько дней тому назад в Сарыкамыш для полевой поездки, и, кроме того, было приказано всем частям, направляющимся на подвижные сборы, вернуться в свои штаб-квартиры.
В ночь с 16 на 17 августа (в два часа ночи) командир полка полковник Волошин-Петриченко[3] вызвал офицеров в полковую канцелярию и объявил приказ о начале мобилизации. Через день нам стало известно, что мобилизация объявлена общей, то есть на всю Российскую империю, а еще через день мы узнали, что Германия считает себя с Россией в состоянии войны.[4] Приведя себя в полную боевую готовность, полки (Кубинский и Елисаветпольский)[5] должны были оставаться на местах и ждать дальнейших распоряжений.
События разрастались все дальше и дальше. Нам стало известно о выступлении против нас Австро-Венгрии, а также о выступлении Франции и Англии против центральных держав. Наша соседка Турция пока оставалась нейтральной, но она также была на положении мобилизации, и столкновение с ней было лишь вопросом ближайшего времени.
Какими же силами располагали мы и наш будущий противник, то есть Турция? В распоряжении Кавказского военного округа имелось три корпуса (1, 2 и 3-й Кавказские корпуса), которые по мобилизации должны были выделить кадры на формирования 4-го корпуса. Эти корпуса на случай военных действий с Турцией предназначались, так сказать, для первоначальных операций. Несомненно, что решающий ход в событиях должны были сыграть корпуса, имеющиеся подойти с юга и из центра России. План войны с Турцией был у нас чисто активного характера, то есть продвижение в глубь страны неприятеля с целью захвата его важных стратегических пунктов.
Что же касается Турции, то она располагала в ближайших к нам вилайетах тремя корпусами (9, 10 и 11-й). В сравнительно небольшой срок эти силы могли быть удвоены, а в дальнейшем мы должны были рассчитывать иметь против себя до девяти корпусов. Конечно, этими корпусами все силы турок не исчерпывались, так как призванные низам и редиф (запас и ополчения)[6] значительно бы увеличили еще численность их войск.
Словом, по предположению нашего командования, турецкая армия хотя и не принадлежала к числу первоклассных армий, но с ее силами во всяком случае пришлось бы нам считаться, и даже очень.
Однако с началом Великой войны обстановка как для нас, так и для турок резко меняется. Из трех корпусов, находящихся в распоряжении Кавказского военного округа, 2-й и 3-й корпуса, согласно плану, на случай войны с Германией были переброшены на Западный фронт.[7] Таким образом, на Кавказе оставались лишь 1-й корпус и формируемый 4-й, на готовность которого нельзя было рассчитывать в первое время. Кроме того, спустя месяц на Кавказ (в район Тифлиса) прибыл Туркестанский корпус, но он по численности равнялся меньше дивизии и также требовал срока для разворачивания.[8]
В свою очередь, будущий противник также должен был считаться с выделением части сил в район Багдада и к берегам Дарданелл.
При всей этой новой обстановке, создавшейся для обеих сторон, Турция к началу военных действий располагала против нас значительным превосходством сил, так что наше командование вынуждено было принять, хотя бы на первое время, строго оборонительный план.
* * *
Считаю не лишним, прежде чем приступить к изложению боевых действий полка, дать хотя бы в кратких чертах сведения о топографии и о свойствах Кавказского театра военных действий, так как читателю трудно будет без этих данных разобраться в ходе событий.
Представим себе к югу от главного Кавказского хребта ряд параллельно идущих хребтов, носящих общее название Малого Кавказа. Эти хребты местами пересекаются поперечными хребтами (идущими с севера на юг), деля Закавказье как бы на ряд участков. Наконец, в приграничной полосе, служащей естественной границей между Россией и Турцией, на протяжении более полутораста верст лежал последний хребет.
Части этого хребта в различных местах носили различные названия. Так, начиная от берегов Черного моря и на протяжении около 40 верст район этого хребта назывался Аджарским или Чорохским краем. Средняя часть хребта около 60 верст носила название Соганлуга. Наконец, левая часть его, резко меняющая направление на восток, включительно до малого Арарата, на протяжении около 80 верст, называлась Агрыдагским хребтом. Малый Арарат был пограничной точкой трех государств: России, Турции и Персии. Естественно, что в случае войны между Россией и Турцией районы этих хребтов должны были на случай наступления противника стать первоначальной ареной борьбы. Рассмотрим каждый из районов в отдельности.
Аджарский район (Аджария), или, как больше всего его называли, Чорохский край (по реке Чороху), представлял очень пересеченную, лесистую и малопроходимую местность. Этот сложный горный лабиринт отличался малонаселенностью и бездорожьем (кроме нескольких вьючных дорог). Действия войсками допускались лишь малыми отрядами и в большинстве случаев без артиллерии.
В силу этих обстоятельств Чорохский край не мог играть в стратегическом смысле крупной роли и важен был лишь постольку, поскольку он прикрывал собой доступ в долину реки Риони (Кутаисская губерния).
Самым важным районом у нас считался Соганлугский. Он прикрывал кратчайшие пути к такому важному для нас центру, как Тифлис. Удобство дорог, а также наличие железной дороги допускало возможность вести военные операции большими силами. Условия местности, ее топографические особенности вместе с крепостью Карс позволяли нам создать ряд сильных оборонительных линий (Соганлуг, Ала-Джа Гаргская плата, Мокрые горы[9]). Кроме того, из этого района вело два коротких и удобных направления к крепости Эрзеруму (Эрзерумское и Ольтинское).
Наконец, район Агрыдагского хребта, доступный для действия войск лишь местами (Чингильский, Зорский и Каравансарайский перевалы), прикрывал наш левый фланг (Эриванская губерния). Операционные пути к нему не представлялись выгодными противнику (вследствие флангового их положения и удаленности их от базы), но в то же время они были для него заманчивыми. Умелыми и энергичными действиями противник легко мог создать угрозу нашему тылу (Эриванская губерния, Елизаветпольская губерния и Бакинская губерния).
Какими же свойствами обладала часть турецкой территории, прилегающей к нашей границе? Ввиду ее особой разнохарактерности в военно-географическом отношении она была разделена на ряд участков, так называемых направлений.
Непосредственно к Чорохскому краю примыкала большая турецкая провинция, называемая Лазистан. Местность этого края по своим свойствам очень похожа на нашу Аджарию. Лазистан так же малопроходим и малонаселен, как и Чорохский край. Рельеф его так пересечен, так сложен, что почти не поддается систематизации, и только далеко в глубине страны можно обнаружить ряд хребтов, идущих большей частью с востока на запад. За отсутствием каких-либо дорог, удобных для войск, военные действия в этом крае возможны были лишь малыми отрядами, и поэтому это направление считалось нами невыгодным. Единственный путь был достоин внимания – это путь по берегу моря к морской базе Турции к Трапезунду (Приморское направление).
Несомненно, самым важным направлением для нас было Эрзерумское. Оно было кратчайшим и удобнейшим путем к такому важному стратегическому центру, как крепость Эрзерум. Путь к Эрзеруму пролегал по плодородной и хорошо населенной Пассинской долине, что допускало сосредоточение линий крупных сил. Но в то же время это направление, в смысле ведения операции, считалось самым трудным, так как нам предстояло преодолеть ряд препятствий в виде таких серьезных оборонительных линий, как Зивин, Кепри-кей, Гасенг-Кала[10] и Деве-Бойну.
Что касается турецкой территории, расположенной у Агрыдага, так называемого Эриванского направления, то путь к ней хотя и был самым длинным, но в то же время выводил нас в очень богатые долины (Алийскертскую и Ванскую[11]). Кроме того, выходом в эти долины мы составляли угрозу правому флангу турецкой армии.
Таким образом, в предстоявших военных действиях главную роль для нас должны были играть при наступлении Эрзерумское направление с крепостью Эрзерум, а при обороне Соганлуг с крепостью Карс. Отсюда понятно, что первой задачей, возложенной на наши передовые части, было зорко следить за противником и охранять подступы к важнейшим для нас позициям на Соганлуге – так называемым Хорумдагским высотам.
* * *
Уже с началом сентября к нам стали поступать сведения о лихорадочной подготовке турок к войне. Они усилили пограничные части особыми пограничными батальонами, увеличили число постов вдоль границы и провели целый ряд инженерных работ по укреплению местности. Агентурная разведка точно указывала на начавшуюся группировку трех корпусов в районе крепости Эрзерума. Ввиду этого с нашей стороны также были приняты соответствующие меры.
В Сарыкамыш был вытребован 2-й дивизион 39-й артиллерийской бригады, а кроме того, в окрестностях его сосредоточилось три полка 1-й Кавказской казачьей дивизии. Всего вместе с пехотой было 8 батальонов и 18 сотен при 36 орудиях.
Эта группа войск получила название головного отряда 1-го Кавказского армейского корпуса, на который возлагалась задача прикрыть Саганлуг для сосредоточения на нем всего корпуса.
Если местное население в приграничных наших районах не делало против нас никаких вооруженных выступлений, то все же граница не считалась спокойной. Дело в том, что границу стали часто переходить с целью грабежей вооруженные курдские шайки. Эти шайки были не что иное, как отряды курдской конницы, называемые Гамийскими, под руководством турецких офицеров.
Тогда для оказания помощи нашей пограничной страже был выслан в район Кара-ургана, у самой границы, отряд (четыре роты, одна сотня[12] при двух горных орудиях). Помимо несения сторожевой службы части этого отряда имели не раз столкновения с курдами.
Для непосредственного же охранения всего головного отряда высылался в сторону границы к станице Соганлугской один батальон при четырех пулеметах и четырех орудиях.
Подобная обстановка и расположение частей головного отряда оставались без существенных изменений до 16 октября (старый стиль). В этот день к вечеру нам стало известно, что турецкий флот обстрелял наши черноморские порты. Конечно, этим действием турками был брошен нам вызов к войне. Частям приказано быть настороже и в полной боевой готовности. В ночь на 20 октября частям был прочитан приказ о вступлении России в войну с Турцией.[13]
Лично я, в качестве начальника пулеметной команды,[14] находился в Кара-ургане при 2-м батальоне.
Помню, как вечером 19 октября, около 10 часов вернувшись после проверки постов к себе на квартиру, я был вызван к начальнику отряда полковнику Трескину.[15]
Когда я явился к нему вместе с командирами 5-й и 6-й рот (капитаны Кониев и Целярицкий), то нам была прочитана телефонограмма начальника головного отряда генерал-лейтенанта Баратова[16] о начале военных действий. Ввиду непосредственной близости противника полковник Трескин приказал ротам при соблюдении полной осторожности сняться с постов, свернуться и на основании приказа двинуться к станции[17] Соганлугской для соединения с частями, выступившими из Сарыкамыша. Когда роты и пулеметы готовы были уже к выступлению, нам было приказано, в отмену первых распоряжений, остаться на месте, выждать подхода 7-й и 8-й рот и двух горных орудий 20-й артиллерийской бригады и с рассветом атаковать Кетак, после чего повести наступление на Зивинские высоты, расположенные к западу от села в 7–8 верстах. К сожалению, ожидаемые роты, боясь выдать свое движение по шоссе (последнее местами проходило непосредственно у границы), пошли окольными путями и сильно запоздали. Атаку пришлось отложить часа на полтора позже. Расположив роты западнее села Кара-урган и дав инструкции артиллерии, полковник Трескин дал знак о начале атаки.
Раздался первый боевой выстрел, глухим эхом отозвавшись по ущелью. Вслед за этим стали выходить цепи из-за холмов. Опешившие турецкие часовые бросились бежать. Роты ворвались в село, захватив расположившуюся там роту врасплох. Дело в каких-нибудь 20 минут было кончено. Случайно выскочившие аскеры (турецкие солдаты) пытались было за мостом оказать сопротивление, но они были тотчас сметены пулеметным огнем. Потерь с нашей стороны не было. Не замедли мы наш удар, нам бы пришлось труднее, так как турки умеют упорно и хорошо обороняться.
Первой жертвой нашего огня был сам командир турецкой роты, молодой офицер, часто бывавший у нас в качестве гостя и не раз приглашавший нас к себе. Противник, но его смерть во многих из нас вызвала сожаление. Проходя мост, я среди убитых солдат увидел несколько трупов местных жителей и даже между ними одну женщину. Это были жертвы пулеметного огня, открытого мною, – печальное, но неизбежное явление на войне в борьбе за населенные пункты.
После взятия Кетака отряд, к которому присоединились две роты пограничников (снятых с постов и свернутых в роты) и сотня казаков (княжения Уманского полка), двинулся в направлении к Зивинским высотам. По имевшимся сведениям, Зивинские высоты занимались тремя ротами противника.
Зивинские позиции хорошо были знакомы нашей армии по прошлым войнам. Упираясь флангами в малопроходимые (скалистые и крутые) овраги, они с фронта представляли собой ряд прекрасных оборонительных линий. Конечно, при нашем наступлении, ввиду близости их к нашей границе, турки не могли использовать эти отличные позиции в должной степени.
Часам к одиннадцати отряд поднялся на перевал. Перед нами в 4–5 верстах лежали Зивинские высоты, занятые противником. Их окопы тянулись приблизительно версты на две, начиная от горы Хорум-Даг (Турецкая) до горы Кавах-Тапа. Обе высоты, упираясь в глубокие овраги, обеспечивали фланги позиции от обходов. Развернувшись в боевой порядок, отряд перешел в наступление.
Спустя полчаса мы вступили в сферу огня. Появились раненые. Пройдя с версту, фланговые дозоры правофланговой роты (6-й) были обстреляны на расстоянии около тысячи шагов почти в тыл. Заметив это, командир казачьей сотни, следовавший уступом за 6-й ротой, развернул сотню вправо и огнем отогнал небольшую партию противника. Когда же сотня для полной безопасности нашего правого фланга продвинулась еще немного вперед, то она была встречена сильным огнем. Все высоты перед сотней были заняты, как впоследствии выяснилось, курдами. Не имея возможности по условиям местности атаковать их в конном строю, сотня ограничилась лишь перестрелкой. Эта неожиданно создавшаяся обстановка отразилась на движении нашего отряда. Роты принуждены были остановиться и ждать, пока правый их фланг не будет обеспечен. Тогда полковник Трескин приказал резервной роте (8-й) с двумя пулеметами двинуться на участок казаков и как можно скорее отогнать курдов. Подойдя к нужному месту, рота перешла в наступление и за полчаса выбила противника. Только после этого представилась возможность двигаться дальше. В четвертом часу цепи были в 700–800 шагах от неприятельских окопов. Встретив сильным огнем перешедшие в атаку роты, полковник, не приняв штыкового удара, обратился в бегство. Вследствие наступивших сумерек, противник нами не преследовался. Потери наши были два офицера (убит капитан Целярицкий) и 53 нижних чина (11 человек убитых).