Поскольку все наши источники имеют русское происхождение, то состав русской армии нам более-менее известен. НПЛ сообщает: «Князь же Александр… с новгородцы и ладожане»81.
Житие упоминает «дружину свою», а также уточняет, что Александр «поиде на них в малой дружине, не сждався со многою силою своею» – «пошел на врагов с малую дружиной, не дожидаясь своего большого войска» и что «мнози новгородцы не совокупилися бъше, понеже ускори князь пойти, многие новгородцы не успели присоединиться, так как поспешил князь выступить»82.
Таким образом, источники сообщают, что в бою участвовали дружина князя, полки новгородцев и ладожан. Точная их численность неизвестна.
В литературе нередко встречаются ссылки на статью Ю.Ф. Соколова, в которой приведены точные данные о численности войск Александра Невского – 300 княжеских дружинников, 500 отборных новгородских конников и столько же пеших ополченцев. В Ладоге к ним присоединились 150 всадников83. К сожалению, автор не подтверждает свои цифры ссылками, так что, вероятно, перед нами просто его личное мнение.
Житие сообщает, что князь собирался очень быстро и повел с собой на бой «дружину малую»84, т. е. относительно немногочисленную армию. Скорее всего, это означает, что все войско новгородцев собрать не успевали. Дружина, предназначенная для поддержания порядка и быстрого реагирования, должна была находиться в распоряжении князя и Новгорода в более-менее полном составе, а ладожане имели время для сбора всех воинов. Новгородские же воины, видимо, далеко не все были в городе и успели собраться.
И.П. Шаскольский считает, что дружина А.Н. насчитывала 200–300 человек85. Цифру 300 человек как среднюю численность дружины указывают также В.В. Пенский86 и С.М. Титов87. В 200–400 человек оценивает среднюю численность дружины и И.Н. Данилевский88.
В 200 человек оценивает дружину Вячко (после тяжелой осады), ливонский хронист89.
Возможно, часть дружинников А.Н. выполняла различные поручения князя за пределами города, а потому не участвовала в бою. Получается, численность дружины мы можем принять в 200–300 воинов.
С.М. Титов оценивает средний конный отряд новгородцев, который выставлял город, в 400–500 воинов. Но поскольку в Житии особо отмечено, что многие новгородцы не успели собраться, то численность новгородского отряда он оценивает приблизительно в 150–200 воинов. Впрочем, возможно, новгородцев было больше, 300–400 человек.
С.М. Титов вполне правдоподобно указывает, что численность ладожан вряд ли превышала численность отряда жителей Торжка в 1238 г., составляя порядка 100 бойцов90.
Спорным представляется вопрос об участии воинов местных племен. Многие исследователи говорят об их участии в бою, указывая на то, что Пелгусий встречался и информировал русских. Действительно, в Житии говорится о Пелгусии и его воинах как о союзниках (или верных вассалах), которые сообщали информацию о противнике, но об их участии в сражении не упоминается. НПЛ вообще не упоминает ижорян.
Попробуем разобраться в этом вопросе. Из В.Н. Татищева известно, что шведы грабили окрестные земли и захватывали в плен местных жителей91, скорее всего, для работы на стройке. Так что многие жители попали в плен или бежали, уводя с собой свои семьи. Понятно, что ни те ни другие не могли участвовать в ополчении.
Даже если бы А.Н. послал приказ на сбор ижорских ополченцев, на него потребовалось бы немалое время – гонцы от князя должны были вернуться из Новгорода, затем объехать разные деревни, собрать воинов. И все это в условиях шведских набегов, когда мужчины наверняка не хотели оставлять свои семьи.
Представляется, что в данных условиях такая мобилизация была маловероятна, во всяком случае в течение нескольких дней. Ведь все источники и исследователи подчеркивают, что русские очень быстро собрали армию, а тут гонцы мчались в Новгород, там принималось решение, затем должны были прибыть обратно, и только тогда Пелгусий мог собирать ополчение.
Вдобавок местные рыбаки просто не имели хорошего оружия и доспехов, а также соответствующей подготовки.
Добавим, что вероятность того, что кто-то из ижорцев, желая спасти родных или по каким-то иным мотивам, сообщит шведам, что русские скоро собираются напасть, была весьма велика.
Поэтому часто встречающиеся в литературе указания на отряды местных жителей представляются ошибочными. Скорее всего, ижоряне ограничились тем, что предоставили армии Александра небольшое количество проводников и разведчиков.
В итоге мы получаем следующие цифры: 200–300 княжеских дружинников, 200–400 новгородцев, 50—100 ладожан.
Командующий русскими князь Александр Ярославич хорошо известен исследователям. Сын Ярослава Всеволодовича, тогда исследуемых событий князя Владимирского, на момент сражения был весьма молод – двадцати лет от роду. С 1236 г. он княжил в Новгороде по воле своего отца, в 1239 г. женился, а по древнерусским традициям это означало, что он считается взрослым мужем. Вероятнее всего, как и другие русские князья, он воспитывался как будущий военачальник. Участвовал в походах своего отца с 1234 г.92
Рядом с молодым князем летопись упоминает двух его помощников, по сути, воспитателей – боярина Федора Даниловича и тиуна Якима. Оставляя Александра и его брата Федора в Новгороде в 1228 г., Ярослав оставил и этих людей93.
Тиун, как известно, занимался в первую очередь управлением имуществом и казной, а вот Федор Данилович (судя по отчеству, боярин), скорее всего, был наставником в государственных и военных делах. Если он дожил до 1240 г., то наверняка служил Александру Невскому, возможно, как воевода его дружины.
Из Жития мы узнаем имена двух новгородских бояр, участвовавших в сражении.
Это Сбыслав Якунович и Миша, которые упоминаются в летописях и других письменных источниках.
Первый упоминается аж в 1215 г., причем в ситуации, когда, уже будучи одним из бояр, он был взят князем Ярославом с собой. Позднее в 1217 г. он также упоминается как уважаемый и известный человек94. Если это так, получается, что в 1215 г. нашему персонажу было минимум лет 25–30. Соответственно, на момент Невской битвы ему было не менее пятидесяти лет.
Сбыслав Якунович прожил долгую жизнь. В 1243 г. он был избран посадником и хотя на этом посту особо себя не проявил, скорее всего, занимал его до 1255 г., когда был выбран новый посадник. Это означает, что он прожил около семидесяти лет, что для того времени случай достаточно редкий. Многие князья и полководцы того времени умирали раньше, например, Александр Невский прожил 42 года, Биргер – 50 лет, Бату-хан – 45.
С другой стороны, следует отметить, что в 1215 г. мы видим только упоминание имени Сбыслав, в 1217 г. упоминание идет с отчеством Степаниця, т. е. Степанович95. Представляется более логичным предположение, что в 1215 и 1217 гг. упоминается тезка героя Невской битвы, некий Сбыслав Степанович. Соответственно, участник Невской битвы впервые упомянут в 1229 г.
Тогда мы переносим дату рождения будущего посадника на начало века, ну а наш герой к моменту Невской битвы превращается в крепкого мужчину в возрасте тридцати с чем-то лет.
Вторым персонажем является Миша. Как выяснили советские исследователи, это вовсе не имя простолюдина, а прозвище знатного боярина, основателя знатнейшего новгородского рода Мишничей, впервые упомянутого в 1228 г. в качестве посла князя Ярослава в Псков96. Понятно, что послом, скорее всего, послали взрослого, опытного человека.
Следовательно, ему было не меньше двадцати (а скорее и больше), а родился он, скорее всего, в первое десятилетие века. В бою Миша выступает начальником некоей дружины, т. е. отряда.
Позднее Миша погибнет во время восстания в 1257 г.97
Если предположить, что и Миша прожил порядка пятидесяти лет, можно предположить, что в период похода ему было в районе сорока, возможно, меньше.
Исследователи считают, он был боярином Неревского конца и в этом качестве возглавлял дружину своего квартала.
Возможно, Сбыслав Якунович, вероятно, боярин Прусской улицы, также возглавлял отряд своего конца.
Обращает на себя внимание и то, что оба эти боярина выступают в источниках как верные союзники Ярослава и его сына Александра.
Это может свидетельствовать о том, что дружинники Александра хорошо их знали. Либо, что более вероятно, что именно союзники Александра поспешили сразу собраться под его знамена, проявляя лояльность.
Третий персонаж из числа недружинников князя – Гаврила Олексич. Персонаж, который в Житии не назван ни новгородцем, ни членом княжеской дружины. Одни авторы считают его новгородским боярином, другие княжеским, третьи лидером ладожан.
Следует отметить, что во время битвы он действовал весьма самостоятельно и атаковал шведский корабль. Скорее всего, делал он это с отрядом, потому как дважды атаковать корабль, куда только что затащили раненого шведского королевича, в одиночку маловероятно – скорее всего, королевича несли на судно с экипажем, да и выносили из боя воины.
Это говорит о том, что Гаврила Олексич – один из младших командиров, ведший собственный отряд, вероятно, новгородцев (ополчение одного из концов?), или полк ладожан.
Представляется, что во всех случаях перед нами не просто успешные воины, но и младшие командиры новгородской армии, известные переславским дружинникам.
Также в Житии упоминаются трое дружинников князя. Это Яков Полочанин, ловчий, возможно, один из воинов, прибывших с будущей женой князя, дочерью полоцкого князя; Савва – представитель «молодых людей», т. е. рядовых дружинников, и Ратмир «шестой – от слуг его, именем Ратмир. Се бися пеш, и обступиша и мнози. Он же от многих ран паде и така скончался шестой из слуг Александра, именем Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он от многих ран пал и так скончался»98.
Эта личность требует особого внимания. Следует разобраться, кто он – личный слуга, прислуживающий князю, или близкий дружинник.
Во-вторых, надо выяснить, почему он сражается пешком – как всадник, который остался в бою без лошади, или как пехотинец (например, княжеский слуга, примкнувший к пехоте). Для ответа на эти вопросы следует присмотреться к истории его гибели.
Мы видим, что в бою Ратмир отрывается от своих, его окружают несколько воинов, ему наносят многочисленные раны. Но он не гибнет от них сразу, а падает на землю и только потом умирает.
Представляется, что подобная живучесть была возможна только при наличии надежных доспехов. Такие доспехи, безусловно, стоили весьма дорого, и простой слуга их иметь не мог. Это позволяет сделать вывод, что перед нами достаточно обеспеченный дружинник.
Возможно, выражение «слуга» означает близкого к молодому князю воина, чья гибель запомнилась молодому князю особо. Может быть, это доверенное лицо его отца, приставленный еще к юному княжичу как один из личных охранников и воспитателей?
Основанием для подобного предположения служит то обстоятельство, что Ратмир – единственный из упомянутых персонажей, про которого нам сообщают только то, что он умер, а не совершил нечто, достойное упоминания.
То есть запомнился, собственно, сам факт его смерти (скорее всего самому князю), потому что если бы запомнился кому-то другому, вряд ли бы его вспоминали долго.
Также следует учитывать, что княжеская дружина состояла из всадников и обычно участвовала в бою конной, а Ратмир явно принадлежал к ней.
Учитывая, что Ратмир назван княжеским дружинником, предположение о его статусе и доспехах, вывод о наличии у него коня, причем не одного, потому что вне боя доспехи обычно возили отдельно, выглядит весьма вероятным.
Указание на то, что он бился пешим, скорее свидетельствует о том, что в какой-то момент Ратмир потерял коня. Скорее всего, он был сбит с седла или конь был убит во время боя, но Ратмир успел соскочить с коня и продолжил драться уже пешим.
В целом при анализе состава участников бросается в глаза, что если новгородцы представлены знатными людьми, то все переславские дружинники, упомянутые в Житии, – не командиры, а успешные воины, двое из которых стали известны именно благодаря своим заслугам: ни один не имеет отчества, то есть высокого социального статуса, – в отличие от упомянутых новгородцев.
Напрашивается вывод, что это были наиболее отличившиеся из числа переславских дружинников, чьи успехи запомнились товарищам.
Изучение указанных обстоятельств позволяет попытаться определить, какие рода войск были представлены в отряде Александра.
Мы можем констатировать, что из семи упомянутых в Житии воинов (считая самого князя) только двое бьются пешими (Ратмир и Миша), что каждый раз отмечено особо. Оба явно имели лошадей, то есть спешились во время боя.
При описании действий остальных воинов используется либо глагол «наеха», то есть они в ходе боя наезжают на противника, либо указывается, что они действуют верхом.
Таким образом, все воины русской армии были конными, хотя в ходе боя могли, разумеется, действовать и пешком.
Суммируя вышесказанное, можно предположить, что армия А. Н. состояла из русских воинов и насчитывала порядка 500–700 конных бойцов, имевших хорошие доспехи и оружие.
Скорее всего, наряду с воинами в войске и было некое количество некомбатантов, в первую очередь сотрудников обоза, не участвовавших в бою. Также в их число могли входить лекари, священники (возможно, одни и те же лица выполняли обе функции), коновалы, ремесленники и т. д.
Если принять византийские нормы – 1 телега обоза на 4–5 всадников, то их количество можно оценить в 100–150 человек.
О шведской армии НПЛ сообщает: «Приидоша Свъи в силъ велице, и Мурмане, и Сумь, и ѣм в кораблях множество много зъло; Свеи с князем и съ пискупы своими»99.
Житие сообщает: «…король части Римьскыя от полунощныя стран… И собра силу велику и наполнии корабли многы полков, подвижеся в силе тяжце, пыхая духом ратным»100. Т. е. говорит более красиво и образно, но, кроме указания на большую численность врагов, а также на тот факт, что их возглавлял католический (римский) правитель из северной страны, полезной информации по этому вопросу не сообщает.
В целом мы можем сказать, что шведское войско описывается как весьма многочисленное и многонациональное. В его состав входили свеи (шведы), мурмане (норвежцы), сумь и емь (суоми и таваста – финские племена). Во главе армии стоят шведский князь и епископы.
Это описание вызвало многочисленные вопросы у исследователей. Могло ли войско в Средние века быть столь многонациональным и при этом сохранять боеспособность?
В Средние века подобная ситуация встречалась нередко. Многонациональными были все армии крестовых походов на восток, широко использовали иноязычных гостей и вассалов Тевтонский и другие рыцарские ордены, французские рыцари часто участвовали в испанской Реконкисте, шотландцы и итальянцы (генуэзские стрелки) активно действовали на стороне французов в Столетней войне, немецкие и фламандские наемники и союзники воевали на стороне англичан и т. д. Воины одной национальности обычно формировали отдельные отряды.
Оспаривалась и возможность того, что новгородцы отличили шведов от норвежцев. Следует заметить, что НПЛ составлялась после битвы, поле которой, как известно, осталось за русскими. Наверняка на нем остались раненые, наверняка были и попавшие в плен. Их опрос, как минимум с целью выяснить, за кого можно получить выкуп, кто является хорошим ремесленником и т. д., являлся само собой разумеющимся. В ходе таких расспросов безусловно выяснился и национальный состав армии вторжения.
Особый интерес вызывает упоминание норвежцев («мурамене») в рядах шведской армии.
И.П. Шаскольский выступил против их участия, резонно заметив, что в Норвегии в это время шла борьба между королем Норвегии Хоконом IV (1217–1263) и ярлом Скюлле101. В 1239 г. последний поднял открытый мятеж. В апреле 1240 г. его войска были разгромлены, в мае 1240 г. лидер мятежников был убит102.
На основе этой информации исследователь сделал вывод, что воины короля не могли участвовать в этом походе, поскольку были заняты дома.
Он считал, что норвежцы просто не успевали участвовать в этом походе, поскольку поход начался где-то в июне.
Наконец, правление короля Хокона хорошо описано, и организация им похода в далекую Россию наверняка не прошла бы мимо внимания норвежских летописцев.
Известно, что в этот период отношения между Шведским и Норвежским королевствами в это время были довольно неприязненными, и в 1225 г. норвежцы совершили большой поход на Швецию, а мелкие стычки продолжались до 1241 г.103
Однако все эти доказательства скорее подтверждают участие норвежцев в Невской битвы, если мы предположим, как это сделал А.В. Кучкин, что в битве на Неве участвовали не сторонники короля, а отряд мятежников104.
Конечно, после победы короля большая часть проигравших подчинилась победителям. Но наверняка были и те, кто мог опасаться за свою жизнь или просто не желал признавать власть победителя.
К примеру, владения этих непримиримых были захвачены победителями или они имели среди последних кровных врагов и т. п.
В Норвегии не раз встречались примеры эмиграции проигравших в политической борьбе. Участие норвежцев, как и датчан, в шведских боевых действиях также не раз описано, например, в упомянутой Хронике Эрика105.
Естественно допустить, что после проигрыша весной 1240 г. остатки сторонников Скюлле бежали из страны. Часть из них могла направиться в Швецию, имевшую неприязненные отношения с победителем.
Вероятно, они сделали это после разгрома войск ярла, произошедшего в апреле, прибыв в Швецию где-то в мае – начале июня. Скорее всего, пришельцы использовали свои знакомства при шведском дворе или связи среди церковных иерархов, чтобы получить убежище или хотя бы гарантии неприкосновенности.
Следует отметить, что Скюлле и его сторонники были наследниками движения варбаглеров, выступавших под лозунгами поддержки католической церкви против королевской власти. Вполне вероятно, они имели неплохие отношения с норвежской церковью, являвшейся частью католической иерархии в целом, т. е могли рассчитывать на ее помощь в том числе и в Швеции.
Следовательно, их появлению предшествовала посылка послов или гонцов, обговоривших со шведскими властями возможность и условия приема, так что у шведов было время подумать, что делать с появившимися в их владениях опытными воинами.
Шведскому правительству отправка эмигрантов в далекий поход на Русь позволяла решить сразу несколько проблем.
Так оно показывало норвежскому королю, что беглецы не смогут быстро вернуться в Норвегию, то есть что шведы не собираются использовать эти отряды для войны с ним.
Также оно использовало этих воинов для расширения своих владений. При этом шведская корона не выделяла пришельцам земель в самой Швеции, ничего не теряла. По сути, норвежцам предстояло захватить новые владения и для себя, и для шведского монарха.
Отдалённость захваченных земель от Норвегии и угроза русских нападений гарантировала преданность новых вассалов шведским властям.
Для норвежцев участие в этом походе давало надежду получить собственные владения. Кроме того, поскольку борьба с иноверцами рассматривалась как борьба за веру, это было достаточно почетно.
Так, сам король Хакон обязался в 1237 г. поучаствовать в крестовом походе106, поэтому участие норвежцев в походе на Русь можно было рассматривать и как выполнение королевской клятвы. Разумеется, если они помирятся с королем.
Если наши предположения верны, скорее всего, именно норвежская дружина должна стать гарнизоном нового замка.
Возможно, именно ожиданием прибытия норвежцев в Швецию (скорее всего, в мае – июне) объясняется появление экспедиции на русских землях в середине лета, а не раньше.
Известно, что навигация в Норвегии начиналась в среднем во второй декаде апреля, и путь в Новгород занимал от одного до трех месяцев107, так что норвежцы, выйдя в плавание с началом навигации и после разгрома Скюлле (т. е. примерно в мае), вполне могли оказаться в России в начале июля.
Все эти предположения позволяют понять упоминание о норвежцах в НПЛ.
Встаёт вопрос и о наличии в армии собственно шведов. Но летопись четко указывает на то, что шведы там были, включая некоего князя и епископов, то есть шведских феодалов с дружинами.
В историографии поднимался вопрос, могли ли участвовать в этом походе финские племена, в первую очередь емь, недавно (в 1237 г.) восставшие против шведов и окончательно разгромленные и подчинённые позднее, в 1249 г., ярлом Биргером.
Эти противоречия снимаются, если предположить, что финны (полностью или частично) были не воинами, а строителями, привезёнными для максимально быстрого строительства замка.
Известно, что в обычных условиях для строительства замка мобилизовывали или нанимали местных крестьян, привозя только специалистов.
Но в условиях высадки на чужой территории в малонаселённой местности, когда замок необходимо было построить как можно быстрее, поскольку осенью шведские суда должны были вернуться домой, логичнее было привести строителей с собой.
К тому же шведы наверняка понимали, что даже если русские, как они, вероятно, надеялись, не смогут быстро организовать атаку замка, то вполне могут помешать набору рабочих (за деньги или насильственному).
В этих условиях проще и надёжней было заранее набрать финнов из шведских владений, используя найм или просто захватив пленников. Недавнее подавление восстания еми наверняка дало шведам определённое количество пленных, т. е. рабов. Отдалённость от родных мест и отсутствие оружия должны были помешать им бежать.
Ну а сумь могла выставить работников как по найму, так и в качестве отработки повинностей.
С другой стороны, финские воины, в том числе и из племени еми, совершали набеги на русские земли (и наоборот). Так что шведы могли и нанять добровольцев.
В итоге представляется, что шведская армия состояла в основном из шведов и норвежцев, а, кроме них, в экспедиции участвовали финны-работники. Возможно, отряды покоренных суми получали определенную плату, а представители племени емь выступали в качестве подневольных работников.
В этом случае количество строителей из числа пленных было, конечно, меньше, а воинов, соответственно, больше.
В любом случае финские воины были хуже вооружены и менее надежны, чем шведские и норвежские отряды, учитывая недавнее завоевание Финляндии. Да и особого стимула драться за завоевателей у них не было.
В дальнейшем в тексте все участники экспедиции для простоты будут называться шведами, кроме тех случаев, когда национальность понадобится нам для лучшего понимания той или иной детали.